Сток

Босые, изуродованные от укусов крыс ноги брели по омерзительной трубе уже который день. Тело остыло до температуры сточных вод, а ноздри не чувствовали ничего, кроме запаха отходов и смерти. Спустя тысячи шагов в тоннеле показался свет. Из перерезанного горла раздался еле слышный хрип.  

***  

Вид из окна был как всегда сер. Словно кто-то ни одну тысячу раз смывал краску с кисти в одной и той же воде. И такой жуткий пейзаж, порой доводящий людей до безжизненной апатии, стоял здесь всегда: и зимой, и весной, и летом. И сейчас, осенью, в сезон дождей, когда всё спрятанное всплывает на поверхность, картина мрачного художника царила в каждом окне небольшого городка, стоящего посреди огромной Тайги.  

Клочья пыли, словно перекати-поле, носились по подоконнику с каждым новым сквозняком. Когда ветер усиливался, грязные шторы взлетали до потолка, на котором уже некоторое время бытом руководил паук. В этой квартире не всегда было так. Год назад здесь можно было найти уют и чувствовать себя как дома, но сейчас... Сейчас нутро панельного здания стало ровней гниющей улице с перекошенными дорожными знаками и переполненными мусором контейнерами.  

За небольшим столом сидел мальчик лет двенадцати. Проводя крошечными ручками по поверхности тетрадного листа, он мигом начертил приятную глазу геометрическую фигуру, после чего принялся считать её площадь. Это был третий предмет. На выполнение школьных заданий уходил практически весь день. Мальчишке с большим трудом давалось самостоятельное выполнение заданий — отец вечно был либо на работе, либо на охоте, а мамы у ребёнка не стало.  

Находясь дома один, он старался полностью погрузиться в дело. Слишком велик был риск провалиться в злую мысль. А поводов было множество. Кто знает, как долго человек может без доли видимости сопротивляться враждебной среде? Неожиданно мальчишка услышал, как ключ вошёл в замочную скважину входной двери. Через мгновение послышался мужской голос:  

— Никита, бегом сюда, отнеси пакет на кухню! — словно рык, голос раздался в двухкомнатной квартире, остановившись тяжёлым гулом в голове мальчика.  

Он не сразу осознал, что речь идёт о нём, и даже не сразу понял, что вернулся отец. Злой и уставший от жизни мужчина нередко выпивал. В такие моменты его дрожащие руки без капли угрызения совести могли хлестать ребёнка ремнём с ужасной силой. Больше того, иногда без стыда в бой шли даже кулаки. Хотя это происходило далеко не всегда по вине алкоголя.  

Никита взглянул на настенные часы, стрелка которой устремилась к 18:00. Да, голос не был частью воображения. Это был отец.  

Поднявшись на ноги, Никита спешно направился в коридор, где стоял он. Когда обросший мужчина передал два тяжёлых пакета сыну, тот, казалось, стал на два сантиметра ниже. Еле-еле дойдя до кухни, ребёнок замер — в раковине стояла немытая посуда, о которой Никита совсем забыл из-за уроков. Но отцу этого не объяснишь. Встав в угол кухни, мальчик начал безостановочно плакать — страх переполнил мысли. Язык перестал слушаться. В горле стоял каменный ком. В ту же секунду мужчина зашёл на кухню. Он мельком взглянул сначала на сына, а затем внимательно рассмотрел содержимое раковины: несколько тарелок, два стакана и кастрюля. Его руки, крепко взявшись за ремень, сняли детскую плеть. Прозвучал хлест. Затем ещё и ещё.  

— Чё ты, как баба, ноешь? Я же тебе говорил, что с тобой будет, если увижу дома бардак? Говорил?  

На руках, шее, лице Никиты начали медленно вырисовываться красные пятна, подражающие ремню. Словно ожог, боль нестерпимо охватила пламенем детское тело. Мальчишка перестал плакать — сил на это больше не было. В голове возник образ мамы, единственного человека, который мог защитить его от зверя в облике родного человека. Впрочем, родного теперь было мало — после смерти жены год назад мужчина почти что буквально пал лицом в грязь. Словно что-то вечно беспокоило его.  

