Девятнадцать девять ноль

Летом мы каждый погожий день бегали купаться на реку и соседние озера. Тот факт, что я не умею плавать, ни капли не влиял на это.  

Каждую весну ближайшая речушка, Черемшанка, разливалась до размеров не то Амазонки, не то небольшого моря. Другой берег терялся за горизонтом, а над водой летали упитанные чайки. Это происходило так быстро, что путь из школы, которым ты шел утром, днем уже превращался в переправы. Приходилось снимать обувь, закатывать джинсы и идти по колено в воде, представляя себя исследователем в тропическом лесу.  

Всегда впечатляло, как зеленые луга превращаются в водные просторы. Просторы обширные, глубокие и опасные. В мутной воде скрывались ямы, коряги, битое стекло, железки и прочие опасности. Впрочем, нас это не останавливало.  

Отчетливо помню, как в конце мая, после уроков мы бегали на реку. Стояла такая жара, что весь день проходил в ожидании приятной водной прохлады. Даже родители ничего не говорили против купания в мае. Мы приходили на берег реки, который обычно представлял собой полтора метровый обрыв, но в разлив водная гладь стык в стык соприкасалась с изумрудной травой. Все вокруг останавливалось, время становилось чем-то чужеродным. Оставались только согревающее солнце, мягкая трава, тягучая неспешная река и ветер в кронах вековых ив. Это единственный год, когда все купались после школы. Воспоминания о нем до сих пор приятным теплом разливаются в груди.  

Купались в нескольких местах. Мое самое любимое — это Коряга. Посреди реки из воды торчало почерневшее от времени дерево. Ребята постарше и посмелее ныряли с него, кто солдатиком, кто щучкой, а кто-то на забаву всем бомбочкой. Я же совсем малышом наблюдал за этим лежа на песке. Там всегда был хороший песчаный пляж и приятное твердое дно. Позже коряга упала и уплыла, уносимая течением. К счастью, чуть выше по реке подмыло другое дерево и оно упало в воду, создав новое место для ныряния. Некоторые ребята ныряли под него и искали там норы. Иногда им удавалось подняться со дна с рыбой в руках – налимом. Со временем на песке появилась трава, а ивовые кусты начали прижиматься к воде – пляжа не стало.  

Если совершить долгое трудное путешествие, которое на самом деле занимает минут пятнадцать, то можно добраться до Старицы. Небольшое озеро, которое наполнялось водой только в розлив. Теплая вода всегда привлекала множество детей, и не только, со всех окрестностей. Нас не смущало то, что она стоячая и грязная. Мало того, там частенько купали коров, потому что пастухи гоняли стадо мимо Старицы. После двух лет без наводнений озеро окончательно заросло водорослями и обмелело. Сейчас на его месте грязная лужа. Сложно даже представить, что когда-то там купались.  

Мы проводили на реке много времени — обгорали, резали ноги, напарывались на гвозди, но продолжали купаться.  

Больше других в памяти отпечатался один случай. Однажды я чуть не утонул в разливе. Научился плавать только к двенадцати годам, до этого купание заключалось в плескании в воде и робких попытках плыть по-собачьи. К сожалению, сверстники отлично плавали, а чувство коллективизма брало верх. Человек десять, не меньше. Мы зацепились за огромную камеру, не то от трактора, не то от самолета. В девяностые такое было в порядке вещей. Никто не мог позволить себе роскошь в виде цветастого надувного круга. Невообразимым руконогим монстром плыли по залитой пойме среди деревьев, пока нас не раскидало в разные стороны. Я остался стоять на какой-то кочке, вытянув шею вверх и стараясь удержаться на цыпочках. Вода доходила до подбородка. Берег виднелся метрах в тридцати, а то и сорока. В груди зарождалось легкое чувство тревоги, которое со временем переросло в панику. Позвать на помощь не давало не то чувство гордости, не то беспомощности даже в этом. Когда я уже превратился в поплавок, прыгающий вверх вниз ради глотка воздуха, приплыл Ромка со спасительной камерой. Я зацепился за нее, и друг отбуксировал меня на берег. Синие губы и пара глотков грязной воды остались единственным напоминанием об этой дурацкой ситуации. В то лето я все-таки научился плавать.