Лечение Сёмы

Лечение Сёмы  

Больше всего на свете восьмилетний Сёма не любил ОРЗ, или, как говорят в народе – простуду. Зато простуда очень любила его – стоит только деревьям по осени растерять листву, а небу заморосить холодными дождями – и простуда была тут как тут. А зимой... даже и говорить нечего. Кашель, насморк и температура – эти, с позволения сказать, три кита следовали за Сёмой неотступно все те полгода, пока погружённая в холод и межсезонье природа находилась в спячке.  

Потому и неудивительно, что Сёма ждал лета как манны небесной.  

Казалось бы, подверженность простудам – это в каком-то роде подарок судьбы, ибо тебя непременно поведут к педиатру, после чего ты можешь со спокойной душой сидеть дома и не думать об уроках... но как бы не так! Сёма, можно сказать, почти наизусть выучил названия всех мыслимых лекарств и их вкус – и, конечно же, большинство из них были настолько противны, что хотелось вскочить и начать плеваться.  

– Что, расселась таблетка по зубам? – говорила в таких случаях мама, – вот смотри – в следующий раз не ешь снег!  

Сёма, укутанный в одеяло, полёживал на раскладушке и лишь вздыхал. Ну как зимой можно не есть снег? Особенно после долгих снежных баталий и активного ползанья по сугробам...  

Но даже в тех случаях, когда на дворах и газонах снега не было и в помине – Сёма ухитрялся заболевать. Чаще всего это случалось, когда кто-либо из учеников приходил на уроки с фыркающим носом. Или когда весёлая ребячья компания мерила лужи на давно не чиненной мостовой. В иной луже непременно отыщется особо глубокая ямочка – и на тебе! – твой сапог полон ледяной воды, а на следующий день из твоего носа буквально ручьи бегут. Извольте лечиться!  

Положим, с горькими лекарствами Сёма был готов примириться – такова уж суровая необходимость, но иные методы лечения порой доводили его до горьких слёз. Например, топлёное масло, горячая картошка и ножная ванна с горчицей. Маслом полагалось смазывать грудь, затем туда укладывался обмотанный тряпицами целлофановый пакетик с варёной картошкой, ну и в довершение этих несчастий приходилось парить ноги. Затем мама укутывала мальчугана тёплой шалью – как назло, колючей, словно посудный ёрш! – и тремя одеялами. Запах топлёного масла Сёма запомнил надолго; ему казалось, что более отвратительной субстанции в мире больше не сыскать.  

Обычно, когда дитя болеет, его задаривают подарками – в основном, сладостями. Но Сёма не получал никаких сладостей, да и другие ребята с его улицы тоже их не видели. Причина проста – на дворе была середина девяностых, и во многих семьях отмечалась острая денежная недостаточность.  

Зато мама находила деньги на книги. Книг было великое множество, они валялись по всей квартире – Сёма к своим восьми годам уже знал наперечёт всех авторов, кои затронули мамин интеллект – Малахов, Травинка, Афонин, Мегрэ (он же Пузаков), и ещё многих других. Мама, выходя в город, никогда не упускала случая заглянуть на книжные развалы, что в изобилии раскинулись возле каждой станции метро или на площади Трёх вокзалов, а какое-то время спустя приступила к экспериментам, объектами которых послужили глава семьи и Сёма с маленькой сестрёнкой.  

Сёма даже сам себе не решался признаться в том, что ему не нравится эта мамина манера – втягивать домашних в сомнительные целительские прожекты, но... мама – это всё-таки мама. Тут уж ничего не попишешь.  

Мама откуда-то вычитала, что применяемый при насморке нафтизин вреден для почек – и с тех пор Сёмин насморк лечился исключительно луковым соком и мочой. Нечего и говорить, что мальчуган заливался слезами и кривился от омерзения – но мамин дар убеждения, подкреплённый угрозами взяться за ремень, неизменно перевешивал слабые детские протесты.  

Затем по квартире начал распространяться запах упаренной – в соответствии с малаховской рецептурой – мочи. Электроплитка, на коей происходил сей процесс, стояла на балконе, но ветер, как нарочно, заносил запах в жилище. Но это ещё половина беды – кто-то из жильцов двадцатидвухэтажной высотки, проживающий то ли на третьем, то ли на втором этаже, тоже взялся за уринотерапию. Где именно он выпаривал мочу – неизвестно, но подъезд несколько дней благоухал такими ароматами, что, как сказал приехавший погостить Сёмин дедушка, "впору было надевать противогаз".  

И такая картина наблюдалась в каждом десятом городском доме. Иной гражданин, приехавший в Москву из далёкого далёка, вполне мог решить, что в этом городе люди справляют малую нужду прямо на пол в родных комнатах. По всем углам.  

