А.Оредеж. Побег.

Посвящается Джеку Финнею  

Я и раньше бывал в агентствах недвижимости. Обычно, посетителей там встречает яркая вывеска, ресепшн с очень важной администраторшей. Даже в крохотном агентстве, она всё равно очень важная. Вокруг деловые люди, в основном женщины, с каким-то особенным, хищным взглядом. Заученно улыбаясь, они стараются проникнуть внутрь посетителя этим взглядом, а при любом вопросе к ним напускают на себя серьёзный вид. Вы должны понять, что проблема покупки или продажи вашей недвижимости, с которой вы сюда пришли, очень сложная и только благодаря их компетенции и опыту её можно решить. И хотя они ужасно заняты, но всё же выкроят время для вас среди массы сделок и переговоров.  

Тут всё было не так.  

Я с трудом нашёл их офис, запрятанный в проходных дворах Лиговки, недалеко от Московского вокзала. Никакой вывески не было. Меня встретил полноватый мужчина, лет пятидесяти, добродушной и мягкой наружности в коричневом вельветовом, пиджаке, под которым виднелась красная рубашка и в джинсах.  

–Располагайтесь, у нас тут всё по-простому, без лишних церемоний, – он указал рукой на кресло, стоящее рядом с журнальным столиком, улыбнулся и подошёл к кофеварке, – хотите кофе?  

–Нет, спасибо, – улыбнулся в ответ я, усаживаясь в кожаное кресло, – я недавно пил.  

–Тогда может быть чай? У нас хороший, настоящий цейлонский из Финляндии. Я только что заварил. Сам уже давно не пью кофе, но ведь это атрибут, как же без него, все ведь будто чокнулись на этом кофе.  

Признаться, сам я часто пил кофе, и пил не потому, что это было модно, а именно потому, что мне нравился его вкус и бодрость, которую он придавал, но спорить не стал.  

Мужчина не стал возвращаться за рабочий стол с компьютером, за которым работал, во время моего появления, а начал сервировать поднос белым приземистым чайником, и двумя низкими широкими чашками, всё время приговаривая:  

–Сколько всего попридумывали, вокруг этого кофе. Целая индустрия, кофеварки, кофемолки, кофемашины, турки, френч-прессы, кофе по-восточному, кофе по-венгерски, кофе брейк, эспрессо, латте, капучино, «Старбакс». Чего только нет. Ведь ни в каком сериале или в фильме мы не увидим, что главный положительный герой пьёт по утрам отвар ромашки.  

–А ещё, он, частенько, с хорошего похмелья, – улыбаясь добавил я.  

–Вот именно, – согласился мой собеседник, ставя поднос на столик и усаживаясь в кресло напротив, – сколько всяких штампов, навязчивых трендов, как от этого устаешь.  

–Поэтому и хочется куда-то сбежать от этого всего, – согласился я.  

Он налил нам чай и спросил:  

-Как правило, к нам приходят люди искушённые, побывавшие во многих местах. Где были вы?  

–Да, – улыбнулся я в ответ, – Побывал. Не так чтобы уж много, где, ну по Европе поездил. В Азии бывал на курортах, ну вот в Африке, пожалуй, не был, если не считать Туниса и Египта. В Америке один раз, на Кубе…  

Риэлтор снова улыбнулся:  

–Ну и что же вас привело к нам? Вы на чём-то остановили свой выбор?  

–В том то и дело, что не на чём. Но мне порекомендовали обратиться к вам и сказали, что именно вы сможете предложить мне что-то уникальное, некий полный эксклюзив. Мне не нравиться там, где я был. Мне нужна тишина. Понимаете, абсолютная тишина, отсутствие суеты. покой и, даже не знаю, что ещё… Понимаете, всё достало. Всё то, что вокруг.  

Он, казалось, не обратил внимания на мои слова.  

–Что, к примеру, скажете о Чехии? Вот смотрите, – он встал и достал со стеллажа альбом с глянцевыми большими фотографиями, – Вот домик в горах. Недалеко от курорта с минеральной водой. Тихо…  

–Не то, – перебил я его.  

–А Финляндия…  

–Нет, нет, нет! – запротестовал я, – Там столько наших соотечественников, да и холодно, также как у нас.  

Он перелистнул альбом  

–А вот ферма в Португалии, требует, конечно, ремонта, но хлев почти целый, в нём можно пожить пока ремонтируешь дом…  

–Не то.  

–А вот в Швейцарии в Альпах шале…  

–Это для туристов, там не по-настоящему всё, как на картинке, и жить дорого, а я хочу переехать, переехать навсегда, понимаете?  

–Ну, США? Все стремятся туда. Хотя бюджет покупки… сами понимаете…  

–Не смешите меня. Это та же Россия, только в перевёрнутом состоянии.  

–А чем Россия то вам не угодила? Мы всегда стремимся жить за границей, а может счастье, оно здесь, рядом. Вот в Псковской области, например…  

–Меньше всего я хотел бы жить среди миллионов агрессивных и злобных людишек, загадивших одну шестую земного шара, вечно, куда-то торопящихся и готовых сожрать кого угодно, ради достижения своих целей.  

–Ух ты. Ну не все же такие…  

–Все, – зло отрезал я, но потом всё-таки почувствовал, что перегибаю палку и улыбнулся.  

– Или почти все. Вон они там, – я кивнул на окно, – там они носятся с включенными противотуманными фарами, включенных лишь чтобы слепить других водителей, и подрезают друг друга, не пользуясь поворотниками. Как среди них жить?  

