Человек с улыбкой.

Так получилось, что Ваня Скворцов родился без улыбки. Случается так, что кто-то появляется на свет без слуха, без зрения, кого-то природа еще до рождения лишает ясности мысли. Тогда такие люди, если они не лишены к тому же чувства собственного достоинства, получают от окружения вполне заслуженное уважение, что поддерживает их на бурных волнах общественной жизни.  

И если вы думаете, что жить без улыбки легче, чем без слуха, зрения или ясной мысли, то вы глубоко ошибаетесь: жить без улыбки не то чтобы легче, а труднее, несоизмеримо труднее. Тут уже никакое чувство собственного достоинства не поможет. Люди, даже самые проницательные, ни за что не поверят в то, что именно природа или, если хотите, превратность судьбы, а не скверный характер лишили человека того, что восхищает поэтических натур и заставляет их марать груду бумаги в поисках рифмы; для них немыслимо, что человек не по собственной воле обделен тем, что они считают неотъемлемой частью каждого человеческого существа, будто сначала и появляется улыбка, а потом уже, вокруг нее, формируется человек. Поэтому нетрудно представить, какая тяжелая доля выпала на жизнь Вани Скворцова.  

Будучи единственным ребёнком семье, Ваня не был обделен вниманием и заботой со стороны родителей, которые уже через полгода, не запреметив у своего драгоценного чада необходимого атрибута каждого человеческого лица, забили тревогу и ринулись обивать пороги всевозможных медицинских кабинетов; но все было тщетно, и даже именитый доктор, специально прибывший из столицы( за круглую сумму) только покачал головой, потеребил свою седую бородку, прочел короткую лекцию о физиологическом взрослении и уехал.  

—Ничего-ничего, — говорила бабушка Вани, подавая ему погремушку, — время еще не пришло. Еще прорежется, — словно улыбка была сродни молочным зубам.  

Но время шло. Дни превращались в недели, недели в месяцы, а месяцы — в годы. И даже когда Ваня окреп, встал на ноги и научился облекать свои желания и мысли в слова — ничего не изменилось; и уголки губ маленького Вани, при любых обстоятельствах, даже в день рождения или в торжественный момент открытия подарка от деда мороза, оставались неподвижны; казалось, что никакая сила неспособна поднять их хотя бы на миллиметр, они лишь иногда опускались, в особо хмурые дни, коих в жизни Вани было немного. И родители, устав от борьбы, тревог и бессонных ночей, сдались, смирившись, как им казалось, с угрюмым характером своего сына.  

—И в кого ты у нас все таки такой мрачный? — спросила Ваню его мама, бросив взгяд на сына в зеркале прихожей. Резкими движениями рук она перемещала пряди распущенных волос, стараясь отыскать наивыгодное положение. — Твой отец в молодости был еще тем шутом.  

Она оставила наконец волосы в покое, развернулась, нагнулась к Ване и указательными пальцами попыталась растянуть его губы в улыбку; губы нехотя поддались этой хитрой уловке и снова приняли прежний вид. Мама Вани встала, посмотрела через окно в гостиной на улицу и сказала:  

—Ты только посмотри какая погода. Весна!  

И Ваня смотрел. Смотрел и на маму, и в окно, и на солнечного зайчика, что выпрыгнув из круглого зеркальца на подоконнике, притаился на потолке. И от маминой прически, от запаха ее духов, от пения птиц, от лопающихся почек на деревьях, и даже от солнечного зайчика, что притаившись на потолке так и манил к себе прикоснуться, в душе у Вани все трепетало. Он чувствовал, как счастье, зародившись где-то глубоко в груди, словно росток в плодородной почве, пробивается наружу и, не найдя выхода, циркулирует вместе с кровью по его телу.  

Но Ваня только посмотрел на маму ясными глазами и сказал:  

—Да, мама, погода и вправду хорошая.  

Вдруг открылась дверь и на пороге появился отец. Он мельком взгянул на сына, поцеловал жену и спросил у нее:  

—Куда это вы собрались?  

—На прогулку, — ответила мама Вани.  

—Прогулка — это хорошо, — сказал он.  

Наконец отец повернулся к сыну и посмотрел на него тем взгядом, что всегда имеет в запасе офицер для осмотра новобранца; потом он нахмурил свои густые брови и, не глядя в окно, сказал:  

—Ты посмотри какая погода. Весна!  

