Твой поезд

Голова снова начала болеть. Перри взялся за виски, с силой потер, но головная боль давила и тянула, действовала на нервы. Перри. Его звали Перри. С этим именем он связывал чуть ли не большую часть своих проблем. Сколько еще родителей в городе решились назвать сына Перри? Как-то раз он задался этим вопросом, выяснил, что, кроме него, сие имя гордо или не очень носили только двое мужчин, и оба были старше лет на дцать. Так ему и представлялись мужчины с именем Перри, уверенно лысеющие, с обрюзгшим брюшком, в засаленных трениках и растянутой майке. Перри не хотел, всячески сопротивлялся, но в душе ощущал себя именно так, пятидесятилетним уставшим алкоголиком, хотя ему было всего двадцать пять.  

Но эта головная боль. Снова это началось, снова мозг сверлило желание, от которого нельзя было избавиться, оно сопровождало повсюду, все время: в душе, в туалете, на кухне, даже перед сном, а с утра снова начинало маячить на горизонте сознания. И он уже понимал, что должен его реализовать, иначе совсем сойдет с ума.  

Он вспомнил о ней. Нина, так ее зовут. Нина. Симпатичная девочка, немногим младше его. Приехала из части мира, где находится та холодная суровая страна Россия, где все куда более брутально, чем в рафинированных Штатах. Она рассказывала, что они с родителями переехали несколько лет назад как политические беженцы. Она училась в университете, получала стипендию. Красивая девочка, умная, ласковая. Перри посчитал в голове месяцы. Они встречались уже полгода, парень мотнул головой, как отряхивающийся пес, головная боль вгрызлась в череп с новой силой. Он не делал этого с ней, только потому что она ему нравилась, она ему действительно нравилась. Она хорошая.  

Перри откинулся на софу, в ворох неубранной одежды, шелест оберток от снеков и излишнюю мягкость продавленного матраца. Она и вправду ему нравилась. Он вспомнил ее черты: аккуратный нос, всегда улыбающиеся глаза, рыжеватые вьющиеся волосы, причудливыми кудрями ниспадающие на плечи, заливистый, чистый, искренний смех, наивную улыбку. Может, встреча с ней поможет? Может, нужно просто увидеться, и боль пройдет?  

Перри дотянулся до телефона и набрал номер. От боли он запрокинул голову, закрыл глаза, дождался, когда гудки сменятся ее нежным и немного игривым голосом.  

— Алло? — Голос девушки буквально оживил Перри.  

— Нина? Привет! — Каждый звонок, сколько бы он ни звонил, был испытанием, и сегодня в очередной раз парень перебарывал свое стеснение. — Может, встретимся? В кафе посидим?  

Он скрестил пальцы на другой руке, хотя и не верил в эту примету. Сейчас это казалось действом, которое непременно поможет.  

— С удовольствием, Перри! — радостно ответила девушка на том конце. — Когда?  

— Сегодня? — Перри почти не дышал, настолько ему было страшно спугнуть свою удачу. — Встретимся у Централ Парка, пройдемся, посидим у китайцев?  

— Идет! — произнесла волшебное слово Нина. Перри отдышался, вытер пот со лба. — В девять?  

— В девять! — горячо повторил молодой человек. — Я не опоздаю!  

Он повесил трубку. Головная боль отступила, хотя где-то на задворках ощущений все еще маячила неприятным пугающим пятном. Он быстро собрался, проверил время и направился в сторону Централ Парка. Ему придется туда добираться почти час, так что он решил не рисковать.  

Они встретились как обычно, нежно по-дружески обнялись, по-дружески же поцеловались, в губы, но совсем поверхностно, мимолетно, и Перри вручил подруге небольшой подарочек, купленный в переходе метрополитена — долгоиграющий букет — миниатюрный горшочек с такими же соразмерно маленькими фиолетовыми цветочками.  

Они пошли гулять, но на улице было довольно прохладно, и Перри привел Нину в одно из немногих мест, которые ему нравились. Ресторан китайской кухни «для своих». На нем отсутствовала вывеска, окна были занавешены, так что снаружи было и не понять, что здесь за место. Единственным ориентиром служил небольшой красный бумажный фонарь над входом.  

Внутри почти никого не было, что совершенно нормально для воскресного вечера, но молодой человек испытал почти неприятное ощущение, что все идет слишком идеально. Так он может не удержаться: чем меньше свидетелей, тем хуже — но снова старательно отгонял мысли, усердно участвовал в беседе, делал комплименты. Это было одновременно и искренне, и неискренне. Нина ему правда нравилась, и он честно отмечал ее красоту, красноречие, остроумие, но в беседе он участвовал, скорее, чтобы желание, которое сверлило мозг, словно раскаленное сверло, не вылезало на передний план. Перри правдами и неправдами заполнял свой мозг любыми мыслями, лишь бы не думать о жажде, которая его мучила.  

