Борозда

Я только вернулся с отпуска, с окраин Северного Кавказа, и, не мудрено, но напился. Пошёл за добавкой, выйдя из своей пустой квартиры, где проживал лишь ещё один день мой кот, но ещё котёнок – Бастард, коим нарёк его именем, тем и пользуюсь поныне.  

На улице уже были сумерки, а луна ещё не выглянула глазками-софитами, озарив меня своим светом, она, луна, дремала сегодня. Отворив дверь домофона, который, к слову, мне отключили из-за того, что его два месяца не использовали, не звонили. Накинув перед выходом лёгкую "олимпийку" отцовскую, я направился прямиком в алкогольный ад и одновременно рай для рядового алкоголика. Она, работница, стояла у кассы, хлопая глазками, когда я вбежал в помещение, сверкая цепью, что успела уже выйти из под воротника, выпрыгнув на местное разнообразие алкоголя, созерцая эти склянки с "ядом", сравнимым только с грехом, из которого растут, можно сказать, рождаются часто другие грехи. Она была неимоверно прекрасна, поэтому, схватив её за руку из нежности, поцеловал, не обращая внимания на её изумление, а затем и стеснение, когда её милые щёки обагрели от заката, порозовевшие щёки, она еле-еле, с трудом непосильным всем греческим героям в таких же героических поэмах, спросила о том, что хотел бы купить, – сигареты и "Jim Beam: Apple", – сказал я, отпустив её нетронутую этой жизнью, чистейшую из тех, которых я видел, руку: без загара и шрамов, даже мизерных, что попали бы тот час под мой наблюдательный взор в хорошем, отличном, расположении духа. Она оформила мне все товары, что я попросил, и я, видя её красную, поспешил на выход, ударившись в залповый огонь по моей печени, откупорив бутылку виски, вобрав в себя несколько глотков свежей "красоты", в бутылке, закурив после сигарету, оные не курил больше полтора месяца. Я бы любил её, но она не для меня, ни разу не ля меня, она для иного, для другого, чо придаёт мне лишь смысл, которым можно вооружиться против алко. Вернувшись домой, обнаружил спящего котёнка на моей кровати: милого и столь девственного в своём неведении, что аж рухнул где-то в сердце камень со скалы крутой, высокой и мощённой горы, с вершины, с коей будет бесконечно лететь вниз этот объект природного характера, разбиваясь на каждом маленьком пригорке, обламываясь, расщепляясь на маленькие кусочки, как битое стекло; незаметные сколки, невидимые, созданные благодаря выверенной, но рандомизированной структуре "Destroy-я", красивой, нетронутой антропогенным тщедушием.  

Дома же я допью виски и отправлюсь в последний поход, в последнее плавание за час перед бурей, что разворошит пьяный гнев, тончайшую любовь или ненависть перед выкидышем ПРОматери-стыда, вины, самобичевания, что разорвёт этот, так называемый, порочный круг: он вывернет меня наизнанку, – этот каприз моей нравственной установки, Блаж. Желание чужой женщины, что мне недоступна. Урыв нейромедиаторов, огонь моей нервной системы, места подпорченной, но такой живущей за троих.  

Та девушка из алкомаректа осталась бороздой на моей шее.