После прогулки, Ваня переоделся и зашел в ванную; встав напротив зеркала он пристально смотрел на свое отражение. Раздувая воспоминанием еще тлеющие угольки счастья, что посетило его накануне, он чувствовал его слабое прикосновение и пристально смотрел на свое отражение.  

—Ужин готов, — позвала мама.  

Ваня выключил свет и вышел.  

Этой же осенью, Ваня, как и полагается, поступил в первый класс. Поначалу одноклассники смотрели на него с необычайным интересом. Им казалось, что у вас случилось какое-то горе; ходили слухи, что у него умер кто-то из родных. И его принялись все жалеть. Однажды один мальчик отдал ему половину конфет, что мама дала ему в школу. Но вскоре они узнали Ваню получше и поняли, что никакого горя у него нет, тогда жалость сменилась на шутку. Они кружились вокруг него на перемене и хором кричали: "Ваня, Ваня, улыбка в кармане! " И смеялись, смеялись, смеялись. Ваня стоял вокруг этого круговорота детских лиц и писклявых голосов с непроницаемым лицом и снова ощущал, как зарождается в груди то чувство радости, которое уже посещало его как-то перед прогулкой с мамой. Ему тоже было очень, очень смешно. На потеху одноклассникам, во время очередного хоровода, он начал выворачивать свои пустые карманы.  

Немногим позже школу посетил фокусник, или маг и чародей, как он называл себя на афише. На деле же это был мужчина средних лет с густой капной волос и широко раскрытыми светлыми глазами, словно он сам, как в первый раз, удивлялся своему волшебству. Дети, лишившись в этот день урока физкультуры, уселись за парты и притихли в ожидании представления. Ваня сидел в первом ряду.  

Маг и чародей вынимал из-за ушей ребят звонкие монеты; угадывал выбранную кем-то игральную карту; сцеплял и расцеплял металлические, без единой прорехи и стыка, кольца; и даже, под удивленные, переходящие в ужас возгласы, отрывал себе указательный палец правой руки.  

Но все это были цветочки. Он словно нарочно торопился, чтобы перейти к главному фокусу, будто боялся, что его может отнять звонок.  

—А теперь, ребята, — вынимая из-за пазухи платок, — я покажу вам, что делать если вы получили двойку.  

Все снова затихли.  

—Мне нужен чей-нибудь дневник, — он бегло осматривал кабинет и взгянул на Ваню. — Мальчик, ты бы не мог одолжить мне свой дневник на пару минут? Обещаю вернуть его в целости и сохранности.  

Ваня протянул дневник.  

Фокусник взял его, положил на раскрытую ладонь, а другой рукой накрыл платком.  

—Представим, что вы получили двойку, — он покачал головой. — Досадно. Но не переживайте, всего одно движение и все ваши проблемы решены!  

Он резко поднял платок и открыл ничем не обремененную ладонь; дневник исчез. Дети ошеломленно заворковали. Ваня подумал: " Пропал мой дневник".  

—А теперь представим, — сказал фокусник, — что вы получили пятерку.  

Он снова опустил на ладонь платок и через пять секунд сбросил его; дневник был на месте. Все дети, кроме Вани, громко засмеялись. Фокусник приметил это неудовлетворенное, по его мнению, дитя и, слегка огорчившись, но не отчаевшись, подошел к нему ближе.  

—А теперь опять двойку, — закричал он веселее прежнего и снова заставил дневник исчезнуть.  

Все засмеялись еще громче. Ваня с удивлением смотрел на мага и чародея.  

—А теперь пятерку, — крикнул фокусник надрывая голос.  

Дети застучали кулачками по парте; кто-то хватался за живот. Ваня почувствовал, как раздуваемое дыханием всеобщего смеха, внутри него снова разгорается пламя. Он захотел, чтобы фокусник снова заставил его дневник исчезнуть.  

Лицо фокусника вдруг омрачнело, словно все его волшебство потеряло силу. Он подошел еще ближе к Ване и сказал:  

—Мальчик, тебе разве не понравился фокус?  

Неожиданно откуда-то появилась учительница, схватила Ваню за руку и повела к задним партам.  

