Григорий Борзенко Плата долгов

Плата долгов  

Жили-были два мальчика – Артемка и Ваня. Жили по соседству, на самом краю села, играли вместе, дружили. Все было хорошо, да вот в одном они не ладили. Артемка очень любил птиц да зверушек, с удовольствием мастерил кормушки для своих маленьких друзей. А Ваня только тем и занимался, что ставил силки да капканы, а уж с рогаткой так и вовсе не расставался. Ругался из-за этого Артемка с ним, убеждал своего друга, что так поступать нельзя, а тот только посмеивался – говори, мол, говори.  

И вот однажды чудесным зимним утром отправились они оба в лес, на самой опушке которого жили. Ушли не сговариваясь, каждый со своей целью. Ваня – силки и капканы под кустами да деревьями расставлять, а Артемка – кормушки на ветках укреплять. Вон как карманы от зерна оттопыриваются. То-то радости будет снегирям да воробышкам.  

Увлеклись каждый своим занятием и не заметили, как вечер наступил. А тут, как на беду, пурга задула. Да с каждой минутой все сильнее, все злее. Бросились ребята назад, да не тут-то было. Ветер с ног сбивает, идти невозможно. С трудом добрели до начала опушки. Обрадовались друг дружке: вместе все же веселей, не так страшно. Да не долго только радовались. Ветер так усердствовал, что продолжать путь было просто не возможно.  

Ребята решили спуститься в попавшийся им по дороге овраг. Как там было уютно, безветренно! Как сразу стало тепло! А уж когда забрались под огромную корягу, так и вовсе показалось, что дома на печи лежат. Но это только сразу. Чем дольше они там сидели, тем отчетливей ощущали, как мороз закрадывается под одежду и с каждой минутой становится все злей. Просто невмоготу становится мальчишкам. Одеты-то они налегке, без шарфов. Утром ведь так солнечно было! Тут ребята ужаснулись мысли, что не смогут переждать здесь пургу. Ведь так можно и замерзнуть.  

На их счастье, забежали в овраг две косули – молодая и старая. Видно тоже от злого ветра прятались. Подошли к коряге, и тут одна из косуль заметила Ваню.  

— Ой! – Вскрикнула она. – Это же тот мальчик, от которого столько бед в нашем лесу! Бежим!  

И уж бросились, было, косули бежать, да Артемка, которого они сразу не заметили, их окликнул.  

— Не бойтесь! Мы вам зла не причиним. Сами вот в беду попали: домой дойти не можем, ветер с ног сбивает.  

— Да это же Артемка! — обрадовалась старшая косуля. — Когда ты, доченька, упала в глубокую яму, он побежал домой за веревкой, хворосту наволок целую кучу на дно ямы, а тебя таки выручил. В долгу мы у Артемки, теперь наш черед его выручать. Ты, доченька, побудь здесь, а я постараюсь к родителям Артемкиным добраться и все им рассказать. Чтобы они пришли, и выручили из беды ребят.  

И косуля бросилась навстречу ветру и непогоде. Трудно ей было, но она упорно продолжала свой путь — так хотелось ей отплатить мальчику добром за добро. Но уж больно злая была в ту ночь пурга, шибко высокие сугробы намела. Застряла косуля в одном из них и заплакала от того, что не сможет пойти дальше и Артемке помочь.  

Вдруг услышала косуля рядом насмешливый голос:  

– Что, пушистый хвост, отдыхаем? В сугробе, конечно, тепло и уютно. Не то, что на ветру колючем.  

Подняла косуля заплаканные глаза и увидела наверху сугроба воробья.  

– Не к месту твои остроты, Чирика. Там, в овраге, мальчик Артемка замерзает. Хороший мальчик, помочь ему надо, а я вот здесь застряла.  

– Артемка?! Да как же ему не помочь-то! – заволновался воробей. – Да если бы не он, так нам, воробьям, ой как туго зимой жилось бы. Не горюй, косуля-пушистый хвост, отдыхай себе спокойно, а я к Артемкиному дому полечу.  

– Да ты хоть знаешь где его дом? – спросила косуля.  

