ЛЮБОВЬ, ПРЕВОЗМОГАЮЩАЯ БОЛЬ.

Османская Империя.  

1574год.  

Прошёл месяц, как Достопочтенный Султан Селим оставил этот грешный мир и отправился к своим Великим предкам. Его место занял семнадцатилетний Шехзаде Энгин, скромный юноша, совершенно не подготовленный к правлению огромной Империей, но, благодаря своей мудрой Валиде Нурбану Султан, осторожно помогающей единственному сыну мудрыми советами, постепенно освоился.  

Вот только светловолосого юношу угнетала одна, очень значимая проблема в его личной жизни—непримиримая вражда между его двумя самыми дорогими женщинами: дражайшей матерью и возлюбленной фавориткой Сафие, подарившей ему два месяца тому назад Шехзаде, наречённого при молитве Мехметом. Хотя Энгин старался не вмешиваться в дела своего гарема, ведь он полностью отдал его в управление валиде, но всё равно, очень сильно переживал, зато, что касается самой Нурбану Султан, она больше не могла, да и не желала мириться с наглостью невестки, в связи с чем, захотела навсегда отдалить её от горячо любимого сына, но как это сделать, когда сын полностью поглощён своей венецианкой и не желает принимать у себя в покоях других наложниц? Здесь нужна особенная девушка, которая сумеет затмить Сафие всем: красотой, умом, изворотливостью, набожностью, дальновидностью, но главное безоговорочной преданностью ей, Валиде Султан.  

Но где, же такую взять? На невольничьем рынке? Хотя там полно всяких рабынь, которых привозят со всех уголков света. Великая госпожа сама несколько раз ходила туда вместе с преданными слугами кизляром-агой Газанфером и ункяр-калфой Джанфеде. Только ничего подходящего не смогла найти, из-за чего даже отчаялась. И вот, наконец-то свершилось.  

Тем, же вечером, когда жаркое июньское солнце уже плавно клонилось к закату, озаряя всё вокруг ярким золотым блеском, слепящим глаза и окрашивая всё вокруг в медный цвет, а достопочтенная Валиде Афифе-Нурбану Султан царственно стояла на мраморной террасе и задумчиво смотрела на, занимающихся своими обычными повседневными делами, рабынями в ташлыке, она увидела то, как её преданный слуга и душевный друг Газанфер-ага вводил в гарем очень красивую золотоволосую и стройную, как молодая сосна, но при этом обладающую пышными упругими формами рабыню, очень юного возраста, которой на вид было, где-то лет 13-15, никак не больше, одетую в простенькое платьице и чёрный плащ с глубоким капюшоном. Кизляр-ага что-то наставленчески объяснял ей, что та внимательно слушала и понимающе кивала головой, чем и привлекла к себе внимание Валиде Султан, заинтересовавшейся ею.  

–-Кто эта новенькая Хатун, Джанфеде? Почему Газанфер ничего мне о ней не говорил, что собирается приобрести её? —негодуя, спросила у преданной ункяр-калфы, молчаливо стоявшей возле своей госпожи в смиренном ожидании дальнейших распоряжений, и вот, дождалась, благодаря чему, вновь, почтительно поклонилась ей и, словно спохватившись, доложила, ничего не скрывая:  

–- Это русская рабыня по имени Надя, госпожа. Газанфер сказал мне ещё утром, что он договорился с одним капитаном-работорговцем, который и привёз девушку из Бурсы, где она проходила обучение в школе невольниц, закончив ту на отлично о том, чтобы попридержать её до вечера. Вот и выкупил, видимо. Надя Хатун как раз то мощное оружие против Сафие Хатун, которое вы искали и желали приобрести. —что заставило достопочтенную Султаншу света погрузиться в глубокую задумчивость, отразившись в загадочную улыбку, в связи с чем, одобрительно кивнула и приказала калфе, утром привести четырнадцатилетнюю Хатун к ней в покои. Джанфеда калфа всё поняла и, почтительно откланявшись, ушла, заниматься новенькой наложницей.  

Девушка уже находилась в, застланном густыми клубами пара, хамама, разбавляемом лёгким медным мерцанием от, горящих в золотых канделябрах, свечей и, удобно сидя на тёплой мраморной плите, тщательно мылась с помощью опытных банщиц-негритянок, заботливо массирующих ей нежную, словно атлас, светлую, почти белую кожу, свидетельствующую о дворянском происхождении юницы, глубокую задумчивость которой развеяло появление ункяр-калфы, оценивающе, оглядевшую её с головы до ног, мысленно отмечая, что вкус у кизляра-аги отличный, да и у юной Хатун есть всё то, что может привлечь к себе внимание юного Падишаха, очень на долго, даже не подозревая ничего о том, что, в эту самую минуту за ними внимательно наблюдает Султан Энгин через золотую решётку арочного окна.  

