A.Оредеж. Покажи мне свет!

Я вышел на ступеньки здания администрации или, как некоторые мои коллеги из тех, кто, как и я, постарше, по старинке называли – райкома. Втянул прохладный воздух, дувший со стороны реки, поглядел на огромный мост, по которому день и ночь, нескончаемым потоком проносились сотни машин и сел на ступени.  

Ноги не слушались. Допрос и все следственные действия, продолжавшиеся почти весь день, закончились, но войти в кабинет забрызганный кровью было по-прежнему нельзя. Да я и сам не смог бы, сегодня уж точно.  

Картина, произошедшая сегодня около полудня, не выходила у меня из головы, я видел её снова и снова.  

Дверь отлетела со стуком к стене, и старик в сером костюме-тройке, наставил не меня вороненый ствол пистолета.  

Я ещё до этого слышал, что в коридоре какой- то шум, кто-то бежит. Даже хлопки слышал и почему-то подумал, что это в кабинете за стенкой открывают шампанское. День рождения, наверное, у кого-то.  

И теперь, когда на меня смотрел этот ствол, я понял, откуда были эти хлопки. Рука его тряслась. Я видел, как ствол гулял в его руках.  

И когда выстрел из наставленного мне в лицо ствола раздался, я решил, что это конец, и всё что я вижу – это всё я уже вижу из другой реальности, из того света.  

–Тебе повезло, гнида, – прохрипел старик. – Повезло, потому, что остался один патрон. А мне очень надо один оставить себе. Но всё равно, я победил. Семеро крыс валяются, уткнувшись в свои грёбанные бумажки. Жалкие чиновные черви! Если бы все старики, которым нечего ждать от этой жизни, которые не могут больше выносить унижения, которым вы их подвергли, сделали, так же, как я, а не тряслись бы за свою поганую жалкую жизнь, то мы жили бы лучше, а гнид, вроде тебя стало бы меньше.  

Он перевел взгляд на дверь, за ней слышался топот.  

–Счастливая гнида. Удачливая. Но знай, ты для того остался жить, чтобы передал остальным гнидам, что такие как я, ещё придут. И много. Не молодые трусливые недоделки, с их бомбами в метро, где гибнут невинные люди. Придут те, кому нечего терять, и ударят именно по тем, кто сделал их жизнь такой. По вам.  

С этими словами он приставил пистолет себе под подбородок и выстрелил. Миллион красных брызг окрасил стену, потолок, дверь. Труп рухнул перед моим столом. Я отвернулся. В штукатурке за моей головой, красовалась дыра от пули. От того выстрела предназначавшегося мне. Я посмотрел на бумаги на своём столе, маленькие капли были и на них, и на мне, на моей рубашке, на волосах, на лице.  

Тошнота подкатила к горлу, слабость охватило всё тело, колени подогнулись. В животе закрутило так, будто вот-вот начнется сильнейший понос.  

Я почувствовал, что проваливаюсь, в какую – то теплую и мягкую яму.  

Оттуда меня и вытащили врачи скорой окруженные омоновцами и людьми в штатском.  

Как выяснилось он начал с того, что уложил охранника у вертушки с металлодетектором, потом второго, вышедшего из комнаты охраны на звук выстрела. Потом поднялся на второй этаж и там уложил наповал пять человек. Троих в отделе соцзащиты, бухгалтершу, шедшую по коридору и начальника отдела благоустройства, моего шефа. Потом поднялся на третий этаж и ворвался в мой кабинет, крайний от лестницы.  

«Ну, допустим разбирался бы и дальше с соцзащитой, возможно, они хоть как-то в его бедах виноваты, по крайней мере, он так считает, но причем тут отдел благоустройства. На двери же написано: «Инженеры по благоустройству», или причем тут невинный бухгалтер? » – невольно проносились мысли. Хотя, отдел соцзащиты – всего лишь статистикой занимаются. Это же не пенсионный фонд. Ну, есть там у них какие- то бесплатные бассейны и концерты. Билет что-ли ему не достался?  

Почему он так сделал, пока никто не знал. Было ясно лишь одно. Старик сорвался. Старость, болезни или убогая жизнь, довели его. Может зависть. Ведь все мы для него крысы, вырвавшие у него, представителя народа, кусок пирога. Ну не мы же одни…  

Те, кого он убил, были всего лишь значительнее его, потому что работали тут в райкоме. Если каждый начнет убивать всех тех, кто значительнее его…  

Мысли путались. Тошнило. Тошнило сегодня целый день. Я бросил курить лет уж пятнадцать тому назад, но сегодня не выдержал. Стрельнул у полицейского сигарету. Половину выкурил и выбросил. Гадость. Какими же они стали гадкими. Это даже не табак, а какая-то мерзость. Почему люди это курят? А я почему не курю? Берегу здоровье? Для чего? Чтобы однажды, ко мне, скромному служащему отдела благоустройства районной администрации ворвался сумасшедший дед и нажал на курок?  

Пляшущий в его руке ствол. Направленное на меня отверстие, из которого вылетела пуля. Они смотрели на меня, как и глаза этого деда. Неотступно смотрели.  

Остальных он застрелил почти в упор. Нас разделял мой стол и стулья для посетителей перед ним. Если бы он подошел ко мне ближе, ещё на шаг или два, мне был бы конец. Но он не подошел. Услышал топот ног омоновцев по коридору, занервничал и выстрелил.  

Сначала я испытал облегчение от того, что он застрелился, но потом прилипло непонятное, гадкое чувство вины, за его смерть, будто это я его застрелил.  

-Привет, – подошел ко мне Максим. Максим работал в одном кабинете со мной, его стол стоял напротив. Когда все произошло, он был на выезде, смотрел, как украшают цветами заборчики вокруг газонов. Ему повезло. Он видел только брызги крови и накрытые простынями тела.  

–Не хилый денек, – продолжил он.  

–Макс, иди в задницу, – говорить мне ни с кем не хотелось.  

Он не обиделся  

–Может, пойдем, выпьем? Машины на стоянке сегодня оставим. Сегодня надо бы выпить, – он сел рядом со мной, – блин, я же с Галькой, бухгалтером, на Новом году, на корпоративе целовался. Прикинь. Сначала на брудершафт выпили и поцеловались. А потом ещё в холле ресторана. Я думал, потом в сауну с ней поедем. А за ней муж приехал тогда.  

Макс вздохнул и продолжил.  

–Муж её здесь. В коридоре сидит. Никакой вовсе.  

Макс снова громко вздохнул.  

-Ладно, пошли, выпьем. Жизнь-то продолжается. Надо дальше жить, на этих ступеньках простату отморозишь, хотя и лето.  

Максим поднял меня за локоть, и мы пошли прочь от администрации, через садик в сторону большой шумной улицы.  

В кафе мы уселись у окна. За толстенным стеклом сновали прохожие и торопились в быт, как говаривал мой отец. Я часто вспоминаю его в периоды, каких- то невзгод. Думаю, как бы он себя повел в той или другой ситуации, или вспоминаю его похороны.  