–Ну, это может в городах крупных, а в деревнях тишина, покой и экология кое-где осталась, – возражал он мне и это уже начинало раздражать.  

–Знаете, судьба как-то забрасывала меня в сельскую местность. Работал по контракту. И хочу вам сказать, что именно там я понял, насколько люди одновременно примитивны, в своих желаниях, и настолько же изощрённы и подлы в средствах для их выполнений.  

–Да, вам нелегко угодить… Разозлили вас людишки…  

На этот раз я перебил его. Я почувствовал, что становлюсь несколько раздражителен, я пришёл не болтать с ним, а с конкретной просьбой, а он тут выспрашивает…  

–Я ведь поэтому и пришёл именно к вам. Может, потому что отчаялся найти что-то сам. И мне порекомендовали именно вас, как компанию, которая специализируется на кое чём особом.  

Он усмехнулся и, выдержав паузу, молвил:  

–Да, это действительно так. У нас есть различные интересные проекты. В том числе и проект «коммуна», о котором вам, наверное, и рассказывали. Это сообщество людей живущих несколько оторвано от того, что принято называть цивилизацией. Это небольшие домики, разбросанные в живописной долине с озером и рекой, питающей это озеро. В домиках оборудованные кухни, хорошая мебель, камины и сауны. В коммуне есть электричество, огромная библиотека, кинотеатр, рестораны, магазинчики, рынок, где каждый может купить то, что вырастил сосед на грядке или продать своё, есть высококлассная бесплатная поликлиника, есть все блага цивилизации, кроме автомобилей, телефонов, телевидения, радио, и интернета. Можно кататься на лошадях, велосипедах, вёсельной лодке. Но если надоест и станет скучно, то уехать оттуда, можно раз и навсегда. Потому что человек покинувший долину не сможет вернуться назад. Он не сможет её найти.  

–В смысле?  

–Это часть проекта. Если узнают, где это, в долину потянуться многие желающие, и она пропадёт.  

–Как? Я что же не буду знать, где это?  

–Нет. И в этом залог успеха проекта. Туда нельзя пронести мобильник или какое-нибудь другое устройство. Да кстати, даже если и провезти, там и не ловят мобильники, а у навигаторов нет связи со спутниками.  

–Даже не знать в какой стороне света?  

–Там идеальный мягкий климат. Могу сказать лишь это. И ещё хочу добавить, что мы подходим к проекту «коммуна» взвешено. Ведь проблема в том, что вокруг нас всё время не те люди, которых мы хотели бы видеть. Как Вы интересно выразились « миллионы злобных придурков». Никому не хочется жить рядом со злобным придурком. Мы гарантируем людям, живущим в коммуне, что их покой никто не потревожит. Взаимоуважение – вот чего не хватает людям в окружающей их жизни, вот зачем они приходят к нам. За взаимоуважением! Люди, которые там живут, не хотят знать, где они находятся. Этим они и отличаются от тех, кто живёт в этом суетном мире. От нас. Они устали. По-настоящему устали, а там наконец обрели покой и отдых.  

Поэтому мы не торопимся привлекать в коммуну всех подряд, и очень многим отказываем, несмотря на то, что проект этот недешев. Тут главное, не то, подходит ли это вам. Главное – подходите ли вы коммуне.  

–Проект недешев, вы сказали? Сколько же стоит такой домик?  

–Вопрос цены тут не однозначен, – риэлтор улыбнулся, – вопрос в том, как много вы готовы отдать ради того, чтобы присоединиться к коммуне. И ещё одно, для многих это неразрешимо и через это они пройти не могут. У вас на руках нет никаких свидетельств о собственности, никаких прописок. Никаких привычных государственных документов. Вы просто живёте там и наслаждаетесь жизнью.  

–Ничего? Но это частная собственность? Или аренда или что это вообще?  

– А вы подумайте, чем мы на самом деле владеем в этой жизни? – риэлтор улыбнулся и, выдержав паузу, добавил:  

– Я шучу, конечно, же. Будут у вас именные акции позволяющие владеть этой недвижимостью. Акции, которые можно будет продать только нам, если пожелаете выйти из проекта, и мы у вас их купим. Поверьте, в накладе не останетесь. Желающих много.  

–Ну, хорошо, – я становился всё более недоверчив, – А какова же цена?  

–Цена?  

–Ну да, сколько стоит это?  

–Ха, это самое главное, как вам кажется?  

–Ну… да.  

–А для коммуны главное не это. Главное, как я уже говорил, что вы за человек. И сможете ли существовать там, не причиняя никому из ваших соседей никакого дискомфорта. И будет ли вам комфортно жить рядом с ними.  

–Ну, всё-таки к цене это имеет какое отношение?  

–Прямое. Я не случайно сказал, как много вы можете отдать, чтобы попасть туда? В том то и дело, что цену определяете вы.  

–Я?  

–Да, вы. Мы можем принять туда мать одиночку, которая ради того, чтобы попасть в коммуну отдаёт единственное, что у неё есть, комнату в общежитии квартирного типа. Можем принять миллионера, отдающего нам пентхауз на Крестовском острове или среднюю семью с обычной двухкомнатной квартирой. Главное – готовность всё бросить здесь и перенестись в новую для себя жизнь. В ту, в которой они хотят жить, в атмосфере уюта, покоя, взаимоуважения без стрессов и скандалов. И мы уверены, что нашим клиентам там не скучно, и они не начнут от скуки напиваться и орать по ночам песни или стрелять из рогатки по лебедям, плавающим в озере. Те, кто туда попал, другие люди, другие. Поэтому готовность всё отдать ради переезда в долину, обрубить концы, соединяющие с этим миром, является основополагающим фактором.  

