Мама

Девочка приподняла фестончатый подол темно-коричневого платья, по ногам проскользнули мокрые от росы травинки, заставив поежится. Она волочилась по узкой, покрытой свежей грязью от ночного дождя, тропинке. Тяжелое серое небо нависло над головой. Гробовую тишину нарушил лишь тихий, ритмичный шорох шагов по слякоти. Девочка остановилась, резко обернулась, посмотреть, не увидел ли ее кто-нибудь, в этот момент черные, как смоль волосы поднялись и полукругом пронеслись в воздухе. Темные окна особняка выглядели, как пустые глазницы и она невольно поежилась. Шторы задернуты, скорее всего, ее не заметили. Сад большой, а могила находилась в самом конце, у кирпичного забора. Девочка продолжила путь, блукая средь голых, почерневших, скрюченных деревьев. Прямо перед ней, на изогнутую в форме серпа ветвь, сел ворон. Птица стряхнула перьями, наклонила голову и, будто бы уставилась на нее. Девочка замерла, вглядываясь в черные маленькие глазки. По обеим сторонам простиралось, самое настоящее болото. Кругом всё залито водой. Не удивительно, ливень хлестал с раннего вечера до тусклого осеннего рассвета. Приходилось идти очень осторожно, не наступая в глубокие илистые лужи. Но вскоре, перед ней таки возникла громадная лужа, больше напоминающая маленький прудик, она простиралась не весь куда, так что пришлось идти прямо по ней. Стоило наступить, как башмаки тут же промокли. Поношенные и порванные прямо вдоль по шву, они совсем не держали влагу. Она перебежала лужу, придерживая подол в руках, будто собиралась сделать реверанс, и обувь захлюпала. С мокрыми ногами она петляла между худощавых стволов, пока наконец не дошла. На черной мраморной плитке, выложенной квадратом, красовался ангел. Высотой он был выше нее на две головы, а то гляди и более. Крылья величественно распахнуты в стороны, на руках, небожитель держал младенца, взор устремлен в личико детеныша, а левая рука держала выпуклый лоб ребенка. От основания до колен, над зеленой щетиной травы возвышался памятник. Золотистыми витиеватыми буквами выбиты имя, фамилия, отчество, год рождения и смерти покойной. Ниже шла горестная эпитафия. Девочка склонилась над могилой матери, положив колени на землю и почувствовала, как к ним прилипла земля. Она водила пальцами по каждому слову, каждой букве, каждой цифре с трудом борясь с подкатившими слезами. Груз потери дуэтом с воспоминаниями накатили ледяной волной на душу девочки. Потекла первая слеза. Она смахнула ее, резко, как будто была зла, на кого? На всех. Та единственная, кто понимал ее, кто уважал ее, кто слушал и кто ЛЮБИЛ ее и кого она любила больше жизни, ушла из нее. С какой стати ей быть доброй? Побежала вторая, из другого глаза, ее, девочка так же смахнула, но уже спокойнее.  

– Мама, где же ты?  

Она посмотрела на ангела, держащего младенца и заплакала сильнее, от мысли, что когда-то и мама держала ее своими ласковыми руками и любовно прижимала к сердцу.  

– Я так скучаю, – сказала девочка, водя пальчиками по холодному мрамору, – Я бы все отдала, лишь бы увидеть тебя снова.  

Она шмыгнула носом. В это мгновенье, ей на маковку упала капля. Девочка оцепенела. Счастливая мысль стрелой пронзила голову. Она подняла глаза к небу и счастливо улыбнулась  

– Ты слышишь меня? – прошептала она.  

Следую капля упала на верхнюю губу. Девочка облизнула капельку и душа готова была вырваться из этого хрупкого тела и устремится к небу, туда, где средь мириады звезд затерялась одна особенная, та, что когда-то была ее матерью.  

– Ты меня видишь? – спросила девочка, нормальным тоном  

В одно мгновенье ударила стена ледяной воды. Не успела она моргнуть, как тонкое платице промокло насквозь. Громадные капли били по гладкому лбу, по острому носу, по пухлым щечкам и стекали по круглому подбородку. Медленно опустив голову, девочка схватилась за волосы. Две золотых буквы, из имени погребенной, стекли по черному мрамору, будто краска и превратились размытое слово «да».