Janis

Моя Дженис, я помню нашу встречу. Я захожу в магазин "Всякая всячина" и ты стоишь возле полки с игрушками. Берешь за лапки плюшевого кролика, присаживаешься на корточки, при этом что-то говоря. Кажется, ты надеешься, что он тебе что-то ответит. Твои каштановые волосы пленят мой взгляд, как и пепельного цвета глаза. В этот момент возникает ощущение, что в этом мире остался только магазин. Магазин, мы с тобой и глазеющий продавец. И все возможные бабочки кружат в моем животе, все паразиты и бактерии моего организма преображаются в этих бабочек. И пускай я лопну, и они вылетят, будут летать по магазину, все ради того, чтобы произвести на тебя впечатление.  

Я не замечаю, как ноги ведут меня к тебе. Стою за плюшевым зайцем и вдыхаю аромат твоих духов. Запах ангела, твой запах. Ты обращаешь на меня внимание и встаёшь на ноги, и берешь меня за руку. Кролик падает на пол.  

Продавец пялится на нас, вид у него сморщенный, будто видит что-то мерзкое. Шарится в кассе, делая вид, что не смотрит на нас. Но я вижу все. От меня не скроешься.  

– Брать что-то будешь, парень?  

– Да, вот этого зайца, – показываю на игрушку пальцем.  

– Это кролик, – шепчет она и улыбается.  

– Вернее кролика, вечно их путаю, – уголки рта сами собой натягиваются, а что им ещё делать, при виде ее. Дженис, моя Дженис  

Мы в кафе, ты заказываешь сок, а я кофе, только напитки и больше ничего. Наше первое свидание. Мы молчим, не находим, что сказать, но нам хорошо вместе. Рядом с тобой мое сердце стучит, да так, что готово выскочить из грудной клетки. И если оно вылетит, то попадет прямо тебе в руки. Только тебе и никому ещё.  

– Ты из Парижа?  

– Ага, – чешешь голову, и твоя рука тонет в волосах, – приехала поведать Америку, – чуть-чуть картавишь, и это звучит прекрасно, чем-то похоже на журчание реки.  

– И оказалась в этом, – пауза, – захолустье? – руки трясутся, адреналин чёртов, мне кажется… кажется, что я сейчас отброшу коньки. Прямо перед ней, потому что я боюсь сказать что-то ненужное.  

Но... Мне везёт, ты смеёшься, с моей шутки, и это, как ни странно, не шутка. Тебе нравится моя фраза, которая кажется мне глупой. Дженис, если это притворство, то очень хорошо сыгранное. Но ты же не врешь мне, никогда не врешь. Такое ощущение, будто я тебя знаю с рождения.  

– Что ж, я заскочила в Нью-Йорк, пропустила бокальчик вина и примчала сюда, – отпивает сок, наслаждается его вкусом, – классно тут у вас, ни суматохи, ничего такого, только прекрасный запах свежескошенной травы возле газонов.  

Глоток раз, глоток два, и этот небольшой промежуток времени мне даёт шанс поддержать разговор.  

– Наше захолустье не самое лучшее местечко, – кхм, – для таких дам, – чёртов кашель, – как ты.  

Прячу взгляд, как подросток, увидевший что-то грязное и интересное. Любовь или стыд вперемешку с позором?  

– Мило, – быть не может, – ты очень волнуешься, да?  

– Да.  

Неужели это настолько видно?! Указательный палец бьёт по коленке, отбивая какой-то ритм. Я не могу его остановить. Если не могу справиться со своим пальцем, то навряд ли я смогу добиться ее. Черт, Дженис, почему ты читаешь меня?  

– Не переживай так, – она кладёт свою ладонь на мою, – я никого ещё не убила на свидании.  

– Клянешься?  

– Клянусь, – вытягивает вверх свободную руку.  

– Официант!  

Кричит она, вероятно хочет ещё сока. Черт, неужели у меня есть шанс, и он не второй, а все ещё первый? Если так, то, спасибо, Дженис.  

Мой кофе уже остывает, ведь я сделал из кружки всего пару глотков и забыл о нем. Время летит, кажется, мы пришли минуту назад, а сидим здесь уже полчаса.  

