Военные сборы

Это все напоминало дурной сон. Лето наступило, а тебя поднимают в сраную рань, чтобы ты отправился куда-то на несколько дней. Родителям было все равно, куда и зачем, главное – не видеть слюнтяя неделю. Конечно, за десятый класс нервов ушло не меньше, чем за предыдущие, но, когда твоего отпрыска намереваются исключить из школы, – здесь у кого хочешь нервы будут натянуты до предела. Да ничего не будет, говорил я им тогда, с задолженностями, если надо, переведут. Короче, родки как родки – переживают.  

Около главного входа в школу стояла учитель по ОБЖ. Она сама была уставшей, хотела спать, но работа достает тебя даже тогда, когда ее, по идее, нет на ближайшие три месяца. На ступенях к дверям здания стояли одноклассники. Они, как и я, были в камуфляжной форме. Под меня не было размеров нигде, поэтому пришлось купить один и укоротить под меня. Я не любил такого рода одежду, она мне не шла, т. к. я смотрелся в ней, как дурак.  

Я подошел к своим друзьям – Д. и В. У В., кстати, форма была, как у американского морпеха, которых я видел в фильмах про войну в Ираке. Постричь бы под ноль В. и будет выглядеть, как новобранец, которого забросило хрен пойми куда. У Д. форма была скоромнее – темно-зеленый камуфляж с маленькими клеточками, напоминающие пиксели. К нашей молчаливой компании присоединился еще один наш однокашник – Р. Р. был странным, с расстояния так не скажешь, но как начнешь с ним болтать, и болтать, добавлю, долго, то… Говорили с ним только потому, что посылать не хотели, как это сделали другие пацаны.  

– Ну че, пацаны, повеселимся? – с энтузиазмом в голосе спросил Р.  

– Знать бы еще, что это за «веселье», – промолвил Д. Он всегда говорил спокойно, не любил показывать эмоции. – Кто-то что-то говорил о прыжках с парашюта.  

– А кто прыгать-то будет? – отозвался В. – У меня предки не подписали соглашение, чтобы я прыгнул.  

– Будто ты и так прыгнул, – усмехнулся Р.  

– И прыгнул бы! – язвил В.  

– Ну, я буду прыгать, – сказал я. Родки с радостью подписали бумажку, благодаря которой я им право сигануть из самолета с парашютом. – Бесплатно же, так че бы и нет?  

Д. ухмыльнулся.  

– А если не раскроется? – спросил он.  

– Я заранее напишу, чтобы ты отскребал меня от земли, – сказал я.  

Наша маленькая компания захохотала. Как оказалось, я был единственным, кому подписали бумажку для прыжка. Я просто сказал, что можно прыгнуть, а маман сразу: «Прыгай, прыгай! » Вот и подумал, один раз живу, люди же прыгают и нормально.  

Когда к школе подошла мужская часть параллели, ОБЖшница повела нас к автобусной остановке, оттуда сядем в троллейбус и поедем в сторону аэропорта. Около аэропорта был парашютный клуб, периодически оттуда в небо поднимался кукурузник, с которого и прыгали парашютисты. Недалеко находилась дача, и я наблюдал за тем, как люди прыгали. И в мыслях не было, что я мог бы прыгнуть за просто так, с помощью какой-то бумажки.  

Мы шли через дворы к остановке, выглядели, как какая-то рота свежего «мяса». Люди, которые шли к нам навстречу, или сидели на лавках около подъездов, косо смотрели на нас. Нам же было пофиг, мы шли и болтали, ржали, как кони, на всю улицу, и нас не парило.  

На троллейбусе мы доехали до аэропорта, затем пришлось пройти метров триста до ворот аэроклуба. Солнце пекло головы, хорошо еще, что у нас были кепки, так бы обгорели за пять дней. Один мой одноклассник, Б., взял с собой солнцезащитный крем. Он обмазал свое лицо, шею и уши кремом до блеска. Б. выглядел, как восковая фигура, которую нарядили в военный камуфляж.  

– Эй, давай сюда! – сказал К., стоя рядом с маршруткой.  

– Че за? – спросил С., лучший друг К.  

– Водитель подкинет нас, тут всего-то пара сотен метров. Залезай, пацаны, места многим хватит!  

Пока некоторые шли под солнцепеком вдоль проезжей части, мы смотрели в затонированные окна и смеялись над пешеходами. Маршрутка остановилась около раздвижных ворот, над которыми красовалась табличка аэроклуба. На так называемом КПП стояли два человека в военной форме. У обоих табельное оружие, АК-47, или какая-то другая АК, я в них не разбираюсь. Та и та может дыры в теле оставить.  

Мы зашли на территорию клуба, прошли еще каких-то сто метров, прежде чем оказаться в нашем лагере. Шесть шатров расположены в ряд, еще один шатер стоял рядом с душевыми и умывальниками.  