—Понравился-понравился, — сказала она, — не обращайте внимания. Продолжайте.  

Вскоре дневник был возвращен. Времени хватило еще на пару представлений.  

А время неумолимо шло. И как же грустно, что дети имеют свойство быстро скучать за одной и той же игрой. Неумолимое время смыло своим движением веселье с хороводов вокруг Вани и шуток про улыбку. И его оставили в покое.  

Но это вовсе не значит, что жизнь Вани сделалась мрачнее. Нет-нет да еще вспыхивал огонь в его груди, когда, например, кто нибудь из ребят рассказывал интересную историю, или когда он наблюдал, как мальчишки играют в мяч на уроке физкультуры. Но вдруг, под самый конец осени, началась настоящая зима. И гонимые ледяным ветром снежинки потушили последние огарки Ваниного огня. Но, к счастью, ненадолго.  

"Зима недаром злится,  

Прошла ее пора —  

Весна в окно стучится  

И гонит со двора.  

И все засуетилось,  

Все нудит Зиму вон —  

И жаворонки в небе  

Уж подняли трезвон".  

По дороге домой из школы, Ваня раз за разом повторял про себя это стихотворение, хоть в этом уже и не было нужды: урок чтения прошел. Прошло и забылось и то мимолетное горестное чувство, посетившее его после того, как из уст учительницы вылетела неудовлетворительная оценка. Учительница, оценка, школа — все растворилось, рассеялось в неуверенных и тихих шагах молодой весны.  

"Как же прекрасна весна, — подумал Ваня, развязал шарф и сдвинул шапку на затылок". Низкие дома, до боли знакомая дорога, прохожие торопящиеся по своим делам, бродячие собаки перебегающие дорогу, воробьи юркнувшие из кустов на провода, все было точно таким же, как и обычно, как и всегда, но все же — Ваня остановился — совершенно другим, словно при встрече с повзрослевшим другом, в чьих окрепших чертах лица смутно различаешь еще тот огонек, что когда-то прельстил тебя и подтолкнул на дружбу. Ваня закрыл глаза и подставил свое спокойное лицо под дуновение теплого ветра и снова ощутил внутри себя знакомое чувство. Но в этот раз оно проникло будто бы глубже. Может оттого, что он уже успел от него отвыкнуть, а может и оттого, что снова была весна, прямо как год назад; и Ване вдруг вспомнилась мама возле зеркала и запах ее духов, снова засверкал перед глазами солнечный зайчик на потолке и запели птицы. Неожиданно Ваня почувствовал, как все его тело будто наполнилось этой весной, и что внутри у него что-то ожило и пришло в движение.  

Медленно шагая домой, Ваня оглядывался по сторонам и ему казалось, что строки стихотворения переплетаются со всем, что предстает перед его глазами; и он повторял их снова и снова, словно тем самым подбадривал весну и помогал ей окончательно пробудиться.  

Почти у самого дома он вдруг остановился, посмотрел на недавно выпавший чистый снег, схватил огромную горсть этого снега в свою маленькую ладошку и умыл им свое умиротворенное лицо.  

Закрыв за собой дверь, Ваня услышал как на кухне оборвались, будто на полуслове, родительские голоса.  

—Ваня, пройди на кухню, — сказала мама, — нам нужно с тобой поговорить.  

Ваня повесил куртку и пошел на кухню.  

Мама стояла облокотившись о плиту, отец сидел за столом. Вид у отца был суровый, он весь насупился, словно ему подали на обед холодный суп; но было видно, что он сдерживает свою суровость, не дает ей перейти в злость и старается казаться спокойным и даже приветливым.  

—Нам звонила учительница, — сказал отец.  

Ваня молчал. Отец глубоко вздохнул.  

—Так ты у нас теперь троечник? — спросил отец.  

Ваня снова молчал, потом посмотрел на маму.  

—Я так понимаю, — говорил отец, — вам на сегодня задавали выучить стихотворение?  

—Да, — сказал Ваня, — Тютчев. Зима недаром злится.  

—Стих ты выучил — молодец, но учительница сказала, что ты читал без всякого выражения. Тютчев, весна, — голос его стал мечтательным и мягким, — какое прекрасное стихотворение. Как же приятно читать его особенно в такое время года. Ну же, Ваня, — он пристально смотрел на сына, — прочитай нам, пожалуйста, это стихотворение, вырази всю свою любовь к весне через него.  

