Дедушка мой, был человеком шутейного и, по-доброму хулиганистого склада характера. Иногда, баловал он меня, нерасторопного округлого мальчонку, различными удивительными и весьма познавательными историями. Как-то, в один из дней моего солнечно-беспечного деревенского детства, подозвал он меня и лукаво так прищурившись, слепя солнечными лучиками, отражающимися от обширных пустот образовавшихся на голове в следствие стрижки «Полубокс»[1], вопросил: «А что внучок, знаешь ты почему город Серпухов – Серпуховым называется? » Я конечно, головой мотаю: «Нет! – мол, – знать не знаю, расскажи дедушка». А дедушка возьми, да и расскажи…
Жил да был, один путейский чиновник, начальник небольшой железнодорожной станции, в маленьком, но очень древнем, провинциальном городке без названия. «Не может быть в Российской империи, города без названия!!» – воскликнет возмущенный читатель и будет совершенно прав – не может! И поэтому город этот, не мудрствуя лукаво, мы будем называть городом "Энск". Хотя, конечно, что это за название… Смех один.
Ну да ладно, вернемся к чиновнику… Фамилия у чиновника нашего была совершенно незамысловатая и, даже в какой-то мере, самая что ни на есть простецкая – фамилия его была Пухов. И вот, как в сказках сказывается: «Жил себе Пухов поживал, да добра наживал…» Жизнь то в провинциальном, заштатном городишке протекает тихо да размеренно. Ни шатко – ни валко. В один из таких покойных, летних деньков сидел утомленный от трудов праведных чиновник Пухов в станционном трактире и с аппетитом откушивал молочного поросенка, запеченного с гречневой кашей. А на очереди еще кулебяка с капустой и грибами, да расстегай с рыбицей семужкой нежной, во рту сама тает…. И вдруг, как гром среди ясного неба! Разнеся вдрызг благостную идиллию, вваливается в обеденную залу помощник Пуховский, унтер – Агап Пришибеев. Агап Силантич из отставных служивых, сам из себя квадратный, плотный, морда красная, бакенбарды нафабренные, усищи как у таракана во все стороны топорщатся, глаза на выкате и, прям с порога орет ровно в пожаре потерпевший: «Вашбродь!!! Вашбродь!!! Гумага срочная, от губернатора с нарочным доставлена!!! »
– Вот ведь, уж сколько раз твердил дуралею, что не гумага, а бумага говорить следует, да все без толку, – пробурчал Пухов, принимая «гумагу» из рук солдафона. Изящно накинул пенсне на нос, прочел и.... До того расстроился, что даже кушать расхотел и про запотевший графинчик с недопитой «Анисовой» забыл напрочь.
А бумага та, невероятно секретная и важная, облепленная штампами гербовыми да печатями сургучными, гласила, что ближе к полудню следующего дня проследует через станцию, которой заведовал Пухов, сама: Божиею поспешествующею милостию, Императрица и Самодержица Всероссийская, Московская, Киевская, Владимирская, Новгородская, Царица Казанская, Царица Астраханская, Царица Сибирская, Государыня Псковская и Великая Княгиня Смоленская, Княгиня Эстляндская, Лифляндская, Корельская, Тверская, Югорская, Пермская, Вятская, Болгарская и иных, Государыня и Великая Княгиня Новагорода Низовския земли, Черниговская, Рязанская, Ростовская, Ярославская, Белоозерская, Удорская, Обдорская, Кондийская и всея Северныя страны Повелительница и Государыня Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных наследная Государыня и Обладательница Екатерина II Великая!!!
