Метро 2033 - Молчун

Автор: Данила Дёмин  

Вселенная: Метро 2033  

Начало написание: 19. 11. 18  

Далекая стрельба тихим эхом доносилась из темноты тоннеля, касаясь горящего оранжевым пламенем костра, создавая невидимую черту между жизнью и смертью. На пятисотом метре, смерть так и метала, живя соседкой с потерявшейся надеждой и мертвой уверенностью в завтра.  

На стороне жизни же, находилась бедная станция Чернышевская, взятая осадой империей Веган. Станция сводила концы с концами, но сохраняла нервный позитив, заглушая звуки выстрелов струнами гитары и веселыми голосами.  

Хотя, про какой позитив и жизнь стоит говорить, когда каждое утро людей находят повешенных на собственных портках? Едой стала висящая на потолках растительность, а дети гибнут под баррикадами, помогая в последний раз своим родителям-дозорным.  

Чернышевская так устала от войны...  

Отсветы огня скользили по лицам, на стенах плясали тени. Три защитника Чернышевской сидели у костра на окраине станции. Одноглазый и седобородый Федор уставился в пляшущие красные искры, закурив двадцатилетний табак, пуская серый дым. Бывший боец Бордюрщиков Лемур, отступивший, как и многие его товарищи с захваченной Площади Восстания, очень “заинтересованно” чистил трофейный АК. И молодой черноволосый Цагар, коренной житель Чернышевской, уверенно перебирал струнами гитары, тихо напевая:  

Никому не доверяй, Наших самых страшных тайн, Никому не говори, Как мы умрем.  

Боль в сердце ложилась на струны, а Цагар продолжал:  

Ты красива, Словно взмах, Волшебной палочки в руках, Незнакомка из забытого мной сна.  

Федор и Лемур отложили свои “важные” дела, наслаждаясь игрой и пением Цагара, смотревшего в серый бетон вместо голубого неба; смотревшего на болотный мох вместо оранжевого солнца:  

Мы лежим на облаках, А внизу бежит река, Нам вернули наши пули все сполна. Мы лежим на облаках...  

Лемур и Федор тихо похлопали:  

– Люблю все-таки с тобой у костра сидеть, – усмехнулся Лемур. – Хоть как-то можешь подарить добро взамен ужасным неделям.  

– Наѝc ту̀кэ, – поблагодарил Цагар Лемура по-цыгански. – А я ведь любил веселые песни петь, а не такие...  

– Дык – такова жизнь, – сказал Федор, выдыхая курево. – Это война, хлопцы. Главное не раствориться в дыму, как Площадь Ленина. Начали стрелять вчера – так и кончили. Веган с поверхности бьет, и судьба сородичей неизвестна...  

– Да-а-а... Стреляли там видно знатно. Только крики да выстрелы... Не знаешь Цагар, что комендант делать будет?  

– Разведку туда. А я, кстати, с казахом и подругой его на поверхность пойду. Лекарств совсем нет, а дети так и лежат холодными в палатках... Бр-р-р... Хоронить уже негде...  

– Не напоминай... – покачал головой Лемур, прислонившись к стали АК. – Казах и подруга его? Кайсар и Саша что ли? Я с ними отбивался от Вегана, когда царь Ахмед пропал, а зеленые заставили нас отступать на Чернышевскую. Кайсар нормальный мужик – матом наорал, но спину прикрыл.  

– И малой их странный...  

– Молчун? Что с детьми только не делает наше метро... – вздохнул Лемур. – Пять лет, а молчит. Говорят, Кайсар из-за этого и проситься на Площадь Ленина к военным врачам, чтобы пацану здоровье подправить.  

– Ап са̀р! Они вроде и накумекались с комендантом на это – Кайсар, его Саша и я идут за лекарствами, и им разрешают проход. Кого попало к врачам не пускают, сами знаете.  

– Еще и на разведку сгодятся, – кивнул Федор. – А ты туда на что? Из-за сестры?  