–Всё? – задумался я и улыбнулся.  

–Если вы сомневаетесь – это не для вас. Если у вас нет решимости разорвать со всем здесь, среди этих, как вы выражаетесь, миллионов агрессивных типов, то вы не готовы.  

–Но как-то это так странно, отдать всё. А вдруг не получиться там в долине. Вдруг…  

–Мы как следует, протестируем вас. И если поймём, что у вас не получиться, мы первые вам об этом скажем. Но чтобы переехать отдать надо всё. Всё что у вас есть. Ведь это место – рай. Вы что, перед входом в рай будете оборачиваться назад и говорить: «Как же так. У меня же дачка осталась. У меня же квартирка и авто». Там-то никто не спросит.  

–Знаете, я, наверное, не готов.  

–Что ж. Возьмите наш буклет. Почитайте. Сайта посвящённому этому у нас нет, подумайте и, если решитесь, приходите. Кстати, не думайте, что мы тут сидим и наживаемся на бедолагах, вроде вас, которых достала эта жизнь. Представьте, в какую сумму обходится содержание долины? Электрификация, вода, благоустройство. Ведь там каждый делает то, что любит, а на этом не заработаешь, хотя каждый и отдаёт десять процентов от того, что заработал в общий фонд, кстати отдаёт добровольно и с охотой, потому что видит необходимость этого. Необходимость того, что этот десятинный налог, пойдёт на пользу самим людям, на ремонт дороги или дополнительный фонарь. Чиновников и депутатов у нас нет, так что воровать некому.  

–А там можно работать?  

–Ну да, например человек считает себя художником, он рисует. Потом несёт свои картины в выставочный зал. И те, кому нравятся эти картины покупают их. Но не дорого. Например, женщина выращивает редиску и сдаёт её в местный супермаркет, получает десяток другой коммунальных марок в неделю. Ну, за половину этих денег она купит картину. Это немного …  

–Ага, -перебил я его, – но ведь где появляются товарно-денежные отношения, неизбежно появляются и противоречия! Один может разбогатеть и начать поплевывать на остальных, сверху вниз, а кто-то, например художник, впадёт в депрессию от того, что его картины не покупают.  

–Купят. Купят, потому что вокруг также как он, мыслящие люди. Образ мысли окружающих схож с образом мысли художника, поэтому ему обеспечен успех. Так же, как и писатель, как и садовник, как и строитель. Труд на благо всех. Там никто не будет плевать ни на кого сверху вниз. Там все белые.  

–В смысле?  

–Ну, помните, когда была гражданская война, были белые и красные?  

–Ну да.  

–Так вот, вы думаете, эта война закончилась и все стали одного цвета?  

Я пожал плечами. Риэлтор встал и подошёл к окну, потом сел на подоконник, сложив руки.  

–Нет, несмотря на то что прошли поколения и люди перемешались, всё равно, есть красные и есть белые. Это грубо и условно конечно, но в принципе верно. И это так во всём мире. И сейчас красные побеждают. Поэтому белым некомфортно, поэтому они ищут нишу, куда скрыться. И находят нашу долину. Кстати, проект международный. Там не только русские. Так что надо для себя решить кто вы, красный или белый.  

Риэлтор улыбнулся и сделал шаг ко мне, потом протянул мне руку, как бы говоря, что наша встреча подходит к концу.  

Я встал и пожал его руку.  

–Мы хоть и коммунисты, от слова коммуна, но не красные, – улыбнулся он на прощанье.  

Я вышел из офиса и медленно пошёл к машине.  

«Белые, красные. Какая ерунда. Будто среди белых не было подонков или среди красных порядочных людей? Да, этот риэлтор наплёл с три короба. Чушь какая. Долина с коммунизмом. Утопия. Когда ещё об этом писали. Триста лет назад. Либо эти ребята начитались чего-то, и приняли размышления философа за свою веру и превратились в секту, либо это жулики и жулики с размахом», – думал я.  

По крайней мере, в любом случае надо от них держаться подальше. Не хило придумано, отдать всё.  

Я хлопнул дверцей своей машины. Заурчал мотор. «Там нет машин». Какое же это удовольствие сесть в машину. Конечно, пробки и вонь от выхлопных газов – это минусы, но без минусов не бывает и плюсов. А у меня они есть. Мне тридцать восемь, есть работа. Я разведен, а значит свободен. У меня есть квартира, не шикарная правда, но в которой всё устроено, так как я хочу, у меня есть дачный участок, на нём небольшой, а мне много и не надо, домик, куда я люблю приезжать, чтобы растопить печку и немного выпить. Я езжу пару раз в год за границу. У меня нет друзей, но они мне и не нужны, а у кого они сейчас есть? Такова моя жизнь. Я её и люблю, и ненавижу одновременно. Как такое может быть? » Да, я хочу уехать, я знаю английский, немного смогу объясниться на испанском. Я хочу просто изменить обстановку, но, чтобы похоронить себя навсегда в какой-то долине, наверное, нет.  

Значит, я ещё не устал. Не устал настолько, как эти бедолаги, которые готовы бросить всё. Просто взять и бросить.  