А Пухов, надо заметить, был натурой чрезвычайно впечатлительной!!! Не спал бедняга всю ночь! Бегал из угла в угол с красными от бессонницы глазами, руки истерически заламывал и кричал в голос: «Осподи всемилостивый, да чем-же я так пред тобой провинился?! За что же ты на меня такие испытания то жестокие насылаешь». И была у Пухова нашего такая привычка нехорошая, нервничая начинал он много кушать, причём хватал, что не попадя да в рот запихивал, почти не глядя. Ну и видать в сумятице этой, что-то и заглотил не важнецкое иль подпорченное. Ну и, что тут скрывать, вскорости поплохело Пухову, а к утру и вовсе худо бедняге стало. А в те давние времена, и в помине не было всяких там имодиумов, лопедиумов и прочих чудо препаратов, слабость брюшную останавливающих. Представьте себе такую трагикомедию, время на часах три четверти двенадцатого, вот-вот поезд императрицы прибыть должЁн, а Пухов наш из станционной уборной вылезти не может – полоскает беднягу!! (Диарея, будь она не ладна!!! А что тут поделаешь, история ведь она как песня, слов из неё не выкинешь☝).
И тут врывается унтер Пришибеев, и кричит ему: «Вашбродь!!! Вашбродь!!! Императрица ужо на станцию в поезде прибывать изволят!!!!» А Пухов, как был он чиновник железнодорожного ведомства, то бишь человек на службе государственной находящийся, собрал волю в кулак, штаны парадные подтянул, тесемочкой подвязал и рысцой понесся встречать поезд Матушки Государыни. Бежит, а самого мотает из стороны в сторону и в глазах темно. Совсем ослаб бедолага!
А тут уж и поезд императрицы на станцию въезжает, огромный, блистательный и весь в клубах пара. Оркестр заиграл «Боже царя храни... ». Встречающая публика восторженно визжит, дети прыгают и машут руками, дамы в воздух букеты да чепчики бросают, мужчины снимают цилиндры и кланяются... Ликует толпа, кипит торжество!!! Вот уж и вагон Императрицы, и она дружелюбно из оконца улыбается и платочком эдак милостиво помахивает.
Пухов, из последних силушек вытянулся во фрунт, на лице изобразил подобострастие и вид придал, как по уставу положено, лихой и слегка придурковатый, дабы не смущать умствием своим начальство!!! И от этих напряжений тяжких, что-то совсем у Пухова в брюхе надломилось. И как стоял он, вытянувшись во весь свой гренадерско-железнодорожный рост, так и рухнул камнем тут же под куст, едва успев штанцы приспустить и полами шинельки стыдливо прикрыться. И понимает, Пухов, что конец, карьере его настал, (да что карьера, за такие штучки можно и вовсе, по тракту Володимирскому в Сибирь на уборку снега отправиться, а там, как известно, его много! ), да разве против естества то попрешь?
А тут как раз и Императрицы вагон мимо проплывает, и Пухов, как в тумане бредовом, видит лицо обожаемой Матери Отечества, а сделать ничего не может, как не крепиться!!! Благо, из ушей не льёт. И так он жалостливо на Царицу посмотрел из-под куста, а Царица на него беднягу… Встретились их взгляды и без слов поняла матушка Государыня, какая беда нелепая над чадом ее верным нависла. Поняла и простила тут же, как была она не только ума государственного величайшего но и добросердечная чрезвычайно.
А вокруг бедлам, кутерьма и кавардак! Жандармы с шашками наголо скачут, городовые бегают и кричат, размахивая револьверами системы Смита и Вессона… «Запороть!!! Казнить засранца Пухова немедля, за непотребство эдакое при Государыне учиненное! Четвертовать и делу конец!!! На кол его, на кол! » Один пожилой генерал-от-инфантерии, участник сражения при Калке, в этой суматохе так раздухарился, что даже спотыкнулся упал плашмя и сломал пальцы. А Екатерина Великая, (на то она и Великая!!), легким движением длани царственной всю эту суету глупую прекратила, а Пухову головой ободряюще кивнула и молвила с улыбкой: «Продолжай, Пухов, продолжай…», только вместо глагола «продолжай» употребила другой и ныне известный, хотя и несколько устаревший простецкий глагол, корешок которого и по сей день фигурирует в названии города Серпухов.
__________________________________________________________________________________________________________________
[1] Строго говоря, никакой это был не "Полубокс" и уж совсем точно – не "Бокс", а была это обыкновенная лысина, не хватало там кудрей для полубокса, но дедушка, категорически отказывался принимать сей факт и в парикмахерской, на вопрос цирюльника: «Как стричься будем? », всегда уверенно отвечал: «Полубокс, пожалуйста! »
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.