Из дневника герцога О (две части)

Игорь Шестков  

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕРЦОГА О  

СВИДЕТЕЛЬСТВО МЕССАЛИНЫ  

Не знаю, человек ли я… или чудовище. Или чудовище живет во мне, или это я живу в чудовище. В его ноздре… или в брюхе. Живу… и совесть меня не мучает.  

Кришна привез к нам миленькую девочку – Беатриче. Ее ему порекомендовала госпожа Ристаль из «Миракля», эта женщина-спрут, обхватившая своими щупальцами все Средиземноморье.  

Кудрявую, худенькую, с тонкой, полупрозрачной, очень чувствительной кожей.  

Ручки ее с покрытыми перламутровым лаком ноготками дрожали от страха, а темные выразительные глазки сверкали как черные жемчуга.  

Боже, как романтично!  

Госпожа Ристаль уверяла, что она – девственница. Отец и мать якобы долго готовили ее специально для знатока…  

Им хорошо заплатили, и вот, Беатриче в моей спальне.  

Красавица и чудовище.  

За ужином отведал устриц и дорогих орехов, после десерта проглотил две синие пилюли… вызвал своего слугу Просперо и приказал ему поработать с моим членом губами и языком. А Кришну попросил заняться Беатриче. Кришна понимающе кивнул…  

Роль зрителя – не самая плохая. Мне доставляло удовольствие смотреть на то, как Кришна осторожно ласкает ребенка. Не торопясь, со знанием дела… гладит и лижет ее эрогенные зоны на руках, бедрах и шее, тянет, тянет и вытягивает струны наслаждения из аморфной массы. И придает ей женскую форму. Медленно-медленно подводит малышку к первому в жизни оргазму, чтобы на пике ее блаженства я смог пробить проход в ее заросшее молочной плотью влагалище.  

Пусть и не с первого раза, но получилось!  

Какое же это удовольствие! Зайти туда, где до тебя никого не было.  

В самый сладкий момент коготки Беатриче хрестоматийно впились мне в спину, а ее узкие пяточки бесстыдно атаковали мои ягодицы.  

Чтобы закрепить успех и не позволить дырочке в юной вульве опять сузиться до диаметра карандаша, любил девочку часа полтора. Делал небольшие паузы. Постепенно довел ее до второго оргазма, сотрясшего ее тело как землетрясение японский город. Кришна и Просперо зааплодировали.  

Утром умница Беатриче разбудила меня нежными ласками в области промежности.  

Миниатюрные ручки ее больше не дрожали, а темные глазки посерели. В них отражалось что-то вроде деловой озабоченности.  

Подвижный ее алый язычок теребил попеременно мои яички, анус и кончик члена. Видимо этому научили ее заботливые родители.  

Убедившись, что я проснулся, моя юная подруга показала мне знаками… что хочет, чтобы я напоил ее золотым дождем. Я не заставил себя долго ждать. Что может быть сладострастнее этой игры? Я так возбудился, что через несколько мгновений после того, как перестал мочиться, кончил малышке в рот.  

Вечер мы посвятили миссионерским радостям.  

На следующий день я катался на ней верхом. А она каталась на мне.  

На четвертый день я играл роль строгого отца, сделал ей выговор и наказал за плохую успеваемость в школе. Выпорол розгами по розовой попочке. Бил не сильно. После этого она мне очаровательно отдалась.  

На пятый – попросил ее исполнить роль оскорбленной и разгневанной Лолиты, называть меня Гумбертом, сквернословить и бить меня голыми ножками в пах, а потом жадно молотил ее своим телом, рыча и кусаясь.  

На шестой – Кришна привел ко мне в спальню Данте, сына кухарки, и мы разыграли детскую свадьбу. Сколько же было смеху! И Беатриче и Данте были так серьезны. Лежали подо мной и Кришной и нежно смотрели друг другу в глаза.  

Мы кончили после трех гортанных криков Кришны.  

Во время оргазма я явственно видел статую синего четырехрукого Шивы с трезубцем, возвышающуюся посередине спальни. Вокруг его сияющей головы кружили опаловые шаровые молнии…  

Кто показал мне его? Что предвозвещало это видение?  

Самое странное в сношениях с Беатриче было то, что в ее объятиях я не чувствовал разницу в возрасте. Прекрасно понимая, что она – не более чем молоденькая шлюха. Профессионал. Мастер имитации.  

Я становился подростком. Ну да, никаких чудес не происходило… я оставался опытным развратником, чудовищем, на моем горбу лежал тяжелый мешок со старыми грехами… но в сердце я все еще был ребенком. Наивным, испуганным, страстным, ненасытным.  

В завершение «обязательной программы» вечером седьмого дня мы устроили оргию. В большой гостиной на первом этаже замка, на толстом ковре. Все обитатели замка в ней участвовали. Даже собаки. Позволено было все, кроме настоящего насилия.  

Описывать оргию у меня нет ни сил, ни желания. Представьте себе ее сами.  

До начала оргии мы все выпили по полстаканчика приготовленного Кришной зелья, афродизиака из корней мандрагора, затем бешено кружились вокруг огромного лингама, посыпанного лепестками розы. Обнимали и лизали лингам, а потом…  

Кришна, собственноручно доставивший лингам на остров из Индии, говорил, что внутри него живут инкубы и суккубы, высовывающие из него свои длинные языки, состоящие из голубоватого огня.  

На восьмой день Беатриче внезапно исчезла.  

Утром я проснулся в постели один. Сердце ёкнуло… я понял, что что-то произошло. Возможно что-то очень скверное или даже трагическое. Разбудил Кришну, сказал ему, что Беатриче пропала, и что у меня неприятное предчувствие.  

Кришна, как всегда, нежно обнял меня, прижал к себе, целовал в грудь и уверял, что через час-два девчонка найдется, и мы сможем продолжить нашу райскую жизнь.  

И убежал.  

Мое предчувствие однако шептало мне, что прежняя жизнь не вернется. Что я совершил роковую ошибку и не заметил этого. Что над островом и над моей головой нависли тяжелые черные тучи, из которых вот-вот полетят лиловые молнии.  

Да-да, мы жили на островке в Адриатическом море. Длиной в полкилометра и шириной всего в сто пятьдесят метров. Недалеко от архипелага Палагружа. Островок был образован выпирающим из моря невысоким горным хребтом.  

Десять лет назад остров был необитаем, прежние владельцы отдали его мне в аренду на сорок лет. Строительная компания «Эрмлеры и сыновья» вырубила в доломитовых скалах в середине острова прямоугольную площадку и построила на ней замок. Так мы называли скромный двухэтажный дом на двенадцать комнат с глубоким подвалом. Дом окружали крепостные стены с башнями, сложенные из местного камня.  

Я провожу на острове по три-четыре месяца в год. Уезжаю туда, когда мне осточертевают обе мои резиденции – в Ницце и в Альпах, в которых хозяйничают принцессы герцогини.  

На моем острове живут только несколько преданных мне людей. Кришна, кухарка Мессалина с мужем Клавдием, нашим пилотом, и Данте, двое слуг, Просперо и Горацио, и трое охранников Вишну, Брахма и Варуна – эти пятеро, как и Кришна, альфуры, и ходят весь день обнаженными.  

Тут тихо. Пахнет морем и горячими скалами. Климат изумительный, мягкий.  

У нас есть причал для яхт и катеров.  

В двустах метрах от замка – площадка для вертолета.  

Кроме нас на острове ни души. Не считая двух овчарок во дворе, а также змей и ящериц на скалах.  

Я не стал мешать Кришне и его людям искать девушку. А сам… методично, помещение за помещением, обошел вначале второй этаж дома, затем первый этаж и подвал. Заглянул в каждый темный угол, посмотрел под всеми кроватями, раскрыл все шкафы. Даже в печь для пиццы заглянул.  

Потом я обошел двор, осмотрел стены и башни, вышел к причалу… все было как всегда. Нестерпимо синее море слепило глаза. Небо недобро багровело. Парило. Погода предвещала шторм.  

Никаких следов беглянки!  

Побеседовал с кухаркой и ее мужем. Разговор ничего не дал. Ничего не слышали, ночью спали как сурки.  

Поговорил с Брахмой, охранником, дежурившим ночью. Понял, что вместо того, чтобы ходить всю ночь вокруг крепостных стен и смотреть по сторонам – он мирно спал. Сменивший его ранним утром другой охранник, Варуна, вел себя так же. Надо было бы их наказать… но не сейчас.  

Пригласил к себе Данте.  

И сразу, уже по одному его внешнему виду, по красным пятнам на щеках и неестественному прищуру глаз понял, что он что-то знает. Знает, но не скажет, даже если я буду жечь ему кожу калеными щипцами. Поэтому я оставил его в покое и опять позвал к себе его мать.  

Мессалина повторила то, что я уже слышал… ночью спала, возилась на кухне с шести утра… слушала радио… готовила панини с ветчиной, сыром и томатами для персонала и яблочное суфле для меня и Беатриче. Варила куриный суп с сыром и патиссонами на обед. Когда вставала, муж и сын еще спали. Беатриче не видела.  

– Ваша светлость не должны сомневаться, я ничего об исчезновении вашей малышки не знаю. Знала бы, сказала.  

– Слушай, Мессалина, а твой сын…  

– Что мой сын? Не трогайте моего сына.  

Что это за тон! Еле сдержался, чтобы не ударить ее…  

– Может он что-то знает? Когда я стал его расспрашивать – покраснел весь, задергался…  

– Это у него нервное, ваша светлость. Он мальчик хороший, послушный, да вы и сами…  

В глазах Мессалины сверкали неприятные желтые искорки. В голосе слышались дерзкие интонации. Понял, что у Мессалины в душе скопилась обида и решил, что, как только появится возможность, найму новую кухарку.  