Не нравилось ему, что я чиновник.  

–Взять бы «помпу», да перестрелять бы вас всех, упырей, – говорил он мне.  

–Что, и меня бы пристрелил? – спрашивал я.  

Тут он улыбался, обнимал меня за шею и сразу добрел.  

–Нет, тебя нет, конечно. Ты молодец.  

Я опрокинул в себя три рюмки водки подряд. И большими глотками, жадно запил их кружкой пива.  

Макс с опаской смотрел на меня. Кивнул на тарелку с селедкой «под шубой».  

–Закуси-ка, или хоть хлебца возьми.  

Я ковырнул селедку.  

–Слушай, тебе жена звонила? – спросил я.  

–Да нет. Я сам ей позвонил, пугать не стал. И рассказывать ничего не стал.  

–А моя не звонит. И я ей не звоню. Значит, она и не знает ничего. Твоя знала?  

–Нет, – ответил Макс. – До нынешнего момента пока в новостях ничего не было. И в интернете нет.  

–Что же никто ничего не сфоткал и никуда не выложил?  

–Не знаю, – пожал плечами Максим, – От выстрелов разбежались все, может и не фоткали.  

Власти тоже в шоке, Это ж первый раз такое. На администрацию ведь напали и нападавший не мусульманин, а пенсионер. Заслуженный, возможно, человек. Вот и нет пока информации.  

Я набрал номер жены.  

–Задержусь сегодня. Всё нормально. У нас тут чп небольшое. Потом расскажу.  

Я очнулся, почувствовав, что задыхаюсь. Лицо было уткнуто в полушку. Я приподнял голову, вдохнул воздух, будто вынырнул из волны, и огляделся. Слава богу, дома!  

Голова снова бессильно рухнула на подушку.  

Я услышал звук застегиваемой молнии. Встал и вышел в коридор.  

Жена стояла на пороге, одетая.  

–Сколько времени? – спросил я.  

–Сейчас мне некогда говорить с тобой, пора на работу. Надеюсь, ты придешь в себя к вечеру. Ты помнишь, что мы встречаемся в «Махрах» сегодня в пять. У Нади день рождения. Позвони мне днем.  

–Ну, Оль, – начал, было, я.  

Она взяла с тумбочки ключи от своей машины и захлопнула дверь.  

Я прильнул лбом к окну.  

« А где же моя машина? Ах да…, у райкома... Все происшествия вчерашнего дня медленно возвращались в голову.  

Ну и нажрались, же мы вчера, как там Макс?  

Я взял свои вещи, разбросанные по спальне. Смутно, но всё же вспомнил, как Макс привез меня на такси домой, потом поднимались на лифте, а потом он выпихнул меня из лифта. Это всё.  

Ах да, там, в кафе была девушка. Хорошая такая девчонка. О чем то мы с ней говорили, спорили. О культуре что ли, или о политике? Она, наверное, мне в дочери годится, надо же Макса она совсем не заинтересовала. А ведь он моложе меня лет на десять  

Я вспомнил своих дочерей. Обе были замужем, мы давно не виделись. Слава богу, что они не видели вчера своего папочку в таком состоянии. Мы уже лет пять, как разошлись с их матерью, моей первой женой. Первой, и как я считал про себя, единственной. А Ольга? Ольга это так, мы вместе просто, потому что, как-то встретились и как-то вместе стали жить. Вторая жена это не по- настоящему, это просто сожительница.  

Я посмотрел на себя в зеркало.  

–Боже, боже, А ведь я уже дедушка, страшно-то как, – пробормотал я.  

Я сгреб вчерашнюю окровавленную одежду и бросил у входной двери. Пойду на работу и выброшу все на помойку. Стирать это не хотелось. Хотелось какой-то новой чистой жизни. На работу? Нет, на работу сегодня я не пойду. Это уж точно.  

Я прошел в кухню и извлек из шкафчика бутылку коньяка. Налил четверть стакана. И залпом выпил. Включил кофеварку и уселся у окна. Взял телефон.  

–Алле, Макс? Как ты? Молодец. А я не очень. Голова болит. Скажи, там, что я заболел. Ну, после всего этого и вообще. Я разбит что-то сегодня. Сегодня пятница, до понедельника, надеюсь, приду в себя.  

Голове становилось легче. Я глотнул ещё коньяка. Вечером ресторан. Надька, – подруга жены. Мы дружим семьями уже лет двадцать или тридцать. Зачем нам встречаться? Нам уж и говорить то не о чем, ни с ней, ни с её мужем. Что праздновать? Что праздновать, эти дни рождения? Какие итоги и какие успехи отмечать? Надька экономист в каком-то институте статистики, непонятно чем занимается. Будет опять рассказывать о том, какой у неё стресс на работе, что скоро их всех сократят, а институт закроют, и о том, как важен их институт. А Колька, военный пенсионер, будет говорить о рыбалке. А потом наперебой будут говорить о своей даче. И о том, что председатель садоводства у них – ворюга. Ну, ничего, расскажу им вечером о вчерашнем. Немного оживит беседу. Я включил телевизор. В новостях не было ничего. Включил компьютер. В интернете тоже ничего.  

«Махры» располагался на перекрестке двух широких проспектов, на втором этаже недавно отстроенного стеклянного куба.  

Помимо Надьки с Колей и нас было ещё две пары Надькиных друзей. Мы потягивали красное вино. Говорили о всякой чуши. Супруга не обращала на меня никакого внимания.  

–А меня могло и не быть с вами сегодня, – выступил я.  

–Так выпьем за то, что ты сегодня с нами! – в тон мне ответил Коля, и все подняли бокалы.  

–А что в новостях сегодня, ничего не было про теракт или стрельбу? – спросил я.  

–Да там каждый день что – то про стрельбу и теракты, – ответил Коля.  

Было душно. Пить не хотелось. Есть тоже. От притворно приветливой рожи официантки тошнило. Лицо того деда с пистолетом не выходило из головы. Хотя, нет. Я поймал себя на мысли что не помню особенно его лица, по крайней мере, пока он был жив и цвет глаз его не помню. Я боялся взглянуть ему в глаза. Я, как зачарованный смотрел на чёрное девятимиллиметровое отверстие, из которого в любой момент могла вылететь пуля.  

Что я тут делаю в этом душном ресторане? Сейчас мы ещё выпьем, потом ещё, потом закажем кофе с всякими чизкейками. Произнесем ещё кучу ненужных банальных фраз. Незаметно друг от друга засунем в себя таблетки для пищеварения, чтобы желудок со всем этим справился. А потом приедем домой, и останемся с Ольгой вдвоём. А этого почему – то не хотелось.  

Я взял телефон и приложил к уху, потом встал и, указав всем на телефон извинился.  

–Простите, это срочно.  

Я спустился вниз и вышел на улицу. Несмотря на загазованный проспект и толпы курящих людей, идущих мимо, тут всё равно было как- то легче дышать, чем в «Махрах».  

Я вспомнил, как вчера закурил, оглянулся, может у кого-то стрельнуть сигарету, но потом меня осенила другая идея.  

