Пастух

Был у нас в деревне пастух, звали его Губан. Губан, конечно не имя – прозвище такое. Причём, за глаза только так звали, упаси Бог такое ему в лицо сказать. Знающие люди поговаривали, что услышь он такое, тут же с коня слезет и прикончит безжалостно – как свинью ножиком запыряет и ничего ему за это не будет. И глядя на него, никаких сомнений на этот счёт не возникало. Губан лохмат, чёрен, лицо и руки от солнца и ветра задубевшие, цыган-цыганОм. С конём он как единое целое, будто на нём и ел, и пил, и спал. А может так оно и было. Про таких в народе говорят — в седле родился.  

И конь у него, будто демон из преисподней – Аид пожиратель душ. Настолько злобный, что даже хозяина своего периодически норовит за ногу укусить огроменными жёлтыми зубьями. За это Губан, коротко и сильно бьёт его промеж ушей, черенком кнута, но бьёт, как-то так беззлобно, скорее "для порядку".  

Вот, как сейчас вижу, гонит Губан стадо мимо бабушкиного дома, обязательно с дороги свернет, к крылечку подъедет с бабушкой «поздоровкаться». Коня остановит, кнутовище в сапог пихнёт, ногу на луку закинет, об неё обопрётся, как-то картинно подбоченится и хриплым, прокуренным голосом скажет: Здорова тёть Лид! Дай-кось водички испить.  

Пастух в деревне человек уважаемый, ему в каждом доме хлеб да соль, вынь да положь! Пока бабушка на терраску за водой сходит, Губан, недобро зыркая из-под козырька кепки, неторопливо, достаёт из кармана пиджака мятую пачку «Ватры». Заскорузлыми, корявыми пальцами выуживает сигаретку, долго шуршит спичками в картонном коробке, наконец прикурив и с удовольствием затянувшись, выпускает клубы дыма.  

А мы стоим, сомлев и рты раззявив, только что слюни не текут. Страшно нам на него смотреть, и не смотреть невозможно, и зависть какая-то гложет! Кажется, полжизни отдал бы, чтоб вот так же гордо и независимо подбоченившись, проехать по деревне сигаретку покуривая, кнутом пощёлкивая.  

У меня, на этой почве, даже какой-то бзик нервический образовался. Думалось, — вот подъедет он к нашему дому, а я ни с того ни с сего, возьми, да и ляпни, — Здрасьте, дяденька Губан! Как живёте-поживаете? А дяденька Губан, не спеша слезет с лошака дьявольского, вытащит нож вострый из-за голенища и тут же меня и прирежет, как барана. И что характерно, такие он на меня взгляды бросал, дикими чёрными глазищами из-под косм своих, что казалось будто видит он меня насквозь, мысли мои прочитает и скажет по-волчьи ощерившись: Это кого же ты тля мелкая, Губаном – то называшь???  

В общем, жил в боязни....