Обида на что? Своего сына она сама привела ко мне в постель. За отдельную плату. Ему тогда только что исполнилось восемь. И ревниво наблюдала за нашим первым интимным опытом. Видимо дело как всегда в деньгах.  

Подал ей заранее приготовленный пакет.  

– Вот, возьми, тут десять тысяч франков, это премия. Столько же получит твой муж. Помоги найти Беатриче.  

Пакет Мессалина быстро спрятала в огромный карман фартука, закрывающийся на молнию. Желтые искорки из ее зрачков тут же исчезли, а в голосе появились модуляции испуганной шлюхи.  

– Ваша светлость, чувствую, что прогневила вас, простите, простите. Вот, вот, вот, накажите меня и простите.  

Мессалина расстегнула платье и вынула две увесистые груди. Встала передо мной на колени и зажмурила глаза. Она знала, как это на меня действует. Я взял со стола алюминиевую линейку и несколько раз ударил ее по грудям. Затем встал на колени рядом с ней, приподнял руками ее груди и нежно расцеловал их. Потом ласкал ее соски, чуть-чуть пахнущие кухней.  

– Никогда не видел таких красивых грудей, как у тебя. Век бы сосал.  

– Простили?  

– Я не держу на тебя зла… вставай, застегнись…  

А сам про себя твердил: Уволить эту обольстительную самку, обязательно уволить, выгнать эту похотливую свинью…  

Мое чутье твердило мне, что Мессалина лжет.  

– Позови ко мне еще раз твоего мужа. Может он что-то знает.  

Клавдий был удивительно похож на многочисленные скульптурные изображения его тезки-императора. На лице его запечатлелись: Мужественная дубоватость, добросердечие, осторожность…  

В отличие от императора, он знал, что его жена чуть ли не каждую ночь ублажает своим пухлым телом всех мужчин на острове… знал, но не противился этому, не ревновал. Ему самому нравился тучный и женственный Горацио. Во время вчерашней оргии Клавдий сполна насладился его припухшими губами, отвисшей грудью с сосками, похожими на финики, и жадным анусом.  

– Звали, ваша светлость?  

– О да, Клавдий. Прошу тебя еще раз поклясться, что ты прошедшей ночью и сегодня утром – никуда не отвозил девушку на вертолете.  

– Клянусь тремя королями, не отвозил.  

– Хорошо. Я поговорил с твоим сыном, и мне показалось, что он что-то скрывает. Не знаешь, что?  

– Не знаю, клянусь богородицей. Прошу вас наказать меня, если я в чем-то провинился и простить.  

Клавдий встал предо мной на колени и спустил штаны и трусики.  

Я взял алюминиевую линейку и несколько раз ударил его по члену.  

– На сей раз хватит. Вот, возьми, это твоя премия.  

Подал ему пакет с деньгами.  

– Спасибо, ваша светлость.  

– Обещай мне поговорить с сыном, объясни ему, что мне нельзя врать.  

– Обещаю.  

– Скажи ему, что если это он помог Беатриче сбежать отсюда… но чистосердечно все мне расскажет, то я прощу его. Но если он и дальше будет лгать мне в лицо, я могу рассердиться… и тогда ему не будет пощады. И не только ему.  

Говоря это, я думал: Дерзкий мальчишка, его грудастая мать и римский император вздумали меня дурачить… Ни за что не скажут правду. Придется их пытать и казнить.  

Мое старое тело сладко заныло.  

Тут ко мне заглянул Кришна и спросил: Можно ли мне поговорить с моим добрым господином?  

– О да, мой любимый льстец, заходи, садись.  

– У меня есть плохая и хорошая новость. Какую новость хотите услышать первой?  

– Плохую.  

– Дерзкая девчонка действительно сбежала с острова. Искать ее бесполезно. Ее тут нет.  

– Почему ты так в этом уверен?  

– Мы нашли веревочную лестницу. Она плавала в море, метрах в двадцати от скалистого берега. Горацио случайно ее увидел. Беатриче спустилась по ней прямо в море. Там ее ждала лодка. Или катер.  

– А хорошая новость?  

– Без помощи кого-либо из обитателей замка она этот трюк проделать бы не смогла. Среди нас – предатели.  

Я не смог сдержать гнев. Ударил Кришну по спине линейкой.  

– И это по-твоему хорошая новость? То, что кто-то гнусно предал меня? Вероятно, подлая девчонка уже на пути в редакцию какой-нибудь желтой газетенки в Неаполе или в Риме – и собирается рассказать, не упуская ни одной мелочи, что она тут делала. Нельзя исключать и то, что эта девушка – с самого начала исполняла роль сладкой ловушки. Что мои недоброжелатели тщательно подготовили ее для этой роли. Подкупили или заставили госпожу Ристаль порекомендовать нам Беатриче. Заранее договорились о времени и месте побега. А эту проклятую веревочную лестницу спрятали во втором дне одного из чемоданов юной негодницы.  

А завтра или послезавтра тут уже будут хозяйничать карабинеры. Они перевернут все вверх дном и будут допрашивать всех нас с пристрастием. Кто-то из вас выложит им всю подноготную. Расскажет не только о последних семи днях, но и о том, что тут происходило последние семь лет. Вы, чертовы негритосы, выкрутитесь, вас в худшем случае вышлют на Молуккские острова. А меня – обдерут как липку и бросят на съедение гиенам. Вижу газетные заголовки: Герцог Орсини – насильник и педофил. Показания кухарки и ее сына. Кому верить, несчастной жертве или старому развратнику? Все, все на меня свалят. И инфляцию, и безработицу, и застой, и внешнеполитические неудачи. Опозорят и ограбят. И дадут пожизненное. Я взорву этот чертов остров! А перед этим запорю вас до смерти!  

– Как вам будет угодно, ваша светлость.  

– Убирайся к дьяволу!  

Кришна ушел.  

Начал напряженно думать.  

Неожиданная пропажа Беатриче. Возможная измена персонала. Веревочная лестница в море. Почему-то все это не укладывалось в моей голове в ясный и понятный сюжет… Почему?  

Прежде всего потому, что Беатриче и ее любовь были куплены мной не навсегда, а только на две недели. В договоре, один из оригиналов которого лежит у ее родителей, сказано: «Противная сторона обязуется вернуть девочку ее родителем тогда-то и тогда-то. Поздоровевшей физически и психически». Ведь мы продавали ее пребывание тут, как курс оздоровления с помощью тантрических практик.  

Какого черта ей бежать с острова, если через неделю Кришна все равно отвез бы ее в Неаполь и вручил под расписку маме и папе? Причиняли мы ей настоящую боль? Издевались над ней? Требовали от нее чего-то, что она не могла сделать? Нет, нет и нет. Любовью с Беатриче занимался только я. А я знаю, как обращаться с детьми. Да и не была она такой уж молоденькой. Ростом доходила до моего плеча. Волосики на лобке и под мышками уже растут. Очень возможно, что на самом деле ей – двенадцать или тринадцать лет. Кроме того, она знала, что перед отъездом я подарю ей подарок – платиновое кольцо с изумрудом и бриллиантами. Я ей его показывал… она не могла оторвать от него глаз. Надо проверить, на месте ли кольцо. На месте. Какого же черта она сбежала без кольца? Кольцо лежало в футляре в моей незапертой тумбочке…  

Версия с веревочной лестницей конечно привлекательна. Но Кришна забыл о собаках. Они лают на чужих и на своих. Если бы Беатриче вышла ночью во двор, овчарки залаяли бы и разбудили всех. Хорошо, забудем об овчарках. Может быть они крепко спали. Спуститься от замка к морю по веревочной лестнице – рискованное дело. Это все равно, что спуститься с крыши десятиэтажного дома. Далеко не у каждого хватит на это мужества. И главное – зачем это делать?  

Не поленился, сходил к Горацио, попросил его показать мне веревочную лестницу. Вместе мы ее развернули, растянули… ее хватило бы только на три этажа.  

Да, господа, Беатриче не сбегала с острова. А лестница – ложная улика. Кто-то ее подбросил, чтобы сбить меня с толку.  

Не сбегала. Что же тогда? Или она все еще тут… или ее похитили злые люди. Как? Зачем?  

Глубокой ночью, часа в три… эти твари, Мессалина и Клавдий... с помощью Данте… выманили малышку из моей спальни. Затем они запугали или оглушили ее. Клавдий положил бесчувственную крошку на плечо и унес. Разогнал винт вертолета и улетел. А в километре от острова их уже ждал корабль. Клавдий спустил девушку на канате в корзине и полетел назад. Вертолет благополучно приземлился. Я спал и ничего не слышал, потому что сильный ветер шумел в скалах. Охранники дрыхли. В море бросили веревочную лестницу. Могло такое случиться? Да, могло.  

А кому все это надо? Сам же сказал – конкурентам, завистникам, врагам.  

Пойдут с Беатриче в редакцию Ла Стампа, или на телевидение. Или в полицию. Или прямо к министру внутренних дел. А он кстати мой старый приятель. И тоже клиент госпожи Ристаль.  

Или… эти люди начнут тебя шантажировать. Потребуют кучу денег.  

Или это месть князя Эстерхази? Мы тогда славно его разыграли… Нет, он слабак. Разве что его кузен постарался. Этот способен на все. Надо бы узнать, где он сейчас находится.  

Или… все это параноидальные фантазии… а девчонка все еще тут, на острове… Спряталась? Для смеха спряталась, маленькая сучка? Пошалила?  

Или пошалила и попала в переплет?  