Я подошел к таксисту, стоявшему возле своей машины, и через секунду уже мчался с ним по проспекту в кафе, в котором был вчера с Максом. Что-то словно руководило мною, будто это не я сам принимал решения и действовал.  

Столик, за которым мы сидели с ним вчера был свободен. Я заказал коньяк и холодной минералки, уверенно пообещав себе, что это последний коньяк на сегодня, а может и вообще с завтрашнего дня, я навсегда брошу пить. Или хотя бы на время. Кафе со столиками занимало лишь половину зала, а в глубине его, в красивом полумраке, созданным подсветкой, вдоль стены, располагалась барная стойка. Я взял свой коньяк и перебрался туда.  

Достал телефон и написал сообщение Ольге: « Извинись перед всеми, срочно вызвали на работу, у нас там ЧП. Увидимся дома». Потом, немного пораздумав, отключил его и сунул в карман пиджака.  

-Привет, – услышал я и нисколько не удивился, увидев перед собой вчерашнюю знакомую. Я ведь и ехал сюда, чтобы увидеть её. И был уверен, что встречу.  

–Какими судьбами? – улыбнулся я.  

–Да я тут живу недалеко.  

–А я тут рядом работаю.  

–Что- то раньше я тебя не замечала?  

–Ну не знаю, в другую сторону, наверное, смотрела. Напомни, как тебя зовут? – улыбнулся я.  

Надо же, её звали Оля. Так же как жену.  

– Судьбоносное имя, для меня, – снова улыбнулся я, как мне показалось очень обворожительно и обаятельно.  

Макс как-то рассказывал мне про одного парня, который выбирал любовниц, только чтобы их звали так же как его жену, чтобы не оговориться, во сне, например или при разговоре. Правда, с женой он всё равно потом развелся.  

Оля тоже не отказалась от коньяка. Высокая, спортивная, стройная, что она тут вообще делает вечерами, да ещё болтает с такими как я или Макс. Мы, явно не потенциальные женихи, если она, конечно, ищет жениха. Чем она вообще занимается?  

Словно прочитав мои мысли, откинув прядь своих тёмных волос, она сказала:  

–А я художница. Пишу картины. Маслом.  

–Ого.  

–А ты кто?  

–Ну, это скучно.  

–А всё-таки.  

–Я чиновник. Небольшой. Ну, инженер, скорее.  

По её лицу пробежало удивление и разочарование.  

–Да это действительно не весело, – согласилась она, – ну зато хоть хорошие деньги.  

Я улыбнулся в ответ.  

–Да, какие там деньги.  

–Хочешь повеселиться? – спросила она, – Держу пари, тебе надоела твоя однообразная чиновничья жизнь, и ты ходишь по барам в поисках приключений?  

–Не знаю почему, но с тобой я готов ввязаться во что угодно.  

Она наклонилась ко мне и поцеловала.  

Проснувшись на следующее утро, я как всегда стал определять, где я нахожусь и с первого взгляда, понял, что не дома. Ольга спала рядом.  

За секунду пробежали воспоминания о вчерашнем вечере и ночи.  

Я вспомнил её прерывистое дыхание и стоны удовлетворения и самодовольно улыбнулся, хотя внутри закрутился червячок какого-то беспокойства и чувства вины. Я представил, что чувствует жена Оля. Другая Оля.  

Я выполз из-под одеяла и вышел из увешанной картинами комнаты её маленькой однокомнатной квартирки, в старом кирпичном доме с окнами в зеленый двор. За дверью ждал крохотный коридор, санузел и убого обставленная кухонька. Хотя, для одиноко живущей девушки прекрасный вариант. Снимать, наверное, не так дорого. Откуда она приехала. Из Пензы или из Вятки. Она говорила, но я забыл. И где это вообще? В Чувашии? А где Чувашия? Надо на карте посмотреть. Хотя на чувашку она не похожа. Хотя, я что знаю, как выглядят чувашки?  

В кухонном бардаке я отыскал пачку с растворимым кофе и включил чайник.  

Вся стена на кухне была разрисована. Какой-то лес, огромные грибы-поганки и за деревьями вставало солнце, лучи пробивались мимо толстых стволов, играли среди листьев и травы, отражались в траве. На небе нотный стан и какие-то ноты, будто бы с неба доносится музыка.  

Написано было талантливо. Она молодец, вот предложить бы ей расписать стены нашей администрации. Я уже стал прикидывать, сколько денег на этом можно заработать, но осекся. Кто я такой? Я ведь не глава администрации, чтобы такие подряды раздавать, да и никогда им не буду. Я дерьмовый инженеришка по благоустройству. Я, наверное, даже не смогу заменить погибшего начальника нашего отдела. Наверняка это место предложат Максу. Он моложе и перспективнее. Просто никчемный инженеришка, просидевший всю жизнь в проклятом «райкоме».  

Я поискал выпивку. Тщетно. Оля была явно не из тех, у кого могла заваляться бутылка коньяка. Придется довольствоваться кофе.  

Я уселся у окна и принялся пить растворимую бурду. И что удивительно, ничего особо не отличало её от кофе из моей навороченной кофеварки.  

За окном семья грузила в белый кроссовер какую- то мебель, сумки, мешки. Дачники. Как хорошо было бы сейчас поехать за город.  

Дверь кухни отворилась и на пороге появилась Ольга.  

–Тебе нравятся грибы? – спросила она.  

–Очень красиво, – ответил я, – С добрым утром.  

–С добрым, – она стояла совсем голая. – Не эти я имею ввиду, она кивнула на стенку. А настоящие. Ты их пробовал?  

–Ну, кто не пробовал грибы. В сметане например…  

–Ну, вот и отлично. Поедем за город? К моим друзьям на грибы?  

–Так не сезон?  

–Они сами выращивают. И поверь мне продукт отменный.  

–А я только что подумал, что неплохо бы вырваться за город.  

–Ну, вот видишь, как мы одинаково мыслим. Только поедем мы не сразу сейчас. – Она подошла и увлекла меня в комнату.  

Мы провалялись в кровати до обеда. Принимая душ, оглядывая её убогую ванную комнату, я вспоминал свою джакузи и невольно представил, как я лежу в ней, подставляя тело струям из двенадцати форсунок. Что я делаю тут, в этом убожестве?!  

Ну, ладно, джакузи никуда не денется. А приключение есть приключение. И у меня такого ещё не было.  

Пока Ольга была в душе, я включил телевизор. Шли новости:  

«-Китайский бизнесмен, глава строительного холдинга «Хуа-Бао» Ван –Линань, был сегодня убит выстрелом из пистолета в голову, на выходе из конференц-зала российско-китайского выставочного центра «Дружба» По данным следствия убийство мог совершить один из дольщиков жилого комплекса, который Ван-Линань обязался сдать пять лет назад или кто-то из сотрудников «Хуа-Бао», в котором задержка зарплаты составила уже полгода. Также это могла быть месть китайских инвесторов, от которых Ван-Линань скрывался в России».  

