Летим, братцы, летим!

Летим, братцы, летим!  

Кто из нас в детстве не мечтал воспарить под потолок? Не во сне, как это бывало у рекламного любителя "Растишки", а по настоящему? Но никому, насколько я знаю, не удалось этого осуществить. Мечта осталась мечтой. Даже знаменитость нашего детства – Валерик Сюткин – был вынужден это признать.  

И тем не менее мы стремились к своей мечте о полётах, и ещё как!  

Первый мой лётный опыт сводился к прыжку с зонтиком. Единственная удобная возвышенность, с которой можно было стартовать и которая находилась в пределах моей досягаемости – это спинка дивана. В качестве зрителей выступали трое – Толик, Оленька и толиковский приятель Эдик.  

И вот я, чувствуя себя Юрой Гагариным, вскарабкался на диванную спинку и десантировался с неё на пол... Признаться честно, я был разочарован, да и зрители не испытали какого-либо восторга. В награду за мужество мне досталась лишь ушибленная коленка...  

– А может, зонтик слишком маленький? – предположила Оленька, – надо другой, побольше...  

– Где ты возьмёшь побольше? – скривился Толик, – мама его куда-то спрятала...  

– Ну так давайте искать, – ответила сестрёнка, и мы начали обыскивать наши три комнаты.  

Ох и тяжёлая эта работа – искать что-либо в нашей квартире... Мама в таких случаях всегда говорит – "у нас не дом, а чёрная дыра какая-то", и я был с ней полностью согласен. Если Толик потеряет авторучку, карандаш или циркуль – можете быть уверены, что сии предметы найдутся лишь тогда, когда вся мебель будет сдвинута с мест, а содержимое ящиков и полок вывалено на пол.  

К тому же взрослые обладают ужасной привычкой – завидев, что мы слишком часто играемся с какой-либо вещью – они тут же её прячут подальше. Кусачки, молоток, консервный нож, химическая посуда – всё это пряталось и перепрятывалось по десятому разу, и поди отыщи теперь...  

Так вышло и с маминым зонтом – он нашёлся в самой глубине шифоньера, под стопкой наволочек и простынок.  

– Со спинки ты уже прыгал, – сказал Толик, – давай теперь лезь на сервант.  

Я с некоторой робостью покосился на полки с книгами и посудой.  

– Ну чего стоишь? – говорил Толик, – что, страшно? Давай скорей лезь, а потом мы тебе зонтик дадим...  

Взобраться на сервант, казалось бы, пустячное дело – его полки вполне подходили для того, чтобы использовать их в качестве лестницы, а тут ещё и Эдик поспешил вставить своё веское слово:  

– Хи-хи-хи, бояка-бояка-бояка!  

Кому в пять лет не обидно, когда его называют боякой? Я гордо напыжился, аки заморская птица-павлин, и полез по полкам наверх.  

И, как назло, случилось то, что должно было случиться – полки затрещали и обвалились, а ваш покорный слуга приземлился на пол. Я сидел с ошарашенным видом в куче книг – хорошо ещё, что не в осколках битой посуды! – и растерянно таращился на стенку.  

– Ну что, долетался? – воскликнул Толик, швыряя в меня зонтом. Как будто это не он предложил мне забраться на сервант. И не его дружок вытанцовывал по гостиной, называя меня боякой...  

Я заплакал. Оленька увела меня из гостиной, осмотрела на наличие ушибов и прочих травм, и найдя, что всё в порядке, утёрла платочком моё лицо и начала убаюкивать, словно совсем малую кроху.  

– Только ты меня любишь, – прохныкал я, уткнувшись в сестрёнкины колени.  

За свои проделки я огрёб хорошего ремня. А Толик, бравший меня, как говорится, "на слабо", даже самой коротенькой нотации не удостоился – словом, вышел сухим из воды... как обычно.  

Но мечта о полёте, пусть и несколько заглушённая отцовским ремешком, не угасла полностью. Через неделю, дождавшись, пока родители уйдут в гости, мы вновь повторили свои эксперименты.  

Толик взял крохотный моторчик из электроконструктора, проводок и батарейку. Меня же усадили перед зеркалом и начали прилаживать сей моторчик к моему лбу. Предполагалось, что как только будет подано питание – я вертолётом полечу по квартире...  

Но и на сей раз ничего путного из этой затеи не вышло. Героический полёт не состоялся по чисто техническим причинам, а ком пластилина, запутавшийся в моих волосах, пришлось выстригать, отчего я почти два месяца проходил ободранным, словно какой-нибудь бездомный пёс.  