— Папа, пожалуйста! Не надо! — выдавив мольбу о пощаде, Никита свалился на пол. Он руками обхватил отцовские ноги.  

Мужчина ухмыльнулся. Руки слегка разжали ремень после того, как он увидел побои на теле ребёнка. Отец, поняв, что переборщил, тут же заговорил с некоторой гордостью в голосе.  

— Завтра остаёшься дома, — с дьявольской походкой тот направился в спальню. — Посуду помоешь, а я спать.  

Никита ничего не ответил. Очередной день в стенах этой жуткой тюрьмы, казавшейся когда-то домом. Ноги безостановочно дрожали. Когда боль стихла, а пятна стали менее видимыми, наступила ночь. Всё это время Никита сидел на кухне под столом. Мальчик ждал, когда на всю квартиру послышится храп. Храп обозначал то, что наконец можно выдохнуть. Правда, нужно быть предельно тихим, ведь малейший шорох мог разбудить спящего, словно медведя зимой, отца. А затем — очередное избиение.  

В голове вновь возник образ женщины с тёмными волосами. Отец нещадно бил её. Но она молчала, как мальчик сейчас. Словно всё это было нормой. Но однажды женщина смогла дать отпор своему мужу. В тот день всё началось однотипно: злой мужчина, вернувшийся после работы, нашёл повод освирепеть. Тогда Никита должен был получить хорошую трёпку, но женщина встала на его защиту. Она чувствовала, что допускать физическое насилие над ребёнком просто недопустимо. Мужчина, чьё чувство собственного достоинства было деформировано таким выпадом женской смелости, набросился на жену с кулаками. Они повалили полку сына на пол, после чего и сами упали. В ходе борьбы женщина, на шее которой были огромные волосатые руки, начала задыхаться. Никита со слезами наблюдал за происходящим. По его ногам медленно стекала тёплая жидкость.  

— Папа, не бей маму! — закричал вдруг он, бросив в отца игрушку.  

Мужчина взглянул на сына и чуть было не засмеялся с картины происходящего, после чего почувствовал резкую боль, жар на щеке — с его лица шла кровь. Когда он отвлёкся, женщина вцепилась в его голову ногтями. Было слышно, как рвётся кожа. Тогда мужчина отпустил женщину. Его лицо побагровело. Чувствовалось, что сейчас, будь его воля, произошло бы злое. В его глазах виднелась тьма. Он схватил женщину за руку, и они пошли в спальню. Через несколько минут они, одетые по погоде, направились к входной двери. Тогда Никита в последний раз видел любимую маму.  

На следующее утро отец вернулся домой, но уже без жены. Он сказал, что мама ушла от них. Ушла, оставив Никиту одного. Мальчишка плохо помнит то время, слишком жутким казался факт того, что ему придётся остаться с монстром один на один. Однако он помнит разговоры с полицейскими. Помнит, как, словно по бумажке, рассказывал то, что заставлял учить его отец. Женщину признали пропавшей.  

Сейчас же, еле стоя на ногах, Никита принялся мыть посуду. Несмотря на закрытые окна, на кухне стоял страшный холод. Комната освещалась благодаря одной тусклой лампе, свисающей с желтоватого потолка. Будь на ней плафон, света бы вообще не стало. Когда раковина опустела, а мальчик домывал последнюю тарелку, он что-то услышал. Словно щелчок в голове, этот звук доносился из неизвестного направления. Это напоминало бормотание, редкое и невнятное произношение набора слов.  

Когда Никита выключил воду, голос стал отчётливее: «Й венус». Раз за разом. Как удар током, до Никиты дошло, откуда исходит этот звук. Он неоднозначно посмотрел в раковину, прямо в слив. Старый и сплошной, он вёл в неизвестность. Голос становился громче. Никита наклонил голову прямо к сливу. В дырке показался небольшой белый шарик. Он был немногим меньше бильярдного. Казалось, до него можно коснуться рукой. Подобравшись немного ближе, мальчик начал разглядывать его. Голоса больше не было. Лишь этот странный сюрприз, если так можно выразиться. Один на один, шар в сливе и Никита, лицо которого было в паре сантиметров от дырки. В ту секунду шарик исчез. Словно провалился сквозь землю. Это происходило ровно секунду, после чего он возник на том же месте. Никита понял, что это вовсе не шарик. Прямо из ржавого стока на него смотрел чей-то белоснежный глаз.  

