Папа может

С Алькой было определенно что-то не так: ее живая, обаятельная физиономия, с которой почти никогда не сходила улыбка, теперь померкла. Уже вторую неделю дочь ходила мрачнее тучи, на все расспросы: «Да… нет… нормально…» — или вовсе отвечала невпопад… Роняла общие фразы. Из комнаты выходила только к ужину, механически жевала, уткнувшись в телефон, потом резко отодвигала стул, сгружала посуду в раковину и молча исчезала. Так рак-отшельник прячется в свою раковину. Там, за закрытой дверью и наглухо задернутыми шторами, шла какая-то тайная жизнь: шелестели клавиши ноутбука, по ночам горел свет… Иногда хлопала дверца платяного шкафа и начинались лихорадочные сборы: шорох одежды, неясное бормотание — и Алька вылетала, разряженная, как на парад, опять ничего не объясняла, не замечала никого на своем пути. Торопливый перестук каблучков по лестнице — и нет ее. Легкий шлейф духов послевкусием. Странный запах. Волнующий и тревожный.  

Мать присматривалась, качала головой и терялась в догадках: заболела? связалась с дурной компанией? влюбилась? Наконец не выдержала, процедила:  

— Хоть бы в подоле не принесла! — вроде бы в никуда, а на самом деле прицельно.  

Реплика была явно лишней: на лице дочери отразилась непередаваемая гамма эмоций. Недоумение. Затаенная боль. Разочарование. Отвращение. Страх. Насмешка? Но тут же вернулось прежнее выражение отстраненности. Алька наглухо закрылась, замкнулась в себе — не достучаться.  

Андрей непроизвольно вздохнул, закуривая. Жена не разрешала дымить в квартире, гоняла на балкон. Но благоверная второй день в командировке, на улице моросит дождь, а здесь, на кухне, идет трансляция чемпионата лиги. Впрочем, Андрею было не до футбола: противная Алька не шла из головы. Вроде и учится нормально: вон, сессию без троек закрыла, стипендия будет., Да и парней рядом с ней незаметно... Зря Анжела так. Рубанула с плеча, не разобравшись. Понятное дело, переживает. Боится за дочь. Или просто проблем не хочет?  

Они-то поженились как раз по залету: познакомились на комсомольской стройке, влюбились друг в друга... Ну и вон что вышло. Андрей, конечно, сына хотел, наследника, но когда встретил жену из роддома (ух и тряслись же у него руки, принимая впервые одеяльный кулёк с розовым бантом! ) и осмелился заглянуть в сморщенное красное личико, натолкнулся на абсолютно осмысленный взгляд круглых синих глаз. И осознал: Алька — его принцесса. Единственная и неповторимая. Звезда!  

Институт он так и не закончил: чтобы прокормить задерганную жену, горластую дочь и не менее горластую тёщу из провинции, приехавшую помогать молодой семье, Андрею пришлось крутиться. Работал на стройках, таксовал, разгружал по ночам вагоны. Дома падал на матрас и засыпал мертвецким сном. Матрас лежал прямо на полу: раскладное кресло отдали бабушке. Анжела с ребенком — на кровати-полуторке.  

И когда однажды удалось вздремнуть лишь на пару часов, а его огрели детским горшком по голове (спасибо, что пустым) и потянули за ухо: «Па-апа! », не выдержал и возопил:  

— Как же меня достала эта половая жизнь!!!  

— Любишь кататься — люби и саночки возить! — тут же едко отозвалась свекровь. — Дитя сделали, вот и растите! В мою молодость за такое вообще ворота дёгтем мазали!  

«Ну всё, пошла гундеть... Теперь не остановишь! » — Андрей с ненавистью ко всему окружающему миру накрыл голову подушкой и вдруг почувствовал, как крошечная ладошка гладит по плечу.  

«Такая мелкая, неужели она понимает что-то?! Жалеет? » — поразился тогда Андрей. И стал присматриваться к дочери повнимательнее: подмечал, что она любит, чему улыбается, что огорчает ее.  

Если денег на игрушки не хватало, старался порадовать мелочью: привозил то горсть дикой малины из леса, то пропахшую смолой кедровую шишку; иногда даже брал Альку с собой в рейсы. И она была привязана к Андрею куда больше, чем к матери: Анжела все же получила в итоге высшее, и теперь дела у нее шли в гору, но вот на дочь сил уже как-то не оставалось. Пятилетняя Алька днями пропадала в гараже у отца. Андрей рассказывал ей все, что приходило на ум, лишь бы занять: как устроен двигатель, для чего аккумулятор, что это за железки и где прячутся лошадки, от которых у машины берутся силы. Алька слушала, приоткрыв от удивления рот и распахнув синие глазищи. Потом, правда, в школу пошла — другие заботы, подружки появились. Но все равно она оставалась его, папиной дочкой. Делилась секретами с ним, а не с вечно уставшей и раздраженной Анжелой.  