– Издеваешься? – чирикнул воробей. – Еще как знаю! Это каждой птице известно. Где кормушка над крылечком – там и дом Артемки. Он нам всем – как маяк в океане для кораблей.  

И воробей улетел.  

Очень хотелось ему сделать для Артемки доброе дело. Но пурга была сильнее. Еле-еле дотянул воробей до опушки леса, уж и дом с кормушкой у крылечка невдалеке показался из-за деревьев. Да иссякали у Чирики силенки, и свалился он под какой-то куст. Трепыхнулся еще два-три раза крылышками и понял: не долететь ему уже до заветной цели.  

Но надо же такому случиться, что именно под этим кустом сидел, пережидая вьюгу, заяц.  

– Выручай, Косой! – обрадовался, увидев его, воробей. – Там в лесу Артемка в овраге замерзает, а родители и не знают. Предупредить их надо. Вон и дом его, совсем рядом. Только сил у меня больше нет, чтобы долететь.  

– Артемка погибает! – заволновался заяц. – Надо, надо помочь. Он же меня когда-то из капкана вызволил.  

И заяц стремглав бросился к селу, бросив на ходу воробью:  

– Отлежись пока, а я мигом домчу.  

Ох, как старался заяц. За какие-то две минутки почти у дома Артемкиного оказался. Да вот ведь беда какая! Со всего маху налетел заяц на колючку. Да на такую острую и длинную, и вонзилась она ему так глубоко в лапку, что и ступить стало невозможно. Боль – неимоверная. Заплакал косой. И от боли, и от жалости к Артемке. Ведь некому больше помочь, если он, заяц, здесь будет лежать.  

И пополз зайчик к Артемкиному дому. Ползет, плача, и приговаривает:  

– Артемке надо помочь. Артемка мальчик хороший.  

Из последних сил дополз он до порога, царапнул лапой дверь и свалился обессилевший на землю.  

Услышала шорох мама Артемки, отворила дверь и увидела зайчика.  

– Ой, бедненький, – всплеснула в ладоши, подняла его и занесла в дом. Поднесла поближе к печи, чтобы отогрелся, увидела в лапке занозу,  

вытащила ее и перевязала ранку. А тут как раз и Артемкин папа вернулся.  

– Уж и не знаю где его еще можно искать, – с тревогой сказал он матери, бросившейся ему навстречу. – Все вокруг обыскал – нигде нет.  

– В лесу он, – слабым голосом молвил заяц, – в овраге под корягой от ветра хоронится.  

Обрадовался Артемкин папа такой вести. Схватил теплую шаль, чтобы завернуть в нее сына, и бросился в лес. Сильный был папа у Артемки и смелый. Он пурги не боялся. Он за Артемку боялся.  

Через некоторое время оба наших незадачливых путешественника сидели возле печи и отогревались... Прибежали родители Вани, все радовались, что дети нашлись.  

– Это благодаря зайчишке дети нашлись, – весело сказал Артемкин папа. – Спасибо тебе, родной. Однако только не пойму. Почему, Косой, ты не сказал мне, что и Ваня тоже там, в овраге?  

Все взглянули на зайца. Тот сразу даже растерялся.  

– Да я и не знал, что он тоже там. Мне Чирика ничего о нем не сказал.  

– Но почему? – еще больше удивился Артемкин папа.  

– А потому, – ответил заяц. – Уж сколько Чирика и все другие воробьи натерпелись от Ваниной рогатки. – Я-то их хорошо понимаю. Сам когда-то в его капкан попал. До сих пер на одну лапку прихрамываю. Чего же теперь и воробьи, и мы, зайцы, должны его жалеть?  

Все, кто был в комнате, устремили взгляды на Ваню. Тот покраснел до кончиков волос и опустил голову.  

– Я больше не буду обижать зверушек, – пробормотал он. – Никогда, никогда! Честное слово!  

И, немного подумав, достал из-за пазухи рогатку и бросил ее в огонь.  

На следующее утро, отогревшись и отдохнув от ночных приключений, Ваня в своем дворе стал громко стучать молотком. Он мастерил первую в своей жизни кормушку.