–-Тебе повезло, Хатун! Сама Валиде Афифе Нурбану Султан приобрела тебя для гарема нашего Повелителя, что уже сделало тебя гёзде, выделив из обычных гедиклис. Прояви свою искреннюю благодарность в качестве бескорыстной преданности госпоже, а уж она, непременно откроет тебе путь в «рай» Его Султанского Величества! —наставленчески произнесла Джанфеда-калфа, предварительно, одобрительно вздохнув. Юница, понимающе кивнула, уже успев, всё как слелует обдумать, проанализировать и решить, что ей, же, лучше будет, если она послушает мудрые советы ункяр-калфы с кизляром-агой и станет «правой рукой» достопочтенной Валиде Султан, из-за чего приветливо улыбнулась и выдохнула:  

–-Можете передать Валиде Султан то, что она может не сомневаться в моей искренней и бескорыстной преданности! Пусть располагает мною так, как ей будет угодно!  

Такой ответ пришёлся глубоко по душе молоденькой главной калфе, в связи с чем, она одобрительно кивнула и, оставив юницу на попечение банщиц, уже завершающих свою работу над наложницей, направилась к выходу из просторного помещения дворцового хамама, как, в эту самую минуту, встретила там юного Властелина, которому, вовремя спохватившись, почтительно поклонилась и сбивчиво пролепетав:  

–-Добрый вечер, Повелитель. —уже собралась было пройти мимо, но юноша ей этого не позволил тем, что решительно схватил за руку и, пристально всмотревшись в её карие глаза своим бирюзовым взглядом, заинтересовано спросил:  

–-Кто эта юная золотоволосая красавица, что сейчас омывается в хамаме, Джанфеда? Почему я не видел её раньше в моём гареме? —что заставило калфу судорожно вздохнуть и, осознавая, что у неё не получится никак уйти от ответа, судорожно сглотнула и выпалила:  

–-Эта девушка является новой рабыней вашего гарема. Она куплена сегодня Газанфером-агой по приказу вашей достопочтенной матушки великой Валиде Афифе-Нурбану Султан. Имя ей—Надя. Она русская дворянка, привезённая из Московии и обученная в школе для невольниц в Бурсе.  

Внимательно выслушав доклад ункяр-калфы, юный Султан погрузился в глубокую задумчивость, с которой и вернулся в свои великолепные покои, благодаря чему, Джанфеда вздохнула с огромным облегчением и, терпеливо дождавшись выхода к ней Нади Хатун, сопроводила её в общую комнату гарема.  

Именно в этом, кишащем другими наложницами, калфами и агами, просторном, но из-за огромного количества народа, ставшим очень тесным, вернее даже душном помещении, отныне предстояло жить прекрасной юной Наде, с огромным интересом осматривающейся вокруг, при этом, продолжая, находиться в глубокой мрачной задумчивости о том, что теперь её жизнь уже никогда не будет прежней, так как превратится в бесконечную, даже безжалостную борьбу за выживание в этой чужой для юной девушки стране, в связи с чем, из её соблазнительной груди вырвался тяжёлый вздох, не укрывшийся от внимания, о чём-то тихо беседующей с младшей калфой, Джанфеде-калфы, которая отдала некоторые распоряжения своей собеседнице и, бесшумно приблизившись к юной подопечной, участливо спросила с оттенком лёгкого пренебрежения:  

–-Тебе что-то не нравится, Хатун? Ну, уж извини! Отдельные покои, ты, пока ещё не заслужила! Вот пройдёшь по «золотому пути» и проведёшь ночь в жарких объятиях Повелителя, тогда и переселишься в покои для фавориток, а пока переодевайся и спать ложись! Завтра для тебя начинается обычная повседневная гаремная жизнь!  