Конечно, и у меня не всё гладко:  

Бывшая до сих пор мотает мне нервы, а сын, с её подачи, называет папой её нынешнего мужа, этого преуспевающего скупщика краденого металла, а меня они все считают неудачником. На работе меня не особенно ценят. Проклятая интеллигентность, мешает стать по-настоящему успешным. Я менеджер по продажам. Глупо звучит. Глупо быть простым менеджером по продажам в моём возрасте, и беда ещё в том, что я не совсем успешный менеджер. Босс постоянно доводит меня, молодые сотрудники норовят подсидеть. На новое место не устроиться. Возраст. Даже в кладовщики теперь берут лишь до тридцати пяти. Хотя я и не хочу быть кладовщиком. Ну а если думаешь добиться большего? Да, о карьере можно забыть, время ушло. Удержаться бы на плаву. Хотя я и не был никогда особенным карьеристом. Но получать деньги любил, и когда всё удавалось на работе, тоже любил, и когда я смог обойти коллег и получать поощрения от начальства – это тоже было приятно. Но глубоко в душе по-настоящему радовался я совсем другому. Другим успехам. В своём хобби. Ему я посвящал многие вечера и в квартире, и на дачу я люблю ездить, большей частью, именно из-за этого.  

Я пишу стихи. Глупо звучит, конечно, особенно если тебе под сорок, ты работаешь в солидной фирме и у тебя растёт сын. Но тем не менее.  

Я не то чтобы пишу, они сами всегда писались. Рождались где-то в голове в любой момент. Просто приехав на дачу, сидя у камина со стаканчиком писать их особенно приятно и комфортно, можно сидеть и представлять, что ты известный поэт.  

Такой, какие были раньше, в моём детстве. Ведь тогда много было разных поэтов и поэтесс. Теперь их нет, почему-то? Интересно, почему? Теперь, есть только я.  

Я рассмеялся своим мыслям и невольно вернулся к разговору с риэлтором: « Ну да, например человек считает себя художником, он рисует. Потом несёт свои картины в выставочный зал. И те, кому нравятся эти картины покупают их. Но не дорого. Например, женщина выращивает редиску и сдаёт её в местный супермаркет, получает десяток другой коммунальных марок…»  

Недорого, наплевать что недорого. Так там и жизнь не такая дорогая. Зато художник востребован. Его картина может заинтересовать кого-то ещё кроме него самого. Это так здорово! Так ведь тот человек, что продал редиску, сможет, сидя у картины читать вечером книжку моих стихов. Здорово, если люди сменяют мои стихи, хотя бы за одну редисочку! Я снова улыбнулся своим мыслям. Да, наверное, это самое большое счастье для поэта или писателя увидеть постороннего человека с томиком в руках, а на томике твоё имя.  

Потянулась череда обычных рабочих дней, но эти мысли волей-неволей время от времени возвращались, хотя я не скажу, что неотступно думал о долине или о встрече с этим риэлтором, для себя я всё решил. Это не для меня. Но если быть до конца откровенным, то каждый день хоть иногда, я представлял, как стою на небольшой сцене и читаю людям свои стихи, а они слушают и радуются, тому, что видят перед собой настоящего поэта. Не какого-нибудь там члена союза писателей по телевизору, а настоящего, живого. Мне представлялось, как люди спорят со мной или друг с другом, как обсуждают моё стихотворение, как вдруг на сцену выходит мой коллега и читает своё, а на следующем выступлении кто-то пишет на меня пародию, а я потом пародию на него. У нас организуется что-то вроде поэтического кружка, куда мы все стремимся вечером, и я звезда этого кружка. Этого круга единомышленников.  

Но ведь и в городе, где я живу, наверняка можно найти литературные кружки и возможно даже членство в них не такое дорогое. Или вообще бесплатное. Надо поискать. Всё- таки, это у нас культурная столица. Смешно конечно так называть наш обшарпанный, грязный город, с облупившимися фасадами, за которыми тёмные дворы, вонючие коммуналки, набитые крысами подвалы, с дорогами, покрытыми пятисантиметровой слякотью и ямами, с безликими спальными районами, с гопниками, сидящими на корточках у станций метро, словно стервятники, с не уютностью и агрессией, словно висящей в воздухе, с матом, на котором разговаривает большинство в этом городе и вездесущим хамством, хамством, хамством.  

Я не скажу, что я этакий рафинированный эстет, которого тут всё коробит и который приехал неизвестно откуда и вырос в семье старых аристократов. Нет, я вполне адаптировался к этой жизни, и матом могу ругаться и нахамить кому-нибудь и заходить в тёмный загаженный подъезд я не боюсь, просто я от этого устал, в отличие от других. Вот и всё.  

А может я такой человек, что вижу только плохое. Вот и в Стокгольме тоже слякоть раздражала и в Мюнхене, и в Берлине гопников видел, а в славящейся своей честностью Финляндии могут запросто в магазине обсчитать или канистру с бензином из лодки украсть. А португальцы на вид, все похожи на бандитов, могут в Лиссабоне помочиться, где попало. Везде есть плохое и хорошее, но я как-то концентрируюсь на плохом.  

Может мне везде будет плохо? Может и в долине?  

Ну, а если я такой человек, значит, я не пройду их тестирование, и больше не о чём будет беспокоиться. Вот и отлично. Надо закрыть этот вопрос и сомнения раз и навсегда.  

Надо отправиться к ним на это их тестирование.  

