Салют, Птахотеп!
Поскольку в прошлом письме ты изъявил желание узнать больше о моей экзистенциальности-подноготности, о мирской моей маете, что, разумеется, уместно, ибо вот уже пять лет мы ведем меонтологические диспуты, а друг о друге ничегошеньки не ведаем. Впрочем, я-то знаю, что мир, в котором ты обитаешь, – это Стрелы Амура, кварц-волосатик, образованный из золотого света и алмазного пара, а значит и тебя частично, как долю твоего мира, могу представить – например, в виде губообразных облаков игольчатой ваты или простирающихся на несколько парсеков ветвистых асбестовых волокон.
Мой дорогой Птахотеп, как хорошо, что наша обоюдная укорененность в ином, не требует песьих августиновских славословий, которыми кишит его «Исповедь», как крокодилий труп – мушиными личинками (я видел этот образ в Tik-tok). Мы – давние друзья и равные искатели Смерти, абсолютного невиданного отсутствия, зимы ослепления, где стираются различия и остается лишь нейтральное, безграничное Одно. О профанная Вселенная в форме пончика, какой ее сейчас представляют ученые, стань для посвященных священной анти-Вселенной в форме нуля!
Это, однако, лирика для элит, но если говорить о фактической стороне моей жизни, то я посвятил ее заботе и сохранению самых хрупких на планете существ. В весеннее и летнее время я берусь за сезонные работы – бывал мороженщиком, укладчиком асфальта, аниматором, газонокосильщиком, монтажером солнечных батарей, сборщиком клубник и картофелей, овцепасом и подсобным рабочим на пасеке (это мне больше всего нравится).
Также для дополнительного заработка я провожу на заказ чайные церемонии и малость колдую (сатанинские лакшери-ритуалы, кладбищенская любовная магия). Обычно ко мне обращаются обеспеченные зумеры, жаждущие острых переживаний либо отчаявшиеся домохозяйки с бедовыми, ветреными мужьями. И тех и других я отвожу на кладбище – ночь, балахоны, красные свечи, трепетный сыч – заставляю их раскапывать могилу. Сам читаю на древнегреческом либо на латыни – ну хотя бы «Историю животных» Аристотеля. Люблю все нечеловеческие формы жизни.
Чуть раньше до начала псевдообряда я прошу одного из друзей-бесов вселиться в мертвое тело. И как только крышка гроба открывается, гниющий мертвец выскакивает, клацая зубами, дико вращая полувысохшими очами и кидаясь в нарушителей спокойствия осклизлыми кусками собственной плоти.
«Осьминог откладывает в нору (или в какой-либо полый предмет, например, глиняный горшок) подобие цветка виноградной лозы или плода белого тополя». – читаю я нараспев, захлебываясь от смеха.
Одержимый мертвец тем временем гоняет по кладбищу неудачливых демономанов. Если же ко мне записывается компания, я нанимаю двух или больше бесов, и они вселяются в разные части трупа, который сразу по выходе из могилы разделяется для преследования нескольких целей. Оплату, разумеется, беру наперед. Ощутимого вреда людишкам не причиняю (допускается пара откушенных пальцев, сломанное ухо или разорванный нос, а то бы валили ко мне досужими толпами как на сладострастный рожон).
Среди людков живу до Воздвиженья, а после, когда улетают в теплые края птицы, и звери начинают готовиться к зимней спячке, ухожу в природу. У меня есть избушка на берегу пойменного болотца – ее построил один экоанархист, последователь Теда Качински, а позже тут записывала лесные шумы эмбиент-группа. Это бревенчатое, трогательное строеньице с односкатной крышей, увязшее в мягкой почве. Ее окружает ивняк и заросли камыша, в котором проложены тропы мелких животных.
Рыбаки тут бывают редко – местность неудобна для лова и пользуется дурной славой, поскольку в этой тихой обители часто случаются сверхъестественные происшествия (специально, скажу, отрепетированные для любопытных). По периметру на островках закопаны в торф мощи ересиархов, аннигилирующие изливающуюся на мир божественную благодать. Аура пустоты окутывает узловатые корни, сухой камыш и ковры зеленоватого льда. Зимой здесь уютно и тихо, как среди джунглей неоткрытой планеты. Лишь мой безумный хохот раздается в вьюжной ночи, когда с кадилом из волчьего черепа я обхожу болотце, бормоча проклятия и выпуская пары расплавленной серы.