А теперь вон как повернулось все... Обидно...  

Андрей раздавил окурок в пепельнице и тяжело поднялся: нужно было собираться на смену.  

Это в девяностые он было поднялся: перегонял подержанные иномарки из Японии, открыл свой бизнес — держал автобусный маршрут. Водил дружбу с самим Баулом! Ну а что поделать, если авторитет — его бывший кореш! За одной партой сидели, вместе голубей гоняли. В бригаду, правда, не пошел, хоть и звали, но «крыша» в итоге была надежнее бункерной! Железобетон!  

Тогда и на квартиру скопил. Трехкомнатную. С окраины переехали почти в центр. Четвертый этаж и из окна вид на море. Дочь в гимназию перевел, записал в музыкалку, на художественную гимнастику — чтобы по всем фронтам развивалась! Разбитый москвич отдал отцу в деревню, себе взял новенький, только с конвейера Хайс…  

Правда, к концу девяностых бизнес погорел, да и «крыша» прохудилась: Баул погиб, воротилы попилили и подмяли под себя рынок, а тягаться с ними — кишка тонка.  

Андрей повелся на уговоры знакомого: распечатал, как кубышку, свой депозит и замутил авантюру. Скинулись с напарником на киоск-шаурмячную, купили продукты-расходники и наняли симпатичную узбечку Марию. На этом все и закончилось. Мария была проста как три рубля и не умела готовить. Мужики взялись было исправить это досадное недоразумение и в четыре руки нажарили кривых чебуреков. Продали один, остальные ели сами и кормили ими родню: Простомарию поймали с поддельными документами и депортировали на родину. Андрей понял, что фастфуд не его стезя, и приуныл, но вдруг подвернулась вакансия водителя спецтехники в МУП «Дороги Владивостока».  

— Удача повернулась к вам спиной? Отлично! Пристроимся сзади! — ухмыльнулся он и понес документы в отдел кадров.  

И уже второй год Андрей крутил баранку оранжевого «камаза»: летом мыли улицы, зимой обрабатывали проезжую часть антигололедными реагентами, сгребали отвалами снег…  

Вот и сейчас пора на смену.  

Накинул на плечи ветровку, глянул на часы. Скребнуло легкое беспокойство: опять Алька задерживается. Конечно, на дворе уже не девяностые со стрельбой и разборками группировок... Но все равно. Поздно. И дождь. Еще и телефон дома оставила, коза этакая!  

Шагнул в полумрак подъезда и, уже закрывая дверь, заметил краем глаза движение на площадке пролетом выше. Там железные сварные ступеньки вели на чердак. Парочка ныкалась под ними и явно целовалась. Тихий шепот, еле слышные стоны. Однако стоило обнаружить себя, испуганно отпрянули друг от друга.  

Андрей облегченно выдохнул, узнав ярко-красный Алькин плащик: дочь все-таки вернулась. И все-таки это любовь! Вот дурёха! Нашла чего прятать! Андрей улыбнулся в усы.  

— Доча! Ну ты чего? Веди кавалера в дом, чаем пои! Чего вы по подъездам-то жметесь, как неродные?!  

— Па-ап?! — голос Альки ощутимо дрожал. Спускаться она не спешила. Парень и вовсе жался к стене — не рассмотреть. — Пап… Ты уверен?!  

— А чего? — Андрей даже растерялся. Неуверенно хмыкнул и сам шагнул навстречу. Но тут же отступил, ошарашенный.  

Избранник дочери оказался высокой стройной брюнеткой. Коротко стриженной, одетой по-мужски, но бюст и бедра никаких сомнений в половой принадлежности не оставляли.  

— Эммм... — только и смог выдавить он из себя растерянно.  

Алька же яростно сверкнула глазищами и выпалила на одном дыхании:  

— Мы с Яной уже месяц встречаемся! Да! Я люблю девушек! И это мой выбор! И я отвечаю за свои слова! И даже если вы нас не примете, мне плевать! Я из дома уйду!  

У Андрея возникло ощущение, будто его отбросило взрывной волной и впечатало в стену. Он и слова не успел сказать — Алька схватила подругу за руку и ринулась вниз по лестнице.  

Андрей следом, но где там! — девок и след простыл. В кармане некстати заголосил мобильник.  