– Аи... – медленно кивнул Цагар, тронув центральную струну гитары.  

– Молчун – пацан непростой, – согласился Лемур. – Неспроста они идут на Площадь, ой-неспроста...  

– Что-то рассказать желаешь? – понял Федор, кинув зажженную бумажку с оставшимися пылинками табака в костер.  

– Есть одна байк-а-а-а... – потянулся Лемур, отложив АК. – Почти из первых уст. Байка, рассказывающая: как Кайсар с Молчуном познакомились, и некая особенность пацана. Дитя апокалипсиса, блин...  

– Давай трави, пока зеленые опять не поперли, – и губами Федор добавил. – Дожить бы до весны... э-х-х...  

– Аи! – согласился Цагар. – Давай, пока я не иду с ними в рейд по ночному Питеру. За часик сможешь?  

– А как же! – улыбнулся Лемур, наклонившись над полыхающим маленьким пламенем, удачно оказавшись в тени, незаметно положив на коленки пожелтевшую тетрадку. – Это, так сказать – для художественной целостности. Внимайте же, дорогие детки: темные тоннели...... бесконечно вели. Очаги костров Кировского Завода скрылись во тьме, сменившись серой мглой заброшенной станции Автово. И тишина... Только замкнутый воздух гуляет в трубах и хлюпает по воде Кайсар...... – ты так и будешь художественно все крыть? – не удержался Федор, зло глянув на тетрадку в руках Лемура.  

– Тш-ш-ш! – показал палец у губ Лемур. – Дайте расскажу! А вы, когда будете свои байки рассказывать, так и можете: “это”, “потом”, “короче”, “ща, погодите, вспомню”. Не дайте моей писательской и поэтической натуре сгинуть на этой полуживой станции!  

– Ладно, валяй. Писатель...  

По противогазу медленно стекали капли ржавчины и пота, ухудшающие и до того плохую видимость станции. Как ни крути – бывалая красота Автово ушла под воду. Грунтовые воды по пластиковый наколенник; потолок так и норовил рассыпаться и показать взору мертвое небо Петербурга; колонны одна за другой лежали в мутной воде, а плавающие останки людей и их бывшего жилья, так и говорили казаху: ты здесь не одинок.  

Говорить, что в эти моменты понимаешь ценность жизни – глупость. Надо это было понимать в далеком тринадцатом, а не тридцатом.  

Цель Кайсара проста – разведка. Местный бандит Трэш из Кировской Бригады, поручил казаху разведать возможные секретные проходы к Нарвской и самим Летунам. Как знало питерское метро – у тех война и все средства хороши. Да и Кайсара не обидят: отдадут хорошую животинку из кошачьих, да чтоб глотки рвала за хозяина.  

– Это тот кошак? Мурка которая? Когти и клыки те еще... Как замурлычет, так...  

– Да-да, – перебил Федора Лемур. – Слушайте дальше, и не перебивайте.  

Сказать, что опасность так и чувствовалась – это ничего не сказать. Кайсар был сталкером и первопроходцем хоть куда, но страх завораживал. Десяток лет здесь не ступала нога горячего от крови куска мяса с бьющимся сердцем. Вот бы Всевышний увидел на своих мониторах: кем стали его дети – ангелы и демоны. Все в метро стали зверьём, а ведь так важно оставаться людьми...  

Переступив разорванную палатку, Кайсар застыл.  

Человеческий писк...  

Совсем не добрый...  

Щелкнул затвор автомата.  

Сталкер захлюпал подошвой к центру станции.  

Писк превратился в плохо слышимое хныканье, отдаленно походившее на плач. Звук доносился из-за огромной люстры, лампочки которой с волнами Кайсара монотонно бились об развалившиеся колонны.  

Б-з-з-ы-к-к.  

Б-з-з-ы-к-к.  

