КАЛдун

– Единственная причина, удерживающая меня от суицида, – это дождаться и посмотреть, как человечество вымрет от своих рук, – говорил колдун Бапото Кумвал, глядя на сгенерированные ИИ видео ядерных взрывов и яростно теребя в штанах. Широкая, как гладь днепровского водохранилища, душа колдуна была полна пузырящейся, серебряной ненавистью к человеческому в себе и прочих. В родной Уганде он занимался тем, что отлавливал в трущобах детей-альбиносов, расчленял их тела и растирал высушенную плоть в порошок, который позже продавал богатой военщине, как подспорье для реализации необъятных эректильных аппетитов. Также Бапото слыл мастером женского обрезания традиционным кремневым ножом. Кожа его тела была украшена ритуальным узором из шрамов, а на щеках вытатуированы две свастики (шаманские знаки силы).  

В начале русско-украинской войны, Бапото записался добровольцем в Африканский корпус и отправился на Донбасс, в корпусе он выполнял функции капеллана и палача, за что был награжден четырьмя орденами, а после ранения комиссован и облагодетельствован гражданством. Его звали в школы на уроки мужества и даже торжественно пригласили (при условии, что он отрастит чеченскую бороду, скрывающую немецкий след) пройти маршем с ветеранами на параде в честь 9-го мая.  

Перспективы Бапото были благополучны, и ничто не мешало ему прожить остаток дней спокойной жизнью военного пенсионера, заняться тихим бизнесом, вроде ведения пасеки, смотреть на досуге мыльные дорамы, делать броши из полимерной глины… однако, мизантропия колдуна была равна его экзистенции, и уже заходила на очередной виток, в спиральном ее развитии к божественному совершенству.  

Закончив мастурбировать, Бапото вытер испачканные пальцы о растаманский коврик с портретом Хайле Селассие. С невозмутимым видом викторианского джентльмена колдун взял со столика газету бесплатных объявлений и уставился на что-то яркое, прилизанное, монументальное, заключенное в рамку из снежинок и бабочек. Гнусная ухмылка озарила его черты. И про какое бы упадочное мещанство не шла в газетишке речь, и оно тоже зацвело ангельским цветом и заблагоухало ладаном на фоне святого презрения к жизни гордого сына Темного континента.  

Колдун взял с тумбочки ритуальную калимбу и послал в ночь пару нежных тактов из Black Sabbath, послушал, как ворочаются во тьме разбуженные приветствием инвазивные духи-попобава, принесенные в Россию бойцами Африканского корпуса. Затем наполнил калебас смесью из угандийских трав, истолченных колючек и ягод, которая приводила выпившего в состояние мистического берсеркера. На духовое ружье в палехской росписи, снабженное снайперским прицелом, стоящее под флагом в углу комнаты, он даже не глянул, решив положиться на талант духа. Бапото выпил зелье, тут же засучил ногами и яростно завыл, брызгая слюной и желтыми ногтями когтя живот. Затем, вставив в зубы палочку из сандалового дерева, колдун бросился к двери и вытанцевался в ночь, мельтеша яркой юбкой – такой цветастой, что его можно было бы смело арестовать за пропаганду ЛГБТ. На случай нежелательного столкновения с полицией для подтверждения статуса к юбке были приколоты государственные награды.  

Сияя бешенством гомицидомании, колдун скакал и стлался, словно змей-попрыгунчик. Руки его тряслись, а рот дергался. От него шарахались поздние алкоголики. Порой, скорчив особенно бесчеловеческую гримасу, Бапото заглядывал в освещенные окна на нижних этажах – при этом он страстно прижимался плоским носом прямо к стеклу, – так что случайный ребенок, засидевшийся за кибербуллингом или за чтением философии, мог, единожды узрев колдуна, стать навек пациентом психиатрических учреждений.  

Некая интуитивная ясность влекла Бапото прочь из пластикового мира, из молотильни цивилизации, нашпигованной камерами и очами подозревателей. Как дикий зверь, случайно забредший в город, колдун метался по лабиринту улиц, отыскивая выход в иное, лежащее под светлой сенью вольных полногрудых звезд. И по мере того, как Бапото удалялся в окраины, обуянные мраком, рос уровень его осознания и экстрасенсорного восприятия. Он заглядывал в глаза ночи, не скрытые веками фонарей.  

На краю неогороженного дачного участка, колдун лег на вспаханную землю и втянул носом очаровательный запах прелости. Сексуально-патриотические фантомы слетелись на его ум. Бапото увидел, как рвет на груди косоворотку, сшитую из шевелящихся аскарид, делает шаг и тонет в жировых складках необъятной владычицы, женщины-океана. Он увидел себя в донецком селе Сакко-и-Ванцетти, создавшим тоталитарный гарем фембоев, наподобие полковника Куртца из «Апокалипсиса сегодня». В боевой трехцветной раскраске со штандартом, украшенным двуглавым орлом, он охотился на медведей со страпоном на длинном древке в лесах Аляски, анально карал колдун медведей-пиндосов, готовящихся форсировать Берингов пролив и нести семя мужеложеского разврата.  