— Я вернусь, — прошептал он.  

Никита, резко подорвавшись с места, попятился и упал на кафель. Всё было как в тумане. После этого наступила тьма. Мальчик проснулся уже утром, когда перед ним стоял отец. Последовало несколько тумаков. Но это не волновало Никиту. Держась за шишку на голове, мальчик думал о произошедшем. Рассказывать отцу — получить в упрёк насмешку и, возможно, очередное битьё. Держать в себе — не лучшее решение, как понимал Никита, но выбора не было. Оставалось лишь надеяться, что это являлось чем-то вроде галлюцинации или детской фантазии.  

Прошла пара недель. Мальчик перестал думать об этом случае, свалив всё на плохое самочувствие. Посещая школу, он, всё так же будучи одним, мог хотя бы соучаствовать в общей жизни. Или, по крайней мере, следить за ней. Это уже не четыре стены с отцом-иродом. Вернувшись домой вечером, Никита встретился с отцом прямо в коридоре.  

— Ты где был? — в руке отца была деревянная ножка от стула, а изо рта веял спирт.  

— Я немного задержался, хотел погулять.  

— Ты разрешения спросил?  

— Извини, но ты не отвечал на звонок, — Никита ощутил удар по голове.  

— Я не обязан брать телефон. Тем более от тебя!  

Снова и снова мужчина бил мальца со свирепой силой. Казалось, такой боли Никита никогда не ощущал. Из носа мигом брызнула кровь. Сжавшись в комочек, мальчишка молча лежал. «Дёрнусь — продолжит бить ещё сильнее» — подумал он. Это было правдой. Мужчина, бросив палку, направился на кухню. Спустя минуту он, держа упаковку пива, уже двигался в спальню.  

Свет в квартире погас. Никита, истекающий кровью, продолжал лежать на грязном коврике для обуви. Перед глазами была лишь удавка. В свои двенадцать ему часто приходилось рассуждать о том, что будет после всего этого. Страшно, конечно, но как иначе? Это невыносимо! Невыносимо!  

— Никита, — заговорил кто-то.  

Мальчик поднял голову и взглянул в сторону спальни. Отца не было. Тогда мальчик понял, что это глаз из слива. Внутри не было страха. Самое худшее он уже переживает. Несмотря на сильное головокружение и тошноту, юноша добрался до раковины. Но там никого не оказалось. Тогда из-за спины послышался знакомый голос.  

— Никита, я вернулась, — в этих словах было море боли и мучения, но где-то внутри чувствовалась теплота.  

Мальчик развернулся и увидел промокшую до нитки женщину. Её белые глаза беспрестанно рассматривали мальчика. На истощённом лице были видны огромные шрамы, покрывающие всю кожу. Словно она встретилась в бою с росомахой. Было неясно, жива ли женщина, либо это чучело стояло прямо на колёсиках посреди кухни — столь плохо выглядело изуродованное тело.  

— Мама! — Никита бросился к женщине, а она, в свою очередь, приняла его в свои объятия. Через секунду мальчик прозрел. Одно касание показало ему всё пережитое мамой в последние часы того злополучного дня год назад.  

Отец, держа её в спальне, сказал поехать с ним. Если бы она не послушалась, он убил бы обоих. Зная лес до малейших деталей, опытный охотник в своё время обнаружил старую сточную трубу, ведущую в озеро посреди леса. Острый нож пронзил женское тело, после чего сток стал ей родным домом.  

Целый год ушёл на то, чтобы добраться до сына, чтобы спасти его от отца. Целый год её тело безостановочно шло по трубе до кухонного слива. А затем она вернулась.  

Тело мальчика приняло бледный, как кожа матери, оттенок смерти, после чего глаза окрасились в белый цвет.  

***  

Мужчина спал на кровати по соседству с опустевшими банками пива. Дверь в спальню открылась, после чего послышались шаги. Когда пьянчуга проснулся, он взял банку и бросил её в сторону двери.  

— Тебе мало, сукин сын? Я встану и убью тебя!  

— Папа, мама вернулась! — прошептал Никита, держа в руке нож.