Адреналин в крови Кайсара был готов вырваться из бледных жил, совсем не видевших солнце. Страх страшно пьянил. Руки предательски дрожали, а плач так и доносился из-за люстры. Умирать молодым... ох-х... совсем не круто...  

Сталкер рысью перепрыгнул люстру, застыв с автоматом в руках, стволом целясь в маленький серый комочек, лежащий на деревянной платформе и громко роняющий слезы.  

Это был маленький ребенок, окутанный в одеяло и брошенный всеми во тьме. Глаза его, цвета морского, непривычно жмурились от столь яркого света налобного фонарика, спрятавшись под тканью серого одеяла.  

Без причин. Без понимания, что это может оказаться ловушка. Без былого сталкерского хладнокровия. И, похоже, только сердце Кайсара подсказывало – нужно действовать.  

Он повесил автомат на плечо, положил в правую ладонь пистолет, и взял маленький комочек в левую руку. Черт знает, что ударило ему в голову, но перепрыгивал люстру он теперь не один.  

Почему он здесь? Кто он такой? Как очутился на заброшенной станции? Почему и слова не может произнести (даже сейчас)? Где его родители? Простой и легкий вопрос: как его назвали в первый день жизни?  

Кайсар не знал. Да, и по правде, и сейчас бы не ответил на эти вопросы.  

Это дитя было тайной за шестью печатями. Шесть мучительных вопросов... Только, появился седьмой вопрос, не менее главный.  

Но, этот вопрос возникнет немного позже, не будем торопить соб...  

Из темноты тоннеля со стороны Ленинского Проспекта прозвучал оглушительный вой. Звериный или человеческий, сталкер не понимал. В этом вое слился и зверь, и человек. Страшный, но такой легкий в исполнении симбиоз.  

Ребенок – будущий Молчун – горько начал лить слезы, слыша заледенелыми ушамм нарастающие хлопки лап по темной воде. Кайсар торопливо, но осторожно отступал спиной, никак не собираясь показывать незащищённое брюхо слишком близко хлюпающим лапам.  

Небрежно, ставя жизни обоих выше, чем мимолетное удобство, Кайсар закинул серый комочек на плечо, ловким движением подцепив ребенка на стальной цепочке, кабы тот не свалился в “чистую” водичку. Сталкер свесил автомат, нащупал лезвие в рукаве, сам себе кивнул, и крикнул неизвестному мутанту, тенью промелькнувшему меж колонн:  

– Валил бы ты отсюда, красавчик! Простуженное горло от здешней фауны, куда лучше перерезанного от нездешнего казаха! Черт! Ботқа-ботқа-ботқа!  

Кайсар был готов принять удар. Он видел черную тень существа, выпрыгнувшего из-за металла перевернувшегося вагона. Ощутил порыв ветра, быстрый рывок, словно пуля, и такой же смертельный и пропитанной кровью запах из пасти. Кайсар был готов принять удар, но не принял.  

Стекло противогаза потрескалось, а маленькие капли крови заполнили карие глаза. Кайсар пошатнулся, выронил автомат и рухнул в черные воды Автово. Ребенок захныкал под водой еще больше, что, наверно, и спасло.  

Черное существо резко пропало. Даже без какого-нибудь писка или волнения ветра, не говоря про хлюпанье. Просто взяло и пропало. "Чудеса на виражах, прости господи... " – подумал Кайсар, вставая. И ребенок прекратил за секунду плакать, заулыбавшись. А вот расцарапанное и немного дырявое стекло; падающая в воду кровь и невыносимая боль – фиг бы там, не пропали. Про шрам под глазом и говорить не стоит...  

– И что дальше?  

– Концовка.  

Кайсар и теперешний Молчун вернулись на Кировский Завод. Тайных проходов сталкер не нашел, но за спасение ребенка, моральный и физический ущерб – получил ту самую Мурку, которая, наверняка, сейчас и трется у ног спящего хозяина.  

