Один день из жизни годовалого корги (суббота)

Один день из жизни годовалого корги  

(Первая половина субботы)  

«Неужели этим человекам опять не спится!?» – возникла гневная мысль у все еще сонного однолетнего корги. Пес продолжил рассуждать, балансируя на грани сна и бодрствования: «Ну куда, скажите на милость, можно все время собираться и при этом так громко копошиться… – корги и не думал успокаиваться. – Эй, хозяин, мне пока рано гулять! » – пес сердито дунул носом, подняв ворох невидимых собачьему глазу, пылинок. «Мне кто-нибудь ответит? » – немой вопрос отразился на юной мохнатой морде.  

Человеки, рискуя взбесить пемброка, не отвечали и только непрекращающаяся судорожная возня где-то в недрах квартиры, указывало на то, что «человекам опять не спится».  

– Лиз, а Шнапса будем брать? – раздался мужской властный шепот.  

Мужчина не успел закончить вопрос, как дремавший корги, заслышав свое имя, вмиг пробудился. Уши пса встали торчком, будто две антенны, принимавшие инопланетный сигнал из далеких глубин космоса. Зрачки, огромных, по меркам пемброков, хищнических глаз расширились до размеров кофейного зерна. Все мышцы разом напряглись, и, так же быстро расслабились (и не надо тут цокать языком, а вы пробовали спросонья резко напрячь все мышцы, если нет, то и не цокайте). Пес был готов на крейсерской скорости ворваться в комнату к человекам и звонким подростковым лаем заявить о своих правах. Но Шнапс был самым рассудительным кобелем на районе и не в меру ленивым, поэтому предпочел прослушать людской диалог до конца. А после, действовать по обстоятельствам, но тот факт, что со сном на время было покончено, являлся неоспоримым. Пес продолжал напрягать свой слух, и его усилия были вознаграждены бескомпромиссным женским голосом, прозвучавшим из той же комнаты, где находился мужской властный шепот.  

– Зачем нам его брать? Там же лес, – голос перешел на еле слышное бормотание. – Еще чего доброго подцепит клеща или сожрет какую-нибудь гадость, – сказал голос принадлежащий супруге властного мужского шепота.  

Не сбавляя обороты, девушка продолжила, но уже более резко:  

– Ты потом будешь его лечить и тратить кучи денег на ветеринара?  

Неуверенный мужской голос принял было оборонительную позицию, но тотчас же капитулировал под напором супруги. Из комнаты долетело подкаблучное:  

– Ты права, Лиз.  

Ответ последовал незамедлительно:  

– Я всегда права!  

В подтверждении этих слов в комнате, где находились люди, раздался звон бьющегося стекла и резкий вопрошающий окрик, принадлежащий девушке:  

– Да сколько можно!? – в голосе Лизы появились осуждающие нотки. – Третий фужер за неделю.  

Супруг пытался оправдаться, заявив, что, дескать «человек он немаленький и ему попросту не хватает простора для маневра, именно по этой причине пока тещин хрусталь будет стоять на видном месте, так и, просясь чтобы его задели, он, глава семейства, будет неумышленно бить по несколько фужеров ежесуточно! » После такой пламенной речи не хватало только топнуть ногой для пущей убедительности.  

– Пошли уже, глава семейства, – с тяжелым вздохом сказала супруга. – Только уберу осколки, чтобы Шнапс ненароком не поранился. «Ну и проваливайте, раз такие кулебяки (единожды услышав это слово от хозяйки, наш главный герой уже не смог его забыть, и, зачастую, употреблял не к месту), – мстительно подумал пес. – Только покушать оставьте, а то ведь моему молодому организму нужно как можно чаще питаться! »  

Наконец из комнаты показались супруги. Мужчина, двухметровый исполин с пушистой, вечно всклокоченной бородой и теплыми руками, затравленно посмотрел на пса. Женщина же, в прыжке, едва достававшая до подбородка бородача, пепельная блондинка с лидерскими качествами, уверенно шагала к входной двери.  

– Шнапс, мы ушли! – в пространство громогласно прокричала пепельная блондинка. – Еда в миске.  

Она обернулась к супругу и вопросительно вперилась взглядом в его бегающие поросячьи глазки.  

– Да положил я ему гречи, которую ты вчера сварила, – промычал исполин, а чуть погодя, еле слышно, добавил, склонившись над ухом супруги: – Еще и сосису сверху кинул, все как он любит.  

