Драка

Игорь Шестков  

ДРАКА  

Сентябрь в Берлине. Каждый день тридцать два – тридцать три градуса. Духота и вонь. И грязно очень.  

Не пишу больше. Придумывать не хочется. Описывать некого и нечего. Рассуждать не о чем, все ясно. Литература осточертела. Музеи надоели. От друзей остались одни тени.  

Война в Украине приблизила нас всех, не только несчастных жертв российской агрессии, к реальности. Точнее – ткнула в нее мордой. Мол, смотрите на то, куда приехали. Что создали. Лопайте. Наслаждайтесь. А метафизические миры – единственное надежное убежище для состарившихся невротиков – отодвинула, оттолкнула или вовсе уничтожила. Дронами. Спрятаться негде.  

Раскаленное асфальтовое покрытие поднялось и ударило в лицо. Сломало нос, поцарапало щеки, оставило на лбу шишку, а глаза запорошило пылью. Пеплом. Прахом.  

Жизнь посерела, погрубела, очерствела. Мрачный жнец на белой коняге – осклабился и зажмурился от удовольствия.  

Расскажу о том, что видел. Нет, к сожалению, не во Флоренции, не на Майорке и не на Багамах, а на северо-востоке Берлина, в продуктовом магазине REWE, расположенном в ста метрах от нашего одиннадцатиэтажного блочного дома крысиного цвета.  

Моя немка и я стояли рядом с одной из пяти касс. Кассирша, измученная бедностью и сожителем-садистом худенькая девушка, слушала в наушниках итальянскую музыку, ритмично дергала своей маленькой головкой так, что ее покрашенные в зеленый и красный цвет кудряшки прыгали как козлики на полянке и спрашивала автоматически: Платить будете кредитной картой? У вас есть наша фирменная карточка? Сколько булочек в пакете? А сколько двойных? Яблоки брали с нижней или верхней полки?  

На ее тоненькой шейке, похожей на куриную, проглядывали сквозь слой пудры многочисленные темно-синие пятна от засосов. Ее тонкий заостренный носик был похож на пластиковый треугольник с изящными ноздрями. Ноготки на коротких нечистых пальчиках – обкусаны.  

– Наличными. Фирменной карточки нет. Восемь булочек и шесть двойных. С средней.  

После кассы покупатели попадали в проход – длиной метров сорок и шириной в четыре. Выход из магазина был от нас слева.  

Мы расплатились и собирались покинуть магазин. Переложить продукты из казенной красной пластиковой тележки в нашу объёмистую матерчатую сумку на четырех колесиках решили на улице. На воздухе.  

Но не тут-то было. Потому что между нами и большими, раздвигающимися стеклянными дверями неожиданно началась драка.  

Высокий, блондинистый, атлетически сложенный парень лет двадцати двух дрался с пятью мальчиками-практикантами лет шестнадцати-семнадцати в фирменной одежде, к которым на помощь ринулся было убеленный сединами магазинный менеджер, но быстро получил по зубам, все понял, ретировался и впоследствии наблюдал за битвой с безопасного расстояния.  

Высокий блондин выглядел как одержимый… неестественно белая кожа… бессмысленно яростный взгляд… вокруг глаз черные круги… обкурился дурью? Или нанюхался? Орал он страшно. Вокруг его головы кружилась летучая мышь.  

Что он орал – я разобрать не мог. Практиканты пытались его переорать… схватить и обездвижить… отвести в кабинет менеджера.  

Так по инструкции следовало поступать с ворами. Что он украл, я точно не знаю. Кажется, две упаковки печенья с шоколадными камешками. Упаковки эти во время драки порвались и упали, печенье разлетелось по магазину. Один кружок докатился до моей правой ноги. Я наступил на него и раздавил.  

Блондин практикантам не давался. Брыкался, бился, лягался длиннющими ножищами, царапался, пытался схватить когтями повисших на нем практикантов за ноздри или губы. Его лицо, и лица двух его укротителей были окровавлены.  

– Такие ужасы – и похуже – теперь происходят у нас раза по три в день, – заметила соседняя кассирша, горбоносая, полная и задумчивая, с дорогими жемчужными серьгами в толстых розовых ушах, и вздохнула, – куда мы катимся?  