Бесы, дорогой Птахотеп, имеют маленькие обезьяньи туловища обросшие черным пушком. У них толстые животы и вытянутые мордочки как у древних амфибий – ихтиостег, бентозухов, циклотозавров, диплокаулусов. Для поддержания уровня активности им необходимо солнечное тепло, поэтому с наступлением осени они ищут нечистое место, где впадают в спячку. Весной же бесы очень любят нежиться среди одуванчиков на припеке, тявкая и повизгивая друг на дружку.
Это проказливые и креативные существа, организовывающие рейды на здравомыслие и психическое здоровье, будто мимимишная дивизия карателей Дирлевангера, собранная из диснеевских принцесс. Силенок, правда, у них немного. Это они устраивают мириады крохотных чудес – возможно, неприятных, но уморительных, способствуя мистификации населения в противовес расколдовыванию мира (Entzauberung der Welt).
Когда жухнет прибитый заморозками желто-багровый лист, толпы бесов сбредаются к моей избушке, как к наиболее порочному и скверному месту. Для их зимовки у меня приготовлены отели для насекомых (первый я купил на Temu, дальше делаю их сам). Такой отель состоит из бамбуковых трубочек, в которых прячутся от холодов всякие божьи коровки, комарики и пчелки. Забава для детей, однако, служит великой цели. Каждый из бесов рассказывает про свой самый интересный кейс за сезон. Потом он уменьшается (так-то они размером с кролика) и прячется в одной из трубок, а конец трубки я запечатываю воском, смешанным с опием и соком красавки.
Чаще всего бесы нашептывают мне порно-фанфики и фетиш-беллетристику, на которые они вдохновляют досужих школьниц и участников инцел-братств – всякие озорные кошкололиты, эльфийки-футанари в плену инопланетных тентаклей, викинговый яой с анальным футфистингом, блуд покемоний, шипперинг трансформеров и кайдзю, разумная молофья-демон, «нечто» Карпентера как половой партнер…
В этом году один бесенок совершил практически подвиг – он проник в квартиру некого хиккикомори и наложил кучу ему кровать. Аниме-анахорет в момент преступления едал на балконе рамен. Когда он вернулся в спальню, его ждало потрясение. Необъяснимое событие вызвало у него маниакальный интерес к сверхъестественному, разработку идеи манифестации высшего через низшее и учреждение первой в мире копро-Церкви. Хикки стал интернет-проповедником – отныне он дает людям ориентир, твердую ось, пульс в зыбком, кипящем времени. По факту ведет стримы, где озвучивает свои идеи, и ему кидают донаты за прилюдное причащения Тела и Крови (жидкого и твердого) его нью-эйдж Спасителя.
Я повесил на грудь бесика-героя соломенную медаль и увенчал его венком из сосисочной обертки, которую съела и не переварила бродячая собака, так что та вышла вместе с калом. Не подумай, Птахотеп, что я над ним насмехаюсь. Наоборот, нигилистическое осквернение для них главнее всего и, чем оно оригинальнее, тем слаще; свобода абсолютно превосходит ценность. В данном случае даже было двойное осквернение: государства (в виде поддельной награды) и христианства (как пародия на терновый венок Христа). Бесенок выглядел радостным, он хрюкал и покусывал меня за лодыжку, как игривый домашний пёс.
В марте-апреле я выпускаю бесов в естественную среду обитания. Они разбредаются по серебряной мураве, смешно топая и отряхиваясь, а через пару недель я читаю в новостях о появлении нового маньяка-пэрвэрта, питающего страсть к щелям избирательных урн, выхлопным трубам и норам земляных пауков.
Зимой, когда работы нет, я целыми днями лежу в кровати, смотрю а́ниме или слушаю блэк-метал, иногда лишь поднимаюсь, чтобы дойти к буржуйке и подбросить туда дров. Тени пляшут на бревенчатых стенах, увешанных шкурками и пучками трав, и я думаю о платоновской пещере здравого смысла, за которой сияет солнечный нимб изумительного помешательства. По утрам я делаю несколько проливов моего любимого улуна Дун Фан Мэй Жень и выхожу проверять силки, расставленные на куропаток и рябчиков. Бывает, дичь готовлю, но, если лень, просто выпиваю кровь, насыщаясь через нее напрямую жизненной энергией.