Во время очередной паузы парень вдруг неожиданно для себя сказал:  

— Нина, мы встречаемся полгода, ты знаешь? — девушка удивилась, кажется, для нее это было неожиданностью. — А у меня до сих пор нет ни единой безделушки, которая бы напоминала о тебе. Может, подаришь мне какую-нибудь мелочь?  

Перри негодовал на себя. Он знал, зачем он это спросил, но не понимал, как он это допустил, как ослабил контроль, почему язык сам произнес эти слова. Воротить уже было ничего нельзя, и теперь он только молился про себя «только не дари мне ничего, Нина, не дари, умоляю». И он искренне умолял ее в своих мыслях, но на то это были и мысли, что Нина не вняла его мольбам. Девушка грациозно завела руки за шею и сняла с себя тонкий шнурок с серебристой подвеской в виде подковы.  

— Держи! — она воодушевленно передала Перри свое украшение. — Это на удачу. Пусть будет у тебя.  

Молодой человек покрылся холодным потом, адреналин, вброшенный в кровь, на время заставил его покраснеть, затем побледнеть, но в тусклом освещении ресторанчика это вряд ли было заметно. Перри знал, что надо поблагодарить. Это хотя бы вежливо, но слова не хотели выходить наружу. Он совладал с языком секунд через тридцать, когда милый кулон Нины уже покоился в кармане его джинсов.  

— Спасибо, Нина, ты меня балуешь. — Перри вернулся в норму, зашел с лести и закончил восхищением. — На большее я не мог и рассчитывать!  

— Да на здоровье! — Рассмеялась девушка своим прекрасным звонким смехом.  

Их вечер закончился немногим за полночь. Перри вызвался проводить Нину до дома, но она всячески отказывалась, ему едва удалось договориться о том, чтобы посадить ее на поезд. Вместе они дошли до ближайшей станции подземки, начали спускаться по лестнице. Перри еще на самом верху почувствовал, что вряд ли справится с соблазном, но он уже не мог отказаться провожать ее. Путь назад был отрезан. Он решительно накинул капюшон и довел девушку до перрона. Там было пусто. Абсолютно безлюдно. Как назло. Как будто реальность всецело обернулась против Нины.  

В ожидании поезда Перри спросил, снова вдруг, снова неожиданно для себя:  

— Нина, ты не боишься, что удача теперь покинет тебя?  

Девушка наивно уставилась на него и рассмеялась.  

— Да нет же, дурачок! — она еще раз внимательно посмотрела на кавалера. — А почему ты в капюшоне?  

Перри без колебаний поежился и прокомментировал:  

— Да холодно чего-то, не знаю. Тебе не нравится?  

Нина лишь улыбнулась и посмотрела в черноту тоннеля, которую сейчас разрезали длинные, как кинжалы, горизонтальные потоки огня — отраженного в глянцевой поверхности керамики света. Ее всегда завораживало это зрелище. С приближением электрической подземной колесницы огни становились длиннее, словно тонкие языки мифических драконов, сколь стремительно, столь же красиво.  

Перри тоже это видел, видел приближение поезда и понимал, что уже ничего не сможет изменить. Это был ЕЕ поезд. Он эмоционально сжался в тугую пружину, пытался держать руки в карманах, но чем ближе оказывалась кабина поезда, тем сильнее, тем неотвратимее они норовили покинуть свои места. Он не мог этому сопротивляться. Не мог. Сейчас он был готов рыдать, потому что разумом не хотел этого, не желал, он всего лишь надеялся унять головную боль, ну, зачем она отказалась, почему не позволила ему сесть вместе с ним в поезд? Мысли хаотично роились в воспаленном мозгу. Хм, а вдруг и это бы не помогло? Вдруг он все равно бы сделал то, что собирался…  

Решающий момент. До поезда оставалось футов шесть, Перри молниеносно перегруппировался, его руки самопроизвольно уперлись в спину Нины, которая ничего не подозревала, даже не смотрела в его сторону… Он толкнул ее вперед. Толкнул со всей силы, чтобы у нее не было шансов. Толкнул и побежал. В сторону выхода. К лестнице. В город. В парк. Куда угодно.  

Он наверняка знал, что она мертва. Она упала с перрона за несколько долей секунды до того, как там проехал поезд. Даже, если она не успела упасть на рельсы, ее сильно стукнуло и протащило. Вряд ли она выжила. Да и какая разница? Теперь-то какая разница?  

Перри вышел из метро, вдохнул свежий воздух. Ночью он по-настоящему свеж, он и пахнет иначе, и ощущается каким-то более чистым, прозрачным. Он понимал, что наступило удовлетворение. Долгожданное. Это было лучше, чем оргазм. Наверное, лучше. Он не мог испытать второе, поэтому упивался своим личным триумфом всецело и безраздельно. Головная боль улетучилась, конечности расслаблены, разум чист, нет навязчивой идеи, нет сверлящего мозг желания, нет душераздирающей тоски. Ему наконец-то стало хо_ро_шо.