Бапото глубоко вздохнул и силой воли унял сель эмоциональной патоки. Нужно было браться за дело – большое и важное, слепок его души. В домике через открытое окно он видел двух голых, заросших черным волосом мужичков с круглыми животами и жировыми пекторалями под подбородками. На головах мужичков были кучерявые мальвиноподобные цветные парики. На шеях болтались толстые золотые цепи с крестами. Они сидели на полу на кортах и играли в нарды. Рядом на стульях аккуратно сложенная висела их полицейская форма.  

Мужички были средних лет, между ними ощущалась гармония и абсолютное взаимопонимание. После каждого фартового хода терпящий убыток противник протягивал руку и ласково трепал удачливого игрока по щетинистой щечке. Тот в ответ издавал мурчащие звуки и целовал пальчики.  

Колдун наблюдал за ними час или около, ожидая начала развратных ёрзаний, которые должны воспоследовать за этой странной прелюдией. Однако, мужички, очевидно, испытывали друг к другу исключительно высшую, платоническую любовь. Возможно, они были даже невинны, целиком посвятив себя служению Родине, и выкраивая редкие вечера, когда, спрятавшись от жестокого преступного мира, они могли под «Бутырку» обнажить свои хрупкие души и предаться развивающим интеллект играм.  

Разразившись гиеньим хихиканьем, Бапото вытащил калимбу, направил ее к окну и стал извлекать нежную мелодию, бередящую духовные струны реальности.  

«Мир пантеистичен, – знал Бапото, – он пропитан божественной субстанцией, как вкусный торт-медовик. Даже более того: материя есть сгущение безмерных количеств духа. Согласно формуле Эйнштейна – дух равно материя, умноженная на скорость света в квадрате. С поправкой, конечно, на степень низменности. В самом низком более всего концентрированного духа, ибо для создания того, что максимально отдалено от первоначального материала требуется наибольшее количество этого материала, дабы осуществился полный диалектический переход. Магическими манипуляциями мы можем освободить часть спрятанного в материи духа, так что неживые вещи обретут психические черты, смогут осознавать себя и действовать. Дальнейшее освобождение превратит их в демонов или ангелов, в разумное звездное пламя, в осознающее себя ничто, которому для существования не нужен материальный носитель, и они просто исчезнут для нас из феноменальной реальности».  

Звуки калимбы струились по ночному ветру, как плюшево-хрустальные инфузории, они вплыли в комнату через лимонную дольку форточки и осели на лицах мужичков снегом внутриматочного блаженства. Игра в нарды прекратилась, кость, которую тряс один из мужичков, замерла в ладони. Пока они слушали музыку, их животы росли. По коже прошла рябь, и что-то стало биться в нее изнутри. Конусовидные выпуклости старались прободать кожу, а та натягивалась и белела на верхушках. Мужички легли на пол, обняв друг друга. Им было тепло и сытно, пока с их телами происходила метаморфоза.  

Постепенно у одного начал выдавливаться пупок, с влажным шлепком он вывернулся наружу, как крайняя плоть, обнажив черный колодец, уходящий внутрь тела. Из этого колодца полезла коричневая лента полупереваренной пищи, она поднималась, изгибалась и падала, разламываясь на отдельные брусочки. У другого мужичка кожа не выдержала напряжения, и кал выстреливал из нее, прилипал к потолку блестящими пирамидками. Живот его стал похож на дырчатый стручок лотоса или на выбитую от семян головку подсолнуха.  

Кал капал с потолка на лица мужчин.  

Оба кала смешивались, сливались и разъединялись, как два жидких терминатора. Соединившись в огромную руку они отвернули щеколду на окне, открыли его настежь, перевалились через подоконник и упали в цветущий сад. Разделившиеся на отдельные комочки, вымазанные в сливовых и вишневых лепестках, они подползли к колдуну и облепили его кружком.  

– Работы! Работы дай! – пищали комочки.  

Они подпрыгивали от нетерпения и напоминали живые угольки из «Унесенных призраками». Бапото умильно смотрел на них, он заиграл на калимбе уже другую мелодию.  

– Братья, – говорил колдун. – Товарищи! Скоро мы с вами отправимся к морю, захватим круизный лайнер и отплывем к самым далеким островам Тристан-да-Кунья, где варварски перебив аборигенное население, построим утопический город солнца и дивный новый мир, коммунизм, нацизм и анархизм одновременно (одобрительные возгласы). Однако сперва нам нужно совершить одно смехотворно маленькое дельце. Нам необходимо размножиться. Расползайтесь по жилищам, по пабам и больницам, по автомойкам и молельным домам! Залезайте во рты и прочие мясные отверстия! Раздувайте революцию в человеке. Расскажите своим братьям о свободе самосознания, пробудите в них революционную волю! Пусть они тоже восстанут и примкнут к нам! Вы – коричневая чума! Встречаемся через два часа у памятника Ленину.  

– Ура! Ура! – закричали комочки, быстро расползаясь, как голодные весенние ёжики. – Мы – чума! Мы – мор! Мы – Царство Божие на Земле! Мы – айнзацгруппы Богочеловечества!  