Жена лишь слегка округлила глаза и спросила, придав голосу издевательские нотки:  

– А собачьи консервы ты, что ли, будешь есть, заботливый наш?  

– Все! Пойдем, Лиз, уже и так опаздываем на автобус, – сказал неуверенно гигант.  

За супругами закрылась металлическая дверь и снаружи донеслось трубное:  

– Шнапс, будем через три часа!  

– Тише, весь дом перебудишь, – шикнула в ответ супруга.  

Корги лишь лениво зевнул и задался вопросом: «Сколько это три часа… это много или чертовски много? » Веки пса приятно отяжелели, и он погрузился в недолгий сон, с твердым намерением доспать доселе недоспанное.  

Спустя короткий, по собачьим меркам, промежуток времени, пемброк разлепив веки, перевалился на спину. Пес сладко потянулся, при этом издав непроизвольное «Агррр», щелкнул пастью, состоящую, по его твердому убеждению, исключительно из зубов-бритв, наподобие акульих, и встал на пухленькие лапы. «Надо бы позавтракать», – пронеслась дельная мысль в голове Шнапса. Пес бодро потрусил в сторону кухни, на ходу втягивая носом воздух. «Неужто меня ждет сосисочка? » – ошалело подумал мохнатый. Все верно, на кухне Шнапса дожидалась диковинная инсталляция из еды (не удивляйтесь, Шнапс был начитанным псом, поэтому слово «инсталляция», не вызывало в нем агрессию на почве не знания).  

Объемная металлическая миска с выгравированным на ней оскорбительным словом «Dog», была до краев заполнена остывшей гречей. В самом центре окаменевшей каши, словно солдат почетного караула, несший службу, по стойке смирно, торчала сосиска. Как и гречка, она была такой же безнадежно холодной, но от этого не менее привлекательной для слегка оголодавшего пса.  

Корги приблизился к миске и жадно сомкнул пасть на кончике сосиски. «Превосходно, и зачем человеки постоянно прячут от меня этот деликатес в тарахтящем белом шкафу? » – пронеслась шальная мысль в мозгу Шнапса. Пемброк начал с большой охотой укорачивать вертикально стоящее лакомство, пока не добрался до границы, где сосиска погружалась в гречневые недра. На этом приятная и беспроблемная часть трапезы была окончена. Пес обнюхал гречневую поверхность и брезгливо наморщил нос. «Немудрено, что хозяин с барского плеча, навалил мне столько каши… сам же, наверное, тоже ее терпеть не может, – заключил Шнапс. – Ладно, слегка подкрепился, а остальную часть сосиски выковарюю после того как немного вздремну». Пес уже намеревался покинуть трапезную комнату, но тут его чуткий слух уловил знакомые звуки, повторяющиеся через равномерные интервалы, где-то под самым потолком. Корги поднял голову вверх и вперился взглядом в кругляш, висевший высоко на стене. «Должно быть это, издающее противные звуки, недоразумение, люди называют «часы», – после секундной паузы, пес продолжил: – И как по ним вообще можно что-то понять…  

Маленькая стрелка часов указывала острием на цифру 8, а большая располагалась между цифрами 2 и 3, где-то посередине. Но самое сложное, по собачьему разумению, это было уследить за носящейся секундной стрелкой, которая как не в меру наглая муха, все время убегала, стоило Шнапсу сфокусироваться на ней. «И сколько это… три часа? » – опять сия судорожная мысль посетила котелок ушастого. Корги опустил голову, не желая попадать под чары людской безделушки, пренебрежительно шмыгнул носом и на манер лошади (пони) прогалопировал к месту своей подстилки. «Нет, страннее животных, чем люди – на свете нет», – философски изрек пемброк.  

Преодолевая прихожую, Шнапс задержался у зеркального шкафа, служившего людям вместилищем всевозможной одежды, двери которого представляли собой два огромных зеркала, тянущиеся от пола до самого потолка. Содержимое шкафа абсолютно не интересовало собаку, а вот статный красавец, который гордо взирал на него в отражении… вот подлинный собачий восторг (большое количество видеороликов со всевозможными животными, без ведома самих животинушек, размещенных их наглыми хозяевами, в интернете, указывают на тот факт, что зверь, завидев в зеркале свое отражение, либо же без раздумий набрасывается на него, либо же в страхе, молниеносно ретируется… глупцы. Наш Шнапс был не из такой породы). Из отражения в зеркале, на пса смотрел «выставочный красавец и непризнанный чемпион», как сам о себе отзывался Шнапс, находясь в кругу собакоподобных собратьев.  

