Открыв дверь, он очутился на небольшой возвышенности, откуда открывался чудесный вид. Вид, которым Сашка любил наслаждаться. Впереди леса-леса, меж них неторопливо течёт неглубокая речка, течёт где-то на с десяток километров ‒ Пилигрим сам проверял, на глаз. Солнце было близко к зениту ‒ он уже пропустил свой любимый горячий рассвет, когда всё только начинает освещаться, куча листвы на деревьях слегка поблёскивает, переливается светом, речка тоже блестит, отдавая словно не желтоватым светом Солнца, а лёгким перламутром, возможно, даже ближе к пурпурному. Где-то далеко за лесами можно было углядеть неживые многоэтажки; они даже не портили вид, а словно добавляли некую нуарную кинематографическую атмосферу, когда Солнце уже заходило, и стоял сумрак. Где-то там же, за лесами, идёт побитая дорога, ветвится, направляя в разные стороны по миру ‒ выбирай любую, поезжай куда хочешь, никаких ограничений! Он иногда так и делал. Каждую дорогу, каждую её ветвь он исследовал, объездил, исколесил да исходил на ближайшие километров двести. Пилигрим мог бы уехать в любом направлении, продолжая исследовать всё дальше и дальше, но всё же каждый раз возвращался на эту старую, тошную, но всё же ставшую родной заправку.
<... >
Глаза его сильно выделялись на фоне остального лица, похожего на панду ‒ огромные фиолетовые синяки под глазами, невыспавшегося человека, и красная кожа лица, блестящая от пота и постоянно находящаяся на Солнце ‒ не помогали даже повязка и очки; слабовыраженные эмоции, возможно, даже излишняя пассивность! Наверное, он просто очень сильно устал. На одежде виднелись тёмно-багровые пятна крови. От него буквально несло смертью! Одежда рваная, вся в лохмотьях; очки спущены на шею и болтаются рядом с повязкой. Раннее яркое оранжевое пончо, теперь ‒ лоскут ткани, испачканный в грязи и крови, сияющий цветом глины. Наручи его слегка поржавели ‒ столько крови просочилось на место крепежа!
<... >
Близился водоём. Сашка неспешно разделся ‒ некоторые его шрамы давали о себе знать из-за резких движений. Плеснул лимонный сок на кофту, попытался оттереть ‒ получилось лучше, чем было, но местами мелкие запёкшиеся пятнышки ещё остались.
Смочив кофту, пончо, штаны, обувку, он пытался сделать их настолько чистыми, насколько это представлялось возможным ‒ минут десять усердной работы и вот: одежда висит на ветвях деревца, а он, неспешно погружаясь в воду, ощущая каждый шрам на своём теле, пытался наслаждаться тёплой водой.
Было по-летнему тепло, хотя стояла осень ‒ октябрь или ноябрь. Точнее сказать трудно. В Новом Мире мало кто ведёт счёт дням: новый день, жив и хорошо. А вот погода, конечно, сильно изменилась. Вернее, она не изменилась. Совсем. Какой была в регионе, когда Легион десантировался, такой и осталась. Была на подходе зима, а тут уж четвёртый год неменяющееся лето. Где вечный дождь, где вечная жара, где похолоднее и тебя возьмёт дрожь, а где вполне приятно ‒ умеренный тёплый порывистый ветер, температура ниже температуры тела на градусов пятнадцать-двадцать. Хорошо, что это теплота оказалась вблизи водоёма.
Находясь в тёплой воде, Сашку постигали раздумья: Прометей, легенды Нового Мира ‒ есть ли в них хоть доля правды, Принцы и Пилигримы. В общем, находясь в такой тишине, он всегда погружался в свои мысли, обдумывая то, как сильно изменился мир ‒ изменился ли он вообще, или сущность осталась та же? ‒ взаимодействие людей, одни делают что-то для других и наоборот, где-то существует много мелких лагерей, но ни одного крупного города, ни одного государства, где существовало бы понятие «власть». В Новом Мире каждый был подвластен себе ‒ ни закона, ни наказаний, ни поощрений, даже понятие «справедливости» стало довольно относительным. Да уж, Мир всё же сильно изменился.
Он наклонил голову вниз, осматривая своё пятно в области сердца. Паутина, как её называла Анастасия Степановна, действительно была похоже на паутину ‒ множество нитей переплетаются между собой; словно вены, идущие не единым потоком от одного другого, а сборище вен, брошенных в одну кучу, сплетающихся, путающихся друг в друге, оставляя рисунок в виде паутины. Правда, теперь эта Паутина была не бледно-розового цвета, а отдавала голубизной, возможно, даже больше походя на бирюзовый оттенок. Цвет сменился после высадки Легиона, а почему ‒ этого Сашка не знает.
Гуляя глазами по своему телу, он замечал все те шрамы, которые были до Нового Мира, и те, которые появились, когда всё это началось. Синяки, царапины, ножевые, пулевые, ожоги от паяльника и прижигания от сигареты, следы когтей и зубов. Шрамы у него было уже почти по всему телу.
Запрокинув голову назад, возводя глаза к небу, он продолжал пребывать в раздумьях.
"Пурпурный Склон. "
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.