Прямая и Толстая

Дисклеймер  

Простите за неточности, ибо в теме не сильно разобрался, рассказ просто художественная выдумка. Сцены могут шокировать, так что прошу отказаться от чтения, если не переносите противные сцены.  

Прямая и толстая  

Тут холодно, и плюсом ко всему тускло. Большие железные ящики с ячейками стоят у стен, скрывая в себе страх любого человека – смерть. Тут стар и млад, здоровый и больной, смерти неважно кого забрать, она зайдет к любому, будь ты даже на улице. И вот он, служитель смерти – патологоанатом. Он узнает, как старуха с косой решила забрать тебя к себе, даже время твоего ухода в иной мир. На его разделочном столе толстый мужчина, и он смотрит на то, отчего умер этот бугай.  

Делает надрез, и по залу начинает разноситься трупная вонь, он видит, что внутри кишки будто перепутались, а желудка и вовсе нет. Пахнет фекалиями, и непереваренной пищей. Патологоанатома запах уже не смущает, каждый раз вскрывая таких людей волей-неволей свыкаешься с этим. Кажется, этот мужик умер от разрыва желудка, видать сильно переел. Закрывает труп бугая в мешок, при этом его зашив. Бывает, что неопытные ребята не сшивают разрезы и может что-то выпасть из раны или попасть в нее. Он не хотел замарать халат жиром, который из бугая буквально вытекал.  

Когда он пишет заключение, в морг заходит санитар, тот парень с которым патологоанатом поддерживает дружеские отношения. Идет, приспустив медицинскую маску до подбородка, улыбаясь во все 32 зуба. Буквально летит, в ожидании ответа от друга.  

– Инсульт? – санитар опирается на стол и глубоко дышит, наверняка бежал.  

– Нет, разрыв желудка, – патологоанатом вписывает в бланк, особо не обращая внимания на санитара, с которого спала улыбка.  

– Тысяча? – спрашивает поникшим голосом, натягивая маску обратно на нос, чтобы скрыть свои эмоции.  

– Да, только положи на стол и иди.  

– Ты, ты даже своей победе не рад! – санитар возмутился.  

– Я должен прыгать от радости? Блевать радугой?  

Санитар притих, пустился в небольшое раздумье. Ему показалось, что если он начнет говорить ему что-то, то это будет бесполезно, эмоций у этого чуть больше, чем у морозильной камеры. Так что он вытянул купюру из кармана. И нервно сказал:  

– Ладно, забей, я курить, – никотиновая зависимость, – и вытри кровь с халата, – агрессия приведет к выброске адреналина в кровь, заставить сердце стучать быстрее, тем самым изнашивая его, а может вообще привести к его остановке. Не радужный финал.  

Он снимает свой кровавый халат, который к нему прирос как кожа. Заходит домой включит телевизор, и он покажет парню рекламу вредной пищи. Ожирение. Потом в фильме главные герои пьют пиво, заедая этим самым фаст-фудом из рекламы. Алкогольная зависимость. Они выходят из ресторана и закуривают сигарету. Никотиновая зависимость. Весь фильм его не покидает чувство того, что персонаж двинет копыта от своего образа жизни, он видит смерть во всем и к этому пришлось привыкнуть.  

Но и сам парень не святоша: курит, пьет и ест этот злосчастный фаст-фуд. И ему известно, что это его приведет к смерти, и он ждет. Каждый раз вдыхая табачный дым надеется на рак горла, на то, что задохнется и упадет замертво. Стоя на остановке в ожидании автобуса, надеется на то, что сейчас водитель машины не справится с управлением и влетит в него. Он желает этого, потому что, его жизнь столь же серая как морг.  