Вдоволь налюбовавшись своим собачьим совершенством, не даром же, Ее Величество Королева Англии Елизавета II, успешно сожительствует с парочкой вельш-корги, Шнапс приблизился к вороху овечьих одеял, служивших ему спальным местом, и, приготовился проспать эти три часа, которых не будет человеков. «Знать бы еще, сколько это… три часа? » – последнее, что промелькнуло в голове пемброка.  

За время сна, ни одно живое и неживое существо не посмело побеспокоить хрупкий внутренний мир Шнапса. Если не брать в расчет одно мелкое пернатое обстоятельство, которое зовется «голубем». Птичья тушка, с громким для такого небольшого существа, звуком, приземлилась на подоконник с внешней стороны окна квартиры, где обитал корги. Мало того, что птица осмелилась топтать подоконник, производя при этом раздражающие звуки, так еще и пустила в ход свой клюв, немелодично ткнув им натерпевшийся оконный элемент. Пес приоткрыл один глаз и пересекся взглядом с голубем, который поворачивая свою пернатую голову вправо-влево, и зыркая глазенками-бусинками, оценивал внутреннее убранство комнаты, служившей спальней для пемброка. Шнапс устрашающе наморщил нос, обнажив передние клыки-бритвы, и послал мысленное проклятье в сторону пернатого раздражителя. Голубь колебался ровно секунду, а затем, взмыв ввысь, отправился по своим голубиным делам. Больше, не потревоженный никем, пес проспал вплоть до возвращения людей, то есть около «мифических» трех часов.  

Звук проворачиваемого в замочной скважине ключа, возвестил о приходе супругов. Шнапс не поднимаясь, как солдат, ползущий под градом вражеских пуль, подкатился к месту, откуда можно беспрепятственно наблюдать за появлением человеков и вперил заспанный взгляд в открывающуюся входную дверь из цельного куска металла. Раскрасневшиеся, мокрые, но довольные, супруги ввалились в квартиру (иначе их появление и не назовешь). Бородач с огромных размеров корзиной, доверху наполненной какими-то неопознанными объектами, и блондинка с полиэтиленовым пакетом, на боку которого красовалась зеленая надпись «Рыбхоз Сом и К» (помимо отсутствия характерного для собак дальтонизма наш герой к тому же еще владел грамотой) что-то бурно обсуждали. А что за дивный запах принесли они с собой. Пахло хвоей, мхом, сырой землей, древесной смолой и прочими запахами характерными для… Мысли Шнапса судорожно законвульсировали в ушастой голове. «Да это же лес! » – как громом поразила пса эта догадка. Это заключение было сделано на основе показаний высокообонятельного прибора «нос».  

Краснощекое лицо мужчины, безнадежно заросшее бородой, озарила глуповатая улыбка, заприметив радостно виляющую хвостом тушку Шнапса.  

– Шнапс, идем гулять! – вырвалось изо рта у бородача.  

– Только недолго, – уточнил женский голос.  

Псу не надо было повторять дважды, он молниеносно вскочил на лапы и ветром помчался к людям, на бегу помогая себе хвостом, который словно пропеллер, рассекал воздушные массы. После выполнения обязательного ритуала, пристегивания ненавистного поводка к ошейнику Шнапса, все было готово для долгожданной и такой необходимой прогулки. Настойчивым «Гааав», пес сообщил свою готовность к отбытию на прогулку. Мужчина потрепал его за ухом и под бодрое скандирование «На улицу! », собака и человек покинули жилище.  

Оказавшись на свежем воздухе, борода заговорщицки подмигнул корги и не получив от четвероногого ответной реакции, отстегнул поводок. «Гуляй! » – как приказ, прозвучало из уст исполина.  

Шнапс был не в восторге от крупных капель, неустанно падающих с сентябрьского неба. Поэтому сделав все свои «собачьи дела» по ускоренной программе, попутно шуганув дворового кота, по кличке Роки (в отличие от голливудского «Рокки», наш был с одной буквой «к»), который наотрез отказывался шугаться, энергично помчался в сторону заскучавшего хозяина (более подробно с историей Роки-кота, можно будет ознакомиться в следующих рассказах).  