Только юница даже и не думала жаловаться на тесноту и духоту. Вместо этого она, понимающе вздохнула и задала один лишь единственный вопрос:  

–-Джанфеде-калфа, а Султан Энгин какой? Красивый? —чем и заставила ункяр ошеломлённо всплеснуть руками, но, прекрасно понимая, проявленный Хатун, интерес, чуть слышно выдохнула:  

–-Да, Хатун! Наш Властелин, очень молод и хорош собой. Скажу даже больше, ты ему приглянулась. —затем, не говоря больше ни единого слова, кивком головы указала наложнице место рядом с белокурой тринадцатилетней гречанкой Гюлизар, с интересом, посматривающей на новенькую девушку. Надя всё поняла и принялась, молча переодеваться в простенькую, ничем не примечательную бесформенную льняную серую рубашку с длинными прямыми рукавами, даже не подозревая о том, что, в эту самую минуту за ними всеми наблюдает с мраморной террасы сероглазая красавица с тёмно-каштановыми длинными волосами Сафие Султан, одетая в шикарное, василькового цвета шёлковое платье, которое было обшито серебристым кружевом, уже успевшая, узнать от верной шпионки по имени Гюлизар о том, что русскую рабыню купил кизляр-ага Газанфер по личному распоряжению Валиде Султан для того, чтобы наложница вытеснила её, Сафие, из сердца Мурада.  

Вот только Сафие была не из тех, кто так, просто сдаётся. Ну уж нет! Никогда! Она ни за что не позволит какой-то смазливой девчонке перейти ей дорогу и заставить Энгина, вытеснить его единственную избранницу из любящего сердца. Валиде Султан желает войны—она её получит, благодаря чему, коварная венецианка злобно усмехнулась и вернулась в свои покои для того, чтобы уделить время единственному сыну Шехзаде Мехмеду, даже не догадываясь о том, что её дражайший возлюбленный уже заинтересовался прекрасной юной русской рабыней, о которой и пришёл поговорить в великолепные покои к матери.  

Достопочтенная Валиде Султан, как раз уже готовилась лечь спать, для чего, переодевшись в шёлковые пеньюар с сорочкой цвета морской зелени, расслабленно сидела на, обитой парчой, позолоченной софе и наслаждалась массажем, проводимым для неё верными рабынями, не обращая внимания на тихое потрескивание дров в камине, лёгкий медный отсвет вместе с приятным теплом от которого, плавно обволакивал просторные покои, делая их ещё уютнее, при этом, излучающая свет, Султанша никого не ждала к себе в столь поздний час, уверенная в том, что её возлюбленный сын-падишах Энгин, возможно развлекается в постели со своей любимицей Сафие, затмившей ему весь гарем.  

Только это было, далеко не так, ведь, в эту самую минуту, к ней мягкой бесшумной походкой подошёл юный Султан и, пожелав ей доброй ночи, и в знак искреннего почтения, пламенно поцеловал ей изящную руку, что заставило прекрасную молодую женщину с иссиня-чёрными густыми длинными распущенными волосами, огромные выразительные глаза которой напоминали изумруды, слегка вздрогнуть, а соблазнительные пухлые алые губы расплыться в доброжелательной улыбке.  

–-И тебе, мой лев, я искренне желаю доброй ночи! —с искренней взаимностью, радушно выдохнула она, что позволило юноше, немного расслабиться и, принеся искреннее извинение за столь поздний визит, заинтересованно спросил:  

–-Газанфер-ага сегодня в гарем привёл новую девушку, валиде. Позвольте мне узнать о том, кто она, хотя для чего вы отдали ему этот приказ, я уже догадался—Вы решили с помощью этой прекрасной нимфы, вытеснить из моего сердца возлюбленную Сафие. Считайте, что это у Вас уже вышло. Я попал в плен глубоких бирюзовых глаз золотоволосой красавицы. —чем ошеломил достопочтенную матушку, заставив её, с жадностью отпить прохладного шербета из серебряного кубка, заботливо поднесённого её, верным кизляром-агой, пришедшим к ней в покои вместе с её сыном, мысленно признаваясь себе в том, что лучшей новости от Энгина она ещё никогда не слышала, в связи с чем, одобрительно кивнула и пообещала сыну, прислать к нему юную подопечную в самое ближайшее время, на чём мать и сын расстались.  

Но, а с первыми лучами утреннего ласкового солнца, в великолепном дворце Топкапы вновь закипела жизнь, вернее сказать, уже успевшие встать и позавтракать наложницы, сопровождаемые калфами, занялись уборкой гаремной его части, предварительно, взяв вёдра, тряпки и метёлки, в чём пришлось участвовать и юной Наде, ведь она, пока ещё была никем для того, чтобы отлынивать от работы.  

