Штрихи к «Портрету мастера».

Моя встреча с Мастером была предрешена свыше. А началось все с показа студенческих работ.  

Этюд назывался “Арлекин”. Пластическая зарисовка, с элементами пантомимы, акробатики и жонглирования озадачила моих сокурсников. Мой цирковой опус разительно отличался от этюдов решенных в бытовом жанре. После показа руководитель курса, почесывая бородку – эспаньолку, произнес пророческие слова: “Я думаю, что ваша будущая деятельность будет развиваться именно в этой области! ”  

Прошло несколько лет и мне, как молодому преподавателю, предложили поехать на стажировку в Ленинград. “Горящая путевка в профессию” требовала моего немедленного присутствия там.  

Через несколько дней, я уже шел по Моховой навстречу своей судьбе. В аспирантуре меня встретили приветливо. Узнав, что я прилетел для оформления документов только на два дня, посетовали на мою непрактичность. В институте шла сессия и моего куратора застать было нереально. Наконец, созвонившись с кафедрой сценического движение они узнали, что Кирилл Николаевич Черноземов, так звали моего руководителя, находился на экзамене режиссерского курса профессора Музиля.  

Стою у двери с табличкой “Класс профессора А. А. Музиля”. Экзамен в самом разгаре: слышу смех, аплодисменты. Жду. Наконец, дверь из класса открывается и вываливается шумная толпа студентов. Вхожу в класс. Несколько студентов готовят сцену к дальнейшему показу. Слева от сцены уютный столик, за которым сидят несколько преподавателей. Спрашиваю одного из студентов, есть ли среди них Черноземов? Тот кивает и, повернувшись к преподавателям, кричит:  

– Кирилл Николаевич, вас тут спрашивают!  

Ко мне поворачивается человек неопределенного возраста. Чуть склонив голову набок, рассматривает меня. Видя мою нерешительность, встает из-за стола и легкой походкой направляется ко мне. Я вижу высокого сутуловатого мужчину в клетчатой фланелевой рубашке с оттопыренными карманами брюк. Мое представление о наружном облике учителя по сценическому движению, разваливается на глазах. Тогда я не знал, что К. Н. принадлежал к людям “перевертышам” – он мог перевоплощаться до неузнаваемости. Его корявое, на первый взгляд, тело менялась прямо на глазах. Если он говорил про Акакия Акакиевича Башмачкина, то тут же становился им. Перед нами стоял маленький, тщедушный человечек, застывший в подобострастном поклоне, с мигающими подслеповатыми глазками и бумагами под мышкой, а через мгновение, из маленького, забитого чиновника, он вдруг перевоплощался в стройного испанского гранда с грациозной походкой и светскими манерами.  

Но подобные пластические “метаморфозы” я наблюдал позже, когда стал посещать уроки мастера, а пока мы стояли в коридоре. Я рассказал ему о себе и о цели моего приезда. Выслушав меня, он предложил следовать за ним.  

Он шёл какой-то раскачивающейся странной походкой, словно ехал на лыжах. Я едва поспевал за ним. Во время непредвиденной остановки, я наступил ему на пятку. Покраснев за свою неловкость, извинился, но Кирилл Николаевич никак не отреагировал на это.  

После долгого путешествия по узким коридорам института, мы поднялись на второй этаж, прошли через класс со шведской стенкой и направились к двери с надписью “Кафедра сценического движения”.  

– Всю информацию о поступлении получите у секретарши Ирочки, она введет вас в курс дела, – сказал он и, посмотрев на меня, добавил: – До встречи на экзамене, молодой человек.  

Поступающих в ассистентуру – стажировку было четверо. Экзамен принимали три штатных преподавателя кафедры. Короткое пятнадцатиминутное собеседование перед экзаменом проводил Черноземов. Он поразил нас своими познаниями в области сценического движения. Сразу было видно, что перед нами была неординарная личность.  

Вторую часть экзамена вел Андрей Петрович Олеванов, напоминающий внешностью библиотечного работника. Он предложил нам выполнить ряд несложных упражнений из учебника Коха. Мы справились с этим заданием легко.  

Экзамен, к моему удивлению, прошел гладко, без единой задоринки. После его завершения мы поняли – нас здесь ждут с распростертыми объятиями.