Тут меня осенило. Конечно спряталась, и помог ей бастрюк Данте. Потому что он в нее втюрился. Родители Данте видели их вместе и решили набрать воды в рот.  

Мысль моя катилась как шар из раскаленной лавы по склону вулкана, разбрасывая вокруг себя искры.  

Где, где, где спряталась? Что я пропустил?  

Ах, да, конечно… в подвале… за той самой загадочной дверкой. Как я мог забыть? Младший Эрмлер, как же его звали по имени? Вручая мне связку ключей от дома, раскланиваясь и улыбаясь… перед тем, как уйти, подал мне еще два ключа и сказал: Это ключи от одной двери в подвале. За этой дверью – вырубленное когда-то в скалах подземелье. Похоже, там во времена Габсбургов было что-то вроде тайной тюрьмы. Везде валяются ржавые цепи, кандалы, острые спицы. Железные крюки свисают с потолка. Я запретил своим работникам туда заходить. Мы заменили старые полусгнившие дверь и дверную раму на новые, дубовые. Врезали замок. Прошу вас туда не ходить… опасно.  

Где же эти чертовы ключи? Как я мог забыть об этой проклятой двери?  

Нашел Кришну. Погладил его по спине. Подарил ему два луидора. Кришна встал передо мной на колени, обнял меня руками и заплакал. Все еще плача, он рассказал мне, что Данте тоже пропал. Что его родители везде его ищут, а мне сказать не решаются. Боятся, что я буду их бить.  

Поднял Кришну, попросил его успокоить обитателей замка и вернуть их к исполнению обычных обязанностей.  

А сам начал обыскивать ящики моих комодов. Потому что подозрение уже превратилось во мне в уверенность. Да, дети там, за той дверью.  

В спальню вошли Мессалина и Клавдий. И сразу рухнули на колени. Мессалина заговорила.  

– Ваша светлость, не гневайтесь, прошу вас. Мы пришли рассказать все, что знаем.  

Я взял в руки линейку. Мессалина и Клавдий зажмурили глаза.  

– Когда и где вы видели Данте с Беатриче?  

Ответила Мессалина.  

– Сегодня ночью. Точнее – ранним утром. Мне не спалось, и я что-то услышала. Муж спал. Заглянула за ширму – Данте не было в кровати. Я быстро разбудила мужа, и мы, босые, вышли в коридор. А оттуда на главную лестницу. Шум доносился снизу. Кто-то очень тихо что-то говорил и хихикал.  

– Что вы сделали?  

– Пошли по малой лестнице вниз, в подвал.  

– Что дальше?  

– Вошли в подвал. Обошли его верхний этаж, там никого не было. Спустились по лестнице на нижний этаж подвала. Там, где хранятся продукты и где лежат бутылки.  

– Дальше.  

– И там никого не было. Замерли. И вдруг – как будто смех откуда-то донесся. Мы не понимали, откуда. Как вы знаете, ваша светлость, нижний этаж подвала – это одна, не очень большая прямоугольная комната. Все видно.  

– Дальше.  

– Вдруг открылась небольшая дверь в стене. Мы ее и не заметили. Из этой двери выбежал Данте. Голый, трясущийся, с красными пятнами на лице. И прежде, чем он ее закрыл, мы успели разглядеть Беатриче. Она была там, за дверью, и осталась там, когда Данте выбежал оттуда. Но она была не такая, как обычно.  

– Что ты имеешь в виду?  

– Не могу объяснить. Не такая. Что-то в ней изменилось. Она была… почти прозрачная. Вроде как медуза. А за ней был сиреневый свет, мелькали тени, какие-то страшные рожи показывали свои акульи зубы. Мы испугались. Я взяла за руку Данте и мы ушли к себе.  

– С Данте говорили?  

– Да, конечно, мы его спрашивали, что он там, в подземелье делал.  

– И что он ответил?  

– Он сказал, что они с Беатриче хотели поиграть в подвале. Спустились. А там… они услышали голос. Он звал из-за той самой двери. Назвался Стефано. Обещал показать что-то чудесное. Дверь была приоткрыта. Они вошли в подземелье.  

– А что было там, за дверью, он рассказывал?  

– Он сказал только, что за дверью было все по-другому, как во сне или в раю… Большое стало маленьким, а маленькое большим. Короткое долгим, а долгое коротким. Беатриче куда-то ушла. Или ее увели. А он попал в паутину и висел – недели или месяцы – среди разноцветных огней и беседовал с умершими людьми. Затем какая-то невидимая сила вытолкнула его за дверь, и он увидел нас.  

– Это все?  

– Все.  

– Ладно. Идите к себе.  

Я нашел ключ от подземелья. Один. Значит второй был похищен. Кем?  

Беатриче? Я часто оставлял ее в спальне одну. Предлагал ей почитать книгу или посмотреть комиксы. И она читала и смотрела, но больше всего любила играть с различными предметами. Фотографиями, карандашами, ручками, колечками, старыми часами, увеличительными стеклами, стеклянными шариками, костяшками домино, картами для бриджа, серебряными монетками и прочим барахлом, накопившимся на полках моих комодов за восемь лет. Нашла ключ… и непонятно как догадалась, что он от этой таинственной двери в подвале?  

Или кто-то ей его дал? Кто?  

Кроме меня эти ключи никто не видел.  

Хотя, кто знает, что вокруг нас происходит на самом деле?  

Кто нам друг, а кто враг?  

И что там, за стеной?  

Не важно. Проехали. Вот он, ключик…  

Пошел вниз.  

Ноги почему-то не хотели идти. Как будто в них по пуду жидкого свинца впрыснули.  

Сел в кресло в гостиной и мгновенно заснул.  

И вот… подхожу я во сне к той самой двери… вставляю ключ в замочную скважину, поворачиваю два раза против часовой стрелки и открываю дверь.  

Вхожу в помещение, увенчанное готическим сводом. С розетки смотрит на меня смеющийся демон и показывает раздвоенный язык.  

Все залито мерцающим сиреневым светом.  

В нескольких шагах от меня неожиданно появляется Мессалина. Голая. Тело ее – из резины. Мессалина подает мне молоток и два больших серебряных гвоздя и подходит к письменному столу. Становится рядом с ним на колени и кладет свои большие груди на стол. Подзывает меня.  

– Ваша светлость, я готова.  

Подхожу к ней и прибиваю ее груди к столу гвоздями.  

Мессалина стонет. Подхожу к ней сзади и совокупляюсь с ней. Деру ее за длинные черные волосы и реву ослом. После оргазма сажусь на Мессалину верхом.  

Рядом с нами появляется Клавдий. Голый. И тоже резиновый.  

Клавдий показывает на Мессалину пальцем и провозглашает: Что, попалась, лисица!  

Его светлость пригвоздил тебя! Не будешь больше бегать от меня к негритосам, потаскушка.  

Мессалина кричит Клавдию: Сам ты хорош, со мной под одеялом уже много лет как бревно, а этого гадкого жирного уродца облизываешь с ног до головы.  

Клавдий шепчет: Нет, я не могу это вытерпеть… Горацио, где ты? Простите ваша светлость. Ухожу. В гости к синим людям. В чистилище.  

Он всовывает голову в свисающую с потолка петлю и поджимает ноги. Висит и дергается на веревке.  

Повесился и обмочился.  

Появляется Данте. Тоже обнаженный и как будто отлитый из пластика. С красными горошинками-пятнышками на атласной коже. Смотрит на мать и отца. Говорит: Ваша светлость хорошо поработали. Разберитесь теперь со мной и девчонкой. Тело ноет. Хочет в мясорубку.  

И влезает в стоящую рядом Железную Деву. Сам закрывает створки Девы и кричит изнутри: Девчонка в лабиринте, спешите, спешите… пока синие демоны не сожрали ее мясо.  

Появляется Беатриче. Она не похожа на себя, но я знаю, это она…  

Беатриче обнажена, тело ее – как огромный цукат. Правой рукой она отламывает кисть левой руки и подает мне: Отведайте, ваша светлость, хрустящие сладкие пальчики. Настоящее объедение. Вы же любите свежую плоть. Или вы хотите кусочек с филейной части?  

Ее милое личико искажается сардонической усмешкой.  

Я крошу ее тельце гигантским кухонным ножом.  

Ужасные чудовища, похожие на живые кактусы, жадно их пожирают. Ухмыляются и показывают мне длинные острые шипы на спинах.  

Проснулся в гостиной, мокрый от нервического пота. И вместо того, чтобы спуститься в подвал и открыть наконец чертову дверь, пошел к себе и принял горячий душ. Лег в постель.  

Попросил Просперо поласкать меня сзади. А когда он вошел в меня, укусил его за руку.  

Ночью началась гроза. Остров и замок сотрясали самые мощные удары молнии и грома, которые я тут пережил. Море штормило. Мучили духота и жажда. Пил воду, но не мог напиться. В голову лезли ужасные мысли.  

Казалось, что замок вот-вот сползет с хребта дикого животного – опрокинется и упадет в черное море, где его разобьют о скалы пятиметровые волны.  

Просперо стоял в углу спальни на коленях и молился на неизвестный мне деревянный идол, губы которого он смазал собственной кровью из ранки.  

Каждый раз, когда рядом с замком била молния, он вздымал свои синие руки с растопыренными пальцами и жалобно всхлипывал.  

Мне он сказал, что на нас прогневался Шива. И чтобы умилостивить его, требуется жертва – человека или животного.  

Я попросил его сходить к Мессалине и сказать ей, чтобы она приготовила мне большую чашку горячего шоколада.  

Он быстро вернулся и сообщил, что Мессалина и Клавдий лишились разума, оба лежат под столом на замковой кухне и едят без остановки различные продукты. В том числе сырое мясо и рыбу.  