У меня есть подруга и есть любовница. Это разные женщины. Подруга – постмодерновая монахиня-безбрачница, которая предпочла для себя исследование шатких смыслов и мифов современной культуры крепкому мужскому плечу. У нее вавилонически большой клитор. Она мне показывала, чтобы похвастаться определенным (сакральным) видом мастурбации, в первую нашу встречу в зимнем лесу. Я же в ответ на искренность прочитал ей несколько своих посвященных Сатане верлибров. Не осуждай меня, Птахотеп, но я с детства испытываю восторженное почтение к женщинам, способным перегнуть свой клитор и засунуть его себе во влагалище. В них есть настоящая самодостаточность.
К тридцати годам, не отыскав принимающего партнера, она завела свору минипигов, с которыми гуляет, ничего не боясь. В такие моменты моя подруга похожа на оживленную «Порнократию» Фелисьена Ропса. Летом она нарочно выходит практически полностью обнаженная в хрустале, чулках и полупрозрачных тканях. Ее свинки – крохотные бестии, не знающие чувства насыщения и обладающие прескверным нравом. Она выгуливает их на шелковых поводочках, лишь в самые темные ночи выпуская гулять одних. Эти адские машины прелести при всей их внешней безобидности способны, накинувшись скопом, повалить на землю охотника, а после вырвать ему кадык и растащить по кусочкам вместе с костями, так что останется лишь мокрое кровавое пятно.
Моя любовница – столетняя милфа-вампира Благослава, напоминающая злую опекуншу главной героини из фильма «Валерия и неделя чудес». Ее склеп расположен в сердцевине высокого дуба. Там она спит, а ночью выходит на охоту. Ей нравится наводить на акушерок и медсестер фурри-эсхатологический морок со зверем багряным, преисполненным именами богохульными, с семью головами и десятью рогами (роль зверя с средним успехом выполняет крысиный король – фамильяр моей любимой), а сама она тем временем выпивает кровь новорожденных – исключительно нордической расы. В этом вопросе Благослава старомодна и предвзята. Иногда, обнявшись, мы читаем при ароматической свече книги из серии «Библиотека расовой мысли». В такие моменты она часто плачет, вспоминая утраченную духовность традиционных обществ (мир Бытия в противовес миру Становления) и пересказывает мне с придыханием идеи Генона, Эволы и Дугина.
Глядя на нее, я ничего не чувствую и не мыслю. Наверное, это и есть любовь, когда пестрая дымка культурных символов и смысловых концептов рассеивается, обнажая заволоченный ею бездонный столб внутренней смерти, его чудодейственную огромность, связывающую каждое существо со всем существующим. И лужок, и божок, и пирожок – братья-богатыри с вшитой под кожу цистерной небытия, изверги вечности, обратившие ее в время. Как легко молчать целый день, заражаясь самоликованием от добровольного умножения пустоты!
Я зову Благославу, когда песчаный смерч бытия приобретает нестерпимый напор, и она приходит с жгучим холодом прикосновений и слов. Бывает, что помощь требуется ей и тогда я, практически бессознательно, отправляюсь среди ночи на пустырь, где из-за бюрократических проволочек застыло строительство парка детских аттракционов, или на закрытый могильник павшего от сибирской язвы крупного рогатого скота. Мы одариваем друг друга любовью, точно моллюски. Наши желания передаются на киллометры через какое-то трансцендентное оптоволокно. Нежности приносят плод самоопустошения.
Любимый Птахотеп, моя жизнь скучна и печальна, пока о ней есть что сказать, а значит, существует различие (истинно циклопическое ущелье) между мной и ею. Только в смерти доступна цельность. Мы падем туманами у ног ее, облаченных в золотые сандалии. Мы заключим в объятия тех, в ком до могилы угасло существование, превратившихся в звенящие механизмы.
Передавай привет, друг, семи езидским ангелам и в особенности Малак Тавусу (ангелу-Павлину). Передавай привет также всем прочим Легким твоей Вселенной, утратившим себя в бытии. Да скомкает оно нити, которые мы распространяем во времени и пространстве, и да отрыгнет нас, не приняв, как кот отрыгивает шерстяной безоар, – туда! туда! в домашнюю бездну, в волшебное родное ничто.
28. 04-02. 05. 2025, редактировано под myrkur
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.