Осень..

Парень сидел на лавочке станции уже два часа. Он специально вышел пораньше. Хотел растянуть последние минуты как можно дольше.  

Под рифлёный козырёк остановки зашла женщина в длинном плаще, лицо ее скрывал красный шарф, а волосы – белая шапка в бордовую полоску с бубоном на макушке, Она повозилась у аппарата с напитками и села рядом. В воздухе потянулся аромат кофе.  

– Холодина страшная, – сказала она. Голос из-под шарфа звучал глухо.  

– Ага, – отозвался парень.  

– Но красота такая!  

– Да, холод стоит того, – рассеянно сказал Никита. В пальцах он крутил какой-то камушек на нитке.  

– А зачем вам этот камень? – женщина склонила голову чуть набок, как кошка. Видимо, ей казалось забавным, что взрослый мужик тискает речной камешек.  

– Это напоминание о моей глупости.  

— Расскажете? — внезапный интерес собеседницы заставил парня поднять на нее взгляд. Женщина все так же скрывала лицо под шарфом, лишь взгляд источал любопытство.  

Парень горько усмехнулся.  

– Вы правильно сказали – красота тут страшная. У моих родителей тут дача стояла рядом с колокольней, и мы время от времени ездили сюда. В тот год у родителей наметился отпуск, и мы приехали сюда надолго, взяли побольше вещей… Мой старший брат радовался поездке, у него здесь было много друзей. А я его восторга не разделял. Мне было лет семнадцать, и я компаниям и веселью предпочитал одиночество и книги. И проводил я таким образом время в лесу.  

После обеда я обычно брал книжку потолще, долго бродил между деревьями, слушал шелест ветра меж ветвей, вдыхал морозный воздух. Потом я находил место поуютнее – там обычно солнце проглядывало – и читал.  

И вот… кажется, это было второе ноября… Я сел рядом с речкой и принялся читать. Но вскоре задремал – бульканье воды по камням странным образом усыпляло. Проснулся я уже часов в пять или шесть вечера. Так долго я никогда не засиживался, а потому вскочил и побежал домой. Уже на половине пути я вспомнил о книге – она так и осталась лежать на камнях, а потому пришлось вернуться.  

Книга лежала на месте, но больше всего меня поразило нечто иное…  

На берегу реки сидела девушка лет шестнадцати-семнадцати. Она плескала руками в воде, спутанные огненно-рыжие волосы ниспадали по плечикам и спине. Весь её наряд состоял из алого платьица с петельками на плечах. Время от времени она заливисто хохотала – как колокольчик прозвенел.  

Я поднял было книгу и собрался уходить, как вдруг под подошвой предательски хрустнула палочка. Девушка вскрикнула, вскочила и побежала вдоль берега, но запнулась об корень и рухнула. Я подошёл и протянул руку.  

Её платьице разметалось по земле, оголив стройные колени. Личико у нее было милым – нос вздёрнут, по-кошачьему раскосые глаза сияли, как осеннее солнце.  

Она схватила мои пальцы – ладони были чудовищно холодными – и поднялась.  

– Спасибо, – прощебетала она. – Я испугалась….  

– Чего? Меня? – я сглотнул, красота девушки смущала. – Да я-то чего… А как тебя зовут?  

– Лита, – ответила она и отряхнула платье от листьев.  

– Странное имя... Я Никита, – я снова протянул руку. На самом деле я обычно так не делал, но мне захотелось вновь потрогать нежную кожу на ее пальцах.  

– Нормальное имя, – сказала Лита. – Ты извини, но мне бежать надо… Нельзя, чтобы меня замечали.  

– Это почему? – удивился я.  

– Ну как почему! – взъерошила девушка волосы. – Люди не должны меня видеть.  

– Люди? – засмеялся я. – А кто ты?  

– Никита... Мне правда жаль, что не могу сейчас говорить с тобой, – сказала, она чуть не плача. – Правда-правда! Мне надо бежа…  

– Тогда завтра, – осмелел я. – Тут же.  