И конечно же, Толику опять всё сошло с рук. А меня, как обычно, изругали – да так, что аж пух во все стороны полетел.  

Отчаявшись запустить в полёт человека, мы приступили к новой серии экспериментов – на сей раз с кустарными моделями.  

Это сейчас мы знаем, что большого объёма полиэтиленовый пакет можно наполнить кухонным газом и запустить его под облака. Но двадцать с лишним лет назад мы знали ужасающе мало, а посему решили примостырить пакетик к носику чайника. Толик закрепил его изолентой, прибавил огонь на плите и стал ждать... Сами понимаете, что из-за высокой температуры пакетик начал плавиться, и Толик, пытаясь спасти эксперимент, угодил в расплавленный полиэтилен пальцем.  

Я никак не мог понять – что мы делаем не так? Но братишка не пожелал ничего объяснять. Он злился на весь белый свет и только раз вспылил по моему адресу:  

– Никакой воздушный шар не полетит, потому что я из-за тебя обжёгся!  

Ну вот, начинается... Анатолий свет Николаевич Калинов, да ё-пэ-рэ-сэ-тэ в ё-кэ-лэ-мэ-нэ через а-бэ-вэ-гэ-дэ и у-фэ-хэ-цэ-че! Ёшкин кот, пухлый ёжик и гусь зелёный, ёлки-моталки и кукушки-раскладушки, да чем я, растак и разэдак, опять виноватый, а? Ну чем???  

Ну ладно... не будем о трагедиях. Поговорим о более весёлой затее.  

Мы мечтали запустить воздушного змея, но, во-первых, не знали, как его изготовить, а во-вторых, нам не хотелось ждать, и я решил задачку очень просто – стащил нитки из маминой рукодельной коробочки, привязал к ним какие-то бумажки и оповестил всех о готовности змея к полёту.  

Мы втроём подошли к окну, приставили стул, открыли форточку и выкинули связку бумажек наружу, после чего начали стравливать нитку. Дело было осенью, день выдался ветреный, и наш змей – если его можно было так назвать – улетал всё дальше и дальше...  

Я представляю, как всё это выглядит со стороны – связка бумажек на нитке спускается по фасаду, гонимая ветром, её мотает туда и сюда, она хлещет снаружи по окнам, и люди из своих комнат, мягко говоря, недоумевают – что это за фигня там болтается? А тут ещё со двора донеслись детские крики, и мы несколько раз явственно услыхали слово "летит". Вот уж на каком месте мы буквально раздулись от гордости – ай да мы, мы ли не молодцы?  

Толик решил продолжить опыты. Он взял тетрадный лист, нарисовал на нём губнушкой физиономию и поставил надпись – "Это ты", а после выкинул рисунок за окошко...  

Глупо? Как бы не так! Город с его плотной многоэтажной застройкой – место особенное, и сильный порывистый ветер, разгуливающий между домами, способен творить настоящие чудеса – в чём мы скоро и убедились.  

Лист понесло куда-то вправо. Он падал всё ниже и ниже, а затем неожиданно взмыл ввысь на уровень восьмого этажа и обогнув наш дом с торца, скрылся из виду. Мы побежали на балкон и увидели, как Толиково художество, кружась в вихре, поднялось высоко-высоко – метров на пятьдесят, и уже оттуда, плавно кружась, полетело на детскую площадку.  

Возле кучи песка картинка вновь взлетела вверх, понеслась к соседнему дому, и... приклеилась к чьему-то окошку на седьмом этаже, прямо на стекло.  

– Вот это классно! – воскликнул Толик, рассматривая в бинокль дело своих рук, – теперь она там до зимы висеть будет...  

Я и Оленька по очереди посмотрели в окуляры и убедились в правоте брата. Окна давно заклеены, кроме того, на помеченном окне нет форточки...  

– Представляете, – говорил Толик, задыхаясь от восторга, – там сейчас в комнате сидит какой-нибудь маленький мальчик, и он будет теперь до зимы, а может, и до весны, смотреть на эту рожу с надписью "Это ты", и плакать...  

Нам стало весело при мысли, что мы так ловко подшутили на этим воображаемым мальчиком, и начали фантазировать в лицах – как он будет плакать и жаловаться маме, а его друзья-приятели, видя сие творение, будут смеяться и зубоскалить...  