–В общем, китаёзу мог пришить кто угодно, – смеясь, сказала, снова абсолютно голая, Ольга, вытираясь на ходу полотенцем.  

Я поморщился и вспомнил смотрящее на меня дуло. Этот Ван-Линань замешан во всяких темных делах, а Галька из бухгалтерии погибла за что? А я за что мог получить пулю в голову?  

Я невольно перекрестился.  

–Ой, чего это ты, – рассмеялась она, – Китаёзу пожалел. Да брось, они все жулики. У нас в Хабаровске их полно. С детства их знаю.  

–Так ты из Хабаровска?  

–Я ж тебе говорила. Забыл? – укоризненно покачала головой она.  

Я виновато улыбнулся.  

–Я о своём много думаю я ведь тоже тут в четверг чуть…  

–Меньше думай. Наша жизнь полное дерьмо, если начнешь о ней думать, то и вовсе свихнешься. Хотя кому я это говорю? Чинуше. Одному из тех, кто и устроил это дерьмо.  

–Да я…  

–Ладно, перестань. Не заводи меня. Я ненавижу всех чиновников, но вблизи ты мне кажешься нормальным. Ты, наверное, недавно там.  

Я вспомнил, как начал работать ещё инструктором райкома комсомола, когда мне было двадцать один.  

–Недавно, будто вчера только начал, – поддакнул я.  

–Вот и беги оттуда, а то превратишься в животное, такое же, как и все бюрократы.  

–Куда бежать-то? На биржу труда?  

–Ну да, – согласилась она, – Вы же и довели до такого, что работы в стране нет. Со всей страны люди едут в Питер и в Москву, на заработки, но и тут тоже ни хрена, стоящего нет.  

–Это не мы, это всё Москва.  

Мы вышли во двор.  

–Пойдем к метро, оттуда на Финляндский. А там часик на электричке, потом автобус и пешком. Осилишь?  

–У меня другая идея, – улыбнулся я, – нащупывая в кармане пиджака ключи от машины. Я по привычке взял с собой и их, и документы на машину. Надо только будет дойти до райкома, где стоял мой мерседесик.  

Через двадцать минут мы уже мчались по кольцевой и слушали музыку. А Ольга восхищенно посматривала на меня, полулежа расположившись на пассажирском сиденье.  

–Мерседес. Да я сорвала весь банк, – улыбнулась она, гладя кожу отделки.  

Я вспомнил её восхищённый взгляд и возглас, когда мы подошли к машине.  

–Мерседес? Шикарно!  

Перекусив по пути в кафе на заправке и немного поплутав между двух деревень в поисках нужного съезда с шоссе, мы наконец-то свернули на дорогу, идущую прямо по полю к даче ее друзей.  

Дом виднелся издалека.  

Это была заброшенная совхозная ферма. Кирпичный коровник в одной части которого располагался жилой дом с пристроенной к нему террасой. Было видно, что на ней расположились люди.  

–Тут что и коровы есть?  

–Теперь нет. Игорь, мой, как бы импресарио, помогает продавать картины.  

–Поучается? – спросил я  

Ольга поморщилась в ответ.  

–Он, в основном, тут торчит, на этой ферме. Тут классно, помимо фермы тут два гектара и все его, и рядом никаких садоводств. Простор. К нему финны приезжают. Он им водку продает, сигареты. Оптом всё это в городе берет. Они тут у него, почти каждые выходные балдеют. Ну, некоторые мои картины берут. Они там у себя их перепродают. Один три штуки взял, говорит, что у него свой музей, «Салмеа», называется. Волосы длинные. Всё время саксофон с собой таскает. Как выпьет, выйдет вон туда, в поле и начинает наяривать мелодию из какого-то старого фильма. Из «Крестного отца», кажется. Даже диск мне подарил. Звал в Финку, предлагал, мне выставку устроить, Мне только кажется, он просто переспать со мной хочет, а никакого музея у него нет. А диск теперь любой дурак записать может.  

–А если бы был, переспала? – спросил я  

–За выставку? – удивленно переспросила она.  

–Ну, да.  

–В Финляндии?  

–Ну, да.  

–Нет, конечно, – сердито ответила Ольга, – За кого ты меня принимаешь.  

На последнем слове она прыснула и залилась безудержным смехом.  

Я тоже засмеялся.  

Мы почти подъехали к дому.  

–Вон смотри, какой-то «Фольксваген» с финскими номерами, а вон та «Тойота» с нашими, это Костик. Я тебя со всеми перезнакомлю. Кстати Игорь почти твоего возраста. Так что не комплексуй. В этой компании вообще все разных возрастов. Тут возраст это не главное. Тут нужен настрой. Возраст души.  

–Привет, – крикнула она, открыв дверцу, когда мы остановились.  

На террасе несколько рук вскинулись вверх, приветствуя её.  

Один встал и, подойдя к нам крепко обнялся с моей попутчицей  

–Это Игорь, хозяин, – сказала она и представила нас друг другу. Мы пожали руки.  

–О, Эльза! – Оля увидела выходящую из дверей фермы полную женщину, в кремовом брючном костюме и устремилась к ней на встречу.  

Они тоже обнялись  

–Хорошая машина у тебя, – улыбнулся Игорь. Длинные наполовину седые волосы были завязаны в пучок, черная футболка с эмблемой «Helsingin Jokerit», тренировочные штаны и шлепанцы на босую ногу. Он явно лет на десять-двенадцать был меня младше. Я рассмеялся в душе, вспомнив, что Ольга назвала нас ровесниками. По-видимому, мы все, кто постарше казались ей одинакового возраста сорок-пятьдесят, какая разница.  

«Ну и персонаж, вот видела бы жена и наши друзья с кем я общаюсь», – улыбнулся я. «Жена. Надо позвонить ей, хотя нет, сначала надо чуть выпить».  

С этими мыслями я открыл багажник и продемонстрировал Игорю четыре упаковки пива.  

–О! – восхищенно произнес он и, подхватив две направился к беседке. Я взял ещё две.  

–Давайте эти в дом, в холодильник, – произнесла полная женщина.  

–Это Эльза Степановна – мама Игоря, – представила её Ольга. Я посмотрел в глаза женщине и только сейчас заметил, что она действительно годится Этому Игорю в матери, а мне в старшие сёстры.  

–Ну что там, просто Эльза, твой кавалер тоже не молод.  

–Он не кавалер, он чиновник – засмеялась Ольга и отправилась на террасу приветствовать гостей Игоря.  

–Сочиняешь, на чиновника не похож, рожей не вышел, – засмеялась Эльза, и мы зашли в дом.  

–Ну, я просто инженер, – виновато ответил я, – по благоустройству.  

–Здорово, я тоже дизайнер, Вот тут всё сама придумала. Это раньше была ферма.  

–Я догадался.  