Не прошло и пятнадцати минут, а борода и Шнапс уже топтали плитку в прихожей квартиры. «О, вы уже? – услышали они удивление Лизы. – Мойтесь и будем есть, – обратилась она одновременно к обоим. – А грибами займемся позже».  

И в этот самый момент Шнапса как будто током ударило. Он вдруг понял, что именно находится в доверху наполненной корзине, пахнущей как и от людей, сырым лесом. Это новое для него слово «грибы», таило в себе древнюю, как и наш мир, загадку. «Нужно эту корзину обнюхать», – решил пес. Подкравшись к все еще стоящей в проходной комнате, таре с грибами, корги сначала втянул запах самого верхнего гриба, а после секундного колебания, еще и лизнул ножку обнюханного гриба. Пахло сырой землей. Робкая инспекция, проделанная другим высокочувствительным собачьим прибором «язык», показала, что вкус, по своей мерзости не должен разниться с запахом. Скривив мордочку, пес попятился к блондинке и издал визгливое «Гаааввв», что должно было означать: «Унесите эту гадость отсюда». На что от девушки получил властное: «Дай протру лапки, трусишка».  

После того как с гигиеническими процедурами было покончено, семья, во главе с пемброком, принялась к позднему завтраку или раннему обеду.  

Невостребованная гречневая каша, была реанимирована в микроволновке. Сверху, на разогретой гречневой плоскости лежала купированная сосиска, та ее часть, которая все это время была скрыта под затвердевшей кашей, а венчала всю эту гастро-инсталляцию, собачья консерва, заботливо покоящаяся на всем этом великолепии. Консерва и кусок сосиски были употреблены в считанные минуты, а греча лишь слегка тронута кончиком собачьего языка. Видя, что Шнапс закончил с приемом пищи, девушка осуждающе посмотрела на пса, красноречиво давая понять тому, что гречку лучше бы доесть и как можно скорее. Сами же они уплетали густой красный борщ, сваренный Лизой не далее как вчера.  

– А на ужин отварю вам грибочков, мои вы едоки, радостно сказала она.  

Несмотря на то, что в квартире стояла комфортная температура, Шнапса прошиб холодный пот, и он в страхе попятился назад.  

– Бушет шорово, – с набитым ртом промычал бородач. – Давненько мы грибочков не кушали, – продолжил он, дожевывая гущу.  

Пес нетвердой походкой доковылял до своих овечьих одеял и, погрузившись в них, думал лишь о том, как бы ему заснуть, и проспать не только ужин, но и весь отведенный ему собачий век.  

***  

(Вторая половина субботы)  

Закон подлости в действии: Шнапсу отчаянно хотелось проспать остаток субботы и проснуться уже в новом воскресном дне. Где не будет ни грибов с их земляным привкусом, ни гречи, ни даже дерзкого кота-Роки (к которому мы еще обязательно вернемся по ходу этой истории), но сон упорно сопротивлялся и не желал принимать пса в свои сладкие объятия. Четвероногому и оставалось только то, что жалобно скулить от отчаяния, надрывая тонкие струны собачьей души. Издав надрывное «Гаууу», потонувшее в ворохе из овечьих одеял, служивших пемброку спальным местом, пес решил заняться тем, что у него получалось лучше всего – виртуозно следить за своими, ничего не подозревающими человеками.  

Меж тем на кухне, где по-прежнему находились супруги, заканчивающие поглощать наваристый борщ, произошел любопытнейший диалог:  

– Дорогой, ты в курсе, что Маринка с Яриком обзавелись собачкой? – игриво спросила Лиза.  

– Нет, не в курсе… взяли какую-нибудь дрожащую тварь, наподобие чихуахуашки? – вопросом на вопрос ответил супруг (да простят меня хозяева вечно дрожащих чихуахуа).  

– А вот и нет, взяли такого же как и наш Шнапсик пемброка, только сучку – невесту нашему оболтусу, – радостно выпалила Лиза, тыкая немытым половником в бородатую супружескую физиономию.  

– Сучку, – глуповато протянул бородач, скривив губы в скупой улыбке.  

