По пути

По пути  

Вагон был плотно забит людьми. Люди теснились и в тамбурах. Те, кому нужно было выходить, раньше торможения вставали со своих мест и проталкивались ближе к дверям из вагона. Когда поезд делал остановку, люди задевали друг друга сумками, рюкзаками, чемоданами, иногда ругаясь, иногда извиняясь и всегда с одышкой отдуваясь от жары.  

Был полдень. В вагонах было душно. Форточки открывались через одну. Совсем не задувал ветер. Хотелось закрыть глаза. Всё было каким-то отёкшим.  

Мы с ней прошли три вагона. Везде было плотно, места были заняты. Дверь в четвёртый вагон не поддавалась: через круглое окно было видно, как с другой стороны люди так же дёргали ручку и что у них так же не получалось её провернуть. Постояв в тёмном коридоре между вагонами, мы вернулись в тамбур и забились в угол.  

– Как я ненавижу поезда. – Глядя за мутное окно сказала она.  

– Ещё сорок пять минут. Меньше, чем час. Уже скоро.  

– И всё равно бесконечно долго.  

За окном тянулись поля. Они сливались в однообразное солнечное марево. Иногда на них были раскиданы стога сена. Они отбрасывали прижатые и тонкие тени.  

Мы стояли друг против друга. Двумя руками она держалась за лямки чёрной наплечной сумки. У неё были короткие волосы, разделённые серединным пробором на две части, свисающие по бокам, будто шторки. Когда в них сильно задувал ветер, волосы красиво уносились назад, а лицо осветлялось. Резковатые черты лица не подходили к её задумчивым глазам, поэтому её лицо всегда мне казалось напряжённым.  

Но сейчас я догадывался, о чём она думает.  

До центрального вокзала оставалось сорок минут. Я взял её руку.  

– А почему у кошек холодный нос. Никогда не думал? – спросила она.  

– Нет. Никогда. Знаю, что холодный нос – признак здоровья.  

– Это мне бабушка говорила. А вот почему так – интересно.  

Поезд под нами навязчиво постукивал. Создавалось ощущение, что стучат в дверь дома, в котором мы – гости, а хозяева всё медлят, оттягивают, ждут. Я посмотрел за окно. Позади осталось две или три разбитые избы. Всё казалось каким-то отёкшим.  

– Как ужасно долго. Я больше ни за что не сяду в поезд. – сказала она.  

– Скоро приедем.  

Среди россыпи красных точек на её лице тихо желтели веснушки. Больше всего они были заметны под жёлтым светом уличных фонарей. Они проступали бледно, почти незаметно. Мне всегда нравилось разглядывать её лицо. Мне нравилось смотреть на её лицо, как нравилось после полуночных прогулок смотреть на небо и перебегать глазами по всей небрежно щедрой насыпи белых крапин, сбиваясь с шага и теряясь на дороге.  

– Слишком жарко.  

С очередным покачиванием вагона она подалась немного назад. Я убрал руку.  

За окном растянулась поросшая зелёная топь. Голые гнилые сосны были белыми и острыми, как отбитая от стены штукатурка.  

– Спорим, где-то здесь живёт баба Яга. – она неотрывно смотрела за мутное окно.  

– Хочешь проверить?  

– Это как? – спросила она.  

– Выйдем на следующей и побродим в этом лесу.  

Она улыбнулась.  

– Без меня, пожалуйста.  

Из вагона в тамбур вошла женщина в белом пиджаке внакидку. Перед собой она несла некрупный красный чемодан. Она прошла в сцепку вагонов. Некоторые проследили за ней и улыбались, но молчали.  

Женщина вернулась в тамбур, заметила улыбки и тоже улыбнулась. Чемодан она поставила к своим белым сетчатым босоножкам.  

– Что, не впускают? – спросил голос рядом.  