Я спросил, что делают Кришна и другие.  

– Все пятеро сидят в гостиной в кружок на ковре и молятся Шиве. Кришна просит разрешения у вашей светлости принести в жертву одну из овчарок.  

Я разрешил.  

Утром шторм утих, а грозу унесло в сторону Хорватии.  

Мессалина пришла в себя и убиралась на кухне. Клавдий пошел проведать вертолет. Ущерб от их временного помешательства был невелик.  

Я вызвал к себе Кришну и спросил его, пойдет ли он со мной в подземелье.  

– Разумеется, мой господин.  

Мы взяли с собой два фонарика и пистолет, и тронулись.  

Не сразу, но нашли ту дверь в подвале. Кришна открыл ее дрожащими руками.  

Мы ожидали увидеть разные ужасы, но не увидели ничего.  

Затхлое подземелье.  

Все тут выглядело так, как описал мне тогда младший Эрмлер.  

Повсюду валялись орудия пытки, ужасные крюки свисали с потолка. Мы с Кришной осторожно обошли все подземелье. Оно состояло из трех комнат, нескольких коридоров и десяти камер-одиночек. Интересно, кто в них томился во времена Габсбургов. Знатные османы?  

В одной из камер на узкой железной койке лежал полуистлевший скелет со связанными проволокой руками и ногами. Рот у черепа был раскрыт. Некоторые зубы отсутствовали. Я узнал в нем моего нерадивого слугу, Стефано, которого я как следует проучил линейкой. А он попытался меня отравить. Случайность спасла мне жизнь. Я застрелил его и приказал Кришне выбросить труп в море. Это случилось восемь лет назад. И он говорил с Беатриче и Данте?  

Кришна тоже узнал Стефано и дрожал.  

– Почему ты тогда не выполнил мой приказ?  

– Я сделал все, как вы сказали. Отвез его на лодке километра за два и бросил в море.  

– И тем не менее он тут.  

– Тут. Видимо течение принесло его назад, к острову, и кто-то подобрал его и спрятал в подземелье. Или он сам приплыл…  

– Ты в своем уме? У него нет половины головы. Посмотри.  

– Вижу.  

В одной камере мы нашли маленькую золотую серёжку колечком.  

Спросил у Кришны: Ты не помнишь, носила Беатриче такие сережки?  

– Нет, у нее не были проколоты уши.  

– А у Данте?  

– Данте серьги не носит. А вот Мессалина обожает серьги. У нее их много.  

– Поговоришь с ней?  

– Как вам будет угодно, господин.  

Кришна вернулся минут через сорок. Взволнованный и озабоченный.  

– Ну?  

– Когда я вошел, Мессалина шепталась о чем-то с Клавдием. Что-то они замышляют, господин. Увидели меня и тут же изобразили покорность и преданность, лицемеры. Мне это сразу не понравилось. Представьте себе, Мессалина может подмешать нам в еду и питье яд, а Клавдий вместе с ней и с вашей шкатулкой, той, с драконом на крышке, – в любой момент улететь на вертолете. Ищи-свищи.  

– Продолжай.  

– Показал Мессалине серьгу. Спросил, ее ли. Что тут началось! Сначала она зашипела как взбесившаяся кошка. Потом бросилась на меня. Вцепилась мне в уши, чертовка. Я был удивлен и обескуражен… Клавдий оттащил ее от меня. Я видел, как она царапает его ногтями. Затем упала на пол… начала биться… а потом стала, вы не поверите, как крокодил ползать по полу с открытой пастью. Пыталась кусать. И меня и мужа.  

– Что было дальше?  

– Вскочила как ведьма, выбежала на лестницу, и вон из замка. И ловко так карабкалась по скалам, как горная коза. И затаилась где-то. Или в море прыгнула и уплыла как русалка. Не знаю. Мы с охранниками ее искали. Но не нашли.  

– Какое представление… Приведи Клавдия ко мне. Пора с ним поговорить серьезно. Если не пойдет, позови охранников и слуг, свяжите его и приволоките ко мне силой.  

– Как вам угодно, ваша светлость.  

Клавдия нашли на пути к вертолету. Сопротивления он не оказал.  

Охранники привязали его к старинному комоду, стоящему у меня в спальне.  

Попросил Кришну и охранников оставить нас одних.  

– Скажи мне, Клавдий, был ли я строг или жесток с тобой или с членами твоей семьи? Был ли придирчив, жаден, груб?  

– Нет, ваша светлость.  

– Почему же ты решил предать меня?  

– Я вас не предавал.  

– Тогда расскажи, что знаешь о пропаже девочки.  

Клавдий молчал. Играл желваками.  

Что заставляет его молчать? Стыд? Или толстая пачка банкнот?  

– Последний раз прошу тебя. Расскажи чистосердечно все, что знаешь. Прощу и отпущу. Будешь и дальше молчать, буду пытать. Пока не заговоришь.  

Подождал еще минутку.  

Заклеил ему рот широкой клейкой лентой. Достал из шкафа широкий кожаный ремень, купленный когда-то в Праге.  

В спальню без стука вошел Кришна.  

– Извините, ваша светлость! Мы поймали Мессалину и Данте.  

– Где?  

Они прятались в хижине у вертолета.  

– Данте отпустите, а Мессалину тащите сюда.  

Трое охранников ввели кухарку ко мне в спальню. Мессалина ревела как машина скорой помощи, брыкалась и пыталась освободиться. Пришлось и ей заклеить рот клейкой лентой.  

Мессалину раздели и привязали к спинке и ножкам тяжелого деревянного кресла. Руки ее были связаны сзади, а бедра широко раскрыты. Груди то и дело прыгали как белки.  

И вот, я один на один с двумя связанными людьми и мне не жалко ни дуру-кухарку, ни дубового императора.  

Я поднял вдвое сложенный ремень.  

– Будете говорить? Кивните.  

Не кивнули.  

Тогда я начал стегать ремнем Клавдия и Мессалину. По чему придется. Они корчились и мычали.  

Нет, я не хотел превратить их в инвалидов, хотел только причинить им боль. Сдерживал себя. Но вошел в такой раж, что чуть не кончил.  

Кивать они начали только через пять минут.  

Говорила Мессалина, Клавдий ей поддакивал, трясся и кривил рот, как в тике. Видимо боль еще не прошла.  

Оказывается, они не ушли тогда с Данте к себе, а отправили сына наверх одного. А сами решили забрать из подземелья Беатриче, надеялись на мою награду.  

– За дверью мы видели только испуганную девушку. Беатриче посмотрела на нас, помахала нам рукой и после этого убежала куда-то. Испугалась, наверное, что мы отведем ее к вам, а вы ее выпорете за то, что сбежала. Мы пошли за ней. В подземелье было темно. Прошли несколько метров. Решили, что дальше идти опасно. Клавдий остался внизу, а я побежала за фонариками. Волновалась. Не нашла. Знала, что фонарики есть у охранников, но к ним не пошла, боялась, что честь находки и спасения Беатриче достанется им. И они получат деньги. Взяла на кухне несколько свечей, спички и побежала вниз.  

Вошла в подземелье. Зажгла две толстых свечи. Там, где меня должен был ждать муж, никого не было. На полу валялись ржавые спицы и цепи. С потолка свисали крюки. Для рыбы? Не знаю. Позвала: Клавдий! Беатриче! Никто мне не ответил. Только тихий свист услышала в ответ. Испугалась.  

Куда муж мог деться? Еще пять минут назад он был здесь.  

И тут началось. Как в фильме ужасов.  

Услышала стон. Женский. Подумала – Беатриче стонет. Позвала ее… не отвечает. А затем заблестело что-то… под потолком. Я не сразу поняла, что это огромная пила, такая, какими дровосеки толстые деревья пилят, двуручная. Острой стороной кверху. А на пиле этой сидит беременная женщина. Прямо на зубьях. Кровь у нее между ног сочится. А держат пилу двое турок или черкесов, узнала их по шапочкам. Только не люди это были, а бесы-иблисы.  

– Как узнала, что бесы?  

– Больно синие у них рожи были. Не похожие на человеческие. И злые.  

– Продолжай.  

– Потом и они, и беременная, и пила исчезли, как будто их и не было. Но появился большой котел на трех медных опорах, с окошечком. Из окошечка человеческая голова высовывалась. На тонкой шее. Голова эта истошно кричала. Под котлом горел костер. А рядом с котлом сидел на табуретке босой демон с длинными мохнатыми ушами. Смотрел на свои пальцы на ногах.  

– Тоже иблис?  

– Конечно. Темно-синий, жуткий. В этом котле он варил грешника. Живьем.  

Не знала, что делать. А котел и демон – пропали.  

Тут я услышала что-то… напоминающее звуки поцелуя. И вот… передо мной длинный черный гроб, в гробу – покойница лежит. Старая, длинная, худая. Ноги ужасные согнуты в коленях, расставлены и подняты. А мой муж, Клавдий, держит ее за бедра и страстно ласкает ее половые органы. Я к нему подошла, хотела его от этой покойницы оторвать. Не тут-то было! Поднял голову, посмотрел на меня… Я мигом поняла, что обозналась. Это был демон страшный, синий, с пузырями на коже, и горбатый. Схватил меня за руку и потянул. А я ему горящими свечами в рожу ткнула. Вонь пошла… Отпрянула от него, наступила на что-то острое. Железный штырь мне в икру впился. Заметалась. На крюк налетела. Чуть жизни не лишилась. Потом нашла в себе силы и успокоилась. Зажгла свечи.  

