Последняя дева

Наше племя прокляли 17 лет назад так, что больше ни один ребенок не мог родиться живым, унося за собой в могилу мать. Женщины, одурманенные надеждой стать мамой крохи, пытались зачать дитя, но гибли в муках и криком на устах. Их лица перед смертью искажала боль, ни одна из них не умерла в глубокой старости с запасом мудрости в окружении внуков.  

Когда смертей перевалило за 20, женщины наконец-то поверили в силу заклятия и их заразил страх. Некоторые пытались бежать, но их возвращались и заставляли зачать ребенка – ведь нет ничего важнее «продолжения рода». Двум из женщин удалось бежать, но моя сестра говорила, что она из них все равно умерла при родах. Вторая же приняла решения никогда не забеременеть. Не знаю, насколько это правда. Но мою судьбу уже, похоже, не изменить.  

Мои две старшие сестры скончались одними из первых женщин, у которых еще была надежда, и вошли в эти двадцать сильных женщин. Моя третья сестра жутко боялась, она умоляла родителей не отдавать ее замуж, но кого это волновало? В мужчинах жило лишь желание передать свое семя. Что же было в нем такого ценного, что стоило стольких жизней? Моя бедная, несчастная сестра. Ее тащили на алтарь чуть ли не силком, она рыдала, колени подкашивались – каждая частичка ее тела кричала о желании жить.  

Тогда мне было лишь 7 лет, я была поздним ребенком матери. И я совсем не рассказала о своих трех братьях, которые были младше моих сестер, но старше меня. Впрочем, они совсем не важны в этой истории. А вот моя сестра пыталась бороться до конца. На второй же день после свадьбы она сбежала от мужа домой, надеясь на жалость отца. И он сжалился…Но было поздно. Через месяц ее живот уже начал увеличиваться, а на время кровавых дней она не удалилась в Лунную хижину, в которой женщины обычно пребывают в эти дни. Выделений просто не было. К концу 9 месяца ее живот достиг колоссальных размеров, и из него вылезло три мертвых мальчика.  

В тот день я впервые увидела рыдающего отца. Он подозвал меня к себе и пообещал, что со мной такого не произойдет. Он обещал, что поможет мне сбежать, но нужно время, чтобы точно все осуществить. Я спросила про тех женщин, и отец грустно покачал головой. В силу своих лет я не все могла понять, но мне было жутко больно и страшно. Отец обнял меня с такой нежностью, с коей был способен его консервативный мозг.  

Наша мать тоже больше не пыталась родить, хотя я прекрасно знаю, как она любила детей как своих, так и чужих. Она никогда не была такой счастливой, как, когда играла с детьми. Отец действительно пытался мне помочь, но мужчины нашего племени были слишком жадными. За 17 лет существования проклятия мы превратились в жалкое эхо было величия. Всего лишь 17 лет назад мы были самым многочисленным и сильным племенем. А теперь кто мы? Словно больной неизлечимой болезнью, мы цепляемся за любую возможность.  

Пять лет назад мой брат привез невесту из другого племени, догадаться чем это закончилось не сложно. Она забеременела и скончалась. Ее мертвую дочь похоронили рядом с другими моими «племянниками». А через год, когда по его словам, ждать оставалось недолго до побега, скончался и мой отец. Маму тогда насильно выдали опять замуж, хотя здоровье у нее было слабое. Да ее продали мои братья! Невесты уже тогда начали цениться на вес золота, а теперь и подавно. Я стала последней девушкой племени. Я, родившаяся ровно 17 лет назад, теперь ношу под сердцем дитя.  

Я пишу эти строки с предчувствием, что скоро умру, но моя дочь выживет. Я прощаю всех тех мужчин, что глумились над нами столько лет, я прощаю своих родителей за их беспомощность. Я могу даже простить тех пятерых мужчин, что изнасиловали меня. Но вот чего я не могу понять, так это что же с нами стало?  

17 лет назад, когда старица пришла просить кров, ей никто не удосужился открыть и приютить. До сих пор не знаю, что это было. Но мужчины погнали ее с палками как ведьму. И тогда она скинула плащ, обнажив испещренные морщинами лицо и руки: «Да будет проклято ваше племя, а все дети, зачатые от ваших мужчин, родятся мертвыми и ни одна женщина не выживет после родов». А затем старуха исчезла.  

Мне страшно умирать, но я верю, что моя дочь сможет увидеть другой мир, где будет жить как ей вздумается. Ей не придется думать о том, что она может умереть завтра. Сейчас я чувствую разрастающуюся боль в животе, она поглощает во мне все, она съела без остатка весь мой разум.  

Последнее, что я слышу, становится крик моего ребенка, а затем испуганный возглас: «Это мальчик! »  

«Что же, у вас нет шанса на спасения! »- я закрываю глаза и навсегда ухожу в царство Морфея.