Сей случай заставил нас поверить в свои возможности по части организации воздушных перелётов, и мы, воспрянув духом, взялись за самолёты.  

Окно одной из наших комнат смотрит в сторону детского садика, и мы, недолго думая, наделали из бумаги самолётиков и начали их запускать, причём делали это в те моменты, когда детвора выходила гулять.  

Но нам мало было просто запустить самолётик – Толик, знавший великое множество обзывательных имён, взялся писать на каждом из них что-нибудь вроде – "Ты стульчик-халатик-тютелька-виданка-какашоник", или такое – "Щас как дам-поддам больна наверна, ты дурак и мышей ешь, ну лунатик! "  

Однажды самолётик с сим посланием попал в руки воспитательницы.  

И Толик наполучал от мамы хорошего ремня за своих дураков и какашоников, ибо его легко вычислили по почерку.  

И хорошо ещё, что мы не решились поджигать самолётики, чтобы они падали на детский сад в полусожжённом виде. А ведь был и такой прожект... угоди горящий ком бумаги на помазанную гудроном крышу – и пиши пропало...  

Теперь мы перейдём к космическим странствиям, и, в частности, расскажем о том, как мы не слетали на Луну.  

Я конструировал корабль для межпланетных путешествий, и не один, а со своим приятелем и коллегой по разным пакостям, Витькой Ширшовым. Наша стройплощадка находилась в кустах за бабушкиным огородом; работы продвигались ударными темпами, и со дня на день должна была начаться приличествующая расставанию с Землёй церемония – но нам помешали. Помехой стала моя бабушка...  

А дело-то было пустяковым – мы стояли среди двора и обсуждали – как лучше всего запускать двигатель и кто будет это делать. Я обронил фразу... что-то вроде "чур, я буду поджигать", и сии слова стали для меня роковыми.  

– Это что это вы там собрались поджигать? – бабушка выросла на крыльце внезапно, словно из воздуха.  

Я давно заметил – если из моих уст звучат такие слова, как "спички", "костёр", "огонь", "поджигать" и прочее в том же роде – то следует держать ухо востро, не то услышат взрослые, да и загонят домой. Так вышло и на этот раз. Поняла ли бабушка, что нам предстоит участвовать в героическом свершении, или нет – ясно было одно: никуда я не полечу, а ежели буду упорствовать, то в ход будет пущен дедушкин ремешок, или хуже того, тоненький прутик...  

Лишь пару дней спустя мы – это ваш покорный слуга и его коллега Витька, а так же Оленька, Кирка Белякова со своим братиком Шуриком и прочий мальчишечий-девчоночий люд с нашей улицы – смогли принять участие в процедуре посвящения в космонавты, в предстартовых мероприятиях и погрузке на корабль. Казалось бы, бабушка далеко, никакими наказаниями не пахло – что может нам помешать успешно стартовать?  

Полёт не состоялся из-за Серёженьки Рябцева – хитрого, пакостного и вороватого создания, постоянно норовившего подложить кому-либо из нас свинью. Как он затесался в нашу компанию – даже не представляю... Мы все уже погрузились на корабль, задраили люки и приступили к запуску систем, когда ему вдруг приспичило выйти. Не подозревая ничего худого, мы раздраили люк и продолжили выполнять свои обязанности, и тут сверху на нас что-то полилось...  

Что же оказалось? Серёженька залез на корабль, отыскал щёлочку и измочился через неё на всех нас. Досталось и экипажу, и пассажирам; мы с визгом и рёвом повылетали из всех отсеков, а сам пакостник с гоготом и хихиканьем убежал куда подальше.  

Вот так мы не слетали на Луну.  

Народный гнев в лице Витьки Ширшова всё-таки настиг Серёженьку, как он ни прятался – мой коллега отловил его в переулке и надавал по шее.  

В скором времени – года через два – я пошёл в школу, и мои мечты о покорении заоблачных высот разбились о железобетонную стену суровых учебных будней и прочих проявлений жестокой реальности. В последующие года случилось ещё много чего – и хорошего, и плохого...  

И всё-таки мне до сих пор снятся полёты.  

А старая железная бочка, в которой мы так неудачно слетали в космос, до сих пор стоит возле бабушкиного дома. Двадцать два года прошло – а сносу ей всё нет. Даже дырочка, через которую нас окатил Серёженька, осталась на месте.  

И теперь мы сжигаем в этой бочке мусор... незавидная, однако, участь постигла наш корабль.