И вот… будто в камере тюремной я. Сижу на грязной койке. Слышу, плачет кто-то. В углу камеры – стоит Беатриче. Голенькая, жалкая. Посадила ее рядом с собой, обняла. Спросила, как она сюда попала. Она не ответила…  

– Что дальше было?  

– К нам в камеру пришли демоны. Не пришли, а по воздуху приплыли. Как воздушные шары. Двое. Похожие на шахматных слонов. Без ног, без рук. Лица – без носов и глаз. Темно-темно-синяя кожа. Они нами управляли как кукольники куклами. Заставили нас встать и выйти из камеры, подвели к большому каменному алтарю.  

Рядом с алтарем стоял носорог. Не такой, как в зоопарке.  

Жуткой толстой головой поводит.  

Глазками маленькими жадно на нас смотрит.  

Пыхтит, раздувает ноздри.  

Из пасти его слюна сочится.  

Рог сверкает.  

Бедная девушка за мою спину спряталась. Кудряшками трясет.  

Демоны заставили ее лечь на алтарь. На спину. И бедра раскрыть.  

А носорог сразу лег на нее. И давай…  

Она и кричать не могла. Ну а дальше самое страшное случилось.  

– Ой, Мессалина, если врешь, кожу с тебя сдеру.  

– Всеми святыми клянусь, что не вру.  

– Продолжай.  

– Носорог начал ее рогом бодать и лапами когтистыми на куски ее тело рвать. А потом сожрал все, что от нее осталось и кровь своим ужасным языком вылизал.  

Я решила, что теперь моя очередь на алтарь ложиться. С белым светом простилась.  

Но тут ко мне муж подскочил, поднял меня и вынес из подземелья.  

У себя в комнате мы решили вам ничего не говорить, а сына спрятать… И как можно быстрее улететь с этого острова на вертолете. Не вышло. Вот как все было. Против вас, ваша светлость, мы ничего не замышляли.  

Я догадался, что Мессалина солгала мне и сейчас.  

Носорогом в ее рассказе был конечно я. Я же был и иблисом в феске, и демоном с мохнатыми ушами, и ужасным горбуном. И даже котлом для варки грешников. И пилой. Искать Беатриче было бесполезно, я сожрал ее и вылизал ее кровь на каменном алтаре. Все намеки Мессалины я понял сразу…  

Видения ее объяснял для себя легким отравлением газом радоном, известным галлюциногеном.  

Приказал развязать и отпустить кухарку и ее мужа. Лег в постель и попросил Просперо помассировать мне ноги.  

Ночью мы с Кришной спустились в подземелье. Обошли и внимательно осмотрели его еще раз на всякий случай. Но конечно не нашли там ни Беатриче, ни беременную на пиле, ни черный гроб с покойницей, ни носорога.  

Положили кости и череп Стефано в холщовую сумку и долго били по ней молотками. Поднялись на свежий воздух, нашли и всунули в сумку увесистый камень, похожий на шар для боулинга, вышли на причал и бросили сумку в море.  

На следующее утро после завтрака я объявил, что мы должны срочно покинуть остров. Иначе нас арестует итальянская полиция. Приказал всем упаковать ценные вещи и через час собраться у вертолета. Каждому разрешалось взять с собой одну сумку или чемодан. Варуна должен был позаботиться о собаке.  

Через час все толпились у вертолета.  

А через полтора – мы уже летели.  

Когда мы были примерно в километре от острова я достал радио-взрыватель и нажал на красную кнопку. Видел, как замок взлетел на воздух. Вертолет качнуло взрывной волной.  

Мне не составило большого труда потихоньку засунуть небольшой футляр в объемистую сумку Мессалины.  

Через два дня я, Кришна и пятеро его соотечественников уже плыли на яхте «Аркадия» – на Маркизские острова. В последний момент к нам присоединился Данте. Он сбежал из гостиницы, в которой остановились Мессалина и Клавдий, за несколько минут до того, как полиция их арестовала. Супругов обвиняли в краже у своего работодателя дорогого кольца с изумрудом и бриллиантами. На суде присутствовал мой адвокат. Он зачитал мое заявление. Им дали по полтора года тюрьмы. Через полгода Клавдия задушили во сне сокамерники, а Мессалину чуть позже прирезала приревновавшая ее к другой заключенной охранница.  

Заветная шкатулка с драконом на крышке лежала в тумбочке в моей каюте.  

Овчарка бегала по палубе и лаяла на чаек.  

Неделю назад я созвонился по радиотелефону с госпожой Ристаль. Попросил ее связаться с родителями Беатриче и сообщить им, что их дочка погибла на острове в Адриатическом море в результате обрушения скалы во время необыкновенно сильной грозы, и что известное лицо выражает им свои глубокие соболезнования, и готово заплатить указанную в контракте страховую сумму…  

Родители согласились принять деньги и хранить молчание.  

Через год после моего переселения в Америку, в окрестности Сан-Франциско, я получил по почте странную открытку с видом на Алькатрас. Без обратного адреса, но, судя по почтовому штемпелю, из Акапулько.  

На обратной стороне было написано: Как поживаешь, папочка Гум? Передай привет Кришне. Твоя Б.  

ВИЛЛА УРАНИЯ  

Побережье северной Калифорнии.  

Одиночество. Безлюдье. Просторы. Воздушные и водные пути. И всего одна дорога по земле.  

Тихий океан. В нем киты и белые акулы. И туман.  

Плотный, резать можно. Стена, вроде китайской. Каждый раз, глядя на эту белесую стену тумана, вспоминал одноименный фильм Карпентера. Слышал удары колокола. Представлял себе испуганного священника со старой книгой в руках.  

Волны, волны… Вода ледяная.  

Серфингисту тут нечего делать. И купаться нельзя. Волны ломают хребты.  

Рядом с пляжем – ядовитые цветы. И гремучие змеи.  

Скалы как будто изъедены каменными червями. Это вам не Лазурный берег.  

Миль пять от Сан-Франциско отъедешь – и уже никого нет. Только овцы на лугах пасутся. Ни кино, ни театра. Ни Пикассо, ни Модильяни, ни Шагала. Зато есть Хичкок с его «Птицами». Природа может запросто заклевать человека.  

И ресторанов приличных нет. А те, что есть – предлагают гостям жареную рыбу с майонезом и картофель фри с несвежей зеленью. Приносят их смазливые официанты-мексиканцы с нечистыми руками и недобрыми мыслями.  

Лес. Деревья высоченные. Секвойи. Бурелом и следы многочисленных пожаров. От самых больших деревьев остались только широкие, выгоревшие изнутри пни.  

Дома местных жителей построены из дерева. Во время лесного пожара они превращаются в смертельные ловушки.  

Горы. Красные скалы. Говорят, там живут пумы, койоты, черные медведи и рыси. Хорошо, что не саблезубые тигры. За горами – на востоке – зеленая Калифорнийская долина. А потом опять горы – Сьерра-Невада.  

Красивый край. Заводов и фабрик нет, воздух свежий. Вода и в океане, и в впадающих в него небольших живописных речках – чистая, прозрачная.  

Поехали на север по хайвею номер 1 на большом, старомодном рыдване, взятом напрокат в специальной конторе в Сан-Франциско, автомобиле Форд Кантри Седан.  

По дороге глазел по сторонам. Грандиозная плеорама. Оценил и умилился. Вспоминал волнистых попугайчиков в клетке.  

Проехали Бодега Бей. Дом на той стороне бухты все еще стоит. Но в нем нет ни властной матери Митча Лидии, ни его очаровательной сестрички Кэти.  

Часа через полтора заметил справа, футах в шестистах от дороги, высокий, почерневший от сажи деревянный забор и ворота. За воротами, в глубине мелькнул двухэтажный дом, напомнивший мне мой замок на островке в Адриатическом море. Перед воротами стояла белая табличка. Приказал Кришне затормозить и припарковаться.  

Спутники мои вылезли из машины и отошли в сторону, чтобы помочиться. Крикнул им, чтобы ждали меня у машины, а сам подошел к воротам. Прочитал на них почти стершуюся от времени надпись – «Вилла Урания». На табличке, как я и ожидал, было написано «на продажу».  

Вошел во двор, засаженный неизвестными мне экзотическими деревьями. Узнал только желтые лиственницы, гинкго и баобаб.  

Подошел к дому. Постучал в массивную резную дверь с изображением охотника, целящегося в медведя.  

Никто мне не открыл.  

Хотел было уйти, но вдруг услышал глухой кашель. Ко мне подошел загорелый старик с чрезвычайно породистым лицом и узкой зеленоватой бородой, одетый в шорты и синюю майку, с топором в руках, и спросил, не хочу ли я купить его участок и дом.  

Осведомился о цене. Старик назвал пятизначную цифру в долларах.  

Удивился. Цена показалась мне заведомо заниженной.  

– Почему так мало просите? Термиты прогрызли стены?  

Старик нахмурился. Наморщил лоб.  

– Плохо же вы, мистер, разбираетесь в термитах.  

Ударил тыльной стороной топора в стену своего дома. Не осталось даже вмятины.  

– Видите? Дерево цело и держит удар. Да, забор и ворота малость пострадали во время последнего лесного пожара, надо заменить кое-какие доски, но дом цел и невредим. А мало прошу по очень простой причине. Мне осталось не долго жить, и я хочу поскорее продать недвижимость и отдать деньги внучке.  

– А почему внучка не хочет тут жить? Место роскошное. Океан недалеко. Лес и горы. Покой.  

– Она живет в Сан-Франциско, играет в оркестре на виолончели, а сюда даже в гости не приезжает. Она тут выросла…  

– Покажете дом?  

– С удовольствием.  

Дом оказался не только внешне, но и внутри похож на мой замок в Адриатике. И подвал у него был. Но никаких потайных дверей в нем не было.  