— Петрович! Ну ты чё?! Охуел совсем?! Хули тебя на работе нет? Уже даже шеф спрашивал! Нахер оно мне сдалось — твою жопу прикрывать?! — динамик орал голосом Артёма — они вместе работали на линии. Тёмыч мужик свойский и, несмотря на угрозы и горячий нрав, в нужный момент всегда готов был подставить плечо. Да и знакомы давно: корешились еще с девяностых. С ним Андрей и решил посоветоваться: как же ему теперь быть. Потому как надежный и опытный. И старше опять же.  

Чувства были самые непонятные. Растрепанные. Будто при всем честном народе раздели догола, облили смолой и вываляли в пуху. Вроде и не больно, но... погано как-то на душе. Сумно, как сказала бы бабка. Черт их разберет, эту молодежь современную. Думал — Алька нормальная, так нет... туда же.  

Андрей тянул одну сигарету за другой, бухал кашлем, бросал выкуренные наполовину — и чиркал зажигалкой снова.  

После медосмотра улучил момент, отвел Тёмыча в сторону и таки задал мучавший его вопрос товарищу.  

— Лесбухи? — удивленно воззрился на него тот. — А нахер они тебе сдались, пиздолизки эти? Седина в бороду — бес в ребро? — хохотнул погано и сплюнул под ноги. — Так это только в порнушке они смачные, а в жизни — тьфу! Мразота одна! На иную смотришь — не поймешь, мужик это или баба. Коблы вонючие! Я так думаю: они страшные, вот и лижутся друг с другом от безысходности...  

— А если не страшные? И не как мужики? — хмыкнул Андрей. Алька под приведенное описание категорически не подходила.  

— Ну, тогда, значит, мужика нормального не встретили. Не распробовали…  

— Тём, а ты говно когда-нибудь ел? — вкрадчиво. Реплика вырвалась неожиданно даже для самого Андрея.  

— Нет… А зачем? Оно же вонючее! — напарник удивленно вскинул белесые брови.  

— А затем! Чтобы понять, что что-то тебе не подходит, необязательно это пробовать! — и пошел вглубь бокса, ссутулившись. Разговор не помог. Еще больше растравил душу…  

Когда вышел на линию, затылок нещадно ломило. Терзало подспудное беспокойство. Корпус машины мерно вибрировал от работавших щеток. «Камаз» медленно ехал, вычищая проезжую часть, натужно гудел — и даже это раздражало.  

Дождь перестал. Магистраль бронзово мерцала в свете уличных фонарей, отражая цветные гроздья светофоров, льдистый неон витрин. «Красиво! » — подумалось как-то отстраненно, с привкусом горечи. Город уже спал: попадались лишь случайные прохожие и редкие машины. Таксисты в основном. И именно поэтому алый мазок плаща на противоположной стороне улицы Андрей углядел практически сразу. Встрепенулся. Тут же сник. «Обознался! » — подумалось было, но вдруг ярким всполохом взметнулись рыжие кудри. Алька!  

А вот то, что там происходило, Андрею не понравилось категорически: двое парней пытались затащить отчаянно упиравшуюся дочь в раскрытую дверь черной «ауди». Его дочь! Какого?! Рефлексы сработали быстрее сознания: полосы магистрали разделял металлический леер, но впереди был перекресток. Там можно развернуться. Только бы успеть! Андрей яростно вдавил в пол педаль газа. Двигатель взревел, машину занесло на мокром асфальте.  

Алькина подруга отбивалась отчаянно: одного из нападавших буквально отбросило нижним ударом в челюсть. Девушка рванулась к машине, с силой захлопнула дверцу, защемив руку ублюдка, тот выпустил Альку, но подоспел еще один. Ударил Яну кулаком в солнечное сплетение — та начала медленно оседать.  

Андрей едва не зарычал от ярости.  

«Держитесь, девчата! » — он выжимал из старого «камаза» все возможное. И, открыв форсунки поливального устройства на полную, гнал перед собой стену воды. Оглушительно сигналил. Шел на таран. Что-то грохотало под днищем. Угрожающе вспыхнули на приборной панели сигнальные лампы. Плевать.  

Водитель «ауди» самоубийцей не был: рванул с места в карьер, бросив и подельников и жертв…  

Андрей успел заметить перекошенные страхом лица парней, изломанный в крике рот, судорожно вскинутые навстречу руки — резко ударил по тормозам. Его юзом, на заклинивших колесах, протащило дальше и развернуло на сто восемьдесят.  

— В машину! Живо! – Андрей распахнул дверцу и свесился, протягивая руку: у «камаза» подножка высокая, с непривычки не запрыгнешь.  