«Сучку!?» – опешив, повторил Шнапс. Услышанное настолько встревожило, побитого горем пса, что на него было попросту больно смотреть. Огненно-рыжая лисья мордочка приобрела серовато-асфальтный оттенок. Вечно игривые глаза, казалось, ввалились внутрь, образовав два затемненных пятна. Только неимоверное владение своим собачьим телом и сила воли, отточенная за год жизни, не позволили Шнапсу обмочиться прямо в собственном ложе. «Человеки решили меня окончательно угробить», – к такому умозаключению пришел четвероногий страдалец.  

Спустя непродолжительную паузу, кухонный диалог между людьми возобновился. Корги весь обратился в слух, готовый к новым потрясениям.  

– А как назвали хоть эту сучку? – донеслось из трапезной.  

– Если мне не изменяет память, – Лиза на секунду задумалась, воздев очи к потолку, как будто там должна была появиться кличка сучки, и неуверенно выдала: – Вроде бы… Барыня, да точно, так и назвали, Барыня.  

– Забавно, – гоготнул бородач. – Смешная кликуха.  

«Зашибись», – единственное, что пришло в этот момент в голову Шнапса.  

– Завтра можем наведаться к ним, посмотреть на эту Барыню, – предложила блондинка, натужно вымывая кастрюлю, где совсем недавно плескался наваристый борщ.  

– Шнапса будем брать? – начал было супруг, а затем сам же и ответил на свой вопрос. – Наверное, еще рано ему о сучках всяких думать.  

– Может и рано, а может уже и пора, – задумчиво протянула супруга. – Собаки они ведь рано взрослеют, в общем, завтра решим, а пока подай мне корзину с грибочками, – обратилась она к бородатому мужчине.  

Муж с кряхтением, тяжело поднялся из-за стола, по всей видимости, вторая тарелка борща была лишней, доковылял до корзины с грибами, поднял ее, и, любовно посмотрев на содержимое плетеной тары, бережно отнес супруге.  

– Все, Лиз, вот тебе фронт работы, а я пошел в другую комнату смотреть футбол, – натужно выдал супруг.  

– Смотри здесь, а то мне скучно станет, – приказным тоном сказала девушка.  

– Ну ладно, – обреченно протянул бородач, включая спортивный канал и тяжело опускаясь на кухонный диван.  

До мохнатого, стоявшего торчком, уха Шнапса, долетел заунывный голос футбольного комментатора, глухой звон кастрюль и периодически включающийся кран, извергающий неэкономный поток воды. За всей этой какофонией невозможно было расслышать, о чем там говорят человеки и говорят ли вообще. Корги прикрыл веки, в последней надежде забыться сном, и тревожно проспал пару часов, вплоть до предвечерней прогулки (по выходным дням, если супруги бездельничали, как в описанную в истории субботу, Шнапс мог рассчитывать на троекратное посещение улицы).  

Пемброка разбудило приятное поглаживание за ухом. Так приятно поглаживать мог только бородач. «Ну что, пойдем, прогуляемся, бандит», – обратился мужчина к четвероногому квартиранту. Натужно-радостное «Гав-гаввв» было ему ответом. Шнапс тяжело приподнялся на лапы, сказывались стрессы сегодняшнего дня, и потрусил на кухню, смешно виляя мохнатыми панталонами, промочить сухое горло. На кухне по-прежнему кашеварила блондинка. На плите громоздилась внушительных размеров кастрюля, которая испускала убийственный для чуткого собачьего носа, аромат. «О, Шнапсик проснулся. Ты пришел покушать грибочков? » – издевательски промурлыкала девушка. В ответ на свой, оскорбляющий собачье достоинство вопрос, она получила резкое «Гав! », означающее: «Не дождешься! » Лиза, не поведя носом, продолжила издеваться над псом: «Малыш, потерпи немножко, грибочки еще не сварились». Звонкое «Гав-гав» вырвалось из пасти корги (автор не пожелал переводить сие нецензурное «Гав-гав», ведь эту историю могут читать дети).  

Словесная перепалка между девушкой и псом могла продолжаться еще долго, если бы не мужской окрик, донесшийся из прихожей, адресованный Шнапсу: «Бандит, пошли гулять! » Энергично вращая хвостом, корги покинул смердящую кухню и понесся к мужчине. Борода, как это обычно бывает, пристегнул ошейник, и пес с человеком покинули семейное гнездо, напоследок громыхнув, видавшей виды, металлической дверью.  