Девушка понимала это и всеми силами старалась, относиться к другим рабыням доброжелательно и миролюбиво, но, не смотря на её душевные стремления, наложницы посматривали на неё с недоверием, видя в ней своего врага из-за того, что чувствовали, что с её редкостной красотой и всеми данными, она в рабынях, долго не останется, да достопочтенная Валиде благоволит новенькой, из-за чего злобно принялись между собой шептаться, напоминая гремучих змей и бросая на Надю косые, полные искренней язвительности взгляды, на которые юница отвечала весельем с душевностью, что продлилось до тех пор, пока внезапно кизляр-ага громко ни огласил:  

–-Внимание! Его Султанское Величество Султан Энгин хан Хазретлири! —чем и заставил рабынь, мгновенно бросить все дела и, выстроившись в линию под бдительным присмотром калф с агами, почтительно поклониться, замерев в трепетном волнении. Лишь только юная русская рабыня по имени Надя, не в силах справиться с, одолевшим её хрупкую душу, любопытством, периодически, но так, чтобы никто не заметил, поднимала бирюзовый взор, желая, хоть одним глазком взглянуть на юного Падишаха, в связи с чем, в один из таких попыток, она встретилась взглядом с, проходящим мимо, Султаном Энгином и, к своему несчастью, а может быть и счастью, кто знает, попала в его добровольный сладостный плен, мысленно признавшись себе в том, что ункяр-калфа не обманула её. Юный Падишах, действительно оказался хорош собой и обладающий стройной атлетической фигурой, а эти светлые с золотистым отливом короткие волосы и колдовские голубые глаза с чувственными пухлыми губами, делали его не похожим на всех османов, скорее, в нём было больше европейских черт, что делало парня ещё красивее и притягательнее и заставляло трепетное сердце юницы, учащённо забиться в груди, не говоря уже о, хорошо заметном румянце смущения, залившем лицо русской красавицы, что ни укрылось от внимания юного Государя, заставив его даже, заметно, замедлить свой стремительный шаг и, остановившись на против Нади, приняться задумчиво смотреть на неё, тоже, залившись румянцем смущения, но это продлилось не долго, ведь, внезапно вспомнив о том, куда он шёл и для чего, юноша, мгновенно опомнился и продолжил свой путь, провожаемый завороженным взглядом Нади, уже полностью, осмелевшей, но, поняв, что ей за эту дерзость, может, хорошо влететь от калф с агами, юница вовремя спохватилась и вновь опустила голову. К счастью для неё, никто ничего не заметил, что позволило ей, выдохнуть с огромным облегчением.  

Но, а, чуточку позже, когда ясное голубое небо заволокло хмурыми тучами, из которых мохнатыми хлопьями повалил снег, и после того, как Надя завершила свою работу и привела себя в порядок, она предстала перед изумрудными царственными очами достопочтенной Валиде Нурбану Султан, облачённой сегодня в великолепное парчовое зелёное платье с оттенком бирюзы, что идеально подходило к её огромным, как два, затерянных в лесной глуши, изумрудным глазам, обрамлённым густыми шелковистыми иссиня-чёрными ресницами, как и шикарные, подобранные к верху волосы, которые были украшены бриллиантовой короной. Великая Султанша с интересом, не говоря уже о том, что тщательно рассматривала своё новое приобретение, стараясь не упустить ни одной детали, после чего, одобрительно кивнула, позволяя юнице, отойти немного в сторону и, пристально взглянув на преданную ункяр-калфу, предостороженно произнесла:  

–-Возможно, Сафие уже знает о нашей затее, разлучить её с моим дражайшим сыном с помощью Нади Хатун, в связи с чем, непременно попытается избавиться от девушки. Мы не должны этого допустить, Джанфеде, поэтому Надя, отныне становится моей личной служанкой и будет жить в моих покоях до того, времени, пока ни станет фавориткой Повелителя. —из-за чего, глубоко тронутая, оказанным ей высочайшим доверием, юница, благодарственно поцеловала полы роскошного платья своей госпожи, принеся клятву верности, что пришлось по душе Валиде Султан, в связи с чем, она доброжелательно улыбнулась наложнице и произнесла:  

–-Отныне, ты больше не Надя, а Мейлишах, ведь у такой прекрасной девушки, как ты, Хатун, должно быть соответствующее имя. В переводе с нашего языка, твоё имя означает—избранница Падишаха. Ты не ослышалась. Вчера, поздно вечером, Повелитель приходил ко не только для того, чтобы пожелать спокойной ночи, но и ещё для того, чтобы признаться в том, что ты уже пленила его своей необычайной красотой. Это похвально. —что ввело юницу в ещё большее смятение, с которым она, вновь почтительно поклонилась достопочтенной и великодушной госпоже и, получив от неё позволение, вернуться в гарем, ушла, сопровождаемая ункяр-калфой, объясняющей ей, её новые обязанности в качестве личной служанки Валиде Султан, оставшейся наедине с кизляром-агой для того, чтобы обсудить с ним ещё несколько важных вопросов, относительно судьбы Мейлишах Хатун.  