Затащил девчонок в кабину, накрыл курткой. Ну чисто мыши! Мокрые, перепуганные, они тряслись на замызганном сиденье, жались друг к другу. Куртки с лихвой хватило на двоих. Алька плакала навзрыд, Яна молча стучала зубами и диковато косилась. Левая сторона ее лица заметно опухла и наливалась грозовой синью.  

Андрей сочувственно подытожил:  

— Неслабо так досталось… Но ты молодец! Не каждый мужик так сможет! И удар хорошо поставлен! Молоток! — в голосе сквозило искреннее восхищение.  

— Я на тхэквондо с шести лет ходила. Красный пояс. Только проку от боевых искусств в уличной драке… — тяжелый вздох.  

Держась за баранку одной рукой, Андрей жестом фокусника извлек из-под сиденья монтировку:  

— Против лома нет приема! — и ухмыльнулся, довольный, подмигнул. — Ты хороший боец. И смелости тебе не занимать. Уж в этом-то я точно разбираюсь. И если хочешь, могу научить кое-чему. Что в драке сгодится, — Андрей ободряюще улыбнулся и крутанул руль, сворачивая с центральной автострады.  

— Спрашиваете! Конечно, хочу! — Янин глаз весело блеснул из-под челки. Второй — узкая щелочка в траурной черноте фингала.  

Через четверть часа они уже были дома. Горячая ванна. Горячий чай. Запотевшее окно на кухне.  

— Пап… У тебя же проблемы будут… Ты с линии сошел, — Алька виновато глянула исподлобья.  

— На этом «камазе» датчик ГЛОНАСС сломан. Не докажут. — Андрей хитро подмигнул. — Ну и если что, наши мужики прикроют. Так... На чем я остановился?  

— Артиллерийские склады на Снеговой.  

— Вот! Девяносто второй год… Как сейчас помню: взорвался флотский арсенал! Мины, гранаты, снаряды — все двенадцать складов... А мне ж интересно! Ну, проехал в объезд по грунтовке. В лесу много таких дорог… Тоже на «камазе» был, кстати. Я на ТЭЦ тогда работал, возил уголь. Забрался на сопку, смотрю — а подо мной как жерло вулкана! По всему распадку огонь, взрывы. И тут осколок! Над самым ухом просвистел! …  

…Две головы рядом: стриженая темная и лохматая рыжеволосая. Слушают девчонки. А Андрея хлебом не корми — дай потрындеть. Говорит, а сам косит глазом на Альку: ожила вроде. Разрумянилась, улыбается…  

— Просвистел, значит, осколок. Ну все, думаю, пора валить. А то добром не кончится. Разворачиваюсь, пилю вниз — выезжаю аккурат в район Варяга — и не могу понять, в чем дело. Тишина. А должны же были эвакуацию проводить, по идее… Ну или паниковать хотя бы для приличия. Но нет, никого. И тут я на полном ходу въезжаю в хвост оцеплению! Оказалось, всех давно вывезли за периметр! И людей из квартир, и тысячекоечную больницу! Вояки кордоном стоят, никого не пускают, а я им нежданчиком с тыла! На закопченном «камазе»! Сюрприз, бля! — он развел руками и изобразил ошарашенные лица солдат.  

Девчонки прыснули. А Андрей неожиданно посерьезнел, спохватился:  

— Смех смехом, а ты где живешь-то? — повернулся к Яне. Та сникла.  

— В общаге. Я из Дальнегорска сама. На экономиста учусь.  

— На экономиста… Ишь ты! — Андрей с уважением хмыкнул, повертел неловко кружку в руках. — Ты вот что… Альку мне из дома не сманивай! — грозно сдвинул брови. Девчонки ощутимо напряглись. Но он продолжил с чуть заметной усмешкой: — Кореш мой, Серега Чабан, в моря опять собрался. В кругосветку на Хлебникове. Это года на два, как пить дать. Хату он сдавать не хочет. Боится, что опять жильцы все засрут и кота обидят. А кот там тот еще, с характером. Вы сейчас спать ложитесь, отдыхайте. А я смену сдам — пойду с Серегой перетру. Если Ваське его понравитесь, Чабан с вас и денег не возьмет. Лишь бы за Василием присматривали и кактусы поливали.  

От радостного девчачьего визга заложило уши.  

— Но-но! Соседей всех перебудите! Мне еще с матерью твоей разговор предстоит… Не из легких. Не понимаю я, если честно, всех этих ваших любовей… Но ты дело сказала: твоя жизнь — тебе решать. Серьезно там у вас или нет — сами разберетесь. Бытовуха — еще та проверка на вшивость. Пока шторы вместе не вешали, считай, не пара! И учти: что бы ни случилось, у тебя есть дом и есть куда вернуться. Я на твоей стороне.