декабрьские мысли

Долгое время я писала от лица мужчины. Мужско​й слог казался мне особенно твердым, изящным и, все вертится на языке, стильным. И даже отчасти недосягаемым в своей глубине.  

Мне вечно думалось, что женщины всегда пишут как-то иначе, и в каждом споре я отстаивала это до победного, лишь подчеркивая, что «ее» в моих строчках никогда не будет.  

И вот все затихло. Несколько месяцев прошло, а в ящике только чистые листы. Я совсем не писала, лишь верила, что никогда от этого не откажусь. Но все равно не садилась за строчки, только в голове крутила их разные наряды и вариации. Я все отчаянно думала о творчестве и бессмертии. Эти мысли занимали меня на несколько недель без перерывов. Если, конечно, не больше.  

Правда, отмечу – чтобы победить смерть, нужно создавать. Можно писать – и на бумаге, и на холсте. Можно шить, штопать, чинить, сажать, рубить и выпиливать. Можно делать все, лишь бы это обретало форму и вкус. Конечно, писательство выигрывает в этом.  

Одень свою мысль в строчку или рифму – и в толпе найдется тот, кто обязательно ее полюбит. Не так, как любишь ты, но точно запомнит. Запомнит и пойдет с ней дальше, как со старым чемоданом от отца. Будет передавать ее другому. Возможно, детям или друзьям. Все как со старой сумкой. Только от нее со временем отвалятся ручки, и молния подведет. А роман, очерк, повесть – храни их в незащищенной бумаге, они все равно будут жить. Если не в этом издании, так в следующем. Если не на бумаге, так через уста. Будут жить они – будет жить и твое имя.  

Эта идея не покидала меня долгое время. Хотя, мне нужно признаться, она не только привлекала меня, но и ужасала. Можно, конечно, даже посмеяться, что физики любой ценой хотели бы приручить время, а лирики открыто с ним сотрудничали без договора и лживых сделок. И стоит задуматься об этом один раз – ты начнешь это проигрывать каждый день, начиная за чашкой кофе утром, заканчивая мыслями перед сном.  

Но я это немного подзабросила. Отложила в шкаф, на дальнюю полку – точно так же, как откладываю теплые вещи летом. Меня стало заботить совсем другое, взятое не из размышлений и фантазий, а из реальной жизни. И я не люблю писать про любовь, всегда обхожу ее стороной. Опять же, точно такая же схема с вещами – когда ищешь легкую рубашку в июне, никогда не посмотришь на свитер для декабря.  

И сейчас про любовь я не буду – не хочу, не люблю, не поддерживаю. Напишу про один из ее вкусов.  

Я безумно боюсь смерти, но пару лет назад я еще больше боялась расставаний. Мне было проще не открывать новую историю, лишь бы избежать горечи возможного расставания. А если от этого укрыться мне не удавалось – я смотрела на каждый новый день испуганными глазами. Сейчас все воспринимается чуть иначе. Горечь от расставания не стала слаще – только взгляд стал трезвее.  

Но одна грань совсем неожиданно для меня стала терзать изнутри: как странны те мгновения, когда ты, влюбившись, спустя годы поиска – расслабляешься. Расслабляешься и начинаешь верить, что свое ты наконец-то нашел. Ты превращаешься в пирата, что отыскал после шторма свое золото. Выглядишь, как актер из бедного театра, вырвавшийся на большую сцену. Ты впервые за долгое время поиска и одиночества – отдохнул. Выдохнул.  

И какое счастье, когда поиск не нужно начинать снова, если прошло мало времени. Но бывает и обратное – великая радость приобретения, расслабления и веры покидает тебя так быстро, что ты отказываешься осознавать это любой ценой. Это случилось со мной недавно – я не смотрела на часы, чтобы запомнить точное время. Память сохранила лишь тот ступор и абсолютное удивление, что это все-таки произошло – расставание бывает разным, и быстрым тоже может быть. Как отрезало.  

И пропасть, наверное, даже не в том, что придется искать заново – а в том, что ты лишь на секунду успел ощутить руками то тепло, что сейчас же выдернут у тебя. А горечь расставания уходит на второй план, смотря на тебя, стоящего на обочине и обезумевшего от аварии, в которой ты – главный пострадавший.  

И ощутив это, я позабыла о смерти и творчестве, рубашках и свитерах, чемоданах и строках. Парадокс, вся соль, весь акцент – я гоняла все мысли прочь об этом счастье, что мне удалось лишь кончиками пальцев погладить, а они все приходили ко мне и стояли за дверью, ожидая моего появления. Но они лишь служили за актера второго плана, от которого хоть как-то можно было спрятаться в коробке со старыми декорациями, а вот обида на колоссальную несправедливость все не покидала меня. А губы все твердили в пустоте: «Я ведь совсем не успела, я ведь только попробовала, я ведь только прикоснулась, я ведь только увидела..»