Когда он ложится спать, то проверяет телефон в ожидании того, что ему кто-то написал. Обычно экран уведомлений пуст, может быть, только предложения от банка на взятие кредита есть, но эти сообщения быстро отправляются в корзину. Но сегодня ему написала она, та, которая вспоминает о нем, когда пьяна. Алкогольное опьянение. “Приет, ка жизн? ”  

Смотрит на экран телефона и не хочет ей отвечать, прямо сейчас этому одинокому парню пишут от неимения альтернатив. Но игнорировать просто не в его репертуаре. И ему сейчас интересно, как она выглядит, может она лежит с растрепанными волосами, глядя в телефон стараясь сдержать все что таится в ее желудке? “Норм, ты как? ”  

Парень думает, что она ответит завтра, но читает сообщение сразу, не похоже на нее. Ему становится все больше и больше неприятно, именно она подарит ему самые отвратительные ощущения на этот вечер. Все остальные люди не вызывают у него ничего, но она может и только негатив. “Выпила немного”  

Цирроз печени. Скорее всего именно от него она и умрет, так он думает. “Ты не писала мне 3 месяца, почему решила? ”  

Паренек знает почему, но хочет убедиться вновь в этом, пустить в себя этот яд обиды, этот яд он чувствует ярко. “да некому было, ты против что ли? ”  

Яд проникает в кровь, течет, тело начинает греться, сердце колотится быстрее. Нагрубить или нет? Если нагрубит, то не увидит ее еще 4 месяца, все их разговоры так кончаются. “Да, против”  

Она прочла сообщение, молчит не пишет, наконец-то период молчания. Скорее всего обиделась, а может просто нашла очередного парня. Ему хочется, чтобы люди молчали, он чувствует только ненависть к ним, они всегда говорят те вещи, которые его раздражают. Из-за этого его переписки заканчиваются оскорблением собеседника.  

Поэтому он везде видит смерть, жаждет ее, хочет пощупать. Паренек с облегчением закрывает глаза, надеясь на то, что не откроет их.  

С утра он уже в автобусе, смотрит на водителя, жирного мужика, который протирает опухшие глаза. Ожирение, когда-нибудь приведет к неутешительному финалу, сонливость даст шанс на аварию. Паренек хочет угадать, хотя бы раз, один, из сотни попыток.  

Пока автобус движется, патологоанатом смотрит в зеркало на водителя, стоя в конце салона. “Давай, влети в остановку, не заметь красный светофор. ” Следит так, что даже чуть не пропустил свою остановку.  

Выйдя на холодную улицу и втянув в себя морозный воздух, он расстраивается, парень так не разу не увидел, как смерть делает это. Ему надоело копаться в результате, ему хочется рассмотреть процесс, но смерть скрывает его, будто ограждая парня.  

Огромное здание больницы смотрит на него, как Голиаф на Давида, вот такое оно огромное. Серое со множеством окон, которые походят на глаза, а вход на рот, и люди заходя в него, ходят по внутреннем органом. У парня фантазия очень богатая, только очень мрачная. *****  

Наконец-то он в своем кабинете, холодном зарытом от всего нормального мира кабинете. Надевает со шлепком резиновые перчатки, которые при натягивании меняют синий цвет на белый, иногда даже они рвутся от сильного напряжения. Белый халат действительно белый, а не окровавленный, как вчера.  

Сейчас зайдет санитар, то есть его друг, вероятнее всего, чтобы вновь сделать ставку. Паренек не знает, что его друг ради этой забавы берет кредиты, ведь патологоанатом всегда побеждает. А если бы и знал, то его бы это не волновало.  

Вот санитар, не бежит как вчера, аккуратненько идет.  

– Привет, – говорит друг из дальнего конца кабинета, закрывая дверь.  

– Привет, Лука, – Лука идет пересекает половину комнаты и останавливается возле разделочного стола.  

– Зачем пришел?  

Лука смотрит на него, сидящего возле морозильной камеры и думает о том, что зря сюда пришел.  

– Поздороваться.  

– Понятно, значит ты сейчас уйдешь.  

Лука чувствует то, как его наполняет злость, будто иголка вонзилась в сердце. Нет, в этот раз к черту воспитанность, никакой жалости.  

– Какого хрена ты такой, Ал?  

– Какой? – Ал закурил, и выпустив дым надменно прищурился.  

– Ну вот, сука, такой! – Лука протянул руки вперед и начал ими махать.  