Массивная и крепкая мебель внушала уважение. Показывая мне комнаты, старик ласково поглаживал крепкими длинными пальцами тяжелые стулья и кресла, могучие шкафы с инкрустациями из дерева, перламутра и меди, дубовые столы, за которыми запросто могли бы сидеть рыцари короля Артура.  

Мне все в доме понравилось… это было жилище добросердечных, работящих, оптимистично настроенных людей. В доме хорошо пахло. Старым деревом, табаком и кофе. В некоторых углах я заметил бронзовые статуи индийских божеств. На крыше была оборудована маленькая обсерватория.  

– Статуи заберете? И телескоп?  

– Оставлю, если заплатите за них тысячу наличными. Исторической или художественной ценности они вроде бы не представляют. Но за много лет они стали частью дома и моей жизни. У телескопа испортились линзы. Мне он не нужен.  

Я не стал торговаться. Похвалил дом и спросил у старика, где мы сможем оформить сделку.  

Глаза его загорелись. Видимо, ему было приятно, что дело наконец стронулось с мертвой точки и он сможет сообщить внучке добрую весть.  

– Чудесно! Я видел, у вас есть машина. Свою я давно выкинул. Езжу на велосипеде… Оставьте ваших спутников здесь, в доме, пусть располагаются, камин разожгут, а мы с вами съездим к моему нотариусу в город. Это всего в семи милях отсюда. Если сделка состоится, заплатите за все в местном банке.  

– Если вы не возражаете, поведет машину мой телохранитель, я давно не садился за руль.  

– Не возражаю. Кстати, как вас зовут? Откуда вы? Из Европы конечно. Француз или бельгиец?  

Я представился. Кратко рассказал о себе. Мне показалось, что старик нервно дернулся, когда услышал мою фамилию. Сам он тоже назвал свое имя – Шива Рассел, и объяснил: Нет, я не индус. Мои родители страстно любили Восток. Много путешествовали.  

До города мы добрались за четверть часа.  

Подкатили к одному из нескольких старинных зданий, на первом этаже которого находилась нотариальная контора «Джонс и сыновья».  

Нотариус оказался аккуратным седым старичком лет семидесяти. Прежде чем он позволил мне подписать купчую, позвонил в полицию и пригласил шерифа для того, чтобы тот проверил мои бумаги и расписался, где надо, как свидетель совершения сделки. Шериф появился через две минуты, здание полиции находилось напротив нотариальной конторы. Толстый, похожий на шар в униформе, усатый шериф дружески мне подмигнул.  

– Так это вы хотите купить эту развалину? Мужественный поступок, скажу я вам. Очень даже мужественный.  

А затем, не спеша, бормоча что-то себе в усы (мне удалось расслышать: И откуда только берутся такие идиоты…), рассмотрел мой французский паспорт, вид на жительство и другие документы в лупу, после чего рявкнул: Олл райт!  

Расписался и удалился, покачиваясь, как водокачка. Казалось, что он сейчас покатится.  

Пошли в банк. Там история повторилась. Банковский клерк вызвал директора, чтобы тот осмотрел мои документы. Директор, длинный как вязальная спица, сухой и моложавый янки лет пятидесяти пяти, прошептал, как будто не мне: Я надеюсь, вы хорошо подумали. Этот дом пользуется дурной славой. Да, очень дурной. В окрестностях так много недвижимости на продажу. Зачем вам этот ужасный дом? Неужели из-за баобаба во дворе?  

Рассел отвел глаза.  

Банкир минут десять рассматривал мои бумаги. И тоже в лупу. Ушел к себе в кабинет и оттуда позвонил в Уэлльс Фарго Банк в Сан-Франциско, проверил содержимое моего счета.  

Видимо, тут не очень доверяли иностранцам.  

Мне пришлось выписать десять отдельных чеков. Один из них – на ту сумму, которую мне назвал старик. Остальные, поменьше, в налоговое управление, нотариусу, в городской совет и совет штата, в электрическую компанию, чтобы они включили электричество, отключенное за неуплату долга, в телефонную компанию, чтобы восстановила телефонную связь, в службу забора отходов и мусора…  

Я заполнил чеки и вручил их директору банка.  

Тысячу наличными отдал старику в машине. Тот попросил высадить его в городе у малоприметного домика, одиноко стоящего на высоком берегу. Рядом с домиком кривилось и выгибалось дерево Джошуа, непонятно зачем пересаженное сюда из пустыни.  

На прощание Рассел сказал: Все ключи вы найдете на первом этаже в коридоре. Они лежат в ящике, спрятанном за большой картиной, изображающей Кришну в окружении пастушек. Воду из крана лучше фильтровать и кипятить… но мыться ей можно и поливать растения тоже. В сарае справа – запас дров для камина. Не хотел вам говорить про электричество и телефон, боялся, что вы раздумаете покупать дом, извините. Кондиционер испорчен, даже не пытайтесь его включить. Лучше выбросьте. И последнее. Как вы уже поняли, про эту виллу рассказывают бог знает что. Услышите еще что-нибудь от местных, не пугайтесь. Все это вздор. Никому не верьте. Живите долго и счастливо!  

Через два месяца все в доме было в порядке. Рабочие починили забор и ворота. Мне пришлось заплатить за их работу и машину леса четыре тысячи. Загорелись торшеры и люстры, зазвонил телефон, заработал новый кондиционер, огромная машина высосала из подземного резервуара накопившиеся там за годы фекалии. В колодце установили новый насос.  

Кришна с Горацио съездили в Сан-Франциско и купили там постельное белье, одеяла, фарфоровую посуду, стиральную машину, холодильник, новый телескоп и многие другие достижения цивилизации. Из комнат охранников и слуг стала доносится радио-музыка.  

В кухне захлопотали две чернокожие женщины среднего возраста, Сара и Ева. Продукты они заказывали у знакомых поставщиков в городе. Жили – в комнате на первом этаже. В воскресение у них был выходной день, Кришна отвозил их в субботу вечером в город, а утром в понедельник привозил назад.  

Мои охранники получили от меня в подарок гладкоствольные ружья, патроны, легкую синюю одежду, куртки и спортивные туфли.  

Два раза в неделю к нам приезжал на велосипеде чернокожий садовник. Он подстригал траву и кустарник, поливал и приводил в порядок деревья во дворе. Звали его Джон. В свободное время он курил янтарную трубку и слушал по карманному радио репортажи с бейсбольных и футбольных стадионов.  

Несмотря на свою темную кожу, садовник этот ужасно походил на моего бывшего пилота Клавдия. Бывает.  

Иногда он как-то особенно смотрел на меня, усмехался и качал головой. Как будто подозревал меня в том, что я не тот, за кого себя выдаю.  

Как-то днем, перед самым обедом, садовник превратился в огромную жабу.  

Только на несколько мгновений.  

Однажды, теплой калифорнийской зимой… с океана дул пронзительный ветер, облака летели над нашими головами как крылатая конница, волны тяжело бились о почерневшие скалы, и глухие их удары доносились и до нас, хотя вилла Урания отстояла от океана на милю или чуть больше. Удары эти наводили меня на тяжелые мысли. Почему-то в голову назойливо лез проклятый старик Рассел. Он потрясал трезубцем Шивы, что-то шептал, приплясывал. К нему присоединялись давно забытый покойник Стефано, раздробленные кости которого мы с Кришной утопили в Адриатическом море и демоны-иблисы из рассказа Мессалины. Иблисы показывали мне двуручную пилу, Железную Деву и большой котел для варки грешников.  

Терпеть это представление у меня не было сил. Я беззвучно кричал им: Сделайте одолжение, сгиньте!  

А они делали неприличные жесты и предлагали мне сесть на пилу, влезть в Железную Деву или в котел.  

Тогда, в этот мрачный зимний день к нам приехал почтальон Билли на своем подержанном бьюике и передал Брахме ту самую открытку. Из Акапулько.  

А потом мы сидели с Кришной в гостиной на втором этаже за обеденным столом, пили какао из глиняных кружек, ели прекрасное американское овсяное печенье и рассматривали открытку. Делились мыслями.  

– Как ты думаешь, неужели это она… крошка Беатриче… осталась в живых. Откуда-то узнала наш адрес. Откуда? И послала нам весточку. Уверяю тебя, не для того, чтобы поиздеваться. Нет. Я чувствую в ее словах угрозу.  

– Вам виднее, ваша светлость.  

– Не темни, скажи мне, что ты думаешь.  

– Вы господин, очень богаты. Возможно ей понадобились деньги.  

– Почему бы ей в этом случае не раскрыть карты и прямо не попросить. Ты меня знаешь, я бы дал.  

– Всем известны ваша доброта и щедрость.  

– Может быть ее родители, эти жадные продавцы свежего детского мяса, собираются шантажировать меня? Наняли частного сыщика, тот нас нашел… и они начали артиллерийскую подготовку перед наступлением. Эти люди не остановятся, пока не сожрут меня с потрохами.  

– Все возможно, ваша светлость…  

– И что же мне делать? Опять бежать? Покупать фиктивные документы и бежать? Яхта ждет в Сан-Франциско.  

– Простите, мой господин, но делать ничего не надо. Мы неплохо тут устроились. Поживем еще… Сделаем вид, что нам все равно. Ну написала открытку. Она или кто-то еще. Ну и что? Пусть они делают следующий шаг, а там посмотрим.  

Так и решили.  

Через две недели почтальон принес вторую открытку. Точно такую же, как первая, с видом на Алькатрас и без обратного адреса. Почтовый штемпель – Сан Диего.  

– Дорогой папочка, ты, наверное, решил, что я хочу твои деньги. Как же ты смешон. Подумай о РП. До встречи. Твоя Б.  