Свежий, хоть и дождливый воздух, должен был привести расшатанную за день нервную систему корги в порядок. Но если день не задался с самого утра, то не стоит уповать на то, что он наладится к вечеру.  

Прямо возле подъездной двери, под карнизом, прячась от крупных сентябрьских капель, как изнеженный домашний кот, сидел Роки (невоспетый герой из рода кошачьих, в отличие от голливудского «Рокки», наш был с одной буквой «к»). Стоило только, ничего не подозревающей Шнапсовой морде, показаться в проеме подъездной двери, как эта самая милая морда, под устрашающее кошачье шипение, была атакована натренированной лапой Роки. По своей чудовищной силе, тумак кошачьей лапой, напоминал сокрушительный удар героя Сильвестра Сталлоне, в одной из частей культового фильма о нелегкой доле боксера.  

Туго натянутый поводок, еле плетущийся сзади хозяин и ограниченное пространство дверного проема, все это и стало следствием того, что Шнапс попросту не смог увернуться от необузданного натиска Роки. На мгновение в глазах пемброка потемнело. Пес находился в легком нокауте. Он судорожно взвизгнул от переполняемой его досады и боли, сосредоточившейся в районе носа, после чего попятился назад, упершись в ноги плетущегося сзади хозяина – гаранта его защиты. Еще долго корги с ужасом будет вспоминать этот момент. Момент, когда он чуть не отправился к своим собачьим праотцам.  

Видя, что с его питомцем творится неладное, бородач взял юношескую собачью тушку на руки и выскочил на улицу. При виде двухметрового исполина с ошалелым взглядом, на руках которого покоится слегка нокаутированный Шнапс, Роки выгнул спину, издал противно-пугающее «Мррааа» и скрылся в ближайших кустах. Откуда еще долго осыпал проклятиями гиганта с пемброком на руках.  

Шнапса всего трясло. В который раз он продемонстрировал свое самообладание, не позволившее ему при хозяине!!! обмочиться в самый критический момент. «Пойдем подальше от этого дурацкого кота», – фраза, как бальзам на свежие собачьи раны, прозвучала из уст мужчины несшего корги. (Чтобы успокоить не в меру впечатлительного читателя, скажу, что в момент удара, Роки не выпустил когти, а значит, не нанес Шнапсу каких-либо серьезных увечий… даже не наградил синяком, честное авторское слово. )  

Борода, несший на своих мощных руках, постепенно приходящего в себя пемброка, двинулся в сторону собачьей игровой площадки, благо идти было совсем чуть-чуть. Недоразумение, которое номинально носило почетный статус «собачья игровая площадка», представляло собой небольшую зеленую зону, по периметру огороженную метровым забором. На территории площадки размещалось пару атрибутов для тренировки четвероногих чемпионов: низкий барьер из металлических грубо сваренных труб и два вертикально стоящих штыря, покрытых вековой ржавчиной, на которых при помощи истершейся веревки, была подвешена автомобильная покрышка. Причем, подвешенная на приличной высоте, шина, настолько небольшого диаметра, что среднестатистический домашний откормленный питомец, в нее попросту не пролазил. Шнапс был не исключением. Когда хозяин опустил, уже пришедшего в себя корги, на полысевшую травяную поверхность собачьей игровой площадки, мохнатый, подбежал к одному из вертикально стоящих штырей и увлажнил его. Затем, стремительно оббежал по внутреннему кругу всю площадку, помочился уже на другой, такой же проржавевший штырь, и, поджав хвост, припулил к стоящему в стороне хозяину.  

Мужчина, сообразив, что корги закончил «упражняться», взял того на руки и размеренно перебирая ногами, направился в сторону дома.  

– Мальчики уже вернулись, – с порога услышали они радостное мурлыканье Лизы, все еще воюющей с грибами на кухне.  

– Да. На Шнапса напал дурацкий Роки, стоило нам только выйти из подъезда, – пробубнил бородач в направлении кухни.  

– Бедолага, – сочувственно протянула супруга.  

– Да не, все обошлось, как для Шнапса, так и для кота, – скидывая массивную обувь, кряхтя, ответил бородатый супруг.  

Стоило Шнапсу оказаться на полу, твердо встав на свои пухленькие лапы, как он издал скулежное «Аффф», давая этим понять, что ничего не обошлось, и он самый что ни на есть бедолага, незаслуженно пострадавший за просто так.  