– Официаант! – его все ещё нет, и это меня уже начинает злить. Дженис напрягает свой голос, а ему все равно. Встаю в полный рост и говорю.  

– Официант! – и вот он, сразу выбежал, на щеках румянец то ли от стыда, то ли от температуры.  

– Ей сок, мне кофе, – он выпучивает глаза, и смотрит на Дженис, она машет ему в знак приветствия.  

– Хо… хорошо, – он уходит, пару раз оборачиваясь назад.  

– Ты такой сильный, – она улыбается.  

– Может потом пойдем ко мне? – она соглашается.  

Моя Дженис любит яичницу, которую я приношу, когда она просыпается. Моя Дженис любит кино по вечерам, и уроки игры в баскетбол. Моя Дженис любит прогулки в парке ночью, под шум листьев и крон деревьев. Моя Дженис носит исключительно платья. Моя Дженис читает Сартра, сидя на крыльце нашего дома. Поглощает буквы только на французском. Моя Дженис играет на гитаре и обожает Курта Кобейна. Моя Дженис любит меня.  

Я помню их взгляды. Каждый видящий нас человек тыкал пальцем. Мы в автобусе, ты держишь меня за руку даже тогда, когда я оплачиваю проезд.  

– Пользуешься резинкой, дружбан? – спрашивает жирный мужик, от которого разит потом, – Хотя зачем тебе резинка с ней?  

На следующей остановке мы выходим под их гогот. Под гогот ублюдков, не верящих в любовь. Но ты успокаиваешь мою злость, ничего не говоря. Только тебе это подвластно. Не важно, что они смеются, главное, что мы испытываем.  

Магазин, булочная, кинотеатр, что их объединяет? Пальцы, их насмешки, и запах пота. Как будто все в городе не моются мне на зло. Но только ты пахнешь, словно ангел. Дженис, чем я тебя зацепил?  

Затем мы гуляем в парке только ночью, чтобы не встретится с этими придурками. Мы ищем по усеянной листьями дороге, нас освещает свет бело-черных фонарей, именно на них птицы справляют нужду. Ты держишь меня за руку, чувствуешь мое напряжение, иголочки колющие все тело.  

– Что с тобой? – спрашиваешь ты.  

– Надеюсь, что они нас не увидят.  

– Успокойся, если они видели нас днём, какая разница, если увидят ночью?  

Дженис благоразумная, видать чтение Сартра даёт плюс к интеллекту. Мое напряжение спадает, не так быстро, как мне хочется, но все же легкость постепенно появляется.  

Мы идём вперёд и говорим, и складывается ощущение, что мы просто извлекаем звуки, без какой-либо осмысленности. Я не могу назвать нашу тему диалога, будто это все на заднем плане, а на переднем атмосферная ночь. И вот вылезли из-за угла, как по команде, ублюдки, пьяные твари. Такое ощущение, что все в этом городишке пьют мне на зло. И воняют, курят, пялятся, исключительно из-за меня.  

Я знаю их точно, да точно, это ведь Гэри Бриид, чертило еще то. Насколько мне известно это рванье ошивается со своей группкой умственно отсталых обезьян на свалке машин, той, что возле шоссе. Да, городок небольшой, все друг друга знают, и если тебя ненавидят, то ты знаешь об этом.  

Свернуть здесь негде, поэтому мы идем навстречу пьяным телам. Что-то, а эти ребята умеют пить, от них разит уже в метрах 10 от нас. Стоит признать, в этом умении я их недооценивал. Джен вцепилась в мою руку, лишь бы она не вырвала ее у меня, ибо ее хватка прямо уж смертельная. Назад? Нет, уже поздно, надо было думать об этом несколько десятков шагов назад. Дженис думает о побеге, я чувствую это, ее сердце стучит быстро, чувствую отдачу в локте, ее грудь подпрыгивает. Прости меня, Дженис, я не хотел этого.  

– Ты с подружкой, а?! – обращается Гэри, когда мы сходимся нос к носу.  

– Она хороша? Твоя шлюшка… – я обхожу их толпу и иду дальше, Дженис быстро дышит, а сердце подхватывает ритм дыхания. Мы ускоряем шаг и слышу:  

– Я бы ее трахнул, – и раздался смех, такой же гадкий, как и сам Гэри. Блюющий подонок.  

