Притча о бесполезности

Я сидел на поребрике в аду и с чинным видом бездельничал, а вокруг меня роились упитанные светлячки-свинки. Некоторые из них мерцали на головокружительной высоте наподобие звездочек, другие нахально лезли в уши и приходилось мотать головой, чтобы отгонять их. Именно этим я и был занят все утро.  

Тем временем в преисподней (как обычно) грохотали рачительность, прыть, содружество, сияло в глазах у люда горбатое море патриотизма, и мне было даже немного совестно, что все они чем-то заняты, пристроены – рубят в горной породе земных недр залы для новых грешников (своих отпрысков, которые вдруг сюда попадут, а места им не окажется – что тогда? ), ремонтируют пыточные машины, поднимают температуру, культивируют съедобную плесень.  

Не было у меня желания присоединяться к ним, не было желаний вообще (а чего желать в аду? какие писать стихи? как любить? ), и единомышленников по апатии я тут не встречал – всех все устраивает. Даже гордятся они своей новой Родиной, а некоторый так и смерти не заметили – умерли, будто вышли в магазин за хлебом. Плавный переход.  

С ненавистью они меня оглядывают на скаку суеты, с презрением говорят мне «сдрастте», в изумлении и беспамятстве продают мне пельмени из спорангиев и лавовых шариков, и вот однажды вызывает меня на ковер главный босс – не демон, а вполне себе человек (демонов мы из ада давно прогнали) – и заявляет, что, мол, не гожусь я, уронил стяг поборничества, не идеалист, а циник, людей не люблю, а предпочитаю со свинками-светлячками время валандать и вообще граница для меня отныне открыта, никто не держит, ибо бесперспективен.  

Достает он толстый, лохматый том, где записаны все мысли знавших меня людей обо мне, и нет ни одной хорошей. И когда я их стал читать, смотрю, каждая мысль исходит со страницы дымком луковичного цвета, превращается мысль в такого высокого качка с крокодильей моськой и в древнеегипетской одежде. Все – при табельном.  

Берут меня эти крокодилы Гены под белы рученьки, ведут к границе ада и ввергают в зубастые зыби да мутузящие туманы, через которые лечу я с криком и полностью теряю себя, а когда сознание ко мне снова поворачивается передом, понимаю я, что оказался на окраине обычного земного городка. И так все здесь тошно и досконально – даже звезды и не гнойные язвы, и не тысячеокость кровавого божества, а тусклые дюралевые присоски. А сам я призрак, обреченный скитаниям в лабиринте депрессивного постсовка среди людей, благоухающих молоком и пеплом.  

Так живу я отныне, и чтобы хоть немного развеять скуку темными ночами материализуюсь в детских спальнях, заключаю соглашение с малышами – они должны будут прочитать книжку, а за это получить от меня подарок. Книжки им выбираю я, халяльных авторов – Жене, ЛаВея, Гийоту, Витткоп, де Сада… а взамен (после краткого экзамена по прочитанному) жалую малышам убойный дознячок по запросу – хоть гарик, хоть ешку, хоть кожицу колорадской жабы.  

Так, ТАРАНОМ ПСИХОДЕЛИИ ЕБАШУ Я В ЗАРОДЫШЕ ПОСКОННОЕ ЖЛОБСТВО – ради лулзов, в первую очередь, но и для духовной эволюции человечества стараюсь. Сам тоже постоянно читаю, развиваюсь, посещаю библиотеку, нахожу в сети новых авторов. И такие порой попадаются самородки. Так красиво пишут, чертяки. Завидую им до колик. Ну вот, например. Шедевр же! Dinozavr_tramadol написал:  

«Когда весною 23-го года собралось под стольным Киевом-градом болотное орочьё, и монахи Свято-Успенской Печерской Лавры молились за скорейшее прекращение побоища, переведя свои очи от духовных сфер на мировую скорбь, просочился к людям похабный бес Асмодей. Блуждая неузнанным в православной святыне, решил проявить он дерзость неслыханную и вселился в мощи преподобного Ильи Муромца.  

Восстал из гроба зомбак Илья Муромец и отправился на поиски порнократических приключений, набрел он на здание медицинского музея и с лукавой анимешной ухмылкой вломился внутрь, прямо в тератологический отдел вломился Илья Муромец зомбак.  

И стояли там в стеклянных банках заспиртованные уроды, разбил бесстыдный зомбак одну банку, взял в руки двухголового младенца, и стал он его трахать меж двух его голов, якобы между сисек.  

А затем достал зомбак младенца-циклопа, пробил членом ему затылок с мягкой костью и головкой изнутри глаз выпнул, трахает.., и каждый раз, когда головка наружу из глазницы показывалась, зомбак «ку-ку» кричал яро, часами с кукушкой вообразив себя.  

Следующим гнойного младенца из банки вытряхнул, разгрыз чирьи да фурункулы и высосал содержимое. С полным ртом зомбак извернулся по-кошачьи, ртом вжался в анальный сфинктер и выпустил в прямую кишку младенческий гной. Натужился Илья Муромец, дристанул, гноем из кишки обратно в рот выстрелил, а потом изо рта в кишку он его вернул и опять. Покуда не кончил, так простату стимулировал, негодяй.  

Остальным экспонатам богатырь русский рты разорвал, брюшки выпотрошил, черепушки размял ягодицами да подмышками, косточки тоненькие переломал, кал отжал из кишок младенческих и вылепил из него крест благой, перевернул тот крест и в окошко как сюрикэн метнул.  

Вонзился крест благой, уплотненный силушкой богатырской в шею полицейскому, который в группе патрулировал ночные улицы. Упал страж порядка, хрипя и кровью захлебываясь. А товарищи его, калаши эрегировав, бдительно в музейное окно уставились, а там, в окне уже не было никого».