— Это, видать, столовка, – сказал Р.  

— Вот это тема, – сказал К. – Жрать хочется, капец.  

Но вместо того, чтобы оставить свои сумки в шатрах, избавиться от лишнего груза, – мы пошли дальше, к штабу аэроклуба. Там нас должны были ждать старшие, которые, скорее всего, и займутся нами на эти дни.  

Мы стояли около двухэтажного здания из красного кирпича. Двери были из металла, который съела ржавчина. Рядом с бетонной стенок, к которой мы стояли спинами, росли дикие яблони. Кто-то из одноклассников скрылся в тени деревьев, но это не спасало, вот если бы форму можно было снять. Я не помню, сколько прошло времени с того момента, как нам сказали ждать, а чего ждать?  

Р. достал из рюкзака флягу с водой. Он отпил два больших глотка, протянул мне.  

– Я не хочу, – ответил я тогда. В моих же интересах было жариться под солнцем и не пить, но и потом думать, где здесь можно отлить, я не хотел.  

Через какое-то время к зданию подошли еще около пятидесяти человек, тоже школьники. Они прошли мимо нас выстроились под руководством молодого старшины – у того были румяные щеки, маленькие глаза и крепкое тело.  

— Это че там у них, телка, что ль? – удивился К., указывая на тощую фигуру с длинными черными волосами, собранными в хвост.  

Бывает же такое, подумал я, кому-то явно нечего делать, как отправлять свою дочь непонятно куда.  

– Мы здесь всего час, а ты уже видишь в пацане телку, – сказал С. своему другу. – Присмотрись, это же пацан. Просто… длинноволосый.  

– Че за пиздец? – прищурившись, удивился Б.  

– Ой-ой, – паясничал М. – кто бы говорил, у самого-то шевелюра петушарская.  

– Пошел ты, – только и ответил Б., гладя свои волосы. Он очень заботился о своей внешности, минимум – о своем лице. Ни одного прыща или пятнышка на его светлой коже.  

На улицу вышел полноватый мужчина, ниже меня на голову. Прапорщик, что ли, или как их там?  

– Стройся! – басисто приказал другой старшина, у которого были пухлые щеки и большие карие глаза.  

Все встали в одну шеренгу. Десять старшин (двое на одну палатку) стояли напротив нас. Стройные, с гордыми физиономиями.  

– Сумки положить перед собой!  

Мы сняли сумки с себя, положили перед ногами. Я почувствовал облегчения на спине.  

В сумке было немного вещей: спортивный костюм, три пары носков, шерстяные носки, две пары трусов, две футболки, посуда для еды, дневник для записей. Не так много всего, но рюкзак надулся настолько, будто я в поход собрался. Я говорил, что мне не нужно много вещей, мне не нужен спортивный костюм, если я буду все время находиться в камуфляже.  

– Вытащите из сумок еду и питье, – сказал один старшина.  

У меня ничего не было, зато у другие набрали еды столько, будто они тут на пикник пришли. Поесть, попить, а под вечерок и домой, в теплую кровать. Б. вытащил из сумки шоколад, сырки, которые, наверное, уже растаяли из-за жары, полуторалитровую бутылку воды, коробку яблочного сока «Добры». Р. вытащил хлебцы, шоколад, печенье.  

– Из фляги воду вылить, – сказал один старшина.  

– Так для питья же взял, – отозвался Р., – что я, зря взял, что ли?  

– Ну раз уж для питья, – на лице старшины появилась ухмылка, – то давай пей.  

Глаза Р. округлились. Он ничего не сказал, медленно открыл флягу и начал жадно выпивать содержимое, словно это последняя вода в мире.  

– Смотри, чтоб мочевой пузырь не лопнул, – сказал старшина и отошел к стене, в тень.  

У Д. была бутылка воды и печенье. Он не брал много вещей на пять дней. Он отдал другому старшине упаковку печенья, отпил немного воды и тоже отдал военному.  

Когда все отдали провиант, нам приказали встать в три ряда. Кое-как мы смогли выстроиться. Старшины встали впереди групп из пятнадцати человек.  

– Бегом марш! – сказали старшина перед самым первым отрядом.  

Мы медленно набирали тем, сумки мешали бежать. Скорость, с которой приходилось бежать, выматывала меня. Я всегда предпочитал бежать быстро, чтобы, также быстро, оказаться на месте. Но сейчас я бежал за каким-то дрыщем, который периодически кашлял. Старшина привел нас к складу, где нам выдали постельное белье. Один получил – побежал за старшиной, также поступил и второй, и т. д. Мы сделали крюк по базе и оказались на поляне, где были палатки. Мы встали в один ряд, старшины напротив нас.  

– С первого до пятого рассчитайся! – приказали они.  

