Врачебная ошибка

Автор: Кристина Громова  

«Врачебная ошибка»  

Часть первая  

Преступление без наказания  

В мае 1998 года я узнала, что скоро стану мамой (уже месяц! ). Мы с мужем радовались зарождению новой жизни и параллельно сдавали экзамены (защита диплома на 5 курсе – это серьезное испытание даже для не беременных! ).  

Жить бы нам молодым да радоваться! Но смерчем ненасытным налетел дефолт – и крохотные сбережения молодой семьи в «Инкомбанке» растаяли в туманной дымке.  

Конечно, сложно было, ели одну картошку с капустой (муж шутил, что скоро грудь как у женщины будет), иногда помогала моя бабушка, пенсией делилась.  

Шло время, я работала в школе учителем, ужасно мучаясь с токсикозом (ела кислющую аскорбинку и пила томатный сок). На очередной консультации у врача УЗИ показало, что будет мальчик (как я и хотела! ). Правда, для профилактики (живот был напряжен) меня положили в патологию роддома №2…  

Не дай Господь никому из наших замечательных женщин пережить то, что пережила я! Врачом, ведущим нашу палату, была пожилая сухопарая дама, любившая повторять, что стаж ее работы 29 лет, и она никогда не ошибается (особенно, когда молодые девчонки из палаты выражали сомнения по поводу ее слов). Меньше недели прошло с того момента как меня положили для профилактики, когда посреди ночи врачу показалось, что у меня отошли воды. В шоковом состоянии рыдающую, совсем еще молодую и зеленую, повезли меня в предродовую палату и накачали сильнейшими препаратами: окситоцином и синестролом (чтобы вызвать искусственные роды). Как я плакала тогда, знает только железная не убиваемая советская койка. Злющие медсестры заходили лишь спросить, не начались ли у меня схватки, и удивлялись моему отрицательному ответу (поскольку родовые пути были ИСКУССТВЕННО открыты почти полностью). А мой малыш отчаянно боролся за жизнь, царапая меня изнутри. Я понимала мозгом (поскольку много читала соответствующей литературы там, «на воле»), что пятимесячный плод не выживет, этого срока слишком мало, чтобы НАМ ВМЕСТЕ бороться…Живот, как ни странно, не болел, никаких намеков на начинающиеся роды не было, а я истово молилась: только бы не сегодня, Господи…  

Господь меня услышал, и наступившее утро я встретила в палате под радостные вопли и рыдания моих девочек – соседок по палате. А перед этим было УЗИ (НА НОЧЬ АППАРАТ ОТКЛЮЧАЮТ! ), которое четко показало, что плодный пузырь ЦЕЛ! И те препараты, что мне кололи, по сути, убивали моего ребенка! Эта…(плохое слово) ДОПУСТИЛА ВРАЧЕБНУЮ ОШИБКУ, причем ошеломляющую новость ей сообщила врач (по виду опытная), делавшая мне УЗИ. Она так и сказала с позволения сказать «врачу»: «Вы, такая-то, ошиблись! Плодный пузырь цел, ребенок жив и жизненные показатели его в норме». Дама выскочила вон из кабинета, яростно шипя. А я радовалась, очень радовалась, обнимая эту замечательную женщину…  

К сожалению, это не самая страшная часть моей истории…07. 05.  

После того, как я рассказала, что со мной было там, в предродовой, мы (6 молодых женщин с первой беременностью) с ужасом стали ждать прихода нашего лечащего врача. Она все не приходила, паника в моей душе нарастала, страх сковывал движения, поднимаясь все выше, мешая полноценно дышать (даже сейчас, спустя более 20 лет, по спине ползет холод воспоминаний, а в тот момент мне хотелось убежать и спрятаться, чтобы не нашли!.. Сегодняшняя я поступила бы именно так! ).  

Потом свершилось преступление… Пришел «палач» (да не один, а с целой свитой единомышленников – коллег) и зачитал приговор: я, такая – то, нарушая все правила больничного распорядка, бегала (именно бегала! ) по лестницам, самовольно покидала больницу на машине (которой на тот момент у нас не было! ), в общем, подвергала своего ребенка смертельной опасности! Информация о моем недопустимом поведении занесена в историю болезни. Рядом с этим «чудовищем» стояли коллеги и кивали, подтверждая каждое ее слово! Наступила мгновенная тишина, прерываемая лишь тиканьем старых часов на Ксюшиной тумбочке.  

Прошли секунды, показавшиеся мне вечностью, а потом был взрыв эмоций у девочек, лежавших со мной в палате. Они, перебивая друг друга, истово доказывали уже все придумавшим врачам, что это неправда, что я даже вниз не спускалась (как другие женщины) к посетителям, а Ксюша (соседка по больничной койке) достала из моей тумбочки вязаные детские вещи, рассказывая об ежедневных уроках вязания, даваемых мне все эти дни.  

«Цыц! » – наконец, рявкнула на моих девчонок «врач с огромным, 29-летнем, стажем работы». По всему было видно, что эта дама никак не ожидала такой активности со стороны «зеленых» созданий, собиравшихся, как и я, стать мамами. «Вам еще рожать у меня, так что думайте сейчас о себе, а не о ней! » – угрожающе прошипела сухопарая дама, с омерзением (как мне показалось) глядя на меня.  

Когда делегация заговорщиков покинула палату, мои девчонки (мы так друг друга называли, не ощущая в силу молодого возраста, что являлись женщинами) сразу принялись меня успокаивать и поднимать настроение. Я же была в глубокой апатии, отрешенно глядя в одну точку перед собой. 09. 05.  

