Побег из дома престарелых. Четвертый эпизод

Побег из дома престарелых. Четвертый эпизод  

Александр Железногоров  

-Что-то не спится мне, – тихо пробормотал Семён себе под нос, – как же была его фамилия?  

-Ты это про что? – уже в полудрёме заметил Борис и накрылся с головой одеялом.  

-Да так, до сих пор не могу вспомнить фамилию того лейтенанта госбезопасности, который арестовал моего отца.  

-Оно тебе надо, старина, ворошить дела минувших дней? – в свойственной ему иронической манере тихо произнёс Борис.  

-Вот-вот, и ты так же: было такое время, что ворошить, лес рубят- щепки летят. А ведь он,  

товарищ этот, видно дослужился до генерала, пионерам рассказывал о своих подвигах на войне, получал достойную пенсию и с военными почестями похоронен на престижном месте. Как ты на это смотришь?  

-Сёмочка, давай спать, завтра тяжелый день, надо выучить тексты и себя привести в порядок.  

-Да, конечно, – впервые в жизни Семке не хотелось с Борькой спорить.  

Семёну не было ещё тринадцати лет, когда в январе 1953 года ночью раздался стук в дверь, вошли люди и направились в спальню к родителям. Семен до сих пор помнит запах, исходивший от них – запах разложившихся тел, замешанный на дешевой водке с папиросами.  

Один из них, молоденький такой с большим черным чубом, видневшимся из-под фуражки с расширенным черным фибровым лакированным козырем, в грубой форме попросил отца назвать своё имя и фамилию и, не дослушав, приказал: «Идите с нами». Отец намеревался захватить свои лекарства и несессер, но тот с козырьком резко обрубил его: « Не понадобится».  

Отца увели, а в доме остались двое, которые производили обыск. Перевернули всё:документы, медицинские справочники, фотографии… А книги по гинекологии долго разглядывали и от души смеялись, увидев в разделе анатомия женское тело на разрезе. Потом тот, который постарше, назвал фамилию... Семён долго помнил её, но с годами память его потеряла остроту и все усилия оказались безуспешными.  

-Ты спишь, Борька? – и, не дожидаясь ответа, Сёмка перевернулся на другой бок.  

***  

Борис не спал, на него вдруг накатились воспоминания о семье, о поступках, о которых ему сегодня довольно стыдно вспоминать. И снова сердце его заныло: он вспомнил Машеньку.  

Машутка – маленькая, белолицая, невзрачная, с большими «не по росту» очками- велосипедами с толстыми линзами. Она пришла работать в бухгалтерию на автобазу после техникума.  

Скромная и довольно резкая в суждениях, она не пользовалась успехом у мужчин. Шофера даже иногда побаивались её язычка и умению остроумно, но без унизительных эпитетов, так «отбрить» очередного любителя легкого флирта, что видно было, как она радовалась больше победе над собой, а не над реакцией окружающих её работников автобазы.  

Однажды, когда Борис с Марией возвращались из финотдела после сдачи квартального отчета, его ГАЗ-69 заглох. Бориска под проливным дождем тщетно пытался завести вручную, сделав ручкой пару оборотов, проверив масло, воду и топливо.  

-А давайте зайдем ко мне и позвоним на автобазу, чтобы вызвали техничку, – скромно вмешалась Мария.  

Однокомнатная квартира с большим ковром на стене, который плавно спускался на софу, показалась Борису раем земным. Он промок до нитки, и каждое движение приносило ему невыразимое неудовство.  

-Снимайте, Борис Михайлович, я просушу, пока приедет техпомощь.  

Мария оказалась доброй хозяйкой: промокшую одежду Борюсика развесила на кухне, чтобы быстрее высохло, вытащила из шкафа мужской свитер и тёплое бельё.  

-Одевайте, Борис Михайлович, пока высохнет. Чай будете с вареньем?  

-Спасибо, почти мой размер, – осторожно заметил Борис.  

-Это одежда моего бывшего мужа. Уехал поднимать целину, и до сих пор ни слуху, ни духу.  

-Печально, – продолжил Борька и вдруг заметил, что хозяйка довольно хороша собой: глухое черное платье подчеркивала её точеную фигуру, химзавивка, брови ниточкой, спокойное выражение лица, широкий белый лоб, и особенно большие серые глаза – умные, ясные и живые – поразили вконец отогревшегося Борьку.  

Так у начальника автоколонны и старшего бухгалтера начался бурный роман.  

Связь эта, с начала тайная, а потом явная, длилась довольно продолжительное время и закончилась, как часто бывает, весьма печально.  

Марии пришлось уехать в другой город, а Борюсик как провинившейся пёс вернулся в семью.  

-Да! Конец иллюзиям молодости и привет галлюцинациям старости, – вслух подумал Борька и провалился в глубокий сон.  

***  

– Не так резко, – закричал Владислав Яковлевич ничего не понимающему по-русски эфиопу, – осторожно, ноги отвалятся.  

-Карашо, друг Славка, спат давая, – выпалил служитель, ослепляя Славика широкоформатной белозубой улыбкой, и бережно перенес его на ортопедическую кровать.  

Каждый вечер, когда после отбоя наступала кромешная тишина в палате, Славка доставал единственное письмо, присланное ему от сына из далёкой Канады. Всего лишь листок бумаги и затертый конверт с маркой изображавший короля Георга пятого.  