– Пора навести в стране порядок, – ответила ей ехидная, похожая на гиену тетка в юбке и майке цвета хаки с рунической надписью, покупающая красную рыбу, соленые сухарики с чесноком и пиво, – никакой жизни нет. Со всего света понаехали. Приплыли, прилетели, приползли. Свои государства превратили в помойки, теперь тут воду мутят. А наши идиоты – зеленые и левые – принимают их как дорогих гостей. Все дешевые квартиры им отдали, а моя дочка, одна с внуком, уже год не может найти жилье. А они разгуливают тут со своими жирножопыми мамашами в цветных платках и выводками.  

Я подумал: Хорошо, что в драке участвуют одни арийцы. По крайней мере с виду. А не то вся злоба публики обрушилась бы на беженцев. Альтернатива получила бы на следующих выборах голоса еще одной сотни избирателей.  

Драка и не думала затихать.  

Один из практикантов кричал: Заплати за то, что взял, и мы тебя отпустим.  

Блондин ответил на это мирное предложение возмущенным ревом, булькающим утробным рыком и страшным ударом ноги в живот миротворца. Практикант скорчился и упал на пол. Его подняли покупатели. Он сразу вцепился в блондина и бешено, до крови, укусил его в плечо. За что получил коленом в пах, застонал как раненый тюлень, опять упал и опять был поднят.  

Я заметил, что многие покупатели фотографируют дерущихся своими смартфонами. Разнимать их никто и не пытался.  

Смешно – совсем недалеко от нас, всего метрах в восьмистах – находится региональное отделение берлинской полиции. Сохранившееся тут с гэдээровских времен мрачнейшее здание с гигантской антенной. Но спасительной сирены не было слышно. Добрые и сильные дяди полицейские почему-то не появлялись.  

Драка продолжалась.  

Несмотря на то, что я все видел и понимал, что дело очень серьезное, что в любой момент дерущиеся могут ранить, покалечить или даже убить друг друга, мне казалось, что происходящее на моих глазах омерзительное действо – не более чем инсценировка… театр или кино... или скверная шутка.  

Кто и для чего взял на себя труд разыграть это представление?  

Или… реальная жизнь истончилась и кончилась, и началось это… новое… не настоящее бытие?  

Странное чувство. Реальность и виртуал как будто поменялись местами. Сколько об этом говорили, пророчествовали. И вот, это произошло. Жесть.  

Столкновение достигло своего апогея (да, да, именно так). Блондин был с огромным трудом повержен как ангел-отступник. Падая, он ударился головой о железный бок денежного автомата. Послышался характерный треск и звон.  

Все пять практикантов сидели на блондине. Заламывали ему руки, старались удержать ноги в белых кроссовках и били его свободными конечностями. Один из них, с окровавленным лицом – пытался ударить блондина ботинком в глаз, другой, тоже окровавленный бешено кусал супостата в загривок. Видимо имел здоровые зубы и челюсти как у акулы.  

Еще один практикант безжалостно драл блондина за его золотистую шевелюру. И не без успеха. Слышался неприятный хруст. Четвертый явно пытался сломать ему руку у локтя. Пятый…  

Терпению практикантов пришел конец. Блондин их сильно избил, сделал им больно, пустил кровь, опозорил (пять сильных молодых парней не могут унять разбушевавшегося вора) и они пытались отплатить ему той же монетой.  

Надеюсь вы понимаете, что представление проходило на немецком языке.  

И тут вдруг я услышал родную речь.  

Блондин хрипло кричал по-русски (перевожу с матерного): Гниды! Гниды немецкие. Отпустите, твари! Скрутили… Фашисты! Фашисты! Путин всех вас сожжет напалмом. Всех сожжет… Урроды!  

– Что он говорит? – спросила моя немка, уколов меня недоброжелательным и тревожным взглядом, – он что, тоже русский?  

– Нет, он поляк. Говорит, что хочет заплатить за печенье и идти домой.  

– А я и не знала, что ты знаешь польский.  

– Я пошутил.  

– Тогда молчи, шутник. Он назвал нас фашистами и упомянул Путина и напалм.  

– Вот видишь, ты и сама все прекрасно поняла.  

– Не смотри на меня, вызови наконец полицию. Все уставились на драку как бараны, а полицейских так никто и не вызвал.  

Удивительно, но моя немка оказалась права. Когда я наконец дозвонился до полиции, мне сказали, что вызова из магазина REWE не поступало.  

Только когда мы открывали дверь в наш подъезд, к магазину наконец подкатили две полицейские машины, заливающие все вокруг режущим синим стробоскопическим светом. Судя по доносящимся из магазина приглушенным крикам – драка все еще продолжалась.