—Зима недаром злится, Прошла ее пора, — начал Ваня.  

—Где же твое выражение любви, — закричал вдруг отец.  

Ваня остановился, испуганно смотря на отца.  

—Дорогой, — сказала мама.  

—Что дорогой? — он обернулся к жене. — Что за сын у меня такой, что даже стихотворение не может прочесть, — он снова повернулся к сыну. — Скажи мне, ты любишь весну?  

—Люблю, — ответил Ваня.  

—Тогда читай стихотворение, читай как любишь, — приказал отец.  

—Зима недаром злится, Прошла ее пора, — затараторил Ваня, едва поспевая за словами.  

Отец вскочил с места так, что табуретка позади него упала навзничь.  

—Нет, так весну не любят, — закричал он, — так весну никто не любит! Иди в свою комнату, — он указал на дверь, — и выучи стих как следует, а завтра пересдай на пятерку.  

Отец весь побагровел и тяжело дышал. Мама, стоя у плиты, сжимала в руках полотенце. Ваня убежал в свою комнату едва сдерживая слезы.  

Этим же вечером, Ваня отказался от ужина и сказал, что пораньше ляжет спать. Но вместе того, чтобы предаться беззаботному сну, он до глубокой ночи не сомкнул глаз. В ночной тишине, под тусклым светом настольной лампы, Ваня мастерил себе улыбку. Он использовал все подручные материалы: бумагу, картон, куцые остатки ткани от маминого рукоделия; в самом дальнем углу шкафа он отыскал старый шнурок от чьих-то ботинок, чтобы использовать его для подвязки; в ход шли ночницы, карандаши, ручки и краски. Закончив работу уже под утро, с красными глазами и изможденным телом, Ваня повалился спать; но эти два-три часа сна до звонка будильника не подарили ему сновидений.  

Проснувшись утром, Ваня оделся, нацепил улыбку и прошел в ванную.  

Он подошел к зеркалу и пристально смотрел на свое отражение. Улыбка была какая-то кривая, перекосившееся на один бок из-за разной длины подвязок к ушам; вся напрочь заскорузла от обильного слоя краски поверх шариковой ручки, что еще толком не просохнув стекала с уголков губ; было в ней что-то чужеродное, бесчеловечное, да и вовсе не подходящее ни к какому живому существу; будто бы не улыбка, а след от комка склизкой грязи, что пролетел у самого лица. Ваня выключил свет и направился на кухню, где мама уже готовила завтрак.  

—Ваня, —вскрикнула мама у плиты, — какой ты сегодня красивый!  

Отец остановился чашку с кофе возле губ и, так и не отпив, сказал:  

—Не верю своим глазам, сынок, — он вскочил, подбежал к Ване и тряс его руку. — Здравствуйте, сынок, здравствуй, садись за стол.  

Беседа за завтраком была необычайно оживленной. Отец поначалу говорил о своей работе, а потом перешел на школьные воспоминания, и уж тут так распалился, что даже не допил остывший кофе. Мама улыбалась, смеялась вместе с отцом и на прощанье крепко поцеловала своего сына.  

Выйдя на улицу и идя обычной дорогой в школу, Ваня заметил, что практически все прохожие улыбаются ему; пара маминых подруг даже с ним поздоровались. Перед самой школой он угодил в огромную лужу и напрочь промочил ногу и испачкал брюки.  

Когда Ваня зашел в кабинет перед началом урока, все дети притихли и обратили на него свои взоры. Потом все мальчишки подошли к нему и улыбаясь крепко пожали руку; девочки мельком бросали на него взгляд и тут же смущенно опускали глаза в пол. Перед уроком, Ваня вместе с одноклассниками успел сыграть в одну игру; все сочли его лучшим игроком.  

На уроке чтения Ваня вышел и прочитал стихотворение Тютчева. Учительница осталась довольна, вывела ему в дневнике жирную пятерку и поставила в пример всему классу.  

И только когда Ваня снова уселся на свое место и, будто случайно, посмотрел в окно, он вдруг осознал: внутри у него что-то погасло. Погасло, возможно, навсегда.