Мы с ней вошли в большой зал с разнообразными диванами посередине, сдвинутыми в каре. Внутри каре стоял круглый стол. Вся остальная мебель состояла, из каких – то полочек, шкафчиков, маленьких столиков. И на всех лежало какое-то никчемное барахло, кое, что даже висело в сетках на потолке и на стенах. Вдоль стен валялись доски, мешки с цементом, стояла стопка кирпича, несколько коробок с плиткой. К стене прислонена пачка почерневшей фанеры. Железная квадратная печь-камин со стеклянной дверцей топилась, и в зале было тепло. Узкие проемы окон фермы, когда их застеклили, стали ещё меньше и в зале было мрачновато, если не сказать темно.  

Кухонные столы рядом с которыми стоял холодильник были завалены грязной посудой.  

Эльза достала из холодильника бутылку с мутной жидкостью и два стаканчика. Налила в один побольше и протянула мне.  

– Я уже сегодня принимала. Это текила, Игорек делает её сам. – Мы чокнулись и через секунду, я сильно пожалел, что не отказался от этой страшной сивухи.  

Но было поздно. Подскочив к крану, я открыл его и хотел набрать в стакан воды, но вода не пошла.  

–Насос вчера полетел. Вот держи пивка.  

Эльза ловко открыла бутылку и всунула пиво мне в руку.  

–Крепкая? То-то. Игорек знает в этом толк. Ну, пошли, пошли к гостям, – довольно хрюкнула она.  

Во дворе я набрал полные легкие воздуха но не почувствовал особого облегчения. Текила словно ударила абсолютно по всем органам. Закрутило голову, затошнило, в горле першило, будто я проглотил стакан крутого кипятка, заболел бок и появилась странная легкость в ногах.  

Но надо было, не подавая виду идти в беседку знакомиться со всеми.  

Костя, тоже старый знакомый Ольги был с двумя девушками. Одну, Катю, представил как свою жену, вторая была ее подруга, имени я не запомнил всем где-то около тридцати. Двое бородатых парней – финнов, казалось, были постарше, один из которых, Пекка, слабенько говорил по-русски, и время от времени переводил другому шутки Кости, которыми тот сыпал без умолку.  

Все пили пиво.  

–Päivää, – поздоровался я с финнами, но это, не вызвало у них ни малейшего удивления.  

Они невозмутимо поздоровались тоже на финском.  

–Mita kuluu? – спросил я.  

Тут только они оба слегка улыбнулись и закивали  

–Hyvää, Hyvää.  

Потом Пека, решив, что я хорошо говорю по-фински начал мне что- то рассказывать.  

–Нет, нет, -запротестовал я, – Я не понимаю. Эй…Эй. I don't speak Finnish.  

Но Пекку это не остановило, он продолжал что-то говорить и спрашивать меня по-фински.  

–Ха, га, га! – заржал Костя. – Не фиг было здороваться на финском, теперь отвечай.  

В этот момент Ольга принесла из машины огромную пиццу, которую мы купили по пути и все с восторгом накинулись на неё.  

–Ещё не остыла! – пробормотал я, пытаясь заесть страшный привкус Эльзиного самогона.  

–Оля, твой кавалер попробовал нашей текилки, – засмеялась, подходя, Эльза. – Кто-нибудь ещё хочет текилки?  

–Нет, нет, – раздалось отовсюду, – Сегодня только пиво! Нам завтра ехать.  

Примерно через полчаса я всё же решился, позвонить жене. Я извинился, пошел за дом и увидел анфиладу коровника, примыкавшую к жилой части фермы. Через пустующий дверной проем я зашел внутрь. Эта часть здания была в нетронутом состоянии уже лет тридцать. Сырость и запах плесени как будто разливались по воздуху. Пахло грибами, словно сунул нос в корзинку со свежесрезанными подберезовиками и белыми.  

Я включил телефон и, подождав, когда он активизируется, набрал номер жены.  

–Алле.  

–Привет.  

–Привет, ты где?  

–Неважно, мне, знаешь, надо побыть одному, какое-то время…  

–Слушай, я звонила Максиму, Он мне всё рассказал. Почему ты не рассказал мне всё сам? Почему надо топить это в коньяке? Почему одному? Мы же вместе…  

–В текиле, – перебил я её, – Слушай, представь, что я в командировке. Мне действительно нужно побыть одному. Просто извини.  

Не дожидаясь её ответа, я выключил телефон.  

Стало как будто легче, а может и нет. Возвращаться к этой компании не хотелось. Действительно хотелось побыть одному, хотя бы даже здесь в этом заброшенном и полуразрушенном сыром месте.  

Я огляделся. Бетонные стены покрывал тончайший слой мха. А на нем, вцепившись, росли мириады мелких грибов. Высотой не более двух-трех сантиметров. Пол тоже покрывали грибы. На бревне, служившим когда-то перекрытием крыши и упавшим много лет назад на бетонный пол, грибы были крупными, напоминавшими обычные лесные опята, только какого- то фиолетово-серого цвета. Хотя для опят сейчас был явно не сезон.  

Хотелось, действительно, побыть одному. Я подошел к оконному проему и стал смотреть в поле.  

Небо затянуло. Заморосил дождь. Наш извечный противный дождь, портящий каждое долгожданное лето.  

Огромный пес с рыжими и белыми пятнами мчался по полю прямо к коровнику. Мне стало не по себе. Он добежал до развалин и легко впрыгнул в оконный проем. Тут же подбежал ко мне и залаял, но потом успокоился и спокойно лег рядом.  

В дальнем углу коровника скрипнула дверь, ведущая прямо в дом.  

–Берри, – крикнул Игорь, – Ты, тут?  

Пес побежал на зов.  

–Эй, а ты чего тут? – Игорь увидел меня, – Дождь начался. Пойдем в дом, иди сюда, можно и тут пройти, коровник с домом соединяются. – позвал Игорь меня.  

Я подошел к нему. Он трепал Берри.  

–Два дня, где-то бегал, паршивый кобель, как тебя корейцы-то не съели? Там в деревне, – Игорь махнул рукой, – живет корейская семья. Они всех собак в округе переловили. Надо ж, как дождь пошел и вернулся. Ах ты, Баскервиля ты моя.  

Я не мог, не улыбнутся глядя на эту парочку.  

–Ну, пошли, пошли в дом. Сыро как-то, – предложил Игорь.  

Мы вошли в комнату по всему служившую, спальней. Шкаф без дверей, раскладушка и куча разбросанных вещей. Полуметровые колонки. Плакат «Пинк Флойд» на стене. Плакат «ДДТ» на двери.  

–Это моя спальня, – подтвердил мои мысли Игорь и кивнул на плакат на двери, – Смотри, вон подпись Юры, он сам мне его подарил. Он тут был как-то. У него дача в этих краях.  

Я понимающе покивал.  

–Я тоже немного сочиняю, – произнес Игорь и схватив гитару и поставив одну ногу на колонку изобразил рок-н-ролл.  

–Хей, хей, хей, моя крошка!  

Хей, хей, хей, моя крошка!  

Потом выкрикнул сам себе:  

–Соло! – и начал нервно дергать струны.  

–Медиатора нет, -оправдался Игорь, отбросив гитару на кровать, – Опять куда-то задевался. А я без него плохо.  