Я прошу Дженис подождать, а сам иду к Гэри, он смотрит на меня и что-то бормочет, что-то на пьяном, запутанном языке. Когда стою возле него первым делом борюсь с желанием выпустить содержимое моего желудка прямо ему на ботинки, какая же от тебя вонь мать твою!  

Задерживаю дыхание и бью ему прямо в челюсть, которую этот дебил не умудрился закрыть, и мой кулак выбивает ему зуб, при этом он впивается в мой палец. Побежала кровь, небольшой струйкой. Он орет, хотя тут должен я распространяться по поводу болевых ощущений. Я смотрю на него, из его рта вытекает черно-красная жижа, точно не уверен, что у него с деснами, но кажется ко врачу ему стоит обратиться. Когда ты кого-то ударил, значит надо добить до конца. И я бью ему в глаз, я убираю кулак, а зуб остался у него в глазу. Ор становится сильнее, надо делать ноги.  

Мы бежим, подальше от парка, лишь бы не нагрянул кто-нибудь на крики.  

Пробегам мимо церкви, не забыв сделать поклон, мимо булочной, магазина игрушек, и наконец мы возле дома. Залетаем внутрь и наша отдышка синхронная, как и биение сердца.  

–Смело! – говорит она, – я оценила, ты можешь постоять за нас.  

Мои щеки наливаются румянцем, и я чешу затылок одновременно кивая головой. Я подхожу к ней, и она обхватывает мою шею, а я ее талию. Наши губы сливаются в поцелуе, нашем первом поцелуе. Сердце покалывает, ноги немного ватные. А потом мы идем в гостиную.  

Моя Дженис, я помню нашу первую ночь. На диване друг за друга держась, мы исполняли эротический танец под аккомпанемент ахов и вздохов. Порой мы делаем это в автобусе, когда никого нет. Иногда придурок Гэри смотрит в окно автобуса и крутит пальцем у виска, c этой дурацкой повязкой на глазу из-за, которой он выглядит, как полный дебил. Водитель глядит на дорогу, ему нету дела до нас, если ты заплатил, значит можешь делать что хочешь. Вот мы и трахаемся, трахаемся в туалете ресторана, трахаемся у меня дома, трахаемся везде.  

Даже встречая толпу недоносков, я им говорю:  

– Да, мы с ней трахаемся, с резинкой, как подобает, что еще надо, мудилы? – но все молчат, просто обходят нас стороной, что я считаю мудрым с их стороны решением.  

Дженис прекрасна, во всем и везде.  

Гэри злится все больше, постоянно мне угрожает, но его слова мне трудно понять, так как он говорит на пьяном языке. Вероятно, он злится за те повреждения, что я ему нанес, что ж простите. Надо следить за языком.  

Дженис купила новый телевизор, и она смотрит балет, который на меня нагоняет скуку.  

–Может Тарантино?  

–Крови много.  

–А вчера “Хостел” смотрела.  

–Из-за него пока не хочу Тарантино смотреть, – забавное заявление, но оно не исправит ситуацию с балетом.  

– Давай “Хороший год” посмотрим?  

– Нет, мне захочется вина, а ты опять зажмотишь мне его купить.  

Что?! Когда я это жмотился тебе что-то купить?  

• Да вот недавно, ты мне суши не стал покупать.  

Да ты видела эти цены?!  

• Видела! А ты не купил, вот так ты меня любишь?!  

• Не начинай…  

• Что не начинай?! Жмот хренов!  

Меня переполняет злоба, которая не подвластна мне, и я готов ее ударить. Но нет я не могу, я не должен. Встаю и забираю куртку, иду к выходу.  

– Ты куда! —настороженно спрашивает она.  

Подальше от злобы.  

Иду по улице, смотрю под ноги, пусть они веду меня туда, куда они сами хотят. Эти суши, они слишком дорогие за такие маленькие коробочки. Я не хочу обидеть ее, или причинить боль, потому что люблю ее. У всех бывают ссоры, даже у нас. Никто сегодня не тыкает на меня пальцем, на улице удивительно пусто. Дженис, жаль, что тебя нет рядом, сегодня так красиво.  