Она попыталась возразить, щеки залил румянец.  

– Мне нель…  

– Это не твоя вина, – я улыбнулся. – Просто злой человек привязался.  

– Но…  

– Только пораньше, хорошо?  

– Пораньше не надо, – пролепетала она смущённо.  

– Ага, значит, согласна? А почему не раньше?  

– Я не соглашалась! И вообще, сейчас намного красивее, чем днем.  

С этими словами она убежала и скрылась в чаще леса. Я же развернулся и двинулся домой. Меня даже мутило слегка от собственной наглости. В первый раз я позволил себе так говорить с девушкой.  

Уже дома, разуваясь, я вспомнил что она ходила босой, шлепая по земле молочно-белыми маленькими ступнями.  

На следующий день, перед тем как уйти на прогулку, я расспросил отца про соседей. “Нету тут рыжих, – ответил он, обгладывая куриную ногу. – Все чернявые. Нет, есть Старикова… но это старая баба, на ее N никто уже не позарится. ”  

Я ждал у реки долго, очень долго, и что-то не давало покоя. Только потом я увидел за деревом Литу. Она стояла там и прожигала меня взглядом.  

Я подошёл к дереву.  

– И давно ты тут?  

– Ой! – вскрикнула Лита. – Как ты… я не… да.  

– А почему не вышла?  

– Я не на встречу пришла, – затараторила она. – Просто гуляла... Вот тут.  

– Ну, пошли тогда и погуляем..  

Шли мы в молчании. Я медленно шагал рядом с ней и не представлял, что делать, что говорить, как вести себя. Лита же смотрела куда-то вдаль, отвернувшись от меня. Неожиданно для себя я начал рассматривать природу. В этом время суток лес действительно поражал красотой. Под деревьями стало темнее, но вдалеке, у горизонта, солнце тонуло в листве, и кроны деревьев тлели в его лучах.  

– Потухший костёр… – пробормотал я.  

– А? – подскочила Лита.  

– И правда очень красиво. Но не лучше, чем днем.  

– Дурак ты, – сказала она безжалостно. – Как мама и говорила… все вы такие.  

– О ком ты говоришь? Кто – "вы"?  

– Вы. Люди. А мы — дети природы.  

– То есть ты не человек? – насмешливо спросил я, думая, что это такая шутка.  

– Нет, – сказала она и пристально посмотрела в глаза. Тогда я осознал, что это правда. Или… она искренне верила, что это так.  

– Лита, это нелепая шутка, – сказал я серьезно.  

– Не веришь? – вскинула брови Лита. – Тогда идем.  

– Куда?  

– Пошли, пошли!  

Мы долго шли по лесу, и на небе уже помигивали первые звёзды. Наконец Лита нашла поросший зеленоватой травой холмик, еще не убитый дыханием осени.  

– Смотришь?  

Я кивнул.  

Лита закрыла глаза и подняла руку над стебельками. В ушах начало покалывать, в воздухе загудело. Волосы и веснушки девушки замерцали, как лампочка под слабым напряжением. Раздался странный шёпот, и трава на моих глаза начала вянуть. Когда Лита убрала руку, на земле осталась только сухая, жёлтая поросль.  

Я захлопал глазами, но… поверил. Я ведь был всего лишь подростком, а ведь даже атеист поверит в Бога, если в комнату зайдет Иисус и позовёт на чай, не так ли?  

Если честно, в ту минуту меня больше волновало, что лицо Литы так близко от моего, а запах ее – смесь из опавшей листвы, трав, мёда – волновал сильнее волшебства.  

Так началась в моей жизни дивная сказка. Каждый день мы гуляли, она показывала мне самые интересные места в лесу, рассказывала о царстве, где живёт ее мама-осень, о своих сёстрах, которые каждую осень трудятся, помогая природе погрузиться в долгий сон.  

– А ты почему сейчас не… убиваешь?  

– Я уже сделала свою работу по лесу, – высунула язык Лита. – И вообще, так в жизни и происходит – кто-то умирает каждый день.  