Мы вошли в смежную комнату, точную копию его спальни, только вместо раскладушки кровать, у другой стены, рядом с окном-бойницей, розовое трюмо и кресло в стиле ампир. Все стены были увешаны ловцами снов, перьями, какими – то амулетами, масками, картинами с грибами, скорее всего Ольгиной работы.  

–А это мамина.  

Из маминой комнаты вошли в зал, где я уже был.  

За это время все гости перебрались из беседки сюда.  

После промозглой сырости фермы, тут было тепло. Потрескивали дрова, пахло дымком. Пёс вошел с нами, перенюхал всех гостей, расположившихся на диванах и плюхнулся под стол.  

Все смеялись и о чем-то тихо говорили, пили пиво прямо из бутылок. Но всё перекрывал Костин голос:  

–Вот царь Петр. Говорят, он был великий. Великий – это тот, кто печется о своем народе. А этот столько людей погубил, чтобы построить этот грёбанный городишко в овраге, где и люди то раньше по своей воле никогда не селились.  

–Нам надо было выход к морю. Он о будущем пёкся, – возмущалась Эльза Степановна.  

–Сына лично запорол, соратников своих на дыбе скольких угробил, сколько людей казнил, сам казнил, лично. Убийца, маньяк, шизофреник и параноик. У нас в Архангельске выход к морю был. Нет, чтобы турков гнал из Константинополя. Вот и был бы выход к морю. Да ещё и какой. Прямо в Европу, в Средиземное море.  

-Нами постоянно правили ублюдки. Что ты именно к Петру-то привязался. Ну, хоть одного нормального царя назови? – встрял Игорь.  

–Ярослав Мудрый, – выкрикнула Ольга  

–Так он не наш, – заржал Игорь, – Вин жа ж хахол.  

Все засмеялись  

На столе стояло блюдо с мелкими сушеными грибами, напоминавшими те, что я видел в здании фермы.  

–А мы тебя ждем, – кивнула на грибы Ольга, – я же тебе говорила, что грибы будут.  

–Ну, приступаем, – скомандовал Игорь, первый запихал щепотку грибов себе в рот и начал жевать. Его примеру последовали и другие. Финны переглянулись и тоже взяли по щепотке.  

Я опасливо посмотрел на Ольгу, но увидев, что она тоже отправила грибы в рот, последовал её примеру.  

–Это, то, о чем я думаю? – спросил я её тихонько.  

– Я не знаю, о чем ты думаешь. Но грибы очень хорошие. Долго жуй. И для начала, много не бери, тебе одной щепотки хватит.  

Никогда раньше я не пробовал никаких наркотиков, не употреблял ни конопли, ни таблеток, ничего даже близко похожего. Но никогда раньше я и не хотел уйти от реальности, так как сейчас.  

Особенного своего привкуса у них не было, но если пожевать подольше, вкус был словно у обычных грибов, которые вылавливаешь подчас в супе.  

–Вот возьми вон ихнюю Финляндию. Чисто всё как. Какой уровень жизни, а за счёт чего? Загадка. Никаких тебе природных ресурсов. Лес только и камень. А в каждой деревеньке супермаркет, школа, детский сад и спортзал, бассейны, сауны. Почти всё бесплатно или за копейки. Я, когда первый раз приехал вообще офигел, – продолжал Костя.  

–Ну и что, мы какую войну пережили… – встряла Эльза Степановна, беря уже вторую щепотку грибов.  

–Да, да, – поддакнул Игорь. -А до этого первую мировую и революцию.  

–И татаро-монгольское нашествие, – улыбаясь, вставил я.  

–А финны не пережили? Победили-то мы. Они после войны ещё нам контрибуцию несколько лет платили, – не унимался, Костя, – просто они отличаются от нас двумя вещами не пьют и не воруют. Вот и результат.  

Сравни соседние города Иматру и Светогорск или вон Лапеенранту и Выборг. Есть разница?  

–Вииппури, – закивал головою один из финнов, и что-то сказал своему напарнику.  

–Да не только в Финляндии, сравни Польшу и Калининград. Да сейчас даже в Белоруссии и в Казахстане лучше нас живут.  

–Ну, в Казахстане, это уж ты загнул, – не согласилась Ольга. У меня подруга в Казахстане. Там, если русского убьют, даже уголовное дело не заводят. Так что не надо.  

–Ой, да казахи вообще жестокие, – вставила Эльза Степановна. – Что мы спорим. В России лучше всего жить.  

–А что хорошего. Что хорошего? Лучше всех живут только те, кто к бюджетной должности присосался, – вступила в разговор жена Кости.  

Я потупил глаза. Ольга посмотрела на меня и засмеялась.  

–Что ж, по-твоему, почему мы хуже всех живем? Что у нас мозгов, что ли нет?  

– У кого мозги есть, тот за границу уехал. А тут дебилы остались и этими дебилами правят жадные упыри – чиновники. У нас никогда не было единого народа. Было всегда два основных класса и это осталось до сих пор. Есть мы, обреченные башлять, и есть другие, которые только получают те бабки, что мы платим, – не унимался Костя.  

–Вот ты скажи, – Костя обратился ко мне, – на кой в нашем городе столько газонов, которые выглядят как болота, а машину поставить некуда. Может нам парковки нужнее газонов? Или, скажи, на кой эти газоны заборчиками обносить, чтобы эти заборчики красить два раза в год?  

–Ну что бы красиво… – ответил я, понимая всю глупость этого ответа и чувствуя, что краснею.  

–Чтобы воровать, – поддержала мужа Катя.  

Я мог конечно поспорить, но не хотел. Разговор казался мне наивным. Что они понимают о освоении бюджета и о том, как с нас три шкуры дерут. Как на совещаниях до десяти – одиннадцати вечера сидим. Как надо каждый день доказывать свою нужность, особенно с возрастом. Да много ли чего ещё.  

Я взял ещё одну щепотку и стал так-же медленно жевать, как и первую.  

–Эй, тебе не много? – спросила Ольга, болтавшая до этого о чем-то своем с подругой Костиной жены.  

–Но я ничего не чувствую.  

–А что ты хотел почувствовать? Ты же первый раз. Откуда ты знаешь, что должно быть?  

Я пожал плечами. Действительно я не знал чего ждать. И когда ОНО пришло, я тоже не сразу ЭТО узнал. Помню, что стало легко, мысли о жене, о работе, беспокойство и чувство вины, уехало куда-то.  

Я посмотрел на свои руки, они показались, какими-то длинными и тонкими. И колени, на которых лежали ладони, тоже и я весь как будто вырос. Я был худым, даже тонким, великаном и смотрел на всех, кто был рядом, сверху. А они как лилипуты, продолжали о чем-то спорить, скороговоркой, писклявыми голосочками, словно мыши в мультфильме.  

–Не пить и не воровать! – пищали они.  