Владислав ещё и ещё раз перечитывал это послание, вчитываясь с превеликим волнением в каждую фразу и надеясь, что ему на этот раз точно приснится его Марик, пузатый малыш с рыжими кудряшками.  

Марик родился 22 апреля 1986 года, сослуживцы ещё подтрунивали на Славиком, что он подгадал рождение сына к дню рождения вождя пролетариата.  

И было тогда Владиславу сорок лет, служил он водителем Киевской военно-пожарной части.  

26 апреля Славик заступил на дежурство. Всё как обычно:за ужином он рассказал друзьям о своём первенце и посетовал, что до сих пор не купил детскую коляску, ведь завтра обещали выписать его Риву и Марика…  

В два часа ночи поступил сигнал из Чернобыля, никто ничего не говорил, и они отправились, как обычно, на тушение пожара...  

Владиславу часто снится розово-малиновое свечение над станцией: сколько они тогда схватили радиации – теперь можно только догадываться.  

Все его сослуживцы с боевого расчета давно уже в лучшем мире, только он остался, совершенно одинокий глубокий инвалид в окружение таких же незадачливых, одиноких и обделенных судьбой людей.  

***  

Злата ещё за ужином почувствовала себя плохо: появились боль за грудиной, слабость и какое-то странное беспокойство. Сначала она списала эти ощущения на нервы, потраченные на организацию всего этого балагана, этого пикантного спектакля от команды сенильных биндюжников.  

Уже в палате, когда её высокий и независимый лоб покрылся холодным потом, Злата нажала кнопку экстренной связи с персоналом.  

Тут же примчался дежурный врач и медицинская сестра, оба они были в растрёпанных чувствах и нельзя сказать, что очень обрадовались ночному звонку.  

-О! Бригада Ух, захватывает дух, – улыбнулась Злата, – Хочу вам напомнить старый еврейский анекдот, когда спрашивают Марию Соломоновну, что вам больше подходит для здоровья: горячий чай или горячий мужчина, а она бойко отвечает – мене бы хорошо пропотеть. Так вот и я: болит у меня в потухшей груди, дышать тяжело, выручайте лейб-медики-целители.  

Электрокардиограмма показала характерные признаки заболевания, и Злату амбулансом отправили в ближайшую больницу…  

***  

– Боря, скажи на милость, почему птицы кричат громче всего ранним утром, ночью или пасмурным днём, – пересохшими за ночь губами тихо произнес Семён.  

– Это здесь, а "у нас" слушать соловьёв лучше всего по ночам, когда не мешают никакие городские шумы, – скромно заметил Борис, -что-то сегодня тихо в нашей конторе.  

– Пора вставать, труба зовет! – чуть громче промолвил Михалыч, понимая, что собеседник, по-видимому, еще не совсем проснулся.  

-Сегодня ты первый на горшочек идёшь, Борь, – озорно спросил Семэн и ехидно улыбнулся, – У меня есть ещё пять минут.  

Действительно, в холле было непривычно тихо, а обстановка мало напоминала больничную: центральный огромный холл, устланный коврами был совершенно пуст, не было слышно тихой музыки, всегда сопровождавшей частную жизнь пожилых людей.  

Видно было, как несколько сотрудниц дома престарелых о чем -то шептались у поста медсестер.  

Друзья гордо прошагали в столовую в предвкушении удовольствия от вкусной и здоровой пищи и в ожидании дальнейших приключений в образе настоящих звезд сцены.  

Через пару минут показался Славик на своем вездесущем кресле в сопровождении того же "служителя культа", вид у обоих был, мягко говоря, минорный.  

– Всё, – начал было Владислав Яковлевич и тихо заплакал.  

– Что случилось, друг наш – ликвидатор, – уже без тени иронии спросил Семён.  

– Сегодя ночью умерла Злата, – тихо произнёс Владислав.  

– Что? —Борис побледнел и попытался как-то криво улыбнуться, но вдруг горько заплакал, тихо, по-стариковски.  

– Как это случилось? – сдерженно спросил Сёма.  

– Ночью у Златы остановилось сердце, её срочно перевезли в реанимацию, но спасти уже не смогли, – Владислав и сам не мог поверить в то, что Златы уже нет с ними…  

***  

– Семен, ты просто представить себе не можешь, какой я был богатый человек, – как всегда в снисходительно-ироническом тоне начал свою утреннюю трапезу Борис Михайлович.  

– Послушай, Борь, ты и вправду хочешь мне рассказать, какой ты был богатый "в той жизни"? – Спросил друга Семен, открывая коробочку с творожной массой, – Я с большим удовольствием тебя слушаю.  

– А какой сегодня день, Сёмушка? – поднял свои густые брови Бориска.  

– Не помню, друг. А у тебя сегодня был стул?  

-Конечно, но надо заметить, что ночью была задержка мочи, и струя такая вялая. Раньше был водомёт, а теперь фонтанчик...  

***  

Вечером друзья заметили на доске объявлений новую цветную рекламу, на которой большими буквами на трех языках было написано: " Крупная фирма проводит благотворительную акцию для проживающих в бэйт авоте и желающих посетить Фестиваль пива «ОКТОБЕРФЕСТ» в Нетании 18 октября"