Мои ноги меня приводят к ресторану, где было наше первое свидание. Я заказываю кофе и вспоминаю хорошие дни. Как ты мне перевязывала рану на руке от зуба Гэри, делала это так трепетно, будто от этой раны зависела моя жизнь. Как мы смотрели фильмы по вечерам и обсуждали режиссеров. Было смешно, когда ты путала Винни Пола и Романа Полански, я так от этого смеялся, а ты била меня в плечо, но в шутку. Непонятно, как мы дошли до ссоры.  

Моя Дженис, я помню этот день. Подхожу к дому и мои глаза видят, что дверь выбита. Влетаю в дом, а там… Телевизор шумит помехами, вся мебель перевернута, а ты… лежишь на кресле, мертвая. Рядом с твоим телом бритва, воткнутая в подлокотник. Ты будто пустая внутри, но не крови, ничего нет, как будто ты… сдутая. Я беру тебя за руку и плачу, если бы я не ушел, то ничего бы не было. Твоя рука на ощупь резиновая, опустошенная. Почему ты, а не я? Ты должна была жить, таких как я много, а таких как ты только единственный экземпляр. Прости. Прости, что бросил тебя. Слезы текут по щекам, я достаю бритву из кресла. Она очень острая, один раз провести по пальцу и его не будет на месте. Я встаю на колени возле тебя и обещаю, что отомщу. Моя месть будет такой же ужасной, как и их налет сюда. Складываю бритву и кладу в карман.  

Вся посуда на кухне разбитая, в моей спальне разукрашены стены в надписи “ СУКА! ”, ковер в гостиной пахнет мочой, черт, ни стыда ни совеcти. Они даже накидали бычков от сигарет, и пару бутылок пива. И все только мне на зло. Если вы хотели вывести меня из себя, то у вас это получилось.  

Я целую тебя в лоб, и выхожу на улицу.  

Дорога до свалки не самая близкая, но пешком до нее дойти можно пешком. Я просто хочу дать время этим дебилам пожить, через час они умрут, вернее их глава. Зуб за зуб глаз за глаз. Гэри только мог это сделать, ведь только у него есть причины. Уже ночь, слышно стрекотание кузнечиков в траве, все-таки стоит торопиться, вдруг они от туда смотаются. Слышу звук мотора, это автобус, едет покачиваясь, он весь скрипит неясно от чего.  

Быстро запрыгиваю в него и еду к свалке.  

Я слышу их смех, они пьют возле какой-то развалюхи, на которой они вероятнее всего катаются. Понять это можно по ее виду, она не такой, как окружающие автомобили. Когда стою возле них, то возникает желание загрызть его зубами. Вынимаю бритву из кармана, прячу за спиной, а они даже не замечают, видать уже достаточно напились.  

Гэри подходит к мне близко и говорит:  

– Как твоя подружка? Сдулась? Неудобно в такую куклу совать? Чел, секс-кукла не совсем настоящая девушка, – он ржет, глядя на меня лишь одним глазом, его ребятки сздаи стоят и улыбаются, что ж они довольны собой. Эти суки, придурки и мрази. Это их триумф.  

Я молча беру его за ладонь и провожу острым блистящим лезвием по руке. Бьет фонтан красной крови, капли которого попадают мне на лицо, этот козел с открытым ртом безмолвно падает на пол. И умерает. Его дружки убегают, чтобы вызвать копов, я тоже делаю ноги.  

Моя Дженис, жаль ты не со мной и никогда не узнаешь Кэрол. Она приносит мне таблетки и листы, на которых я пишу. Теперь я живу в большой белой комнтате с такими же не понятыми, как я. У нас довольно чистая одежда, мы читаем книги и говорим друг с другом. Порой нас бьют током за плое поведение, но все же тут хорошо.  

Кэрол точь-в-точь как ты, только она меня не любит, я знаю это по фальшивой улыбке. Она всем улыбается и мне тоже, но она мне врет, точно также как и всем остальным.  

Я вру и ей, и она не замечает моего вранья. Они ищут того, кто ворует ручки у врачей, и я подствляю другого парня. Подставить кого-либо вообще не помеха. Мне нужна эта ручка и проход в туалет.  

Потому что я хочу быть с тобой, Дженис.  

И я буду с тобой.