–-В гареме давно не было никаких праздников, Газанфер. Даже из-за траура по моему горячо любимому мужу Султану Селим хану, мы не отмечали восхождение на престол моего сына, нового Падишаха Энгин хана. Пора исправить это и устроить весёлый праздник в главных покоях. Пусть Мейлишах, тоже станцует для Энгина. —немного поразмыслив и взвесив все «за» и все «против», распорядилась достопочтенная валиде Султан. Кизляр-ага понял её и, почтительно откланявшись, ушёл в гарем для того, чтобы отобрать сегодня к вечеру самых прекрасных девушек, провожаемый понимающим взглядом своей Валиде.  

Вот только не успели Джанфеде вместе со своей юной подопечной выйти из великолепных покоев Валиде Султан и пройти немного по коридору, как им на встречу летящей походкой вышла, погружённая в глубокую задумчивость о, нависшей над её счастьем с Повелителем, угрозе, одетая в шикарное парчовое платье мятного цвета с преобладанием блестящего шёлка с гипюром, Сафие Султан, в связи с чем обеим рабыням пришлось, мгновенно остановиться в почтительном поклоне, но величественная заносчивая госпожа не замечала их, так как её мысли занимала внезапная холодность Энгина. Он стал каким-то слишком задумчивым, даже отрешённым, со вчерашнего дня, не говоря уже о том, что избегает её под предлогом чрезмерной занятости. Неужели он влюбился в другую? Быть этого не может! Ведь, на протяжении этих двух лет их знакомства, Энгин ни на кого другого и смотреть не желает, да и мысли у него носятся, лишь вокруг одной планеты—Сафие. Тогда в чём проблема? Но тут она случайно столкнулась с, идущими ей на встречу, о чём-то тихо беседуя, ункяр-калфа Джанфеда с хорошенькой золотоволосой рабыней, но, не желая, признавать собственную оплошность, перевела её на новенькую рабыню.  

–-Смотри, куда идёшь, Хатун! —огрызнулась она, чем заставила девушку вместе с калфой, мгновенно ошеломлённо переглянуться между собой, ведь они были ни в чём не виноваты, но из-за того, чтобы не раздувать скандал, виновато выдохнули:  

–-Простите, Султанша!  

Хотя в трепетной душе юной Мейлишах проснулось непреодолимое желание о справедливости, что вовремя пресекла мудрая наставница, чуть слышно шикнув на подопечную:  

–-Лучше помалкивай, Мейлишах! Здесь твоё желание, добиваться справедливости, может, легко пуститься против тебя, же самой! Ты, пока ещё никто. Потерпи. Когда обретёшь силу, тогда и станешь бороться за справедливость.  

Девушка всё поняла и, решив, прислушаться к мудрым советам наставницы, покорно кивнула, что нельзя было сказать о, по-прежнему находящейся возле них, Сафие Султан, пожелавшей, ещё больнее ущипнуть хорошенькую оппонентку тем, что, ядовито усмехнувшись:  

–-Лучше скажи своей воспитаннице о том, что ей никогда не возвыситься до моего уровня, ведь наш Повелитель никогда не взглянет на такую щуплую и невзрачную замухрышку, как она! Зачем ему гарем, когда у него есть я, его возлюбленная Сафие! —продолжила свой путь до покоев Валиде Султан, провожаемая воинственным бирюзовым взглядом Мейлишах Хатун, всерьёз решившей, вступить в борьбу за сердце юного красавца Султана, успевшего, воспылать к ней взаимной страстью, о чём поделилась с мудрой наставницей и за что получила её молчаливое одобрение вместе с поддержкой.  