– Объективно, – он встряхнул пепел смотря при этом на сигарету, и вернул свой взгляд на Луку.  

– Почему ты всегда один, ты вообще не с кем не контактируешь кроме меня…  

– Не по моей воле, – Ал перебил Луку все с тем же надменным лицом.  

– Ты понимаешь, что вообще останешься без друзей?!  

– Угу.  

– Тебя это не пугает? – Лука не на шутку злился, но сжал руки в кулак, чтобы не заехать по “надменной морде” друга. Что-то его останавливало от совершения насильственных действий в сторону Ала.  

– Да не то чтобы.  

– Что? – голос Луки задрожал от злобы, может не сдерживать себя, а все-таки расшевелить извилины этому парню у холодильников?  

– Говорю, мне пофиг, и я думаю тебе должно быть пофиг, что и как я думаю, – он чуть качнулся на стуле, и вернулся в исходное положение.  

– В каком это смысле “пофиг”?  

– В том, что мне абсолютно насрать, что ты там думаешь.  

Лука почувствовал, что от сердца как будто отошла вся кровь и оно перестало биться. Его друг, тот самый друг, который всегда его выслушивал, оказывается просто плевать на него хотел. Ему больно, так бывает при переломах конечностей, а может и того хуже.  

Но если он не может причинить боль ментальную, то физическую вполне. Лука посмотрел на железную тарелку, в которой лежали скальпели. Он начал делать вид, что сейчас уйдет, чтобы можно совершить маневр. Резко взял эту самую тарелку в руку и бросил ее в сторону Ала, и с оглушительным криком побежал к выходу.  

А тем времен Ал понял, что один из скальпелей впился ему в плечо, черт, ведь эти скальпели не для живой плоти. Ал не кричал, только вынимал из себя чужеродный элемент. Нет ни обиды, ни гнева, просто больно.  

Кровь стала пропитывать халат, и это его собственная кровь, а не какого-то жирного хряка. Ал подошел к столу, присел на него и взял бинт. Мстить ему или нет? А смысл? Себе же хуже, надо просто оставить все так как есть. Или если он сюда вновь сунется, то окажется в морозильной камере, да, Ал ему может такое устроить.  

Бинт окутывает плечо, затем подмышку и так в несколько слоев. Кровь просачивается сквозь бинт, кровотечение не останавливается, стоит признать, что скальпель острый, а Лука очень удачливый и точный, такому глазомеру стоит позавидовать. Плюсом ко всему он замарал ему халат, его любимый халат, который Ал ценит больше кого-либо, ведь он еще никогда не подводил.  

Бантик поверх слоев бинта выглядел неуместно, точно также как носки с сандалиями. Теперь больно двигать рукой, да, не надо было быть таким дерзким, и придется все-таки мстить, чтобы была хоть какая-то компенсация. Он бы стерпел боль, но его любимую форму трогать нельзя, никому, особенно каким-то там друзьям. Ал уже представляет Луку на разделочном столе, живого или мертвого он пока не знает, зато ярко видит, как острие скальпеля касается кожи, медленно-медленно он напрягает руку и появляется разрез, из которого выливается красная, густая кровь. Эта картина перед глазами даже преисполнила его сил, появилось какое-то внутреннее тепло, согревающие его желание мести.  

Положив бинт, он поднялся на ноги и решил закурить пока не принесли очередной труп. Ал достал пачку сигарет и вытянул одну, запах от нее был табачный, но усиленный ароматизаторами. Это выдавало то, что данное курево – дешевка, и именно такие ему и нравились, такими травить себя лучше получается. Ощутив ядреного вкуса, его немного пошатнуло, от первой же затяжки ему поплохело. Ал опять оперся на стол от головокружения, и смотрел на то, как дым поднимается вверх и рассеивается ближе к потолку.  

Вот этот момент тишины он ценил в своей работе, когда никого нет рядом с тобой, если и есть, то только не живые, а этот народ насколько ему известно не особо сговорчивый. Сигарета была на половину выкурена, сейчас она стала песочными часами, отсчитывающие время покоя. ****  

Когда труп лежал на столе, то Ал был немного поражен возрастом умершего. 12-ти летний подросток ушел в мир иной по неизвестной причине. Алу сказали, что мальчонка из детского дома, так что родителей не будет, возможно только воспитательница и то не факт. Это его порадовало, ведь никто потом сюда не придет и не будет плакать об умершем, не любит он этого всего.  