Каждый день я собирался позвонить в агентство, и договориться о встрече, но всё время откладывал. Постоянно находились какие-то дела, то на работе, то дома, то я сам придумывал отговорки, чтобы это оттянуть.  

Вдобавок позвонила и огорошила бывшая. В четверг в школе, какой-то митинг, в честь 23 февраля. Надо чтобы пришли родители, а она в этот день не может, и более того, пацан наплёл в школе, что его отец поэт, поэтому было бы здорово, если бы я выступил перед учениками и что-то продекламировал.  

–Послушай, ну это моё личное. Я никому не читаю стихов. Зачем он сказал это в школе?  

–Ну, я не знаю, Ему всего девять, ведь хочется похвастаться отцом.  

–Он что не мог похвастаться матерью или отчимом?  

–Ну не хочешь, не читай стихов, просто приди.  

В четверг Колька встретил меня на входе в школу, мы обнялись, я повесил пальто в гардероб, который ради праздника охранялся бдительной уборщицей, и мы пошли в актовый зал.  

Навстречу нам выплыла Аркадьевна, Колькина классная, с акульей улыбкой, а с ней ещё какая-то дама, видимо организатор всего этого мероприятия.  

–Здравствуйте, а мы вас давно ждём.  

Они подхватили меня за руки и сразу потащили на сцену усаживать в президиум. Я беспомощно оглянулся на Кольку. Тот махнул мне и исчез в галдящей толпе своих приятелей.  

Я уселся рядом с директором и завучем мило раскланявшимися со мной.  

«Боже мой», -думал я. – «Зачем я согласился? Надо как-то убежать»  

Кто-то выступал. Лились какие-то слова. У меня начала кружиться голова. И вдруг из-за этого всего шума я словно услышал голос кого-то, явно присевшего мне на левое плечо: «Это же в основном дети, они не будут строго судить тебя! Прочитай! Ты ведь этого хотел! Вот он момент славы. Пусть маленький. Это будет как тогда в молодости, когда ты играл на бас-гитаре и пел в районном доме культуры»  

Я достал планшет и незаметно стал смотреть, что такое можно было бы прочесть.  

Как-то внезапно дама распорядитель концерта вдруг объявила:  

–А теперь выступит…  

Словно в тумане я услышал своё имя, окутанное целым роем лестных эпитетов, в том числе словом «ПОЭТ».  

Встав, словно в тумане, я сказал:  

–Я поздравляю всех учащихся, а также их родителей и учителей с праздником. Я не готовился специально, совсем не ожидал, такого внимания, поэтому позвольте прочесть небольшое стихотворение, которое я написал когда-то давно, но которое, наверное, самое подходящее, из всех моих стихов, к сегодняшнему празднику.  

И я начал:  

Как хороша, чиста моя отчизна,  

И лишь одна на свете есть беда,  

Та, что мечтающими справить по ней тризну,  

Врагами злющими окружена она.  

Норвежец гонит нас из наших вод же  

И рыбу не даёт он в них ловить  

Свой взгляд кидает он на полюс даже  

Даже наш полюс хочет захватить.  

А агрессивный Финн, что рвался к Ленинграду,  

Хотя и прятал в шалаше вождя,  

Дешёвый лес вывозит без преграды  

И точит финку, чтобы Выборг отобрать.  

Медлительный Эстонец переносит  

наш памятник. И вместе с Латышом  

Безбожною хулою нас поносит.  

А ведь без нас ходил бы голышом.  

Коварный Белорус, в лицо нам улыбаясь,  

За нефть и газ лишь только любит нас.  

А сам тихонько с Западом сближаясь,  

В предательской ухмылке щурит глаз.  

УкрАина – ведь часть родной земли,  

И та всё норовит нам жизнь испортить.  

Украла деньги, газ, и часть души,  

Ту, что зовётся Крымский полуостров.  

А с гор летят грузинские орлы  

И льют на нас отравленный «Боржоми»  

Эта часть у меня не получалась, и я несколько раз её переделывал, но так и не доделал. То грубо получалось, то не смешно, то и вовсе матерно, поэтому я упустил пару строк и продолжил:  

Азербайджан, а с ними и Казах  

Хозяйничают в нашем Каспий-море  

И за спиною, нашею сплетают,  

Грабительские злые договоры.  

А Средний Азиат, тот наводнил,  

Просторы наши гастробайтной силой.  

Тем самым экономику смутил,  

И работящий наш народ обидел.  

Китаец смотрит косо на Сибирь,  

И нам назло рожает миллиарды.  

Хоть чайна-тауны возводит на Руси  

Сам глотку перегрызть всегда нам рад был.  

Жестокий Самурай грозит за острова,  

И угрожает сделать харакири.  

Забыв, что мы, «Тойоту» возлюбя,  

Им в Питере заводы подарили.  

И замыкая этот адский круг,  

Как не помянуть главного злодея  

Что отобрал Аляску, как-то вдруг,  

И разоряет долларом людей.  

А сколько внутренних ещё у нас врагов:  

Педрил, интеллигентов-диссидентов,  

Солдатских матерей, шахтёрских вдов,  

И «несогласных», и агентов, и адептов.  

И нашей армии работа предстоит,  

Такая, что всегда была под силу  

Героев миллионы положить,  

Но возродить Великую Россию!  