РП? Это что еще?  

Догадался. РП это Роман Полански. Знаменитый режиссер был недавно обвинен в том, что изнасиловал тринадцатилетнюю девушку. Опоил ее алкоголем, дал ей наркотик и поимел…  

Никто не знал, чем закончится это дело. Пресса гадала, во сколько сотен тысяч долларов обойдется создателю «Бала вампиров» и «Ребенка Розмари» эта афера. Или – сколько лет он будет теперь сидеть в тюрьме.  

Роман Полански дожидаться приговора не стал, благоразумно покинул Америку.  

Стало быть, Беатриче грозит мне подобным процессом.  

Главным свидетелем и обвинителем будет конечно она сама. Собственно, ей и врать не придется. Только добавить ко всем интимным описаниям словцо «вынудил». Или «заставил». Поди проверь!  

А я скажу, что она все выдумала. Что я ее не знаю. Что ее не было на острове.  

Тут конечно появятся ее родители и положат судье на стол наш контракт.  

А я скажу, что контракт – липовый. Что это подделка, а процесс – попытка меня опорочить и выманить у меня деньги.  

Тут прокурор начнет вызывать на свидетельское кресло моих людей. По одному.  

Будет грозить тюрьмой за дачу ложных показаний.  

Возможно, всех нас возьмут под стражу до суда. Посадят в одиночки.  

Стоит одному из моих альфуров признать, что девочка неделю провела на острове, и моя защита развалится.  

У всех их фальшивые французские паспорта. Ввез я их в Америку нелегально, на моей яхте. У Кришны – купленные за пятьдесят долларов водительские права.  

Суд об всем этом узнает и использует как средство давления.  

Кто из них запоет первым?  

И что я могу сделать, чтобы этого не случилось?  

Ясно, как день, что. Я в Америке. Тут свидетелей устраняют. Физически. До суда.  

Легко сказать! Кришна мой старый друг и советчик, единственный человек на свете, с которым я могу поговорить по душам. Просперо – нежный и преданный любовник. Остальные тоже мне не безразличны. Привязался к ним за столько лет. Они стали для меня чем-то вроде этих индийских статуй для старика Рассела.  

Прошло еще месяца три с половиной.  

Третья открытка так и не пришла. Какое облегчение!  

Ни Рассел, ни его внучка-виолончелистка за все это время так ни разу у нас и не появились. Я попросил Горацио и Просперо собрать личные вещи старых хозяев и положить в три высоких деревянных ящика, стоящих в пустующей комнате на первом этаже. Ничего ценного там не было, но я думал, что они рано или поздно захотят забрать многочисленные фотоальбомы, акварельки в затейливых рамочках, связки писем и документов, посуду, постельное белье, одежду, обувь, школьные тетрадки, игрушки, бейсбольные карточки, сотню любовных романов в пестрых обложках, справочники, телефонные книги, бижутерию, несколько сломанных ковбойских револьверов, напольные часы, патефон с пластинками, ламповое радио с волшебным глазком и прочий скарб.  

Я пытался узнать в справочной Сан-Франциско телефон внучки старика, но мне это не удалось. Позвонил несколько раз по номеру, оставленному Расселом, но там никто не ответил. Позвонил нотариусу, напомнил о себе и попросил передать мистеру Расселу, что он или его внучка могут забрать свои личные вещи.  

Нотариус сообщил, что по его данным, мистер Рассел уехал жить в Гонконг или Сингапур через несколько дней после продажи виллы. По-видимому, сразу после того, как деньги поступили на его счет.  

– К слову говоря, – добавил нотариус, – у Рассела нет внучки, а есть дочь. И живет она не в Сан-Франциско, а где-то в Европе, в санатории для психически больных людей.  

– Странно, зачем же он врал мне про внучку? Говорил, продает дом и участок, потому что хочет отдать деньги внучке… перед смертью.  

– Так он говорил? Непонятный человек. Во-первых, он далеко не так стар, как хотел бы выглядеть. Ему сорок восемь лет.  

– Что вы говорите?  

– Во-вторых, он абсолютно здоров. Так что все разговоры о его скорой смерти – чепуха. Есть еще и в-третьих.  

– Что еще?  

– Он никогда тут не жил, пока не получил виллу в наследство – два года назад. Специально приехал сюда непонятно откуда. Мы и не знали, что у старого бобыля Купера, умершего такой ужасной смертью, бывшего столяра, любителя астрономии и кубанских сигар, где-то на краю света живет двоюродный племянник. Рассел вступил в наследство и пропал. Дом стоял пустой. Чуть не сгорел во время лесного пожара. Повезло, ветер сменил направление в критический момент. И только неделю назад Рассел опять появился. Я не уверен в том, что Рассел – его настоящее имя. Говорю, вам, он человек-загадка. Зеленая борода! Учитывая то, что вы теперь владелец дома, я мог бы рассказать вам еще кое-что, только не по телефону.  

– Заинтриговали. А какой смертью умер бобыль Купер? Если не секрет.  

– Долгая история, но если кратко – он был растерзан дикими зверями в собственной постели. Голову его так и не нашли. А части тела валялись по всему дому. Полиция долго возилась с этим делом, но так ничего и не поняла. Ни пумы, ни медведи так близко к океану тут не подходят. Не залезают в дома и не рвут на части их обитателей. Была еще версия о зловещем религиозном ритуале, но наша полиция не в силах расследовать подобные преступления. Написали – звери, и закрыли дело.  

– Фантастика… так куда и когда мне подъехать?  

– Приезжайте в мою контору завтра, часа в три. Расскажу вам еще кое-что. Поседеете от страха.  

Странно все это. Растерзан дикими зверями? Но… какое мое дело?  

Зачем Рассел мне врал? Зачем? Положи под лупу любого человека – и увидишь столько всего, что его и не узнаешь.  

Приказал охранникам вырыть во дворе большую яму, бросить туда ящики, облить их бензином и сжечь, предварительно вынув из них фотоальбомы. Решил просмотреть их на досуге. А яму, после аутодафе, зарыть.  

После окончания работы охранники затеяли на месте, где была яма, дикие голые пляски, закончившиеся спонтанным спариванием с кухарками. Участники действа рычали и хрипели как каннибалы. Зрелище было не из приятных.  

Поехали к нотариусу.  

По дороге попросил Кришну: Отвези меня пожалуйста вначале к тому домику на высоком берегу, где мы высадили Рассела. Может, он все еще там, а не в Сингапуре. Ты помнишь дорогу?  

– Разумеется, ваша светлость. Тут все просто, потому что мало людей, мало дорог…  

Приехали. Я вышел из машины. На месте, где стоял домик… росла травка. И цветочки желтенькие. Кривое дерево Джошуа тоже было тут, а домика не было. Вот это сюрприз!  

Спросил Кришну: Ты куда меня привез?  

– Туда, куда вы просили, господин. Вот, посмотрите, тут дерево, тут обрыв, тут океан, тут два холма.  

– А где домик?  

– Не могу знать, ваша светлость. Я свою работу сделал, а куда домик делся, решайте сами. Вы в Кембридже учились, а я в школе при миссии.  

Я тогда не знал, что настоящий сюрприз ждал нас с Кришной впереди, всего в полумиле отсюда.  

Спустились с высокого берега в город. И поехали туда, где должны были стоять старые дома. Да, да, дома стояли на своих местах. Только…  

Только они были давно брошены их обитателями.  

Почти все окна и витрины были грубо заколочены досками или фанерой. Крыши во многих местах провалились. Кое-где на них росли кусты и деревья. Не заколоченные окна зияли как глазницы черепа дьявола. Казалось, что внутри этих зданий обитают огромные насекомые, которые внимательно смотрят на нас своими красными глазами. И стоит только хлопнуть в ладоши, и они выползут, выбегут, вылетят из этих жутких домов и набросятся на нас...  

Глаза моего шофера наполнились ужасом, руки задрожали.  

Я не стал выходить из машины, прошептал: Едем отсюда. На въезде в город была заправка, остановись там.  

Я мог поклясться, что десять минут назад, когда мы въезжали в город – заправка работала, неоновая реклама на ней сверкала, двое ее улыбчивых служащих в смешных оранжево-черных комбинезонах хлопотали у роскошного голубого кадиллака, один заправлял машину бензином, другой – протирал ветровые стекла тряпкой. Все было так красиво, так хорошо. Что тут случилось? Или это произошло не с городом, а с нами?  

Вот и заправка. Заброшенная и разрушенная много лет назад. Я так и знал.  

– Не останавливайся, не смотри, едем домой. Поторопись.  

Что же это… океан потерял свою чудесную голубизну и стал металлически серым, а обычные его волны выросли футов до тридцати, зловещие темные фигуры катались на них на серфинговых досках...  

Лес вокруг нас тоже потемнел. Между деревьев стояли косматые обезьяны-бигфуты. Они показывали мне страшные передние зубы и гадко гримасничали. Били себя огромными волосатыми кулаками в грудь и приплясывали.  

Потемнели и горы, и само небо. По нему летали незнакомые мне хищные птицы. Или птеродактили?  

Еще издали увидели забор и ворота. Слава Богу! Все вроде бы на месте.  

Вошел в дом… и сразу понял, что и тут что-то произошло. Что-то необычное и страшное. Все в гостиной было разгромлено. Шкафы и комоды лежали на полу, стулья и столы были опрокинуты. Повсюду валялась разбитая посуда.  

Ко мне подбежал Горацио. Он был смертельно испуган, говорил, заикаясь.  

– Господин, тут без вас…  

– Вижу.  