Не помню, сколько так сидела, даже не предпринимая попытки остановить слезы, и они, одна за другой, капали на мой пододеяльник, образуя на нем бесформенное мокрое пятно.  

«Громова, на укол! » – просунув голову в палату, процедила медсестра (из свиты «палача»). Прихожу в процедурную и тихо спрашиваю: «Что за укол? », а в ответ слышу сухой заученный ответ: «По новому назначению врача».  

В этот же вечер ко мне на кровать установили какую – то конструкцию, чтобы ноги были выше головы. Ходить запретили вообще. Крошечным плюсом от сложившейся чудовищной ситуации стали частые посещения мужа и бабушки моей, выяснившей у врача, что колоть начали магнезию (препарат, назначающийся будущим мамам при тонусе матки, когда есть риск выкидыша или преждевременных родов). Я немного успокоилась, поскольку мои родные прекрасно понимали, что я бережно и серьезно относилась к своей беременности, но врачебную ошибку при сложившейся ситуации они доказать не могли (документально задним числом были зарегистрированы многочисленные нарушения якобы прописанного мне постельного режима).  

Может быть, я доносила бы сына до положенного срока, если бы выписалась домой и прокапывала магнезию на дому (с помощью нанятой медсестры, конечно). Но женщина, называющая себя врачом, сделала (надеюсь, что не сознательно) много непростительных и непрофессиональных вещей при ведении моей беременности (о них я узнала много позже, когда уже появился интернет).  

На 29 неделе мой малыш снова начал беспокойно себя вести, карабкаясь (я это чувствовала! ) наверх. В один из этих дней муж пришел с книжкой про имена для новорожденных (название не помню) и предложил: «Давай назовем сына Артем, смотри, в переводе с греческого это имя означает невредимый, безупречного здоровья». Я, как только увидела в книжке значение имени, без колебаний согласилась.  

Через день у меня отошли воды (так рано! – страшные ощущения! – не передать! ) и меня снова повезли в предродовую.  

Что там происходило – описывать нет ни сил, ни желания (я еще в палате приняла 60 капель корвалола, а мой муж, как только узнал про роды, впервые закурил). Роды принимала лечащий врач, в помощь которой были вызваны два амбала. Артем родился через час-полтора (его выдавили из меня те самые амбалы, наградив двойным кровоизлиянием! ) и сразу закричал. Я так радовалась (живой! ), что не сразу осознала реплику «палача»: «Не радуйся, твой сын родился недееспособным! ».  

Совсем молодая, я не понимала тогда, что означают слова этой злой женщины (да и хорошо, что не понимала! ). Меня привезли в палату родильного отделения, а там под одной из двух кроватей стояли знакомые тапочки, Ксюшины тапочки (моей соседки по палате). «Что такое? – вслух подумала я, – наваждение прямо! ». Я точно знала, что Ксению с ее мальчиком внутри готовили к выписке, а срок ее беременности составлял 36 недель. Вывод напрашивался сам собой – в родильном отделении ее просто быть не должно!  

Но это была она, Ксюша, я едва узнала ее в белой, как простыня, девочке с отсутствующим взглядом и синяками под глазами. Ксения увидела меня и начала тихо плакать, уткнувшись лицом в подушку. Хрупкое, словно детское тельце молодой женщины тряслось мелкой дрожью.  

Господи, что случилось? Ведь мы не на войне, а роддом – это не концлагерь для военнопленных! А, между тем, именно так я думала и ощущала себя в тот момент, глядя на еще одну (без слов было понятно! ) искалеченную судьбу…  

Часть вторая  

Борьба за жизнь  

Я Ксюшу не беспокоила в ее горе. По себе знала, что в такие моменты хочется побыть одной. Через какое – то время дверь открылась и «деревянная» медсестра механическим голосом сообщила, что моего ребенка забирают в реанимацию и при желании (дословно, «при желании! ») я могу перед отправкой машины с кувезом на него посмотреть.  

Ты знаешь, дорогой читатель, я неслась к Артему, не разбирая дороги, сердцем чувствуя, в какой комнате находился мой малыш. Это был самый красивый малыш на свете, богатырь весом 1 кг 550 г и ростом 43 см! (тогда я еще не знала, что из-за отечности ребенок казался больше, а глаза он смог открыть только в 2, 5 месяца! ). Тема очень часто дышал, его грудная клетка ходила ходуном. На голову малыша был одет целлофановый пакет, сквозь который проходила трубка прямо ему в рот, в голове и в ножке торчали огромные иголки многочисленных капельниц, весь он был опутан (будто паутиной) проводами. И все же, интуитивно концентрируясь на хорошем, я упрямо говорила сыну, что скоро мы увидимся с ним снова!  

И мы увиделись, спустя две недели моих мытарств с анализами по врачам. Сейчас мне в это сложно поверить, но тогда, 20 лет назад, я словно имела иммунитет против грубости, лжи, неверия… Конечно, хотелось увидеть эту (плохое слово) женщину на скамье подсудимых, но, к сожалению, данная роскошь не представлялась возможной. Вы слышали про «врачебную этику»? Так вот я на себе испытала (и не раз! ) мощь и масштаб медицинского братства.  

Пока Артем был в реанимации, я проходила период восстановления после родов в больнице. Правда, восстановлением это было назвать сложно…..  

P. S. Эта реальная история из моей жизни была написана мной в 2018 году и продолжение у нее, безусловно, есть. Тогда меня что-то отвлекло – не дописала, возможно, допишу... потом... ничего не редактировала, оставила как есть…