Сёму взялись лечить глиной по рецептуре Травинки. Был ли какой-нибудь толк от этого – Сёма сказать не мог, лишь одному он был рад – что после глиняного компрессика не было нужды закутываться в колючую шаль. Но мама преподнесла ещё один крайне неприятный сюрприз – глина для компрессов начала разбавляться мочой. И что мог делать Сёма? Только плакать – больше ничего.  

А как, спрашивается, на всё это реагировал Сёмин папа? Да в сущности никак. Он просто не решался перечить жене – слишком уж у неё был сварливо-скандальный нрав.  

Однажды до ушей мальчугана долетели обрывки разговора с кухни – дедушка был чем-то сильно недоволен, и в порыве недовольства он изрёк следующее:  

-... Скоро возьмут и напишут во всех книгах – "жрите дерьмо", и что – тоже начнёте?  

Дедушка был умным и прогрессивным человеком – он не верил ни единому слову из тех "целительских" книг, что запоем читала мама и соседки из близлежащих квартир. Мама лишь качала головой – что, мол, поделать, наш дедушка старорежимный, глупый, квасной... А Сёма надолго запомнил дедушкины слова, но интерпретировал их по своему – он стал бояться, что в один прекрасный день мама и впрямь раздобудет чудодейственную книжицу, в коей будет описано оздоровительное воздействие человеческих испражнений. Зная о том, сколько околонаучного бреда печаталось в постперестроечное десятилетие, просто диву даёшься оттого, что никто до этого не додумался (и слава Богу, что не додумался! )...  

Иной раз бывало так, что мама надолго закрывалась в комнате и никому не открывала дверей. А ближе к вечеру Сёма слышал, как она с подружкой обсуждает по телефону непростой вопрос – где же тот чудодейственный всеисцеляющий Лучик, что, по словам Мегрэ, есть у каждого человека? Почему он не обозначил своего присутствия? Может, из-за погоды, из-за неблагоприятного положения светил, или чего-нибудь ещё?  

Однажды Сёму повезли за город в отдалённую, затерянную в лесах под Шатурой деревню к некой бабке. Сия особа, если верить народной молве, мастерски исцеляла больных на своих семинарах при помощи какого-то Высшего Космического Энергораспределителя. Жила она в небольшом домике в конце улицы, и, к слову сказать, народу в её гостиной было как на платформе метро во время часа пик.  

Дело в том, что Сёма в свои восемь лет продолжал орошать постель, или, попросту, писаться. Мама принимала все мыслимые меры для одоления сего недуга; даже запрещала что-либо пить после шести часов вечера – но толку от её стараний не было никакого: Сёма каждую ночь, словно по расписанию, то "корабли пускал", то "тушил пожар в зоопарке".  

Сёма не запомнил ничего из того, что говорилось и показывалось на загадочном семинаре, но, казалось бы, нужный эффект был достигнут – в течении трёх дней он ни разу не обмочил простынку. А на четвёртый день случился величайший конфуз – он заснул в трамвае и описался прямо в штаны. Сие дело имело место зимой – должно быть, именно поэтому никто из прочих пассажиров ничего не заметил, ибо одет был Сёма, как говорят в народе, в "тысячу одёжек". После этого его не возили ни к каким бабкам, а начали лечить по исцеляющим настроям Жоры Сытина – опять-таки без всякого толку. В общем, писался Сёма аж до одиннадцати лет... вот так.  

С годами всенародное увлечение сомнительными лечебными методиками понемногу пошло на спад. Сёма дожил до тринадцати лет – того возраста, когда никто уже не решался ставить на нём сомнительные опыты, и однажды, во время каникул на дедушкиной деревне, он поинтересовался у старого таёжного жителя – почему тот по утрам и вечерам поливает себя ледяной водой из горной речки? Уж не занялся ли он укреплением организма по "Детке" Порфирия Иванова?  

– "Детка" здесь не причём, – ответил со снисходительной улыбкой дедушка, – вон был такой парень когда-то – Сашка Суворов, что генералиссимуса получил. Всю жизнь только в ледяной воде купался – и почти ни разу не болел.  

И дедушка занялся здоровьем внука всерьёз и надолго – без всякого новомодного, будь то отечественного или зарубежного оккультного мусора.  

И вот прошло ещё десять лет. Сёма окончательно возмужал и почти перестал болеть. Он без особого сожаления сменил Москву на Владивосток – чтобы находиться поближе к месту службы. 42-й морской разведывательный центр имеет в лице Сёмы одного из лучших боевых пловцов. И если он не станет вторым Суворовым – то, быть может, когда-нибудь его поставят в один ряд с адмиралом Ушаковым – а может, и намного выше.  

Сёмина мама может по праву гордиться сыном... и всё-таки время от времени она кривит душой, когда на вопросы типа "Как это ваш Сёма таким здоровым стал? " – отвечает примерно следующее:  

– А мы с ним мочу пили! И вам советую...  

Одно лишь хорошо – сам Сёма никогда не присутствовал при подобных разговорах.