– Не открывается. А мне нужно в тот вагон. – Она начала что-то искать в наплечной кожаной сумочке, тоже белой, под цвет пиджака. – Меня там ждут.  

– Э, на следующей остановке пересядете.  

– Да куда там! С этим такелажем… – Она явно нервничала. Женщина не переставала что-то искать в своей сумочке, поднимая глаза только когда говорила. Говорила она быстро. Смотрела исподлобья.  

– Тяжело?  

– Он не выносим. Вы понимаете? С этим такелажем я год буду мучиться.  

Пиджак слез с её плеча, и она перестала рыться в сумочке. Женщина поправила пиджак за воротник.  

– Сколько езжу за границу, а всегда беру всё, что попадётся на глаза. – Сказала она и охватила себя за локти.  

– Я могу помочь. – Сказал я. – Мы всё равно хотели в тот вагон. Нам по пути.  

– Выручите! Спасибо.  

– А куда едете, если не секрет? – спросил всё-тот же голос рядом.  

– В Москву. Я часто езжу в Москву. У меня там карьера. Езжу по делам.  

– Вот и вы тоже. И как вам в Москве? – спросил я и посмотрел в лицо девушки: она неотрывно смотрела за мутное окно внимательными глазами.  

– Замечательный город! Так много людей! Хотя я уже в возрасте, и не в первый раз в Москве была, всё равно всегда чувствую себя маленькой. Набережная у центра – лучшее место. Так много пар по вечерам. Так много людей. Они все идут за руку. Понимаете? Как это чудно выглядит. А кафе – кафе маленькие, их много. За столиками сидят люди и болтают.  

Поезд заскрипел, люди подвинулись ближе к выходу. Поезд остановился перед белым убогим вокзалом. Под его фронтоном висел ржавый циферблат, стрелки которого опаздывали на пять часов. На грунтовой дороге слева от вокзала стоял разбитый чёрный автомобиль.  

Мы вышли первыми. Я подождал снизу чемодан женщины: он был некрупным, но плотно набитым. В передний вагон сначала взошла женщина. За ней поднялась она. Перед самым закрытием дверей я затащил в тамбур красный чемодан.  

– Спасибо, спасибо вам! Всего хорошего!  

Сгибаясь от чемодана, женщина прошла по вагону и скрылась в окнах тамбура. Мы же продолжали стоять перед входом в вагон. С последней остановки здесь совсем не стало людей.  

Я приобнял её. Она прижалась.  

– А знаешь, почему нос у кошек холодный?  

– Почему?  

– Потому что все они тёплые. А нужно же быть где-то холодным. Перестать быть тёплым.  

– Зачем?  

– Чтобы легче было. Представь. Будет дождь. Холодно. Сыро. А ты – полностью тёплая кошка. От хвоста до носа. Ты и к холоду не будешь готов, и страшно, непонятно будет в холоде. Потеряешься. По пути будешь холодеть, замерзать… А если будешь хотя бы чуть холодным до непогоды – уже проще, легче. Будешь знать и всегда помнить, что это такое, когда холодно.  

Город начался с опрокинутых бетонных заборов, длинных цепей разваленных гаражей, дальними многоэтажками, с каждой минутой подступающими ближе к железнодорожным путям. Мимо простучал поезд. Сделали остановку. Из вагона вышло много людей, но мы всё так же стояли в тамбуре.  

Поезд стучал, но уже с меньшей скоростью. Чем ближе была конечная, тем больше людей подходило ближе к дверям.  

Поезд остановился. Мы вышли первыми. Недалеко от платформы нас встретили её родители. Вместе мы немного прошли и скоро были на соседнем автовокзале. Два её чемодана уже были уложены в грузовой отсек автобуса. Через пятнадцать минут мы попрощались. Я сказал что-то очень глупое, отчего оба рассмеялись.  

Назад я ехал один. Было плотно, душно. В вагоны всё так же не задувал ветер.  

И больше я её не видел.