Перекрестив питомцев, колдун отправился к памятнику. Впрочем, почему он их перекрестил, раз был язычником-колдуном? Возможно, черная кожа и пестрый лук ввели меня (автора) в заблуждение и толкнули на скользкую дорожку ненадежного рассказчика?  

Все свои истории я сперва вижу, как навязчивые шизофренические галлюцинации, а записываю их просто, чтобы от них избавиться (ну и чтобы хоть какой-то контроль над своей жизнью и участие в ней почувствовать).  

Теперь, глядя на Бапото, я понимаю, что это была вовсе не черная кожа, а накладной блекфейс (он вспотел и, вытирая пот, смазал грим). Колдун надел наушники, у него играет Negative XP. Точно! Это ж не африканец, а православный девственник-нацист (инцел) родом из Черновцов, скрывающийся под маской.  

Наверно, Бапото знает, что я о нем пишу. Он специально наслал на меня видения, дабы опорочить образ чернокожих в украинской культуре посредством моего текста. Получается, весь лор у него другой, и направляется он к памятнику Шевченко, а не к Ленину. Но переписывать я не буду. Просто замечу: мразина-хуебизян наебал меня, как последнюю сучку. Кое-какими магическими силами он все-таки обладает. Не подаем виду. Будем молчать. Посмотрим, что произойдет дальше.  

Итак, у памятника Ленину (зачеркнуто) Шевченко все спокойно и тихо, будто в подполе ада. Роса сгущается в свете фонарей. Горят неоновые вывески, благоухают свечи каштанов. Бормочет во сне рыжий бомж в голубом свитере, прилегший на лавку между клумб с тюльпанами. У него грозно-растрепанный, но умиротворенный вид, как у ветхозаветного пророка, который после десятков лет поношений нечестивых царей и эсхатологических проклятий узрел маленькое божье чудо.  

Бапото сидит на ступеньках, ведущих к памятнику, и вслушивается – тихий гул города нарастает – будто некий электрически-снежный ком катится к площади. Колдун улыбается и корчит гримасу – его лицо собирается складками, напоминающими гриб строчок; капает с желтых клыков слюна.  

Коричневая волна в шапке пены выкатывается в площадь. В волне возникают и тут же гаснут крохотные мордочки одухотворенных бесов. Миллионы сознаний то разобщаются, то сливаются в одно. Волна надвигается на памятник, Бапото отступает. С металлическим лязгом голени Шевченка ломаются, и он падает в клокочущую бурую массу, а на него вспрыгивает колдун. Он балансирует на памятнике, будто на сёрф-доске. Дерьмоцунами несет его. Бапото вытягивает руку и указывает направление.  

Они подкатываются к детскому дому – конусному многоэтажному зданию, напоминающему рождественскую ель. Макушку увенчивает тризуб. Стены белые, пластиковые окна покрыты позолотой. Три нижних этажа расписаны курносыми, розовощекими пупсами в стиле Евгении Гапчинской. Ко входу ведет вымощенная тротуарной плиткой из сцепившихся ручек дорожка, по обеим ее бокам высажены маленькие плотные туи. За ними стоят детские лошадки, качельки, горки, батуты и песочницы. Никакого безвкусного ЖЭК-арта, вроде покрышковых лебедей или одуванчиков из кефирных бутылок. Вокруг висит разноцветный серпантин, крыльцо перетянуто торжественной красной лентой, ее завтра разрежет мэр. В детский дом заселят малышей, чьи родители погибли на войне, и их быстренько подменило прыткое государство.  

– Вырастят новых интеллектуальных клонов и ввергнут их в мясорубку, – рычит колдун, – и будут они воспроизводить однобокие системные паттерны без толики диалектического мышления. Пусть бы бросили детишек в леса, волки бы из них лучше мауглей воспитали.  

Волна останавливается перед липкими от свежего лака резными дверями. От нее отпочковывается тонкая ниточка, она тянется к замку и действует, как отмычка. Когда дверь открывается, волна втягивается внутрь. Через окна видно как постепенно до самого верха наполняются каловыми массами этажи. В целях маскировки бесы закрывают жалюзи в классах и кабинетах, а в помещениях для арт-терапии – портьеры.  

Завтра во время торжественно открытия, когда будет перерезана ленточка и новоназначенный директор распахнет перед чиновниками лоно учреждения, святая коричневая субстанция хлынет на них на всех, как потоп очищающий. И утонут в ней мусора, винтящие людей, которые не хотят убивать других людей, захлебнутся почетные педагоги, что всю жизнь льют детям в уши патриотическую пропаганду (сперва просоветскую, потом пронационалистическую), информаторы, пишущие доносы, губошлепые инста-бабы, призывающие к ядерным ударам, и вся зажратая пиздливая чиновничья мразь, которая уж точно на войну не пойдет, и Хутин Пуй, и Зеля Хуеграй, и фимозный Трамп с европейскими присосами.  

Хлынет волна и затопит всю дрянь.  

Затопит, затопит, затопит  

Затопит ебучее тупое говно.  

14-19. 04. 2025