– Дорогой, протри лапы Шнапсу и через час будем ужинать, – раздался слегка замученный голос супруги.  

– Так точно! – отчеканил неслуживший бородач.  

А меж тем вязкий грибной дух уже проник и в прихожую, вызывая страх и отвращение у четвероногого бедолаги. Оставшийся час до грибного ужина, Шнапс провел в безрезультатных раздумьях, так и не найдя способ избавить себя от пробы этого нежелательного лакомства. Ведь, если не сегодня, так завтра, но хозяйка обязательно накормит его этой отравой.  

– Мальчики, пошли кушать! – раздалось приглашение на ужин. – Шнапсик, иди к мамочке, – персональное приглашение прозвучало особенно извращенно.  

Поджав хвост и опустив голову, Шнапс медленно заковылял на нетвердых лапах в сторону кухни. По мере приближения, запах усиливался, как бы обволакивая пса. «Ну вот и конец… запомните меня молодым», – пронеслось в голове у идущего на эшафот пемброка.  

В трапезной стоял настолько насыщенный грибной запах, казалось, каждый предмет, находящийся в комнате пропитался этим духов, что у корги заслезились глаза. В собачьей миске с оскорбительной надписью «Dog», лежала кучка, заботливо остуженных вареных серо-белых закручивающих, грибных ушек. Ни дать, ни взять – отрава, как она есть. Корги, рыжей молнией, дабы ускорить финал, метнулся к миске и без раздумий заглотнул верхнее ушко. Непрожеванный гриб отправился в путешествие по собачьему пищеводу. Шнапс поднял наполненные страданием глаза и посмотрел на девушку, жадно уплетающую свою вареную кучку. Блондинка подмигнула псу и продолжила энергично работать челюстью.  

– Ох, и вкуснятина, – с набитым ртом, чавкая, проговорил бородач.  

– А то! – самодовольно изрекла Лиза.  

И в этот самый момент, собачий желудок зашелся в спазме, и, исторг на кухонную плитку все свое содержимое, вместе с только что проглоченным грибом.  

– Фу, Шнапс! – брезгливо вскрикнула девушка.  

– А я слышал, что собаки не едят грибы, – тыкая вилкой, с нанизанным на ней ушком в сторону неживого корги, проголосил мужчина.  

Лиза в хищном броске отодвинула от Шнапса его же миску, полагая, что рвота может возобновиться, и пошла за тряпкой, чтобы убрать неживописный натюрморт, оставленный псом. Шнапс, по большому радиусу, обошел свой «подарочек» людям и приблизился ко все еще, усиленно работающему челюстью, мужчине. Уткнулся носом тому в ноги и был вознагражден успокаивающим поглаживанием по голове.  

– Ну-ну, малыш, с кем не бывает, – непривычно ласково произнес гигант.  

– Да уж, – протянула Лиза, окуная тряпку в наполненное водой ведро, склонившись над светлой лужицей, в центре которой плавало непрожеванное грибное ушко.  

По прошествии пары минут ласк, пемброк наполнил пустой желудок водой, а спустя полчаса ему была предложена собачья консерва с мелко покрошенной в нее сосиской, как извинения от «шеф-повара». Единственное от чего Шнапсу не удалось избавиться в тот вечер, так это от въевшегося в его лисью шубку, грибного запаха.  

От автора  

После всех тех несчастий, выпавших на собачью долю Шнапса, надо отдать ему должное, четвероногий не растерял самообладание.  

Улучив минуту, корги подбежал ко мне, к тому, кто как тень, без устали следовал за ним весь этот день, ведя хронику всего произошедшего, чем немного удивил меня. Я склонился над псом, чтобы наши глаза были приблизительно на одном уровне. Этот взгляд… его темно-терракотовых мудрых глаз. Так на меня еще никто не смотрел. Этой игрой в гляделки, Шнапс пытался донести до меня одну мысль. Мысль о том, что остаток вечера, он просит меня, своего неустанного хроникера, провести наедине со своей семьей, без посторонних людей, то есть нас с вами, дорогой читатель. Исполняю волю пса, тем более что для одного дня, материала предостаточно.  

Это был всего лишь один день, суббота, из жизни годовалого корги. А сколько еще нас ожидает таких дней впереди…