Змеиный напев

Мокрые ветви хлестали по лицу наотмашь, как плети. Зажмурившись, захлебываясь от рыданий, Илзе неслась через лес, не разбирая дороги. Ломилась через кусты и валежник, продиралась сквозь заросли дикой ежевики, оставляя на острых шипах обрывки одежды и кровь, но боли не чувствовала: горе захлестнуло ее с головой, накатывая чёрными волнами.  

И в попытке ускользнуть, вывернуться из-под этих давящих валов, девочка сделала еще один отчаянный рывок, но запнулась о пень-выворотень, нога попала в петлю корня и отчетливо хрустнула в щиколотке. Однако корень же и спас ее: удержал над обрывом, когда тяжелая масса глины, земли и камней глухо ухнула, поползла вниз, увлекая за собой кусты и деревья. Ударившись виском о замшелый валун, Илзе безжизненным кулем повисла над пропастью.  

* * *  

Магда подняла голову, чутко прислушалась: трескотня сорок в лесу не предвещала ничего хорошего. Птицы тревожились лишь при приближении опасности, а сейчас они устроили настоящий переполох. Седые брови сошлись к переносице, резче обозначив вертикальные черточки морщин: «Ох, не к добру все это! »  

Ветер с утра доносил запах гари и дыма с запада, а ведь июнь. Время весеннего пала давно миновало, да и дожди обильно прошли.  

В небе нарезал круги стервятник и знахарка не слишком удивилась, когда раздвинулись кусты и показалась конская морда, над которой возвышалась рябая одутловатая физиономия княжеского дружинника. Струйки пота стекали по щекам и шее за ворот.  

— Эй, старая! Ты девку не видала здесь? — водянистые глазки сверлили Магду насквозь.  

Та глянула с усмешкой снизу вверх, почему-то заставляя верхового вспотеть еще больше. Уж больно не по себе ему стало от этой ведьмы, одетой не по сезону — в шубу засаленным мехом внутрь, прямо на голое тело, подпоясанную волосяным арканом.  

«Седая как лунь, а ведь не дряхлая! » — и от того, что он не мог определить возраст стоявшей перед ним женщины, дружинник совсем упал духом. Больше всего ему хотелось сейчас развернуться и мигом убраться восвояси, гнать коня до самого княжеского подворья, нахлестывая что есть сил.  

— Даже если бы и видала, — не сказала бы тебе, сучий потрох! — знахарка оскалила в ухмылке белые зубы с заметно выступающими клыками. А седые космы волос совершенно невероятным образом встали торчком над затылком.  

И вот этого зрелища он уже не перенес! С размаха вонзил шпоры в бока гнедого. Рослый жеребец вскинулся на дыбы и, едва не сбросив всадника наземь, помчался галопом через лес. Из-под копыт полетели ошметки грязи и клочья дерна. Вслед же несся заливистый полубезумный смех.  

А когда дробный глухой перестук затих вдали, знахарка откинула полог плюща от входа в потайной грот. На подстилке из веток и мха лежала грязная худая девчонка. Окровавленная, в изорванной одежде, перепачканной глиной, соком травы и копотью пожарища. Спекшиеся губы растрескались — она металась в бреду и тихо стонала, порывалась бежать куда-то, но не было сил даже поднять голову, да и посиневшая, раздувшаяся как колодка нога не дала бы ей сделать и пары шагов.  

Сухая коричневая ладонь, похожая на высохший корень, легла на лоб, забирая жар и дурные воспоминания. Теперь Магда ведала все, что было известно Илзе, и пыталась вместе с лихорадкой вобрать в ладонь ее горе, черное и удушливое, как гарь деревни, сожженной вместе с людьми.  