– То есть, сейчас ты отдыхаешь?  

– Вроде того, – белозубо улыбнулась девушка. – Бегаю по лесу, купаюсь в воде, правда, скучно было… хорошо, что ты меня нашёл.  

– А тебе не попадёт? Ты же говорила, что нельзя нам видеться.  

– Ну, не заметили, – пожала плечами Лита. – Значит, ничего не будет. Да и ты слишком интересный, человечишка.  

Мы засмеялись.  

– Так ты купаешься в реке? – вспомнил я уже позже. – Вода ледяная… как и всё осенью, между прочим!  

– Осень не только морозит, она может быть и тёплой, – сказала Лита и так странно посмотрела на меня… Так, что мое сердце забилось чаще.  

Она показала своё логово. Аккуратный домик из камня, крытый соломой, стоял в самой чаще леса. Кроме небольшого сундучка, широкой кровати и камина перед бамбуковым столиком там ничего не было. Питалась Дочь Осени мёдом, водой и яблоками.  

– А что это? – спросил я, показав на увядший венок на стене.  

– Это – ключ в наше царство.  

– Без него ты домой не попадешь?  

Лита покачала головой.  

– Нет.  

– Стоп, это значит… что тебе надо будет уйти?  

– Как только кончится осень, – поджала губы Лита. – А что, жалеешь?  

– Да, – сказал я искренне, понимая, что девушка ждала шутки, но был не в силах солгать. – Очень сильно.  

Повисла гнетущая тишина. Лита протянула мне руку, я ей – свою. Пальцы соприкоснулись, и по коже дёрнуло разрядом.  

– Ничего, – сказала она наконец, пожав стройными плечиками. – Еще целый месяц…  

Я думал, что ей чуть ли не пара тысяч лет, но оказалось, ей и правда всего семнадцать. Дети Осени проходят полный цикл взросления и старения, выполняли свою работу, пока не умирали.  

А потом, через неделю… я стащил бутылку вина из погреба, мы сели у камина, выпили алкоголь. Лите понравился “странный напиток”. Через час мы уже жадно целовались. Голова моя пришла в совершеннейший беспорядок. Всю свою недолгую жизнь я думал, что любовь возвышенна, одухотворённа, но оказалось, это не всегда так.  

Я задыхался в сладком угаре.  

Любовь это запах ее пота, затёкшие мышцы, вкус тонких бежевых губ. Бьющий в голову жар при виде полоски ткани под юбкой. Вам, может, кажется, что я рассказываю лишнее, да и вы скорее всего это знаете. Но я хочу объяснить, что моя первая любовь, сказочная, невероятная, с этим полумистическим существом была так же по-человечески приземленная… Это, наверное, всегда так?  

Я знал, что ей придётся уйти, рано или поздно, поэтому мы пытались проводить вместе как можно больше времени. Я до боли в губах целовал ее, прижимал к себе почти невесомое тело, а она тихо горела. И тогда я спросил:  

– Ты бы осталась?  

– Да... – она помедлила. – Если бы могла.  

В ту же минуту я осознал, что осталась неделя! Всего неделя! Время, казалось, зависало, змеилось почти бесконечно, но тогда я понял, что еще чуть-чуть и придётся покинуть это сказочное царство.  

Когда она уснула, я схватил венок со стены и бросил в камин. С потрескиванием и свистом цветы обуглились и рассыпались в прах. Лита соскочила с кровати.  

– Что ты наделал?!  

– Закрыл дверь, – мрачно протянул я.  

– Что теперь будет, дурак?! Ты понимаешь, что ты наделал?!  