–Чиновники…  

–Крепостное право вернулось…  

–Дороги…  

–Налоги…  

–Валить отсюда…  

Все звуки проваливалось куда-то, Я словно рос ещё. Наверху надо мной не было потолка, там было небо. Небо белой ночи, только все в звездах Я слышал музыку. Это был рок. Какой-то летящий безумный рок, который я раньше, вроде бы и не слышал никогда, а вроде бы знал каждую ноту. Я ощутил, как надувается мой живот. Словно шар с гелием вырос внутри него и стал поднимать меня выше и выше. Руки и ноги свисали вниз, а я поднялся и парил над всеми. Там внизу был лес, огромные поселения садоводов. Гигантская помойка с чайками, летавшими подо мной, какие-то заводы с трубами, потом пошли уютные домики и чистенькие городки, вдалеке заблестело море на его берегу города со шпилями и башнями. Где-то рядом раздавался хохот мышей – лилипутов. Их, словно воробьиное чириканье, голоса:  

–Не пить и не воровать…  

–Не пить…  

–Не воровать…  

–Как в Финляндии…  

Я ощущал, что они смеются надо мной. Но я их самих не видел. Я видел какие-то горы, высоченные горы. Что это Альпы? Моя скорость не была большой, но я чувствовал, что могу ободрать спину о горный кряж. Я изогнулся и перекатился через хребет горы и полетел вниз. Я чувствовал, что живот сдувается, гелий, державший меня на лету, уходит, и я вскоре приземлюсь прямо спиной в каменное ущелье. Кое-где на горных террасах стояли люди. Что-то орали мне. Я узнал среди них Эльзу. И старика с пистолетом, который целился в меня, но никак не мог выстрелить. Ему мешала Эльза и другие люди, приветствовавшие меня.  

Я приветственно махнул им рукой. И наконец, почувствовал падение. Но там было мягко. Я провалился, словно в мягкую гигантскую перину, устланную на дне пещеры.  

Какие-то страшные рожи наклонялись надо мной. Я не узнавал их. Я никого из них не узнавал. Только смотрел на звезды, которые смотрели на меня. Вот Сириус. Он всегда завораживает своим сине-красным свечением. А там, на сияющей голубоватой планете сидит юноша. Красивый с длинными волосами, одетый в белые одежды, словно он только что сошел с картины кого-то из гениев возрождения.  

–Ты кто? – спросил я его?  

–Я свет утренней зари, предвестник солнца.  

–Эта музыка? Она везде… Это ты играл?  

–Нет, это мой друг, Ферри. Но музыка действительно чудесная.  

Ко мне лезли, какие-то люди и загораживали божество утренней зари. Их отвратительные лица приближались ко мне, пахло каким- то удушливым газом. Музыку тоже они будто глушили.  

Я задыхался, они наваливались на меня.  

–Покажите мне его! Вы загораживаете мне свет. Покажите мне Ферри!  

Но они не слушались и пытались меня поднимать. Я размахнулся и ударил с силой в чье- то лицо, раздался крик, они расступились, хотя чьи-то руки цеплялись за мой пиджак, но потом бросили меня. Я посмотрел на небо. Его не было. Появлялись балки. Страшные стены. Убогая мебель. Беспорядок и мусор. Я вскочил и бросился к двери. Оглушительно залаяла собака. Я выбежал в поле. Огромное поле с высокой травой. Не разбирая дороги, то и дело, спотыкаясь и падая в какие-то канавки и ямки, я продолжал бежать. Я словно летел над мокрой травой, не чувствуя того, что промок. Не имея цели, бежал и бежал не оборачиваясь. Газ вырывался из меня, превращая меня в ракету. Посередине поля я остановился и посмотрел на затянутое серыми облаками ночное серое небо.  

Кругом лил дождь.  

–Ферри! Ферри! – крикнул я, – сыграй мне ещё! Покажи мне свет! Покажи мне свет! Покажи мне свет! Покажи мне свет! Я снова хочу взлететь!  

Но мой голос потонул в шуме ветра и дождя. Я рухнул на землю и заплакал. Я ощущал себя ребенком, обиженным и несчастным ребенком. Я видел себя мальчиком. Лет восьми-десяти. Я ясно и отчетливо вспомнил, как обижал свою бабушку, как воровал из её кошелька деньги, как дразнил соседского старика, как отлупил ни в чем не виноватого приятеля и в драке прокусил ему нос. Вспомнил, как классная руководительница постоянно оскорбляла меня. Вспомнил, как, когда мне было лет двенадцать, три взрослых уголовника, выруливших из пятиэтажки, сорвали с моей головы кроличью шапку и, повалив на снег, били ногами, и я только каким-то чудом спасться от них. И бежал, плакал и бежал. А потом появился старик. Тот старик с пистолетом направленным прямо на меня. Он стоял в поле под дождем и точно-также как тогда в райкоме, не мигая смотрел на меня, и его ствол тоже смотрел на меня.  

–За что ты хочешь убить меня?! – заорал я что было сил, – Ты хочешь убить ребенка! Невинного ребенка!  

Я снова вскочил и побежал куда-то прочь. Оглядываясь, я снова и снова видел старика, он целился, но не стрелял в меня. Наконец поле кончилось, и я скрылся за стволами деревьев.  

Здесь я, наконец, почувствовал себя в безопасности. И дождь мочил меньше и старик не видел меня за стволами. Да и я не видел больше его. Он исчез. Понемногу пришло осознание всего что произошло. Я сел на устланную сосновыми иголками землю и почувствовал легкость. Было ощущение того, что я выплакал, излил из себя все свои боли и страдания и к тому же будто ушли и все физические недомогания, и тяжесть. Как-то легко и быстро я снова отключился. Но никакие тяжелые сны больше не тревожили меня.  

Когда я проснулся, или скорее очнулся, я был абсолютно трезв. На часах было два тридцать. Светало.  

Я вскочил на ноги радостный и полный сил.  

Ко мне будто вернулась моя лёгкость, будто я снова весил шестьдесят пять килограмм и самое главное, что я ощутил такую легкость в голове, будто кровь отлила от неё совсем и ушла куда-то. Я вспомнил, как бегал по полю, как ударил кого-то. Вспомнил, как летал над всей Европой животом вверх.  

Однако, вскоре я ощутил, как лёгкость понемногу стала уходить, а килограммы прожитых лет начали возвращаться вновь. А вместе с ними ощущение опустошенности. Безысходность, чувство вины и как следствие депрессия, овладевали мною. Как глупо, что я здесь, в лесу, спал под дождём. Глупо, что приперся сюда, в компанию этих маргиналов. Жевал какую-то гадость. Пил отраву. Живет человек обычной жизнью и вдруг, слетает с катушек и делает глупость за глупостью.  

Состояние тоски усиливалось.  

Я встал и подошел к опушке леса. Только сейчас я почувствовал, насколько мокрым и тяжелым стал мой костюм. Будто доспехи. Я промок, чувствовал, что на мне нет ни одной сухой вещи. Начинало трясти.  

В сумерках, сквозь пелену утреннего тумана, смешанного с дождем, виделась ферма. Я побрел к ней. По полю вела еле приметная тропинка, наверняка, это Игорь с мамашей натоптали, когда ходили в лес. В одном месте я увидел на тропинке что-то темное. Словно молния пронзила мозг.  