Вот только встретилась юная Баш Хасеки юного Повелителя с его достопочтенной матерью, немного не доходя до её величественных покоев из-за того, что, одетая в соболя, Валиде Нурбану Султан, сопровождаемая верными служанками, вознамерилась выйти в дворцовый сад для того, чтобы немного прогуляться перед праздником в гареме. Её красивое лицо озаряла счастливая улыбка, которая мгновенно сошла от встречи с ненавистной невесткой, грациозно приблизившейся к ней и почтительно поклонившись, пожелавшей доброго дня, хотя это и было сказано очень наигранно и даже фальшиво, но, словно, не замечая этой надменности в кадине горячо любимого сына, мудрая Валиде Султан решила сыграть с ней в её, же игру, в связи с чем, одарила её взаимной приторной улыбкой, с наигранной любезностью выдохнула:  

–-И тебе того, же, Сафие Хатун! —и уже собралась продолжить свой путь, но оказалась дерзко остановлена её пренебрежительными словами:  

–-Всё пытаетесь всеми силами расстроить мою с Повелителем семью, Валиде?! Даже купили для этого хорошенькую рабыню?! Только знайте, что Энгин никогда на неё не взглянет, ведь у него есть я! —что вызвало в Нурбану Султан взаимную презрительную ухмылку, с которой она брезгливо взглянула на невестку и ответила ей с той, же иронией:  

–-Тогда почему, же, поздно вечером, когда я уже ложилась спать, Энгин прибежал ко мне и, признавшись в том, что влюблён в Мейлишах Хатун, просил, как можно скорее устроить ему встречу с ним?! Может от того, что уже устал от тебя и захотел глотка свежего воздуха?!  

Конечно, Нурбану совсем не хотелось раньше времени, натравливать невестку на подопечную, превращая жизнь ни в чём неповинной юной наложницы в ад, но Сафие вывела её из себя своей чрезмерной самоуверенностью с надменностью, из-за чего валиде и бросила, сама того не заметив, свой главный козырь в пекло. Это ей удалось. Сафие проглотила наживку, оказавшись глубоко ущемлённой, даже униженной достопочтенной свекровью, но, из последних сил, сохраняя в себе самообладание, сдержано вздохнула и всё с той, же самоуверенностью заключила:  

–-Ничего! Энгин с ней наиграется и, когда эта ваша рабыня ему надоест, он вернётся ко мне, своей единственной возлюбленной!  

Затем, вновь, почтительно поклонилась Валиде и вернулась в свои покои, с гордо поднятой головой, провожаемая её ядовитой усмешкой.  

А между тем, в общей комнате гарема уже шла активная подготовка к сегодняшнему вечеру. Девушки репетировали танцы, наряжались и красились, что-то между собой, активно обсуждая и не обращая внимание на Мейлишах Хатун, тоже активно готовящуюся к празднику в главных покоях под мудрые наставления Джанфеде-калфы, подобравшей для своей подопечной светлое голубое шёлковое платье с шифоном, имеющее фиолетовый отлив и, лично вплетала в её шикарные золотистые длинные волосы бриллиантовые нити.  

В эту самую минуту к ним и бесшумно подошла, одетая в простенькое бледно-розовое платье, Гюлизар Хатун, с восхищением оценившая шикарный образ Мейлишах, выдохнув, лишь одно:  

–-Какая ты красавица, Мейлишах! —благодаря чему девушка вышла из романтической мечтательности о юном Властелине и, одарив юную белокурую собеседницу очаровательной искренней доброжелательной улыбкой, благодарственно выдохнула:  

–-Спасибо, Гюлизар!  

Затем юницы обменялись ещё парой доброжелательных фраз и, закончив последние приготовления с репетициями, не заметив даже того, что за всеми их делами, незаметно наступил долгожданный вечер, из-за чего стало совсем темно, что разбавлялось лёгким медным мерцанием, исходящим от, зажигаемых агами, канделябрами, ознаменуя собой то, что, отобранным для танцев в главных покоях, девушкам уже пора отправляться в них и развлекать юного Султана, который уже, вполне возможно, завершил на сегодня все свои государственные дела, сходил в хамам и приготовил себя к торжественному вечеру, в связи с чем, кизляр-ага вместе с ункяр-калфой провели заключительную проверку и повели наложниц с музыкантами в главные покои.  

Так и было на самом деле. Юный Падишах, уже завершив все свои дела, вальяжно возлежал на парчовом покрывале широкого ложа, скрывшись в воздушном облаке газового золотого и бархатного зелёного балдахина и, не обращая внимания на лёгкое медное мерцание пламени свечей в золотых канделябрах, заворожённо смотрел на зажигательные танцы наложниц. Только они все танцевали на столько приторно и притворно, что вскоре юноша потерял к ним интерес и принялся увлечённо есть фрукты и попивать шербет из роз, что продлилось лишь до тех пор, пока, музыка внезапно ни смолкла, а рабыни ни рухнули на пол. Казалось бы, вечер закончен, но это было совсем не так, ведь в эту самую минуту, заиграла новая мелодия, а перед его высочайшим взором уже солировала прекрасная Мейлишах Хатун в голубом шёлковом платье с фиолетовым оттенком, а каждое её движение, наполненное природной грацией и естественностью, постепенно ускорялось в такт, проигрываемой музыкантами, мелодии, не говоря уже о пленительной доброжелательной улыбке с ласковым взглядом, в котором ощущалось столько тепла, что юноша оказался её добровольным пленником, не в силах оторвать взгляд от прекрасной юной гурии, которая уже завершала свой танец и, исполнив последнее па, запыхавшаяся, но переполненная радушных надежд на светлое беззаботное будущее, рухнула к его ногам, пытаясь отдышаться.  

