Сбывшаяся мечта Остапа Бендера, если считать г. Фергана где люди ходят в белых штанах - Рио-Де-Жанейро! (Глава VIII)

Первым кому пошел Соткин сразу же придя в свою махаллю, был его друг детства и ровесник Умар. Детство и юность они проводили вместе, целый день играя на пыльной и единственной в то время грунтовой автомобильной дороге в футбол с тряпичным мячом, ашички, лянгу или перышки, а то целый день загорая и купаясь в протекавшем неподалеку горном и чистом саю, вода в которой была всегда холодной несмотря на сильную жару. Времена тогда были хоть и тяжелыми, дети как это ни странно, переносили все как само собой разумеющееся. Война забрала к себе всех здоровых мужчин и поэтому они рано познали "радость труда". С двенадцати лет и до призыва в армию работали вместе с родителями на колхозных полях сея хлопок, пропалывая его и наконец собирая. Затем, когда им стало по восемнадцать лет, их забрали в армию. Война к тому времени уже давно закончилась и согласно разнарядки военкомата, Соткин попал в морскую пехоту, а Умар в сухопутные войска. Когда через три года службы Соткин вернулся со службы в свой кишлак, Умар уже как год был демобилизован с армии, так как только на флоте, где служил Соткин, все военнообязанные служили три года. По приезду из армии, родители по сложившейся традиции в узбекских семьях стали готовиться к свадьбе, ведь что должен был сделать настоящий мужчина, знали все – посадить дерево, построить дом и вырастить детей. Насчет того, чтобы посадить дерево, построить дом и вырастить детей, все семьи не смотря на трудные времена делали требуемое. Дома для детей строили в прилегающей к главной улице проулках и тупичках, которые примыкали к главной широкой грунтовой автомобильной дороги, через каждые пятьдесят и сто метров. Сейчас главная дорога была асфальтирована, а вот прилегающие к ней проулки и улицы, где до сих пор проживал Соткин и Умар были грунтовыми.  

Все дома ранее построенные и некоторые до сих пор строящиеся в их махалле, были глинобитные и лишь за редким случаем построены из жженого кирпича. И не смотря на это, все дома как близнецы походили друг на друга, не только архитектурным видом, на и размерами приусадебных участков. Колхозное руководство руководствуясь законодательством страны всем на новое строительство домов выделяли строго по четыре сотки земли. Думаю читали понимают, почему возвращаясь к молодым годам жизни героя, я его зову просто Соткин и Умар, а когда он в более пожилом возрасте, я добавляю к его имени уважительное для граждан Узбекистана "ака" после его имени. Думаю эта традиция вряд ли когда канет в забвение, пока есть такое государство Узбекистан, где с младенчества прививается уважение к старшим по возрасту. Так вот, Соткин и Умар женились почти в одно и то же время, и сразу же переехали во вновь отстроенные их родителями дома, где до сих пор и проживают, как Соткин-ака так и Умар-ака.  

Но семейная жизнь Умара не задалась и прожил он с женой вместе, всего лет пять и в один прекрасный день, она от него попросту сбежала. Если кто то подумает, что наверное он был пьяница и бил ее, то он будет сильно ошибаться, так как Умар был богобоязненным и верующим человеком, спиртного никогда не употреблял, не матерился и тем более не поднимал руки на жену. По правде говоря его и видели всего лишь два раза на "веселе", это в день его свадьбы, когда он выпил всего одну косушку кумыса, это что то вроде веселящего национального напитка востока, приготовленного из кобыльего молока, а второй раз, когда от него ушла жена. До самой пенсии по инвалидности, он работал в МТС слесарем, ремонтировал трактора, комбайны, плуга и сеялки и был там на хорошем счету как работник, получил даже звание "Ударник коммунистического труда", да и зарабатывал очень хорошо. Но не смотря на это, он все пять лет, что был женат, всегда проходил в одном и том же костюме, что носил до призыва в армии и чапане, что то вроде стеганного ватного халата и считающаяся традиционной национальной одеждой до сих пор. Его молодая жена тоже всю их совместную жизнь проходила в одном крепдешином платье, платке и калошах на босу ногу, одевая еще зимой бархатный ватный жакет. На следующий день, когда от него ушла жена, он впервые одел свадебный костюм, который лишь один раз одевал пять лет назад на своей свадьбе. Этот костюм он проносил более двадцати лет и вид его за это время выглядел так ужасно, что видя потертости до дыр и множество латок на нем, семья по соседству живущих с ними евреев, уезжая в конце восьмидесятых на историческую родину, подарила ему почти новый шерстяной костюм.  