Их сгоняли как скот, пытавшихся спастись бегством: бородатых мужиков, замшелых старух, детей, женщин. Тащили волоком по земле и кидали в огонь. Тех же немногих, что посмели защищаться, отбиваясь кольями и вилами от мечей, каратели брали в кольцо и теснили к риге. А когда непокорные оказались внутри, заложили брусом ворота и швырнули факел! Солома мигом занялась, ригу окутал удушливый дым. Под веселый треск огня и страшные, нечеловеческие крики княжеские дружинники помчались с гиканьем по селу. Они получили четкое указание: не оставлять даже камня на камне! Наказать непокорных так, чтобы другим неповадно было. И они наказывали! Со вкусом, со знанием дела. Выпускали селянам кишки, девок хватали и насиловали прямо на земле, в пыли придорожных лопухов, а потом, натешившись вдосталь, перерезали горло одним коротким взмахом ножа. Далеко не всем повезло умереть быстро: хрипели надсадно, черная кровь пузырилась на губах и страшно ворочались в орбитах глаза, моля об избавлении от мук. Тщетно.  

А все потому, что непокорные селяне отказались этой весной платить князю дань. Неслыханная дерзость!  

Да, трудовая повинность; да, налог на соль, на подворье, на хлеб, на скот, на плуг, на десятину земли; да, подушная подать; да, сборы на содержание княжеской дружины, на княжий стол и на военные нужды — но разве ж это повод кольями и дубьем гнать почтенных сборщиков податей через пашню, по межам?!  

Но настрадавшиеся, иссушенные голодом крестьяне думали видно иначе. После трех лет засухи и жестокого неурожая нечем было засевать пашню, не было сил даже распахать ее. Приход же сборщиков податей стал последней каплей.  

Терпение лопнуло. На въезде в деревню встали гуртом. Худые, нечесаные, глядели исподлобья. И молчали. А потом из толпы просвистел камень, угодил в холку коню, и это стало сигналом к действию: набросились скопом. Сытых, холеных посланников князя мужики стаскивали с седел, валяли по пыли, били в кровь. А после еще и посмеивались: до чего потешно улепетывали княжьи слуги, запинаясь на ровном месте и вскидывая отъетые зады! Да еще и додумались мужики собрать по меже потерянные башмаки, картузы, жилеты и поделить между самыми неимущими. Кровью им вылились эти новые башмаки!  

Расплата не заставила себя долго ждать. Надрывался набат на колокольне сельской церкви. Деревня занялась пламенем сразу с нескольких концов. Столбом летели к безучастному небу искры. И лишь безродной сиротке Илзе, пасшей гусей на выгоне, чудом удалось уцелеть и скрыться в лесу, где и нашла ее старая ведьма, знахарка Магда.  

Нашла и выходила, сделав своей преемницей. Открывала ей тайны трав, приметы и правила большого леса. Учила врачевать, понимать язык зверей и птиц.  

И как растет незаметно трава под тенистым пологом ветвей, так и замарашка Илзе с годами вытянулась в пригожую девицу, тонкую и гибкую как лоза. Пушистую черную косу украшала цветками да красными ягодами барбариса. Зналась со змеями и вожаком волчьей стаи — Магда открыла ей тайну старой шубы: надетая засаленным, вытертым мехом внутрь, она давала владельцу власть над зверьем и возможность понимать разговоры всех крылатых, четвероногих, тех, кто летает и ползает. Если же вывернуть мех наружу и покрыться шубою с головой — сам станешь зверем, но назад не вернешься, так и будешь до скончания веков бегать серым с волками. И нарекут тебя Княгиня чащоб. Но княгиней становиться пока не хотелось. Гораздо интересней было узнать, куда бегут по весне ручьи, о чем шелестит листва, какие сны видят травы под снегом в долгую зимнюю стужу и как далеко летал нынче стервятник, пять лет назад спасший ей жизнь и позвавший наставницу Магду к обрыву. Он и теперь кружил над лесом, раскинув широкие крылья, то и дело черным росчерком пересекал застывшее в зените солнце. Знать, не к добру!  

Через заросли дикой черемухи и орешника легкой тенью Илзе кинулась на зов.