Иллюзионист

Я устало сидел за небольшой смонтированной наспех сценой. Ярмарка в этом городе подходит к концу, сегодня последний вечер, когда я могу выступить, и я непременно выйду на сцену. Так должно быть – я намеренно приехал сюда вчера – блеснуть на ярмарке и сразу покинуть сей небольшой городок.  

Скоро тот юноша, что нечеловеческим голосом горланит с помоста, чтобы его слышали даже на самых дальних рядах, выкрикнет мое имя – Малистас Юнгар – первое, что пришло на ум, когда я заявил, что буду участвовать в представлении, как странствующий иллюзионист. Завтра город вспомнит это имя, когда мой след безвозвратно исчезнет и потеряется.  

Я мотнул головой, стараясь не уснуть — бубенчики на шапке издали мелодичный, несвойственный подобным медяшкам звон. Они не простые, зачарованные, они настроят толпу на нужный лад, им не нужно звучать оглушительно, чтобы их услышал каждый, даже кто отвлекся или отвернулся. Мое представление увидят все без исключения. Они услышат и придут, они будут завороженно смотреть на мою иллюзию. Я дам им счастье, благодать, а взамен возьму совсем немного…  

— Встречайте, известный на весь мир, Малистас Юнгар, фокусник и иллюзионист! — раздалось со стороны помоста.  

Толпа взревела радостным воем, разгоряченные предшествующими мне арлекинами, люди жаждали продолжения. Я поднялся с чурбана, на котором сидел, отряхнул сюртук, направился на сцену. Крики стихли, едва я ступил на первую ступень крутой кривоватой лестницы. Звон бубенчиков на моей шляпе уже собрал всеобщее внимание, люди, словно в трансе, стали короткими шажками приближаться к помосту, задние ряды подтягивались, окрестные зеваки пристраивались к общей толпе.  

Я вышел на дощатый помост, оглядел зрителей пронзительным взглядом, заглядывая в самую душу – так они потом опишут этот взгляд. Я рассматривал их, пока не заметил милую молодую барышню, крестьянку, судя по одеянию. Она стояла довольно близко к сцене, ее уже приперли со всех сторон, но она не мигая смотрела на меня. Она идеально подходила, и я остановил свой выбор на ней.  

На сцене осталось несколько чурбанов после выступления музыкантов. Я ловко переставил один подле себя, водрузил на него походный саквояж. Толпа затаив дыхание наблюдала мои приготовления. Я делал это уже тысячи раз, и каждый раз все было одинаково, я наперед знал, как они будут реагировать.  

Я открыл свою сумку – люди полагали, что я выну шляпу с кроликом или цветную россыпь платков, но я просто оставил саквояж открытым – толпа разочарованно ахнула. Подождите, овцы, пастух еще не все сказал.  

Аккуратными движениями, будто подталкивая воздух, я начал призывать светящиеся шары – именно это сейчас увидят ошарашенные зрители. Шары поднимутся от саквояжа, я смогу их держать на ладони, подбрасывать и ловить, а они, словно пушинки, будут парить в воздухе, излучая яркое и одновременно нежное свечение.  

Публика начала видеть мои искрящиеся благостным светом парящие шары – по рядам пошел ропоток и вскоре перерос в настоящий гул, который прекратился так же быстро, как начался. Люди поверили, успокоились и просто наслаждались красивейшей картиной, увиденной ими впервые за всю их серую жизнь. Я замечал, как они открывали рты, как тянули ко мне руки и беззвучно что-то говорили. Сейчас я был для них сродни богу, который при них извлек свет из воздуха.  

Я плавно перекатывал шары, они светили то ярче, то тусклее, опускались в саквояж и возвращались ко мне в руки, это действо я сопровождал едва заметными покачиваниями головой. Хотя бубенцы звучали чуть слышно, их звук проникал в сердце каждого жителя, а я обращал все свое внимание только на ту симпатичную молодую крестьянку. Она жадно смотрела то на меня, то на шары, то на бубенцы, потом снова на меня.  

Я сделал все, что было нужно, и постепенно, шар за шаром, убрал «обратно» в саквояж. Конечно, он здесь был лишь для вида, чтобы у толпы не возникло вопроса, как человек может порождать сгустки энергии. Для них я всего лишь призвал невиданных «светлячков», покоящихся в моей походной сумке. Глубоко поклонившись и издав при этом резкий, даже грубый звон бубенцами, я спокойно спустился со сцены. Наваждение закончилось, я оборвал его своим поклоном и скрылся с глаз толпы. Они никогда не забудут моего выступления, но не смогут ответить на вопрос, что же в нем было такого, что еще долго будет будоражить их и днем, и ночью.  

***  

На городок спустилась темная южная ночь. Запели цикады, тучи исчезли, оголяя кристаллы звезд, яркими искрами покрывающих черную гладь небосвода. Я был в шатре, который мне в качестве гримерки гостеприимно выделили организаторы ярмарки. Грима на мне не было, из сценического – только саквояж, сюртук и шляпа. Впрочем, все, кроме шляпы я использовал и в обычной своей жизни.  

За шатром на тихой по-ночному улице послышались робкие, быстрые шаги. Я уже знал, что это она – крестьянка, которую я выбрал, на которую смотрел все выступление, которую сам сюда призвал.  

Полог шатра поднялся, в проеме показалась миловидная голова с собранными в пучок соломенными волосами:  

— Маэстро… Можно? — тонкий, мелодичный, ласкающий уши голосок.  

— Конечно, милая леди!  

— Простите, я не леди… — она замялась, ее щеки залились румянцем.  

— А я никому не скажу! — соблазнительным тоном пошутил я, звякнув бубенцами на так и не снятой шляпе.  

Взгляд моей гостьи подернулся поволокой, она сделала еще пару неверных шагов и рухнула в мои объятья. Девушка была еще в сознании, но уже не могла шевелиться.  

— Все хорошо, милая. — Успокоил я и уложил ее мягкое податливое тело прямо на пол шатра.  

Все это я делал бесчисленное количество раз, но каждое новое поглощение возвращало меня к самому первому. Я расстегнул свой сюртук, обнажая то, что должно было быть моим телом. Мягкое уверенное свечение, словно солнце, залило до этого погруженный в полумрак свечи шатер.  

Девушка смотрела на меня завороженно, как во время представления, но теперь в глазах плескался ужас. Скоро все будет кончено, я поглощу ее душу – новую порцию энергии, питающую мою жизнь – сделаю еще одним светящимся шаром для представления бессмертного странствующего иллюзиониста, так она навеки останется со мной.  

Это будет быстро. Я стоял над ней, распахнув сюртук, освещая шатер светом сохраненных мной душ, и смотрел, как она бледнеет, сереет, а потом начинает распадаться, постепенно превращаясь в прах. К утру ветер, гуляющий в щелях, разнесет его по округе, крестьянку никто никогда не найдет, а я уже буду далеко, на пути к новому городу со своим удивительным зачаровывающим магическим представлением.