Именно этот самый костюм был надет на нем, когда к нему пришел Соткин-ака, дабы исполнить поручение по найму в штат фирмы специалистов, и выглядел ему подаренный костюм почти так же, как и свадебный костюм, который он проносил около двадцати лет. Скуп он был во всем, если когда приглашали на торжества, где нужно было что то дарить или организовывалось в складчину покупка чего-то, он их не посещал и практически никогда не покупал без особой крайности не только что-то из одежды, но и мясо. Допустим если кто то из соседей резал быка или другую крупную живность, то большую часть учитывая отсутствие в те времена холодильников и сильную жару почти круглый год, они продавали соседям за умеренную цену мясо зарезанной крупной скотины. А вот если Умар резал своего быка или корову, то продавал ее почти целиком, оставляя себе только требуху, кишки, селезенку и голову без языка, зная что язык говяжий относится к деликатесу.  

Наверное поэтому все в махалле Умара за глаза называли "Плюшкиным". Когда Соткин-ака постучал в калитку к Умар-ака, тот открыл ее не сразу, спрашивая за ней, кто и зачем пришел к нему и убедившись после долгих расспросов, что это действительно Соткин-ака, открыл ему дверь. Поздоровавшись друг с другом по восточному, то есть обнявшись и коснувшись левой и правой щекой по три раза друг друга, при этом ласково похлопывая друг друга по плечу, они направились в дом через маленький дворик. Дом Умар-ака был копией дома Соткин-ака, что снаружи, что внутри, лишь только с той разницей, что у Умар-ака было мебели поменьше. Войдя в комнату, гость сел на один из зашарпанных стульев, а хозяин в это время ушел готовить главное восточное угощение – чай.  

Вскоре он принес огромное керамическое блюда, ляган, со множеством сколов по ободу и стершимися изнутри и снаружи эмалевым покрытием. На блюде лежали две лепешки, маленькая горстка сушенного урюка, кишмиша и сахара, поколотого величиной с маленькие горошины.. Поставив блюдо на стол, он снова вышел и во второй раз принес маленький чайник со сколотым носиком и две глиняные пиалы. Сев за стол он сделал "кайтарму", обычный ритуал при чаепитии в Узбекистане, заключающейся в наливании чая в пиалу, а затем его обратное переливание в заварной чайник, и так три раза, но хозяин это сделал раз десять, так как чай наверное он заварил из "вторяка", о котором Шурави говорил во время обеда в ресторане "Аристократ". Но когда хозяин налил чуть-чуть чая гостю, тот увидел, что чай был светло-желтым, почти прозрачным и Соткин-ака понял, что этот чай не дотягивает и до "четверяка", так как наверное этот чай заварили, а потом сушили по крайней мере раза три-четыре. Когда Умар-ака начал разламывать лепешки, стал раздаваться характерный треск, говорящий о том, что эти лепешки были испечены не ранее чем неделю назад. После этого, он сказав традиционное.  

– Прошу отведать уважаемый Соткин-ака, – приложив правую ладонь руки к сердцу.  

После чего взял двумя пальцами кусочек лепешки и окунул ее в пиалу с чаем и делал он это потому, что у него как и у Соткин-ака не было больше половина зубов во рту. Сунув в рот размягченную лепешку и кусочек сахару, стал все это жевать и запивать чаем, при этом приговаривая, что чай мол сегодня как никогда ароматен и вкусен. Соткин-ака из вежливости с трудом выпил маленький глоток чаю, ни чем не отличающийся по вкусу от горячего кипятка воды и стал вкратце рассказывать о причинах его прихода к нему, говоря что работает в солидной фирме и что фирме нужны классные специалисты, такие как он слесаря. Пока правда мол они работать не будут, а только получать небольшое вознаграждение, за то что числятся в ней и расписываются в ведомостях без указания суммы заработной платы. И это не плохо, продолжал он, ведь получить что то всего лишь за одну подпись, это как подарок Всевышнего. Услышав все это, Умар-ака так обрадовался, что перестал есть лепешки, которые только что ел с такой жадностью, что в пору было подумать, что он не ел ничего как Мересьев, после того как его сбили на самолете и он выбирался, после вынужденного приземления в глухом лесу, почти месяц, питаясь за это время только снегом.  