– Я приведу тебя к родителям. Мне плевать, что они скажут. Я люблю тебя и…  

– Нет! Нет! Дурак! – Лита зарыдала. Я понял, что совершил чудовищную ошибку. В груди лопнуло что-то, оттуда засочилось холодное и противное. – Я не смогу попасть обратно! Я умру! Зима уничтожит меня. Я…  

Тут она забилась в истерике. Я закричал и принялся трясти ее, перед глазами всё расплывалось из-за пелены слёз. Спустя несколько часов она уснула беспокойным сном. Я сидел рядом, гладил волосы, глотал горькие слёзы. Я уже не смогу описать своё состояние… Так гадко и страшно становилось на душе! Лучше бы я сам, сам бросился в огонь!  

Но Лита меня удивила. Она проснулась, потянулась, как кошечка – с нашей ночи она становилась всё женственней и краше – и.. улыбнулась.  

Я подумал, что она сошла с ума.  

– Ничего, – просто сказала Лита. – Я прощаю тебя.  

– Нет, нет, – я начал ругать себя последними словами, но она прикрыла мне рот ладошкой.  

– Это естественно, – сказала она. – Каждый день кто-то умирает.  

В чудовищном анабиозе я прожил до последнего дня осени. Эти сутки мы провели вместе. В шесть или семь вечера я посадил ее на колени у реки, там, где мы встретились в первый раз. Я заметил, что она бледнеет и слабеет на глазах, и тайком утирал слёзы. Лита почти ничего не говорила, просто прижималась ко мне, целовала и требовала от меня того же. Я сидел как немой. Так не бывает...  

– Сказки так не кончаются, – прошептал я. – Неужели твоей матери наплевать на тебя?  

– Да, – сказала Лита. – Помнишь, я сказала, что меня не заметили вместе с тобой? Так не бывает. Мама позвала меня в ту ночь, и сказала, что если я приду к тебе следующим вечером, то… Погибну. Что ты погубишь меня. Я не поверила. Мама сказала, что стоит повернуться к человеку лицом, как царство природы отвергнет меня. Я знала, на что шла, а плакала только потому что поняла... как мало времени... – тут она начала задыхаться, и я услышал, как далеко, у самого дома, бьют часы. – И я рада… Я рада…  

Я задрожал и запечатал ей рот поцелуем. Лита обхватила меня руками и прижала очень сильно, всё еще теплая, как осень. Часы били долго и пронзительно, поцелуй таял на губах, а потом, с двенадцатым стуком языка о звуковое кольцо, мир вокруг рассыпался. Я открыл глаза и понял, что сижу и обнимаю груду опавших листьев.  

Когда мы уезжали, с неба посыпался первый снег – мелкий и сухой.  

Никита тяжело вздохнул. Женщина слушала с интересом и не разу не перебивала.  

– С тех пор я не могу жить нормально. Давно развелись родители. Брат утонул десять лет назад. А я каждую осень приезжаю и гуляю тут… Я всё не верю. Сказки.. не должны так кончаться.  

Он вытер глаза.  

– Я сижу до двенадцати часов и ухожу, – добавил он.  

– Но ведь еще не… – начала женщина.  

– А сегодня я решил уйти. Это последний раз. Чудес нет. Это реальный мир. – он схватил свой камешек-талисман и зашвырнул его за рельсы, в кусты. – Быть может, я просто псих. Посмотрите, как я выгляжу…  

– Неужели вы думаете, что Лита хотела бы ваших страданий? Она жила ради любви. Думайте о вашем счастье. Вспоминайте его.. и верьте в свою сказку до конца, – посоветовала женщина и вдруг вышла на улицу.  

Никита увидел, что из-под шапки ее выбивались рыжие пряди и окрикнул женщину, после чего выскочил следом.  

Но на улице… было пусто. Только ветерок пинал обёртки из-под чипсов.  

Вдали раздался гул. Приближалась электричка. Никита колебался, смотрел то на лес, то на остановку, а затем сорвался и побежал в чащу по проселочной дороге.  

Сердце стучало, как бешеное. Лес, объятый холодным осенним огнем, слился в одну пёструю картину.  

Никита чуть не поскользнулся, наступил одной ногой в речку, но бежал, бежал, бежал...  

На укрытой деревьями поляне стоял аккуратный домик из серого камня, крытый соломой...