Со мной в одном отряде были Д., М. и еще несколько парней из параллельного класса – Е. и А. Кстати, А. мог и не отправляться сюда, его все равно хотели исключить из школы. Я-то, ладно еще, держался, но ему было просто бессмысленно идти в старшую школу. Е. у нас был новеньким в школе, поэтому друзей у него было мало, наша компания вновь приняла его к себе. Мне чаще начинает казаться, что люди всегда находятся в одной какой-то группировке, сторонясь других. Нет какого-то единства, есть группы из пяти-шести человек, которым побоку на других, как и тем на них.  

– Слышьте, – сказал М., когда нас завели в палатку, – у нас тут, кажется, целая рота.  

– Только понял? – удивился Д. – Верхняя койка моя.  

Д. забрался на верхнюю перилу, уселся, свесив ноги передо мной. Я занял нижнюю койку, т. к. побаивался во сне упасть вниз. Тем более, как-то неохота свешивать с утра ноги, боясь случайно ударить кого-то с первого яруса.  

Мы застелили кровати, помогли тем, у кого возникли сложности с пододеяльником.  

– Жаль, конечно, что не весь класс в один отряд взяли, – сказал я.  

– Угу, – кивнул Д., – но какая разница? Что с ними пять дней, что с этими, – Д. осмотрел палатку.  

Я положил рюкзак у изголовья кровати, когда старшина закричал на всю палатку:  

– На выход!  

Мы построились. Снова к старшинам подошел пузатый полковник. Он сказал им что-то, я не расслышал. Один из них кивнул и посмотрел на нас, я как мог уводил взгляд от человека. Я и так не любил встречаться с людьми глазами, а с солдатами, да и просто с людьми в форме, не хотел бы пересекаться вовсе. Эта форма – всего лишь форма! – давала много полномочий, она пугала, могла приказать кому-то делать что-то. Лишите человека его оболочки, и он окажется частью стада, где никто друг друга не слышит.  

– Налево!  

Мы повернулись налево.  

– Шагом… марш!  

Тот, кто нами командовал был лысым, высоким. Он отсчитывал «раз, раз, раз, два, три» и делал это до жути смешно. Он постоянно выговаривал цифры через «ы», будто что-то внутри мешает ему говорить нормально. Ему бы меньше напрягаться, никто же его здесь не осудит. Если честно, я хотел домой, когда мы маршировали по лагерю. Старшины то и дело, что останавливали нас, гоняли вдоль взлетной полосы, где стояли кукурузник и разобранный на части самолет.  

Вскоре начался обед. Мои ноги никогда так не радовались тому, что я присел. Не припомню, чтобы я с такой жадностью ел. Все мои мысли были о еде.  

– Я сдохну, если мы снова начнем маршировать, – сказал Б.  

– А больше нам нечего делать, – усмехнулся С., – пока что. Мне повезло поговорить с ОБЖшницей, она тоже время от времени будет здесь ночевать. Короче, потом будем работать или учиться прыжкам с парашюта.  

– Все, что ли? – спросил К.  

– Неа, только те, у кого есть соглашение от родителей. Мне-то срать, прыгаю я или нет, но работать вообще лень.  

К. демонстративно ударил ложкой по тарелке.  

– Щас бы полежать после обеда, – сказал он.  

– Хрен тебе, а не полежать, – сказал С. – Вы, кстати, слыхали, что К. отправят домой?  

– Ах да, – спохватился К. – у него же проблемы со здоровьем. Блин, я бы ему завидовал, если бы он не был больным.  

У К. была водянка. Неприятная вещь, из-за которой он не ходил на физкультуру весь год и все последующие. Однако это не мешало ему быть одним из авторитетных людей в классе. Конечно, он не был частью компании, в которую входили Б. и М., он вообще не предпочитал находиться в мужской компании, постоянно терся около девчонок.  

– Он и не больной, – заступился Д., – просто у него проблемы со здоровьем.  

– А в чем разница-то? – пожимая плечами, спросил К.  

Д. доел второе – жаркое из баранины.  

– Больной человек ничего не делает, он лежит и думает, когда это все закончится. У него слабость, недомогание и прочее такое. У К. все в норме со здоровьем. Несмотря на то, что у него водянка, он нормально живет. Вы же все ржете на уроках, когда он спорит с учителями.  

На лице К. появилась маленькая улыбка.  

– Ну да, да, – кивнул К.  

Мы помыли посуду в умывальниках и отнесли посуду в палатку. Я позволил себе присесть, прежде чем мы продолжим маршировать и бегать.  

– Встать, – спокойно сказал старшина у меня за спиной. Это был тот – кареглазый.  

Я поднялся. Все, кто находился в палатке посмотрели на меня, из-за чего мне стало неловко.  

– Десять отжиманий, – приказал старшина.  