– Обе кухарки превратились в чудовищ. В змей, в драконов, в ламий, в горгулий. Точнее не могу сказать. И начали все крушить.  

– Когда это случилось?  

– Минут через двадцать после того, как вы с Кришной уехали. Я был на кухне. Попросил Сару сделать мне сэндвич с вареными яйцами, майонезом и креветками. Она сделала. Мы с ней немного пококетничали. Она смеялась. Я обнял ее, потрогал ее груди и поцеловал в толстую шею. В этот момент ее кожа вдруг превратилась в кожу варана, состоящую из шестигранных щетинок, глаза округлились, голова вытянулась, на пальцах выросли длинные когти… Она попыталась укусить меня в плечо, но я оттолкнул ее и убежал в кладовку, закрылся там. Ева тоже превратилась в чудовище. Пока сидел в кладовке они разгромили гостиную… Оборотни…  

– А где были остальные?  

– Смогли вовремя убежать во двор. Залезли на деревья.  

– А что было потом?  

– Оба адские создания убежали в лес… Как такое возможно, не знаю. Мы ничего не стали убирать, хотели, чтобы вы сами посмотрели, боялись, что вы нам не поверите.  

– Почему охранники не стреляли?  

– Они так перепугались, что побросали ружья.  

– Бравые солдаты.  

– Какие есть, ваша светлость.  

Приказал охранникам и слугам привести гостиную в порядок. Запереть все двери, закрыть ставни на окнах, зарядить ружья и быть наготове. И еще, закрыть купол обсерватории и растопить камин.  

А сам я сидел в кресле в моей спальне и старался ни о чем не думать, ничего не вспоминать. Боялся сойти с ума. Ждал что-то вроде штурма дома дьявольскими существами.  

В спальню вошел взволнованный Кришна.  

– Господин, я должен вам кое-что сказать.  

– Говори.  

– По двору прыгает жаба размером с осла. Охранники говорят, что это Джон. Что делать?  

– Ничего. Если он попробует открыть ставни – стреляй.  

– Я не умею стрелять, ваша светлость.  

– Пошел вон, идиот!  

Кришна поклонился и ушел.  

Неожиданно зазвонил телефон. Чувствовал, что не надо снимать трубку, но все-таки снял. Привычка.  

– Алё.  

– Здесь нотариус Джонс. Мистер Орсини?  

– Да.  

– Позвольте спросить, ваша светлость, почему вы не приехали, мы так вас ждали. Все приготовили для торжественной встречи такой важной особы.  

– Что приготовили?  

Говорил я машинально, не вдумываясь в услышанное.  

– Приготовили все то, что вы заслужили. Алюминиевую линейку, чешский ремень, березовые розги, римские плети, длинные толстые иголки, кандалы, аппарат для электрошока, пассатижи для вырывания ногтей, щипцы, мечи, кинжалы, топоры, сверлильную машину для зубов и для костей, испанский сапожок по размеру, крючки и крюки всех возможных размеров, дыбу, клистир на десять литров, хирургические пилы, тяжелый деревянный столб, веревки, гвозди. И много других прекрасных вещей. Смею вас заверить – все это от вас, не от нас. Мы собрали только то, что вы или использовали, или страстно мечтали использовать. Материализовали ваши сладкие мечты, ваша светлость. Мы всегда так поступаем. Все по закону. Никакой самодеятельности. Упаси Бог! Нас за самодеятельность по головкам не погладят!  

– Что же, по-вашему, я уже в аду?  

– А что вы сами думаете?  

– Я ничего не думаю. Устал думать и представлять. Видимо, у меня галлюцинации. Или я в наркотическом бреду. Мне надо принять холодный душ.  

– Как примитивны ваши мысли. Какое у вас глубокое презрение к религии. Стопятидесятипроцентный материализм, как в незабвенную эпоху Просвещения. Ни капли романтики, ваша светлость. Да, в вас нет ни капли Байрона или Мильтона. Один сад-сухостой. И чем суше ваша жизнь, тем влажнее страхи, желания и мечты. А фантазии… одна другой ужаснее. Ничего не стесняющееся сладострастие. Дети, младенцы, подростки… старухи, старики. Мучения, пытки. Хорошо хоть, что мертвецов там нет, в ваших фантазиях. И какие финтифлюшки-завитушки! Барокко просто! Вихрь, торнадо, ураган.  

– Может быть, заткнете наконец фонтан, и скажете, что вам от меня надо?  

Ответа я так и не дождался. Мой собеседник прервал разговор.  

Интуитивно понял, что сейчас должно что-то произойти. Сжался. Подтянул колени к подбородку. Взял в рот согнутый указательный палец правой руки. Зажмурился.  

Тут кто-то дал мне подзатыльник.  

Глаза пришлось открыть.  

Передо мной стояла покойница Мессалина. Голая.  

В руке она держала приснопамятную алюминиевую линейку.  

– Ваша светлость! Как я рада снова вас увидеть. Помните небось, как футлярчик с колечком мне в сумочку сунули? Меня засудили, а потом в тюрьме зарезали. И все из-за вас. И не стыдно вам? Вам хоть раз в жизни было стыдно, господин любезный? Вот, возьмите линеечку и накажите меня как в старые времена. За барские грехи всегда холопы отвечают.  

Она приподняла руками свои полные груди, покрытые трупными пятнами, и я ударил ее несколько раз линейкой по соскам. Не соображал, что делаю. Обезумел.  

И вот… Мессалина исчезла, а передо мной стоят мои новые кухарки, Сара и Ева, тоже голые, соединенные телами как сиамские близнецы. И я вижу, как их голубая кровь перетекает из тела в тело.  

Стоят, корчатся и смотрят на меня глумливо.  

– Милый наш повелитель, не хочешь ли наказать и нас? У нас две головы, три груди, но только одна…  

И я уже был готов начать бить их линейкой, но они прямо у меня на глазах превратились в двух бенгальских варанов…  

Вараны эти встали на задние лапы, передними лапами обняли друг друга и начали танцевать квикстеп. И так быстро танцевали, что у меня закружилась голова, и я упал на дубовый пол спальни.  

Очнулся я в постели. В объятьях… носорога. Того самого, о котором рассказывала Мессалина. Носорог пыхтел и рычал, он явно хотел войти в меня своим огромным членом. Когда это ему удалось, я потерял сознание от боли.  

И тут же очнулся. Я все еще лежал в моей постели, но носорога в ней уже не было.  

Рядом со мной лежала Беатриче. Я обнял ее и поцеловал в губы. Она не ответила на мой поцелуй.  

– Милый папочка, ты сейчас испытал боль… которая очень быстро кончилась. А я испытывала такую боль часами. И делала вид, что мне хорошо под тобой. Мне было только десять лет, папочка. Десять, понимаешь? Тебя так это возбуждало. Моя узкая талия, тоненькие ручки и ножки и моя глупая рожица… И главное – моя детская вагина.  

Тут я ощутил, что становлюсь короче, моложе, мои руки и ноги стали тоненькими как руки и ноги десятилетней девочки, мой член и мои яйца исчезли, и на их месте появились половые органы девочки-подростка.  

А Беатриче, наоборот, стала расти и стареть, поменяла пол и превратилась в бородатого плотного шестидесятидвухлетнего мужчину с длинным и толстым членом.  

Что последовало за этими превращениями, объяснять не нужно.  

Вилла Урания исчезла вместе с Калифорнией.  

Я лежала в спальне герцога в замке на острове в Адриатическом море.  

Герцог несколько часов терзал меня, причиняя мне чудовищную боль, но не замечал этого. И в конце концов кончил, рыча, царапаясь и сверля меня глазами. Его тело пахло железом и потом. И еще – чем-то кислым.  

Утром я разбудила моего мучителя нежными ласками в области промежности. Так мне приказали.  

Лизала и теребила попеременно его яички, анус и кончик члена. Научили меня этому не мои родители, которые продали меня еще в младенчестве, а строгие наставницы в борделе.  

Убедившись, что он проснулся, я показала ему знаками… что хочу, чтобы он напоил меня золотым дождем. Он понял, поднял и потащил меня в ванную. Пока он мочился, я с трудом боролась с рвотными позывами. Мой мучитель так возбудился, что кончил мне в рот.  

Вечер мы посвятили миссионерским радостям. Для него это были радости, для меня – пытка. Боль во влагалище была невыносимой.  

На следующий день он катался на мне верхом. Ржал и пускал ветры. А я, превозмогая боль и отвращение, каталась на нем.  

На четвертый день он задумал поиграть в ролевые игры. Разыграл строгого отца. Сделал мне выговор и наказал за плохую успеваемость в школе. Дал мне несколько пощечин и выпорол розгами. Бил очень сильно. После этого мне пришлось несколько раз ему отдаться и имитировать оргазм.  

На пятый – он заставил меня сыграть роль оскорбленной и разгневанной Лолиты, называть его Гумбертом, сквернословить и бить его ногами в пах, потом он зверски трахал меня, рыча и кусаясь.  

На шестой – мой мучитель и его слуга-подонок, Кришна, привели в спальню Данте, сына кухарки, и устроили «детскую свадьбу». Так они это называли. Как же громко они смеялись! Нам с Данте было не до смеха. Затем он и Кришна грубо овладели нами анально. Я видела, как Данте корчился от боли.  

Вечером седьмого дня герцог и его люди устроили оргию. Нас всех заставили выпить какое-то адское зелье. Что мне пришлось испытать во время этой оргии, я описывать не буду. Скажу только, что и меня и несчастного Данте заставили совокупиться не только с герцогом, но и с овчарками, тремя охранниками, двумя слугами и с Кришной.  

Позже мы с Данте поклялись друг другу в том, что отомстим.  

На восьмой день…