Уж не помню под влиянием чего, я написал это в своё время. И не знаю, с чего вдруг решил именно это прочитать. Ну, прочитал то, что есть. Что счёл подходящим сегодня. Я ведь не напрашивался, они сами пристали с этими стихами. А другие, я не мог читать, у меня там больше лирика, там совсем детям нельзя.  

И что, интересно, пока я не произнес стихотворения вслух, мне казалось, что стих очень подходит. Я был захвачен идеей прочитать именно это, а теперь прочитав и обессиленно глядя по сторонам, понимал, что совсем это не к месту, тут. Особенно тут. Стало вдруг нестерпимо стыдно, как если бы я стоял без штанов вот так тут перед всеми.  

Но было поздно. Оставалось уповать на то, что никто не слушал внимательно. Правда, про педрил – это, наверное, сложно не услышать. Про педрил это я зря.  

И действительно, в президиуме внимательно меня слушала лишь директриса, остальные, казалось, пропустили всё мимо ушей и сидели опустив глаза. Зал похлопал. Сидящие в президиуме тоже. Только директриса не хлопала, а внимательно продолжала смотреть на меня.  

Я улыбнулся и сел.  

После меня выступил трудовик, говорил о трудовом воспитании и морально – политических качествах, которые надо воспитывать.  

Когда всё закончилось, все встали, я попрощался со всеми, но директриса не ответила на мой поклон, а отвернулась и пошла в сторону. Ко мне подошел, какой-то крепкий мужчина, возможно физрук.  

Он серьёзно посмотрел на меня и спросил:  

–В этом вашем, так сказать, стихотворении, чувствуется какая-то ирония? Вы что хотите сказать этим всем?  

–Да нет ничего, – машинально парировал я.  

–А мне кажется, что хотите как-то посмеяться над святым, для многих. Да ещё тут в присутствии детей. А слово «педрила», оно и вовсе неприемлемо. Это же растление. Да у вас там сквозит разжигание национальной розни. Мне, кажется, вы там спутали и врагов, и друзей.  

–Это просто стихотворение. Оно ведь у поэта идёт от сердца. Не от головы.  

–Вот я и вижу, что с головой вы не дружите. Такое при детях прочитать. Это позор. Этого мы так не оставим. Ещё вернёмся к этому разговору. Это же был патриотический праздник, а вы устроили такой балаган!  

–Патриотизм – последнее пристанище негодяя. Это не я, это Марк Твен сказал – улыбнулся я и повернулся я к нему спиной: – Всего вам хорошего.  

Из толпы выбежал Колька, я взял его за руку, и мы пошли. В планах было отправится в пиццерию.  

–Ну, пап, здорово ты выступил.  

Я улыбнулся. Я так редко это слышал: «Папа»  

Гром грянул через несколько дней. Звонила бывшая.  

–Ты что, идиот!? Что ты там за стишки прочитал при детях! Меня в школу вызвали! Ты совсем сбрендил! Ты знаешь, что теперь Колька из двоек не вылезет. Нам в другую школу придется переводиться, нам теперь жить спокойно не дадут. А обэжэшнику что ты наговорил? Говорит, что ты его обозвал негодяем.  

–Да ничего я не обозвал.  

– Я знаю прекрасно, как ты относишься ко всему, что нас окружает! Ты больше никогда с Колькой видеться не будешь! Я не хочу, чтобы ты ему внушил подобные мысли! Ты уже заронил в него зерно нелюбви к своей стране! Это недопустимо! Ему же десяти нет!  

– Я просто учу его рассуждать, а не быть бараном, таким как твой обэжэшник или ещё кое-кто.  

–Ты сам баран! Посмотри на себя. Ты неудачник…  

Я бросил трубку. Слушать это было невыносимо.  

Не знаю почему, но я, после этого разговора, снова пробежала ниточка воспоминаний об агентстве недвижимости и рассказ риэлтора о долине.  

Второй раз я его вспомнил, когда на работе меня вызвал шеф.  

Не предложив мне сесть, сам он сидел, откинувшись на спинку своего огромного кожаного кресла.  

–Слушай, ты самый старый здесь, а показатели у тебя ни к чёрту. Где продажи?  

–Ну не покупают, кризис, – улыбнулся я.  

–Послушай, в кризис надо самому идти к покупателю. Надо звонить. Навязывать товар. А не сидеть в офисе и ждать звонка. Так мы ничего не продадим. Ты хочешь заработать, в конце – концов, или нет? Ты будто витаешь в облаках! Брось это дерьмо! Думай, как продать этот грёбанный кабель и всю эту хрень, которой мы торгуем! Со следующего месяц те, кто не делает план перейдут на другие условия оплаты, без оклада, на голый процент!  

–Ну, я не знаю. … У строителей кризис, они не берут впрок.  

–Да меня это не колышет! В регионы иди, в Москву звони! К бюджетникам едь, на железную дорогу, обещай им откаты! Иди и работай.  

Я вышел от него подавленный. Сколько лет я могу это терпеть? А ведь он ещё не знает ещё самого худшего. Я умудрился отдать строителям кабеля и автоматики в общей сложности почти на миллион рублей, с отсрочкой платежа. Это было строжайше запрещено, но я решился на это, на свой страх и риск, потому что по предоплате клиенты брать не хотели, а мне нужно было продать, во что бы то ни стало. Я уже делал так и раньше, под свою ответственность и всё получалось, но не на этот раз. Строители упорно не отдавали деньги. Их директор порой старался не брать трубку и не общаться со мной, когда я звонил. Сначала я не переживал, надеясь, что всё образуется, но не образовывалось.  