Я быстро отжался десять раз и встал напротив старшины. Он оценивающе посмотрел на меня, сделал шаг ко мне. Он попросил меня назвать свое имя. Я представился, голос дрожал.  

– Интересуешься чем-нибудь? – спросил он.  

– Я пишу, – отчетливо ответил я.  

– О, – удивился старшина, – стихи, что ль?  

– Рассказы.  

Старшина деловито посмотрел на меня, его губы скривились в арку, на лбу выступили морщины. Он отошел от меня, подошел к выходу из палатки.  

– Все на выход!  

Я много раз видел, как солнце уходит на запад, какое это красивое явление, которое можно увидеть при безоблачной погоде. Небо розовеет, яркий желтый шар потихоньку скрывается за каменными лесами, который мы привыкли называть городом. Но, когда ты маршируешь по кругу, терпишь крики старшин, а также полковника, который соизволил покомандовать нами, становится как-то не до красивого заката. Становилось прохладно, но тело все еще работало, как паровая машина. После такого дня не помешало бы принять душ, не хотелось бы ложиться потным и вонючим в кровать.  

– Вы позор для Родины! – вопил прапорщик. Старшины терпеливо стояли рядом с нами. – Вы стадо!..  

Мне бы хотелось написать всю речь человека, на которого мне все равно, но в том то и дело, что мне все равно на него. Я лишь помню, что этот мужик равнял нас с землей, говорил, что мы ни на что негодные парни. Но много ли годных людей на планете в возрасте шестнадцати-семнадцати лет? Сравнил хер с пальцем, думаю я, сдерживая все свои мысли при себе. Мои мысли – чужие мысли для таких людей, как прапорщик. Он всю жизнь занимался тем, что командовал. Годен ли он на что-нибудь еще? Возможно, но пока я видел лишь вопящего на подростков человека, которому нельзя угодить.  

В голове не было мыслей после ужина, только желание улечься подобней в кровати и переместиться через сон в другой день. Я все чаще замечаю, что сон – это телепорт, который может восполнить энергию, просто иногда вся эта энергия расходуется на сны и дурные мысли. Никому же не нравится, когда без их ведома на телефоне подключаются подписки к какой-то херне и из-за этого тратятся деньги. Здесь то же самое. Однако не стоит сравнивать моменты, когда ты ни черта не делал весь день, и находишься в расцвете сил с днями, когда тебя гоняют с утра до вечера. Я почему-то думал, что именно эти пять дней я не смогу думать ни о чем.  

В через час мы побежали обратно в лагерь. Нам дали десять минут на то, чтобы созвониться с родителями. Я не брал телефон, т. к. считал, что будет лучше, если мы не будет слышать друг о друге эти несколько дней. Несмотря на то, что я очень хотел вернуться домой, я спокойно сидел около палатки, смотрел на других парней. Никто бы не заметил, если бы я забежал в палатку, взял бы дневник и сделал пару записей. Но вот, блин, проблема – я тупо не хотел ничего писать, т. к. у меня не было мыслей, которые можно было бы высказать. Подобную усталость я испытывал впервые. Самая высокая степень усталости – это не та, где ты думаешь о том, что у тебя болит все тело, а та, – где уже нет места самим мыслям об этой боли. Я так хотел пить! Я так хотел чего-нибудь поесть!  

– Время вышло! Сдаем телефоны обратно! Если кто-то не вернет телефон, остальные не получат свои следующим вечером.  

Наш так называемый «взвод» зашел в палатку. Мы уселись на койки, начали готовиться ко сну. Как же было приятно освободить ноги от кроссовок! Д. свесил ноги, запах его вонючих носков забил ноздри.  

– Когда ты их стирал в последний раз? – спросил я Д.  

– Только сегодня надел, – ответил он. – Заметь, я бегал в них весь день, они должны так пахнуть, но я не хочу их стирать, уже поздно.  

Д. снял с себя форму, оставшись в одной только белой майке и трусах. Я же предпочел остаться в форме, как и многие другие. Одни только мысли о том, что завтра утром придется начинать с этой же адской карусели, маршировок и беготни, я лег под одеяло в одежде. Учитывая, что это некая «пробная версия» армии, я понимал, что, заснув в форме, у меня будет преимущество – не надо одеваться на время как это любят делать старшины.  

Две двухъярусные койки стояли впритык друг к другу, поэтому я лежал рядом с М. Он также не снял с себя форму, и не просто, а надел на себя еще один слой одежды – кофту и теплые трико.  

– Жарка не будет? – спросил я.  

– Ты че, ночь всегда холодная, как ни крути, – сказал М. и закутался еще сильнее.  

Я не думал, что будет так холодно, вон Д. – вообще полуголый спит.  

– Отбой! – сказал старшина.  

И палатка погрузилась в тишину. Я лежал какое-то время, пытался прислушаться к чему-нибудь. Старшины переговаривали между собой, а вскоре меня отрубило.