Змея! Я терпеть не мог их. Они с детства внушали мне страх и отвращение. Змея свившись спиралью, неподвижно лежала, казалось, не замечая меня. Решение пришло моментально. Большой камень, словно специально ждал меня тут. Я схватил его и с силой опустил прямо в середину спирали. Отвратительное тело задергалось вокруг камня. Кажется я прибил камнем к земле её отвратительную голову. Я прыгнул на камень и ещё сильнее вдавил его в землю.  

«Какая крупная тварь» – промелькнуло в голове. И действительно, змея была сантиметра четыре в диаметре и сантиметров восемьдесят в длину. Её тело извивалось, поворачиваясь то черным, то желто-зеленоватым. Словно посланная мне кем-то сверху, рядом лежала крепкая палка. Сучек сосны. Я схватил его и прицелившись в вылезавшую из-под камня голову живучей твари размозжил её. Поизвивавшись ещё несколько секунд, гадина затихла. Я отодвинул камень. Действительно крупный экземпляр. Сначала я поддел её палкой, но потом передумал.  

–Воин должен сам нести свою добычу.  

Преодолевая брезгливость, я вымазал руку в змеиной крови и провел себе по лицу. Потом взял свою добычу за середину её мерзкого туловища и зашагал к ферме не взирая на холод от моросящего дождя.  

Пес Игоря с лаем устремился мне на встречу. Я бросил ему змею, и он с визгом отскочил от неё, но потом заинтересовался и начал валять её по песку.  

Я вошел в дом.  

На диване, сидя дремали двое финнов. Тарелка с грибами была почти пуста. Повсюду пустые пивные бутылки. Костя, упав на колени, и при этом, положив голову на диван, спал. Рядом с ним полулежали Катя и её подруга. Не стесняясь меня, одна из них гладила другую по голой груди.  

–Где Ольга? – спросил я.  

Катя меланхолично кивнула на дверь, ведущую в спальни. Я тихо вошел в комнату Эльзы. Подошел к кровати, на ней спала Эльза Степановна, равномерно сопя. В смежной спальне Игоря слышался какой-то шорох и тихий голос.  

Я подошел к двери и прислушался.  

–Ну что с ним случилось? Почему он меня ударил? Не узнал или специально? – всхлипывала Ольга.  

–Ну, от грибов его развезло, мамаша ему ещё текилки ведь умудрилась плеснуть. Плюс пиво, что ты хочешь.  

–Но все добреют от грибов. Песни поют. Стихи читают. Вон Костик спорил, спорил, Россию ругал, Америку ругал, а как грибов пожевал, со всеми стал целоваться. А этот… Через диван перевалился брюхом вверх, меня ударил, орал. Напердел на весь дом, страшно. Побежал по полю. Может просто он человек другой? Я ведь его не знаю совсем. Не подходит мне такой человек.  

–Может и другой. Сама говорила, что он чиновник. Может на чиновников грибы по-другому действуют. Вот и Костик говорит чиновники – это другой народ, не наш.  

–Да причем тут это?  

–Ещё как причем. Гены у них может другие. Другой он. Ладно, хватит о нём, иди ко мне.  

Я секунду колебался, стоя у двери, Но потом сделал резкий шаг в комнату. Игорь уже шарил рукой по телу Ольги.  

Я нащупал выключатель и включил свет, боясь попасть пальцами в оголенные провода. Игорь отпрянул от Ольги. Та вжалась в стенку, прикрывшись грязной не стиранной, наверное, несколько лет простыней.  

–Слушай, если хочешь быть со мной, то и спать будешь только со мной. Устраивает?  

–Что это за кровь? – спросил Игорь, слетев с кровати – Ты, что, кого-то убил?  

–Всего лишь змею. – Почувствовав его испуг, я усмехнувшись добавил, – Пока что только змею. Ты тут змей развел.  

–Это же ручная змея, это мой Каа. Он в сарае жил, много лет. За что же ты его…  

Ты приехал разрушить мой мир. Ударил Ольгу, убил Каа, – Игорь закрыл лицо руками и заплакал.  

Я снова обратился к Ольге:  

–Я уезжаю. Хочешь со мной, едем сейчас же. Хочешь жить как раньше, оставайся тут, в этом гадюжнике.  

–Посмотри, что ты сделал, – закричала Ольга, показывая на свою раздувшуюся щеку и синяк под глазом. – Со мной никто никогда так не обращался! Ты даже не извинишься.  

–Во всём виноваты грибы и сивуха вот этого деятеля. Я ничего не помню. Так что и извиняться не за что. Хотя мне очень жаль. Прости, конечно. Я конечно, сделал это не специально.  

–Жаль? И всё?  

–Догоняй, если хочешь. Я вышел из комнаты. Прошел мимо дивана, на котором девицы, обнявшись продолжали спать и вышел во двор.  

Снаружи совсем рассвело. И моя голова продолжала быть на удивление светлой. Даже какой-то легкой, как никогда. Будто кровь полностью отхлынула от нее.  

Я подошел к переполненной бочке и окунул голову в неё. Смыл с себя змеиную кровь, грязь, отчистился от сосновых иголок.  

Я кинул пиджак на заднее сиденье. Завел мотор, включил печку и подогрев сидений и своего, и пассажирского. Двигатель привычно заурчал, я отъехал от фермы метров на десять и остановился, глядя в зеркало заднего вида.  

Если она не выйдет впереди будет воскресенье, неизбежное объяснение и примирение с женой.  

А в понедельник надо будет идти в райком, который тоже будет другим, после всего, что случилось.  

Я вспомнил начальника нашего отдела, лежавшего, лицом вниз, в луже крови. Возможно, меня могут назначить на его место. Или Максима?  

Если она не выйдет, всё что тут было я забуду и стану вести прежнюю размеренную жизнь.  

А если она выйдет, мы поедем сейчас на озеро, день обещал быть отличным. Мы проведем там целый день, наберемся сил, после прошлой ночи, а потом я останусь у неё, и мы будем вместе, и будем любить друг друга и вместе рисовать грибы на стенах её квартирки и творить ещё какие-нибудь безумства.  

А потом? Что потом? Потом в понедельник надо будет идти в райком. И, кстати, от неё туда можно будет дойти пешком. Я заставлю её бросить общение с этими типами, бросить эти грибы, и всё такое и дам этой девочке новую жизнь. Купим новую квартиру. Может сделаю в жизни хоть что-то полезнее планирования установки заборчиков вокруг газонов.  

А может наоборот, я брошу опостылевший райком, отпущу волосы, как у этого чокнутого Игоря, будем вместе рисовать грибы и сами возить их в Финляндию. Заполним все художественные магазинчики Ольгиной мазней. И станем жить на эти деньги. Наверное, она сможет что-то и кроме грибов нарисовать? А по выходным будем приезжать сюда и расслабляться. Бегать по полю в поисках света и легкости.  

Я сидел, не двигаясь и как завороженный глядел в зеркало заднего вида на выход из дома.  

Выйдет она или нет?  

А. Оредеж  

04. 05. 17