Многое было не объяснимо по отношению к Молчуну. Вопросы только прибавлялись, а ответы – как всегда. Где-то через пол годика, Молчун вместо слов, начал рисовать картинки с помощью угля. Возможно, как некоторые говорят, этими картинками пацан изображал будущее. Как и когда умрет генерал Мемов. Что случится с Приморским Альянсом и Империей Веган. Когда человек вновь вернется на поверхность. Так же, не достоверный факт, но возможно изображал, что стало с Автово и его родителями, как и другие страшные тайны прошлого.  

– Однако, занимательная байка, – оценил Федор. – Фантастика и выдуманная брехня так и прет, но пойдет.  

– Выдуманная брехня... – повторил Лемур, немного обидевшись, отложив тетрадку. – Ну да, конечно, брехня...  

– А есть мораль? – подал голос Цагар. – Ты конечно не Крылов, но все же.  

– Ну, не знаю ребят, как вам, а мне кажется, что главная здесь мораль – что все-таки судьба существует. Вот столько ведь резких поворотов в нашей жизни! Наши родители строили огромные планы, а тут раз, и война! Только пепел и слезы метают меж этих сгоревших планов. Так же и мы тут, друзья. Началась война, и все мы дружно сидим у костра, а планы и свое будущее видели совсем иначе. Так и про Кайсара с Молчуном. Кайсар-то, тот еще балагур, молодой и кровожадный наемник, страстный любитель женских сердец! Но, блин, его судьба так резко изменилась! Бывший анархист и кровопийца стал, можно сказать, – семейным человеком. Наша судьба остается одной, а все пути, лишь иллюзия выбора. Все мы придем к тому, что нас ждет в нашей “книге жизни”. Наверно, такая и есть мораль... Конечно, притянуто, но вы и сами можете придумать для себя мораль, если хотите.  

– Красиво, – сказал хрипловато и немного с акцентом кто-то в тени. – Еще скажи: мы все едины, и всех нас ждет смерть в конце тоннеля.  

Бродяга присел у костра, усмехнувшись:  

– Мораль всей басни такова – мойте руки с мылом и слушайтесь родителей, дети.  

– И тебе здоров, Кайсар, – стыдливо поздоровался Лемур. – Мы тут...  

-... делаем из жизненной драмы фантастическую комедию, – кивнул Кайсар. – Чего не сказал, что я то “черное существо” пронзил мечом Короля Артура? М-м-м?  

– Кайсар...  

– Скажу так, дорогие слушатели, – наклонился над костром Кайсар. – То, что вы меня и моего малого сделали супергероями – мне очень льстит. Когда вы будете ее рассказывать кому-то другому, то будьте добры – либо лгите откровенно, либо честно и без выдумок рассказывайте. Я, как легенда этой истории, тактично промолчу, и пускай померяться дураки и умники своими... х-м-м... реалистичными и логичными доводами, – улыбнулся Кайсар, кому-то незаметно подмигнув глазом со шрамом под ним. – А тебя, мой дорогой Цагар, прошу поднять задницу, и хочу пригласить на ночную прогулку по Питеру на теплоходе. Требую собираться скорей, а то рейс отменят и путевки больше не действительны.  

– Аи, – согласно кивнул Цагар, поднимаясь.  

– Давай-давай, мой музыкальный друг! Коней цыганских нет, но надеюсь, ты не в обиде. Тридцать третий год все же – рассвет прогресса и цивилизации, поэтому идем пешком!  

Лемур и Федор остались одни, смотря на маленькие пляшущие искры. Вновь послышались далекие выстрелы пулемета.  

– Поскорей бы война закончила... – Лемур, на свое удивление и шок, непроизвольно ослабил хватку, и тетрадь с байкой о Кайсаре и Молчуне упала в костер, сгорая. Пожелтевшие листы с грязными чернилами таили в красном пламени, а Лемур и Федор непонимающе переглянулись меж собой.  

А кто-то маленький улыбнулся в темноте палатки, вытирая грязные от угля руки.  

Конец  

24. 11. 2018  

Санкт-Петербург