Ещё неделя-другая и всё всплывёт и тогда увольнение –это самое малое, что мне может грозить, а если эти чёртовы строители обанкротятся и исчезнут, то тогда на меня повесят все деньги. Их надо будет вернуть. А взять мне их просто негде. Продать машину быстро не выйдет. Дачу тоже. Разве что квартиру продать?  

Я усмехнулся. Уж лучше отдать её за переезд в долину. Скорее всего у строительной фирмы просто текущие проблемы и рано или поздно они отдадут эти деньги, хотя меня, к тому времени, возможно, уже уволят или отдадут под суд.  

В конце рабочего дня запел мобильник, эта песня звучала, когда звонила Маринка. Хоть какая-то отрада на сегодня. Я не рассказал вам о Маринке? Да о ней и нечего особенно рассказывать. Мы случайно познакомились, уже больше года назад. В баре. Я зашёл как-то в бар, недалеко от моего дома, пива попить, ну и они там с подругой, пришли коктейль выпить и покурить. Я пива выпил, потом водки пару рюмок. К ним подсел, потом подруга исчезла куда-то, а Маринка осталась. Мы разговорились, я начал флиртовать, мне показалось, что я ей понравился, Она понравилась мне сразу-же, как я только её увидел. После бара, мы прошлись по улице, потом я пригласил её к себе. А на утро, я почему то решил, что она проститутка и денег ей предложил.  

Она вспыхнула, обиделась, выбежала. Я за ней. Не догнал тогда. А потом встретились опять, случайно. Ну и подружились. Серьёзного с ней быть не может. С ней легко. Созвонимся, пару раз в неделю увидимся. Живёт она с мамой. Я даже с мамой её не знаком. Зачем это мне? Маринке может этого всего и мало, конечно, может она в душе и хочет каких-то обязательств, но я ей сразу сказал: «Нет. Хочешь, встречаемся, выпиваем там, в рестораны ходим, кино смотрим, вместе спим, а брака с меня хватит». Так что всё у нас с ней по-честному. К тому же она думает, что я всё время в командировках. Я специально ей так говорю, потому что большей частью времени, хочется побыть одному. Мне не нужна этакая имитация семейной жизни. Но Маринка молодец, она вообще ни с чем не пристаёт. Поэтому Маринка, это самая беспроблемная часть моей жизни. И переехав в долину, её придётся бросить? Или взять с собой?  

Беря телефон, я улыбнулся, думая об этом. А почему бы не взять её с собой. Ведь это на сегодняшний день единственный и самый преданный любитель моих стихов. Интересно что она скажет, если узнает о долине?  

–Привет. Как дела? – ответил я.  

–Ты в городе? – спросила она.  

–Нет, – соврал я, сейчас особенно хотелось побыть одному, – Я в Москве.  

–Когда будешь?  

–Может через два-три дня. В субботу? Приедешь?  

–Да. Нам надо очень серьёзно поговорить?  

–А что? Что-то случилось?  

–Ну… да?  

–Расскажи.  

–Встретимся, расскажу… хотя… ну в общем. Я беременна.  

–Блин. Подожди минутку, – я встал из-за стола и оглядел коллег, будто кто-то из них мог слышать, то, что она мне сказала. Потом вышел в коридор и прошел в сторону большого холла с искусственными пальмами. Рядом никого не было  

–Как это случилось? – продолжил я. – Извини, я хотел не то сказать, как это неожиданно… Мы вроде, как бы, это предохранялись.  

–Ну вот, допредохранялись.  

Откуда у неё такая уверенность, что это я. В конце концов мы видимся не так часто. Да и вообще, что за бред. Но как бы там не было надо ей, что-то сказать.  

–Слушай, а сроки то, какие?  

– Пять-шесть недель, не очень большие, но…  

– Слушай там, если какие деньги нужны, я привезу… в субботу тебе дам.  

–Деньги на что?  

–Ну, на аборт, или какие там может, есть новые технологии?  

–А я не собираюсь на аборт.  

Я похолодел.  

–Марина, я не готов, я не думаю, что могу быть отцом…  

–А я и не прошу тебя ни о чём. Просто сказала. На всякий случай. Если надумаешь, то можем пожениться.  

–Что… мы же договаривались?  

–Знаешь что, я не имею к тебе претензий. А ребёнка я оставлю в любом случае. Вот и всё. Ну, пока. Да… и прости, что я это по телефону всё тебе говорю. Просто так глаза в глаза было бы труднее для меня.  

–Постой, постой…  

Маринка повесила трубку. Я набрал ещё раз, но телефон был отключен.  

Сначала навалилось какое-то гнетущее чувство. Ребёнок. Ну, зачем мне, в моей ситуации, ещё и ребёнок. Только состоятельные, или, по крайней мере, успешные люди, люди у которых есть будущее, имеют право заводить ребёнка. Ведь ты же делишься с ребёнком частью этого своего будущего. А чем я поделюсь с этим ребёнком? Что он увидит? Как мы с Маринкой будем считать копейки и ездить на дачу, которая почти сгниёт к тому времени. И ездить, возможно, на электричке. И за границу мы втроём много не наездим. Да и вообще, для чего в наше время брак, дети? Что ждёт наших детей? Безработица? Нищета? Для чего рожать, если шарик перенаселён и на нём не хватает ресурсов и работы.  