Благодаря чему, наступило время ожидания решения дальнейшей своей судьбы, которое, казалось, будет длиться целую вечность, так как время замедлило свой бег, вернее, даже остановилось, но это оказалось, далеко не так, ведь, в эту самую минуту, наконец, собравшись с мыслями и выйдя из романтического забвения, юный Султан Энгин бросил, находящийся у него в руках, шёлковый фиолетовый платок с кружевной тесьмой прекрасной юной златовласке, полулежащей возле его ног, что помогло ей, постепенно прийти в себя и, подобрав с дорогого пёстрого ковра заветный платок, мгновенно встала с него и, почтительно откланявшись, ушла, провожаемая заворожённым взглядом венценосного юноши, с трепетной нежностью вздохнувшего.  

Вот только праздник проходил не только в главных покоях, но и в великолепных покоях валиде Султан, которая, облачившись в шикарное блестящее парчовое платье синего цвета с фиолетовым оттенком, царственно восседала на своей бархатной тахте и в ожидании известий из главных покоев, наблюдала за танцами рабынь о чём-то тихо и с оттенком беззаботности беседовала с верными служанками, лениво поедая фрукты из, стоявшей на круглом столике, серебряной вазы, не обращая внимания на, сидящую возле неё, невестку, погружённую в мрачную глубокую задумчивость о том, чем сейчас занимается её возлюбленный Энгин, но чувствовала, что их счастью пришёл конец, как бы скорбно это ни звучало, но это так, в связи с чем юная Султанша печально вздохнула и постаралась создать вид весёлости, с которой периодически улыбалась Валиде Султан, при каждом пересечении их взглядов, хотя на хрупкой душе скребли кошки, но никто её понять никак не хотел, зато все, кому не лень, норовились её как можно больнее ужалить, но Сафие смирилась, ведь таковы развлечения в султанском гареме. Как говориться в народе: «Хочешь жить—умей вертеться! », либо «С волками жить—по-волчьи выть. ».  

И вот, наконец-то свершилось то, чего с таким нетерпением ждала достопочтенная Валиде Нурбану Султан. Деревянные створки в её великолепные покои, бесшумно распахнулись, и в них вошёл кизляр-ага Газанфер, который стремительно подошёл к своей царственной госпоже и, почтительно ей поклонившись, чуть слышно сообщил ей на ухо:  

–-Свершилось, госпожа! Только что Повелитель сделал выбор, бросив фиолетовый платок Мейлишах Хатун! Завтра вечером она идёт к нему на хальвет! —что заставило Нурбану всю просиять от, переполнявшей её, огромной радости и мысленно вознести хвалебные молитвы Господу Богу, но в знак искренней благодарности бросила верному аге бархатный мешок с золотом, приказав:  

–-Ну, теперь стерегите нашу Хатун от всех опасностей, которые, теперь посыплются на неё, как из рога изобилия, ведь ревнивая Сафие Хатун так не оставит! Вы с Джанфеде отвечаете за Мейлишах головой!  

Газанфер итак уже это знал, в связи с чем, понимающе кивнул и, почтительно откланявшись, вернулся в общую комнату гарема, провожаемый одобрительным взглядом своей достопочтенной госпожи.  

Тем, же, временем, юная Мейлишах уже бесшумно вошла в общую комнату, и мягко направилась к своему лежаку, всеми силами стараясь никого не разбудить, но никто из девушек не спал. Все нетерпеливо ждали её возвращения для того, чтобы хорошенько расспросить о том, как прошёл вечер в главных покоях и о том, виделась, ли она с Султаном.  