Дело в том, что до развала СССР, этот скряга Умар имел на сберкнижке около тринадцати тысяч рублей, сумма по тем временам колоссальная, ведь заработная плата по стране была не больше ста двадцати рублей. Он свободно мог купить квартиру даже Москве. И вот этот человек стал рассказывать Соткин-ака, что не может сейчас на свою пенсию купить даже велосипеда и это самая заветная его мечта после развала СССР. Возможно, рассуждал он, устроившись таким образом на его фирму, он сможет за пару лет накопить на новый велосипед. Кто жил в Узбекистане в период 1991-2012 годы знает, что не каждый мог себе позволить купить новый российский велосипед, ведь стоили они очень дорого и настолько, что копили денег на покупку велосипеда по полгода, экономя с зарплаты на всем.  

Узнав, что для трудоустройства нужна только трудовая книжка и заявление, он быстро под диктовку Соткин-ака написал заявление о приеме на работу в "Ширкат Нодира-Бегим". После чего он спросил, а нельзя ли устроить на работу и его бывшую жену, благо убегая от него, она оставила не только вещи и одежду, кроме конечно той, что были на ней надеты, но и все документы, включая трудовую книжку, метрики и даже аттестат зрелости. Правда, закончил он, у нее нет ни какой специальности, кроме колхозницы по выращиванию и сбору хлопка. Услышав что это не имеет никакого значения и с удовольствием возьмет и ее на работу, Умар-ака стремглав бросился к стопке курпачи, одеял и подушек сложенных на огромном деревянном сундуке, который некогда был военным ящиком для артиллерийский снарядов и который он выменял у военных артполка за бутылку красного вина, благо этот артполк находился в квартале от его дома. Резко сбросив все что лежало на сундуке, он открыл его и с головой погрузившись в него, стал что там искать и через некоторое время с сияющим лицом вынул оттуда толстый целлофановый пакет приговаривая при этом:  

– Вот не зря я столько лет хранил все это, пригодилось все же!  

Снова взяв у Соткин-ака ручку и листок, стал писать под диктовку от имени жены заявление о приеме на работу маляром шестого разряда, а сам он был принят газо-электросварщиком шестого разряда. Написав заявления о приеме на работу от своего имени и своей бывшей жены, передал так же с ними трудовые книжки, а оставшиеся документы своей сбежавшей жены, бережно завернул в целлофановый пакет и спрятал на дне сундука, после чего закрыл его на большой амбарный замок ключом, который вместе со связкой других ключей висел на шее Умар-ака.  

Попрощавшись со счастливым хозяином дома, Соткин-ака направился к калитке дома расположенного напротив дома Умар-ака, где жил Пулат и дойдя до нее, громко постучал камешком висевшим на веревочке калитки. Дверь долго не открывали, но открыли спустя некоторое время без расспросов и открывшего дверь хозяина, Соткин-ака знал хорошо, так как жили в одной махалле, только он был моложе его лет на десять. В детстве это был бесшабашный пацан, в общем "сорви голова", а сейчас перед ним стоял не молодой на вид человек с большой залысиной, на которую была одета старая тюбетейка. Лицо его было опухшим и не бритым, а одет был в старые и мятые серые брюки, вылинявшую красную в разводах рубашку и калоши на босу ногу. Увидев в дверях Соткин-ака, он очень обрадовался и тот час пригласил его в гости домой.  

Войдя во двор, Соткин-ака увидел пустой курятник, и то что это был именно курятник, говорили пух и перья висевшие на сетке ограждавший курятник. Земля внутри курятника давно поросла травой высотой не менее полу-метра, пуст был и коровник, и даже мухи не летали вокруг него, что говорило о отсутствии коровы уже много лет. Войдя в дом, он увидел в гостиной комнате всего один колченогий табурет и старую железную койку, на которой лежал тощий матрас застеленный солдатским одеялом, наверное которым лет десять назад укрывался солдат несший службу в недалеко расположенном артиллерийском полку. Он осторожно сел на этот единственный табурет и слушал, как Пулат сиплым пропитым голосом стал причитать, что буквально час назад он на время отдал новый эмалированный чайник соседу и поэтому он не может угостить дорогого гостя даже пиалой чая. То что у Пулата, давно нет ни чайника, ни казана и вообще нечего, кроме одной старой алюминиевой чашки и с дюжины стаканов, знали все, и не только это, а и то, кому и за сколько он продал вещи своим соседям во время постоянных запоев.  

