Письмо выжившего

Для тех, кого это касается (хотя я сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь это прочитает),  

Если вы это читаете, значит, я, вероятно, ну, я не знаю, что это значит. Умер? Ушёл? Просто ещё один призрак, бродит по краям этого разрушающегося мира? Полагаю, это не имеет значения. Важно то, что кто-то где-то наткнулся на это беспорядочное письмо. Думаю, это свидетельство жизни, прожитой в бегах.  

Позвольте мне начать с самого начала, или, по крайней мере, с того, что кажется началом конца. В тот день завыли сирены. Не отдалённые завывания машин скорой помощи, а пронзительный, мучительный вой, который пронёсся по нашему городу, не предвещая ничего, кроме разрушений. В тот день ад решил открыть перед нами свои врата.  

Я помню, как мы с женой Аней и нашим сыном, маленьким Дмитрием, собирали сумку с едой и одеждой, которые смогли найти. На лицах моих соседей читалась паника, отражавшая мой собственный ужас. В глубине души мы знали, что это не просто очередная тренировка. Это было оно. Это было начало конца.  

Мы забрались в нашу старую «Ладу», пережиток ушедшей эпохи, и её чихающий двигатель вызывающе ревел, бросая вызов надвигающемуся хаосу. Я помню, как посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что Аня вцепилась в Дмитрия, а в её глазах был страх, который я не мог развеять. Этот образ врезался мне в память, постоянно напоминая о том, что я потерял, о том, что я борюсь за то, чтобы сохранить внутри себя.  

Мы ехали по знакомым дорогам, ведущим из города, по дорогам, по которым я проезжал тысячу раз, а теперь они были забиты отчаявшимися беженцами. Каждый рубль, который у нас был, уходил на бензин, и каждый литр был временной отсрочкой от неизбежного. Те первые несколько дней слились в одно размытое пятно из бессонных ночей, общих тревог и грызущего голода, который поселился в наших костях.  

Люди реагировали по-разному. Некоторые обратились к молитве, их голоса возвышались в пылких мольбах к Богу, который, казалось, покинул нас. Другие замкнулись в себе, их глаза были пустыми и затравленными, а дух сломлен. Я видел, как мужчины опустошали бутылки с водкой, словно это была вода, пытаясь утопить мир в алкоголе. Я даже видел женщину, врача, в которой смутно узнал знакомую, сжимавшую в руке горсть таблеток, а на её лице была маска отчаяния. Может, «Прозак»? Или что-то покрепче, последний способ сбежать.  

Я понимаю, в чём привлекательность. Постоянный страх, неопределённость, полная безысходность всего этого… этого достаточно, чтобы сломить любого. Признаюсь, были моменты, когда я подумывал присоединиться к тем, кто просто сдался. Закрыть глаза, отдаться неизбежной тьме. Но потом я смотрел на Димитрия, в его невинных глазах отражался разрушенный мир вокруг него, и я понимала, что не могу. Я должен был продолжать. Ради него.  

Итак, я продолжал ехать. Всё дальше в сельскую местность, подальше от разрушенных городов, цепляясь за надежду, что где-то, каким-то образом можно найти безопасное место. Мы находили временное убежище в заброшенных фермерских домах, в полуразрушенных амбарах, постоянно переезжая с места на место, постоянно оглядываясь.  

А потом настал день, когда на нас напали. Мародёры, падальщики, худшие представители человечества, охотящиеся на слабых. Они забрали всё. Нашу еду, наши припасы, обручальное кольцо Ани. Они даже пытались забрать Аню. Я, конечно, сражался с ними с яростью, порождённой отчаянием. Но они были сильнее, их было больше. Я помню тошнотворный хруст костей, когда один из них ударил меня прикладом по голове.  

Я очнулся несколько часов спустя, лёжа в грязи, с пульсирующей болью в голове. Ани не было. Дмитрия не было. «Лады» не было. Ничего не было. Вот тогда-то, друг мой, я и понял, что такое ад. Это были не огонь и сера, а полное, абсолютное отсутствие надежды.  

Я целыми днями бродил, сломленный человек, потерявшийся в разрушенном мире. Я подумывал о том, чтобы покончить со всем этим, найти тихое место, лечь и позволить холоду поглотить меня. Но потом во мне что-то вспыхнуло. Не надежда, не совсем. Скорее жгучая ярость, яростное желание заставить этих ублюдков заплатить.  

Тогда я встал на другой путь. Путь мести. Я выслеживал их, изучал их распорядок дня, их слабости. Это заняло недели, может быть, месяцы, я потерял счёт времени. Я стал тенью, хищником, движимым горем и жаждой возмездия.  

Я не буду вдаваться в подробности того, что я сделал. Скажем просто, что я позаботился о том, чтобы они больше никому не причинили вреда. Конечно, это не вернуло Аню и Димитри. Ничто не могло этого сделать. Но это дало мне цель, причину продолжать дышать.  

И вот я здесь, всё ещё в пути. Всё ещё бегу. Уже не от хаоса, а от самого себя. От монстра, которым я стал. Я знаю, что моё время ограничено. Я чувствую, как болезнь проникает в мои кости — прощальный подарок от радиации, которая пронизывает всё вокруг.  

Я пишу это письмо, потому что мне нужно, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь, знал, что мы существовали. Что Аня и Дмитрий существовали. Что мы любили, смеялись, мечтали, пока мир не превратился в пепел. Мне нужно, чтобы кто-нибудь помнил.  

Я не знаю, что ждёт меня в будущем. Может быть, будущего нет. Может быть, это и есть оно. Но даже перед лицом забвения я отказываюсь сдаваться. Я буду продолжать идти вперёд по этим знакомым дорогам до последнего вздоха. Потому что это всё, что мы можем сделать, не так ли? Когда начинается ад, каждый из нас должен решить, как он с ним справится. Кто-то обращается к Богу, кто-то к алкоголю, кто-то просто сдаётся. Но я выбираю продолжать бороться. Продолжать помнить. Продолжать жить, даже когда сама жизнь кажется невозможной.  

Итак, если вы найдёте это письмо, пожалуйста, вспомните о нас. Вспомните об Ане и Димитрие. Помните, что даже в самые тяжёлые времена человеческий дух может выстоять.  

И помните, что даже в аду всегда есть выбор.  

Прощай.  

С сердцем, полным печали, и духом, который отказывается ломаться.,  

Выживший.