У мальчика светлые волосы, лицо, усеянное веснушками, а на теле под правым соском родинка, такая большая и вокруг нее покраснение, и оно пульсирует. Этот огромный бугорок, как будто лишний, можно сказать пришитый как заплатка на джинсах. Ал тронул ее пальцем, и стал ее изучать. Даже на момент ему подумалось разрезать ее, чтобы увидеть содержимое, но потом Ал осознал, что затея дурацкая.  

Маркером он начал делать линии, по которым будут производиться надрезы. Затем он стал скальпелем резать по черной линии. Но эта чертова родинка, чем она его там зацепила, ему прямо хотелось разрезать ее, хотя она не первая в его практике. Ал посмотрел вокруг, в особенности на дверь, главное, чтобы никто не вошел, не увидел бы чем он занят во время вскрытия.  

Он ткнул, аккуратненько так, чтобы не сильно повредить кожу, а из нее потекла пена, красная с пузырьками. Мальчик затрясся, стал биться телом о стол, открыл свои глаза с черными зрачками. На Ала навалился ужас, будто тонна железа упала на плечи, а руки связала цепь. Он не мог двигаться, даже крикнуть, только смотреть на то, как из разрезанного наполовину живота что-то начало выползать. Это “что-то” длинное извивается как змея, пульсирует словно червь, выходит аккуратно при этом ранняя из себя что-то смрадное и коричневое. Это кишка, вслед за которой стала извиваться и вторая.  

По кабинету разнеся ужасный запах, который даже хуже того, что бывает в деревенских туалетах, он стал дурманить Ала, его затошнило и зашатало. Кишка быстро полетела и обмоталась вокруг его горла как веревка, она хлюпала, когда сжималась. Алу стало не хватать воздуха, и он стал краснеть и кашлять, из его рта стала течь слюна. И он почувствовал запах крови, теплой и свежей крови, какой у мертвецов не бывает.  

Другая же кишка вязала Алу руки, и будто тянула их вниз пытаясь выдрать. Из нее валилась непонятная кашица, от которой вонь была не лучше, вся эта смесь была похожа на смесь непереваренной пищи. Он тогда ощутил ее на своих ногах, она стала впитываться в его одежду. Если он выберется, то выбросит этот чертов халат, уволится с этой поганой работы.  

Та кишка, что сдавливала его шею, стала раскрывать его рот и вползать в него. Кал валился ему прямо внутрь, и он был готов уже выходить из него через все отверстия, которые есть в его теле. Змеюка копошилась внутри него, и он понял, что такое смерть. Это властная сука без принципов.  

Он стал закрывать глаза и чувствовать, что он умирает, его внутренности заполняются калом, непереваренной едой и кровью и скоро его разорвет на куски. Да, он хотел умереть, ждал смерть, но не такую.  

Правая рука, захваченная змеюкой, стала поглощать ее, раскрыв свой рот-туннель, она двигалась вверх медленно, как улитка по лезвию. Силы покинули его, он встал на колени, чувствуя то, как змеюка растворяет пальцы в желудочном соке, он же наливался внутри Ала.  

Разум оставил тело и Ал умер, а его оболочку пожирала змеюка, оставляя из органов только кишки. Змеюка вынула кишки Ала из рта, хлюпая и чвакая они упали на пол, они стали срастаться вместе, становясь все больше и больше в длину. Змеюка оставила тело Ала, можно сказать отбросила, и поползла к двери, оставляя за собой след из слизи и кала.  

Когда она вырвалась из комнаты, то по зданию раздался крик десятков сотрудников, посетителей, при возникновении змеюки. Она делала все тоже, что и с Алом, все также разрасталась, ползала по зданию дальше.  

Пока не нашла выход в город.  

Саундтрек: NIRVANA – MILK IT