Затем Пулат стал хитро поглядывая на Соткин-ака рассказывать, что вчера мол подрядился копать яму во дворе под "нужник" другу Насретдину и так мол вчера устал, что сегодня проспал весь день, но не смотря на это, он все равно собирается идти сегодня работать, ведь сделав свою работу до конца, Насретдин обещал ему хорошо заплатить. И вдруг прервав рассказ, обратился к гостю:  

– Соткин-ака, займите мне тысячу сумов до завтра, ведь закончив завтра работу у Насретдина, я получу много денег и сразу же отдам, – и услышав в ответ что денег у того нет, так как пенсии уже давно не получал, тот продолжил, – ну тогда хотя бы сумов триста, что-то мне сегодня плохо, наверное вчера сильно перетрудился копая яму, – продолжал клянчить Пулат, жалобно поглядывая на Соткин-ака налитыми кровью глазами, как у разъяренного быка.  

Все в махалле и даже Соткин-ака знали, что Пулат никогда и никому не возвращал денег взятых в долг, поэтому давно никто не давал ему денег в долг.  

– Тогда купи у меня одну вещь, очень нужную и полезную в доме, причем отдаю ее почти задором, – тут же "нырнув" под железную койку, извлек оттуда утюг работающий на углях, – отдам в придачу к нему ведро угля и всего лишь за пятьсот сумов.  

Но получив снова отказ от покупки, он предпринял еще одну попытку.  

– Если ты не хочешь покупать утюг, продам я тебе свое самое ценное имущество, – тут он снова полез под койку и извлек оттуда огромный деревянный чемодан, с которыми кажется ездили на паровозах в начале века состоятельные граждане городов СССР, а после и колхозники в город из деревни, везя в них продукты и овощи, – смотри Соткин-ака, он почти новый и главное очень удобный, так как вещи в них не лопаются и не ломаются, можно носить любые стеклянные вещи.  

Соткин-ака часто видел Пулата носящего в этом чемодане пустые бутылки в пункты приема стеклотары, видел даже как он падал с этим чемоданом неся в ней стеклотару, но практически никогда не разбивал в них бутылок. Услышав и на этот раз отказ купить что то, он в сердцах швырнул в угол комнаты чемодан, который из-за падения и удара о стенку развалился на две половинки.  

– Тогда скажи на милость Соткин-ака, зачем ты пришел ко мне и что тебе от меня нужно, – вскричал еще больше наливаясь кровью Пулат.  

Когда тот вкратце рассказал зачем он пришел и назвал небольшую сумму вознаграждения за работу в его фирме, тот стал возмущаться  

– Ты что Соткин-ака, предлагаешь мне за какие-то гроши работать газо-электросварщиком, ведь я хоть никогда не работал по этой специальности, знаю хорошо сколько они зарабатывают на производстве и тем более на "леваках". Они даже за вредность получают бесплатное молока и раньше уходят на пенсию. А вы знаете как это вредно дышать парами от свариваемого металла, это верная чахотка или туберкулез и многие мои знакомые кроме молока потребляют и водку, как эффективное средство от болезней, которым подвергаются электросварщики на работе.  

Когда же Соткин-ака еще раз объяснил Пулату, что работать он не будет, а будет только получать небольшое вознаграждение, тот согласился, но с условием, что аванс в пятьсот сумов он выдаст ему сейчас, сразу же после написания заявления и передачи ему паспортных данных и трудовой книжки. Они договорились, что пока Соткин-ака сходит за деньгами к соседу и попросит у того взаймы денег, Пулат по образцу заявления написанному Умар-ака, напишет такое же от себя лично, и на том порешив, Соткин-ака вышел из дома. Выйдя из ворот дома Пулата, Соткин-ака присел на ближайшей скамейке и стал доставать деньги запрятанные в носках и достав, отсчитал пять старых и мятых купюр по сто сумов. Посидев с минут десять, он снова вошел в дом Пулата, который увидев вошедшего сразу же протянул тому заявление и трудовую книжку. Тот взял их и внимательно прочитав заявление и сверив с паспортными данными написанного в заявление, молча передал деньги Пулату. Тот даже не посмотрев сколько ему дали, сразу же заторопился на "работу", которую как он рассказывал вчера не закончил. Когда они вышли из дома, Пулат скорым шагом направился в сторону ближайшего продовольственного магазина, а Соткин-ака к воротам дома, расположенного через два дома от того, из которого он вышел с его хозяином Пулатом.  

-продолжение следует-