Скины-оборотни

Их мужественные лица были как кастрюли, полные бугристого плова, они шли по пресветлой улице в свечах сосулек, одетые в армейские брюки, черные бомберы и высокие ботинки. Кожа надкрыльями насекомых плотно прилегала к плечам и спинам, придавая облику фланёров нечто угрожающе-кафкианское.  

– Люблю! – вымолвил Питбуль, обращаясь в сияющее пространство.  

Тяжёлые, полные губы его улыбнулись слегка и тихо.  

– И я тоже, – воскликнул Эгиль. – Мир во всех белых атомах. Холод и чистоту. Доспехи древних воинов и титановые корпусы кибертел. Мне не выразить своего чувства, я могу лишь бросить в небо алмаз. Чтобы он искрился и был другом светилу малое время.  

– Братья, – произнес Глотающий Биту. – Я так сильно принимаю реальность, что более не способен в ней жить и могу самовоспламениться. Зайдём в парк, необходимо сбросить напряжение.  

Он обнял идущих по бокам друзей и они свернули в коварную арку, где шумел нагой океан, с которого стекла вода листьев.  

Отыскав лощину, спрятанную от глаз, они уселись треугольником на мхи, поджали ноги в полулотосе и выполнили серию дыхательных практик, умиротворяя клокотание психик.  

Затем каждый достал из-под куртки противогаз ГП-5 без фильтра, надел его и сложил ладони в медитации. Клапаны противогазов были запечатаны черной резиной, и воздух через них едва поступал.  

Скоро в головах запульсировала жаркая боль, мир поплыл в круглых стеклах. Зелёные луга обыденности порвались, обнажив геологию мук, которые прячет тело. Но скины не сдавались. С трудом они могли жить.  

Их духовная концентрация и аутоасфиксия дали плоды.  

Окружение расцвело кислотными красками, углы и детали сгладились, с цветов освежевали оттенки, все вокруг стало ярким и беззаботным. Затем начали меняться тела: они скукоживались и уменьшались, тролльи лица обретали феечную гармонию, втянулись между бедер хуи, глаза расширились, а на головах вспыхнули розовые волосы.  

Скины сбросили противогазы и оглядели друг друга.  

– Доброе утро, Кацуми-тян!  

– Приветик, Мисако!  

– Ой, девочки! И Сумико-тян тоже с вами. Я сделала себе грудь побольше.  

– Сумико, ты слишком много смотришь хентай в своей мужской форме. Зачем тебе грудь пятого размера, если мы летим в космос?  

– Да, Сумико, оставь-ка эхо утех. Наше аниме исключительно религиозно и эстетично.  

На щечках Сумико зарделся румянец. Ее грудь немного уменьшилась, впрочем, не настолько, чтобы это свидетельствовало об утрате веры в себя.  

– Смотрите! Смотрите! – пискнула Мисако.  

С неба напоминающего яблоко "белый налив" спускался НЛО в форме цветка лотоса. Летающая тарелка дымила голубым газом, и при трении о воздух по лепесткам вспыхивали разряды электричества. Снизу ее украшало пухлое лицо будды Хотэя.  

– Хо-хо-хо! – засмеялся будда, как Дед Мороз.  

НЛО снизился, один из лепестков отогнулся, и девочки вошли в жёлтую сердцевину, пахнущую нектаром. Над ними тут же вырос полупрозрачный золотой купол буддийской ступы, удерживающий воздух и обеспечивающий необходимую жизни температуру. Космические дали замелькали галопом энергичного рысака.  

Вместо криосна девочки пели сутры.  

Они приземлились в неизвестной точке пространства-времени среди красных как органы инопланетных цветов, над которыми порхали похожие на колибри толстенькие смарагдовые дракончики. Чужое солнце было мягким и добрым настолько, что казалось, в нем можно удобно сидеть, как в кресле.  

Подружки вышли из НЛО и уставились в раздольное благолепие, их напряжение убывало, ибо в этом далёком мире, расположенном в высокодуховных областях Вселенной, не существовало ни любви, ни ненависти. Любая замутненность сознания растворялась в спокойствии и доверительном удивлении.  

Через некоторое время блужданий, личности девочек распались, лишь разноцветная карусель проносились перед лишенным атрибутов чистым субъектом, сплавившимся из трёх ипостасей в единую антипсихику.  

Затем умер даже язык. Умерло пространство и время. Бытие ускакало, как испуганный зайчик, и небытие хищной лисичкой-сестричкой кинулось вдогонку за ним, обнажив то, о чем нельзя рассказать.  

Эгиль сбросил противогаз и быстро-быстро задышал, перед глазами плясали феи и тигры, тело было мокрым, его била дрожь. Он с трудом протянул руку – далёкую, как луна – и снял резиновый лицехват с бритоголовых голов друзей, разложенных среди мха.  

Друзья стали ворочаться и принимать сидячее положение. Питбуль стошнил пивной жижей, Глотающий Биту мял голову и вздыхал. Пустота быстро заполнялась серостью и хлябью поднебесного мира. Теперь они были готовы жить.  

– Пойдем разгромим рахат-лукумную лавку, – сказал Эгиль.  

– Лучше наложим кучу в японском саду камней.  

– Предлагаю терроризировать студентов из Конго.  

Появились ещё варианты участия. Казалось, сам рёв цивилизации шепчет их.  

Скины начали препираться и едва не дошло до драки.