Вот только юная девушка, с огромной нежностью сжимая в руке фиолетовый шёлковый платок, находилась в глубоком нежном мечтании о юном Властелине, о чём свидетельствовали её частые трепетные вздохи, привлёкшие к ней внимание, стоявшей немного в стороне, Джанфеде-калфы, которая, мгновенно выйдя из своей глубокой задумчивости, стремительно подошла к подопечной и, увидев в её изящных руках символ приглашения на хальвет, доброжелательно заулыбалась, чем и вывела юницу из мира грёз, заставив залиться румянцем смущения и недоумевая посмотреть на наставницу пристальным бирюзовым взглядом, в котором отчётливо прочитывался немой вопрос: «Что я сделала не так? Почему вы все на меня так пристально уставились? »  

–-А ты сама не догадываешься ещё о том, что после завтрашней ночи, которую ты проведёшь в жарких объятиях юного Властелина, ты станешь его фавориткой, Хатун, ведь этот платочек, что ты с такой нежностью сжимаешь в руке, является пропускным билетом в «рай»? —словно догадавшись о ходе мыслей подопечной, ответила вопросом на её вопрос молодая ункяр-калфа, загадочно улыбаясь юнице, чем смутила её ещё больше, что вызвало добродушную усмешку у Джанфеде-калфы, не пожелавшей, больше донимать свою юную подопечную, но, шепнув ей ещё пару наставленческих слов, внимательно проследила за тем, как та прошла к лежаку и начала укладываться спать, хотя была на столько сильно перевозбуждена событиями этого вечера, что сон никак не хотел приходить к ней, да и, окружившие её другие наложница, начали активно, вернее даже наперебой, расспрашивать её обо всём, тоже не желая никак угоманиваться и ложиться спать, что дошло до слуха калф и аг, принявшихся, активно их успокаивать, что далось им с немалым трудом, но всё-таки рабыни, наконец-то и постепенно, угомонились и улёгшись поудобнее, заснули.  

А в эту самую минуту, сразу по окончании праздника в покоях Валиде Султан, Сафие Султан пришла к покоям возлюбленного Султана и, не обращая внимания на лёгкое медное мерцание, исходящее от, горящего в чугунных факелах, пламени, разбавляющего непроглядную темноту просторного мраморного коридора, уже вознамерилась войти внутрь, но путь ей преградил преданный юному Властелину, хранитель главных покоев по имени Искандер-ага, двадцати-трёхлетний грек приятной внешности и с атлетическим стройным телосложением. Он почтительно поклонился кадине своего господина и, принеся свои искренние извинения, сообщил ей о том, что Повелитель приказал, никого к нему не впускать, так как хочет отдохнуть после утомительного тяжёлого дня, что, собственно было искренней правдой, ведь юный Султан, действительно отдыхал, но не, удобно лёжа в постели, а стоял на балконе, любуясь разноцветным фейерверком, громкими хлопками взрывающимся в чёрном ночном звёздном небе, погружённый в романтические мысли о прекрасной юной Мейлишах Хатун, восхитительный танец которой до сих пор был перед его ясными голубыми глазами, заставляя трепетное сердце, учащённо биться в мужественной груди, а бархатистые щёки заливаться румянцем смущения, что вызвало в нём тихий мечтательный вздох, во время которого. Он на мгновение закрыл глаза, не обращая внимания на небольшой морозец, пронизывающий его насквозь, так как юноша был одет в лёгонькую шёлковую пижаму и мятный парчовый халат, обшитый золотой тесьмой.  

–-Энгин! —внезапно донёсся до него трепетный и, полный огромной нежности, тихий вздох милой Сафие, прорвавшейся к нему в покои, предварительно оттолкнув бдительного хранителя покоев в сторону, но вместо искренней радости с нежностью, юная Султанша наткнулась, на проявленную юношей, недовольную тираду, с которой он обрушился на, ошалевшую фаворитку, приводя её в чувства:  

–-Да, как ты посмела вести себя столь дерзко, Сафие!? Кто ты такая для того, чтобы врываться ко мне так бесцеремонно?! Пошла вон! —от чего Султанша, хотя и оказалась потрясена до глубины души, но, списав раздражительность возлюбленного на невыносимую усталость этого тяжёлого дня, не стала спорить, а почтительно ему поклонилась и, не говоря ни единого слова, ушла, еле сдерживая горькие слёзы, душившие её, провожаемая молчаливым, мысленно благодарящим её за понимание, бирюзовым взглядом юного Султана, уже винящего себя за непростительную резкость в отношении возлюбленной душевной подруги, но ничего изменить уже было нельзя: что сделано, то сделано, а ему оставалось, лишь пожинать плоды своей непростительной раздражительности, из-за чего он тяжело вздохнул и продолжил смотреть на фейерверк ещё пять минут, по истечении которых вернулся в покои и лёг спать под тёплое одеяло, помогшее, ему согреться и постепенно забыться крепким сном.