Странная вещь - воспоминания

Странная вещь – воспоминания! Вечерами, когда закрываю глаза и готовлюсь заснуть, в голове вдруг вспыхивают быстрые и яркие, угасающего, как искры костра, воспоминания. Они кружат голову, вызывают или улыбку, или слёзы, каждый раз по-разному. Они показывают, как это было, напоминают мелкие детали, мелькают в сознании чёрно-белыми отрывками из прошлого. Откуда они всплывают? Почему? Может быть, гибнет клетка мозга, хранящая миг моей жизни, и напоследок дарит его мне, чтобы я снова пережила его на границе сна и яви, навсегда превратив в воспоминание о воспоминании.  

Иногда вдруг с необычайной ясностью представлю, как первый раз в жизни сама на электричке приехала в Омск: много людей, огромные дома, серый пыльный асфальт, куст анемичной городской сирени, зажатая в руке сумка и коричневая болоньевая курточка, которой я очень гордилась. То возникнет перед глазами лесная поляна, дети в пионерских галстуках и наша классная Валентина Ивановна – огромные зелёные глаза среди кудрей. Почему я так живо помню именно глаза этой женщины? В то лето нелепо погиб её муж Вениамин Степанович – учитель физики и математики в нашей восьмилетней школе. Она осталась вдовой в двадцать пять лет. Часто вспоминаю, как впервые увидела грохочущий ледоход на реке Иртыш, опасно прибывающую к парапету набережной воду и шуршащую в ней, как обёрточная слюда, ледяную шугу. Зрелище завораживающие даже при воспоминании о нём.  

Искры гаснут, а я начинаю думать, сколько предметов, казалось бы вечных и необходимых, навсегда ушло из моей жизни. Дыроватые авоськи и торчащие из них молочные бутылки с разноцветными крышечками из фольги (серебристые для молока, зеленые для кефира), большие двузубые вилки, привязанные в булочных к деревянным стеллажам с хлебом и батонами, сопровождаемые объявлением: «Хлеб руками не трогать, только вилкой». Кассы в троллейбусах, трамваях, автобусах, и билетики со счастливыми номерами, которые нужно было съесть, загадав желание. Если не съешь, желание не исполнится. Бутерброд из кусочка хлеба с тонюсеньким ломтиком колбасы за семь копеек и стакан томатного сока за десять, в близлежащем от института кафетерии. Эта еда частенько была и завтраком и обедом у нищей студентки.  

Что еще? На первое мая и седьмое ноября – парадные бархатные знамена с золотыми кистями и повседневный алый ситчик с лозунгами: «Мир, труд, май», «СССР – оплот мира», « Хи;нди ру;си бхай бхай». И завершающим штрихом – белые гипсовые бюсты вождей в актовом зале деревенского клуба или в комнате Ленинского Комсомола в школе. Воспоминания не оставляют надежды на повторение. Они тихо прошепчут, что время, увы, нельзя повернуть вспять и так же тихо исчезнут.  

Но все же более странная вещь это сны-воспоминания.  

Несколько дней назад мне приснился бывший коллега, которого не видела больше тридцати лет. В девяностые годы с распадом СССР он перебрался вместе с семьёй в один из городов России. Уехал втихомолку, не объявляя о намерении переезда, не прощаясь. Просто исчез незаметно и все. Более того, в какую сторону соседней страны пролёг его путь я не знала и не знаю до сих пор. Когда, всё вокруг рушилось, был всплеск преступности, полная неопределенность, все так уезжали. Время было бандитское, криминально-опасное. Грабежи, убийства и кражи не обошли стороной и наш маленький городок. А Владимир Николаевич Рыбалко был не простым работягой, а директором крупного универсального магазина «Молодежный», то есть весьма состоятельным человеком. Тогда он совсем недавно приобрёл в пригороде земельный участок, где строил коттедж, поэтому я даже предположить не могла, что он может вот так внезапно уехать.  

Я работала начальником спец. отдела Облпотребсоюза и мы с подчинённой Галочкой и В. Н. Рыбалко дружили по утрам после совещаний. Наш отдел находился на первом этаже за железной дверью с маленьким окошком посредине. Комната была какая-то плоская, двухмерная. Не успеваешь войти в дверь, как упираешься в зарешеченное окно, а сверху на тебя падает потолок. Размер её был чуть больше обычной кухни в квартире. Посредине стояли два столам на тонких журавлиных ногах. В углах – несколько сейфов с документами литеры «Секретно». На стене висели полки с книгами, где кроме нескольких художественных книг, плотно, корешок к корешку, стояло собрание сочинений В. И. Ленина. Красивые книги, переплет светился глубоким ультрамарином и золотым тиснением, но не помню, чтобы кто-нибудь из нас, когда-нибудь доставал эти томики и листал их просто так. А ещё у нас был электрический чайник и растворимый кофе в банках с надписью «Cafe Pele». Хороший кофе и чай в нашем провинциальном городе считался большим дефицитом. Натуральный кофе или даже растворимый было не достать. Володя иногда снабжал нас этим дефицитом. Не знаю, как Галя, а я считала Рыбалко другом и не относилась к нему, как к товару или инвестициям, что для меня до сих пор противоречит самой идее дружбы. Смысл нашей дружбы был не в том, что друг мог сделать для нас, а в том, кем мы становились в присутствии друг друга. К тому же все необходимое мы имели возможность приобрести в любом другом из многочисленных магазинов Облпотребсоюза.  

Почти каждый день после планёрки у шефа Володя забегал к нам в отдел, и мы поили его чаем или кофе. Во время этой чайной церемонии много смеялись, болтали о книгах, стихах, любви, обо всех, кто по случайности или благодаря прихоти судьбы являлся частью нашего мира. Все краткосрочные беседы были в общем о таких пустяках, что сейчас даже не вспомню их сути. Впрочем, говорить о серьёзных вещах в кабинете нам было нельзя, потому что ещё до нашего прихода в стену был искусно вмонтирован потайной микрофон, который мы обнаружили совершенно случайно во время побелки стен. Кто нас подслушивал не знаю до сих пор. Но что совершенно точно, мы никогда не говорили о проблемах, не обсуждали наши семьи и детей. Я и сейчас не знаю есть ли у Володи дети. Вместе с тем мне казалось, что мы были откровенными друг с другом. Он являлся тем человеком, на понимание которого я готова была потратить время, и которому позволяла понять себя. Володя был интеллигентным, очень начитанным, и остроумным мужчиной. Разве найдется среди тогдашних торгашей хоть один мало-мальски интеллигентный человек? Все прожженные циники и хамы, и, мне чтобы быть на одной волне, надо было или пить вместе с ними, или быть сочной разбитной брюнеткой, как председатель одного из правлений Солтан. От этой особы с высоким начесом, в форме раковины на голове, коллеги мужики просто млели и за один благосклонный взгляд готовы были выполнять самые идиотские поручения.  

Рыбалко был другим. Он практически не пил, хотя мир, в котором нам тогда пришлось вращаться, был весь протравлен алкоголем, по его велению совершались преступления, ломались жизни, в нем растворялись мечты, да и просто человеческие чувства. Однако работа есть работа, приходилось, созерцать жуткую бездну алкоголизма, не отшатываться в отвращении, а наблюдать и понимать, учиться распознавать такие симптомы опьянения, как шаткость походки, дрожание рук, покраснение лица и велеречивость речи, и, увы, не только в коллегах, но и даже в начальнике, царствие ему небесное.  

Итак Володю, по простоте душевной, я считала своим другом.  

Только теперь по происшествии времени понимаю, что половина дружеских отношений в молодости не были взаимными. Иными словами, тому, кого я считала своим другом, я могла не очень-то и нравиться. А разрыв между реальными и воображаемыми дружескими отношениями есть мой естественный человеческий оптимизм, чтобы не сказать эгоцентризм.  

Поскольку время – ресурс ограниченный, ограничено и возможное количество друзей. Есть среди них, переходящие при условии отсутствия регулярного контакта в категорию «знакомых». Я могу по-дружески с ними общаться, но они мне не друзья, и я им тоже. Для дружбы необходимы уязвимость и забота, равно как и раскрытие данных о себе, которые не вяжутся с моим отполированным образом. А Володя и вовсе оказался бывшим знакомым, чьё имя вспомнила с трудом.  

Но вдруг он мне приснился. Хороший, добрый сон, о нашем повседневном чаепитии с дружеской беседой. Целый день я ходила под впечатлением от этого сна и все думала: что если каждый сон, приходящий по ночам – своего рода зашифрованное послание, ключ к которому есть только у меня, то какую дверь нужно открыть этим ключом? Но одно ясно точно: послание касается именно моей жизни, предлагает обратиться к тем переживаниям, историям, конфликтам, которые сейчас важны, актуальны и требуют учета в принятии каких-то решений, но каких?  

Ответ пришёл через несколько дней. По воле случая мне позвонила знакомая из Москвы, чтобы из первых уст справиться о состоянии здоровья нашей общей подруги, поскольку я живу рядом. В разговоре она сообщила, что несколько дней назад у неё в гостях был Рыбалко Владимир Николаевич с семьёй и они вспоминали всех, в том числе и меня. Именно в ночь после их беседы мне и приснился бывший коллега, которого я давно забыла.  

Как к этому относиться? Мысль материальна?