Дети. Ребёнок на данном этапе это зло. Зло не только для меня лично, но и для всей планеты. Каждый рождающийся сейчас! Как только Маринка этого не понимает? Какая безответственность.  

Из почтового ящика я выволок кучу квитанций. Да, надо платить за квартиру. Я уже давно не платил.  

В лифте, как обычно, нещадно воняло мочой. Это длилось уже не один год. Все соседи орали, возмущались, грозились поставить видеокамеры, но раньше угроз дело не шло. Главное надо было стоять, расставив ноги пошире, чтобы не наступить во влажное место и не принести вонь домой. Но сегодня я не обратил на это внимания и даже не стал, как обычно, прятать нос в воротник.  

Дома, сделав себе сложный многоэтажный бутерброд и кофе, я включил телевизор. Говорили как раз о повышении рождаемости. Я не понимаю, для чего она им. Что им нужно? Нужно пушечное мясо, для новых войн? Или новые поколения покупателей для торговых сетей?  

Вот Кольке повезло. У него отчим богатый. Может и Маринкиному ребёнку повезёт. Встретит она ещё кого ни будь. Она ведь молодая, симпатичная и сексуальная.  

Я вспомнил, как познакомился с ней. Как тогда утром лежал и смотрел, как она одевалась. Она только что вышла из ванной в одних своих ажурных трусиках. Я тогда лежал и вспоминал, как накануне вечером, когда она осталась в одних лишь этих трусиках, я привлёк её к себе, покрывая поцелуями её шею и грудь.  

И, почему она вообще пришла ко мне, думал я тогда. Я ведь мог быть извращенцем, маньяком или вообще чёрт знает кем. Стоп! Так ведь и она может быть кем угодно – осенило меня тогда. И вдруг откровение пришло: – Бог мой да она же проститутка! У кого же ещё могут быть такие трусики? Надо же предложить ей денег? Я и не подумал ведь об этом вечером. У меня не было никакого опыта с проститутками. Это в кино они все такие, ярко одетые, в мини-юбках, в блузках с огромными вырезами, и сами говорят: «Сто баксов, парень». Может в жизни всё не так и вообще может сложно провести грань между проституткой и обычной девушкой. Я вспомнил, как глянул утром на пол и увидел там использованный презерватив и вспомнил, какое облегчение при виде его тогда испытал.  

Потом, продолжая сомневаться, когда мы уже стояли в коридоре, я тогда достал бумажник и робко спросил:  

–Могу я предложить тебе какие-нибудь деньги?  

Она вдруг так посерьёзнела, что мне стало страшно.  

–Деньги?  

– Я имел… в виду… может … на такси, – прозаикался я.  

Я почувствовал, что краснею.  

–Думаешь, что я шлюха?  

–Да нет, – на самом деле я просто не знал, что думать, – Нет, конечно.  

Она не слушала меня.  

–Нет, я не проститутка, ты мне просто понравился.  

Я придвинулся к ней, но она оттолкнула меня.  

–Вчера понравился, но видимо, я ошиблась, – она резко шагнула на лестницу. Я шагнул было за ней, но вспомнив, что я лишь в халате, вернулся и стал лихорадочно натягивать джинсы.  

–Погоди! – крикнул я, слыша, как она, не дожидаясь нашего загаженного лифта, застучала каблуками по лестнице, – ты не так всё поняла!  

Одев штаны и куртку прямо на голое тело, и даже не заперев дверь я выскочил на улицу.  

Её нигде не было. Я прошёл метров триста в сторону метро. Ведь логично было, что она пойдёт именно туда, но её нигде не было видно. Она могла уйти абсолютно в любом направлении.  

Что ж это её право. Я остановился и пошёл назад к дому.  

А потом мы встретились случайно через неделю где-то, в том же самом баре. И снова пошли ко мне, а потом ещё и ещё. И я подумал-это судьба. И вот теперь эта судьба норовит сделать меня папой.  

А вдруг Маринка передумает, и со временем у неё появятся ко мне претензии? Да ещё её мать подпоет, как следует. Мне что потом алименты ещё и на этого ребёнка платить? Этого мой бюджет не выдержит, да и мои нервы тоже.  

Я плеснул в кофе коньяка. Потом плеснул ещё и в стакан. Потом ещё и ещё.  

Я сидел, бездумно щёлкал каналы и глотал коньяк. Когда коньяк кончился, было около девяти вечера, спать не хотелось.  

Я оделся и вышел на улицу. Может пойти и купить ещё коньяка? Но тогда я вряд ли завтра смогу сесть за руль, а с утра надо было обязательно ехать в контору к этим ребятам, которым я отдал на реализацию кабель. Надо их всех выловить с самого утра и, как следует, с ними поговорить.  

Ладно, просто зайду в бар, пропущу стаканчик чего-либо и отправлюсь спать.  

В углу за столиком мужик аппетитно пил пиво. Я тоже решил взять большой пузатый стакан с разливным самым дорогим, как было написано, чешским пивом. Вместо того что я ожидал там оказалась какая-то бледно жёлтая кислая жидкость с затхлым запахом. Первый глоток я проглотил. Второй выплюнул назад в стакан и, встав, пошёл к выходу.  

В вестибюле ко мне подскочили двое. В любом баре всегда найдутся такие, трудно сказать или это посетители, или что-то типа вышибал, или какие-то приятели барменши или хозяина заведения. Скорее всего всё вместе.  

–Ты ччё в стакан плюёшь?  

–Те ччё, пиво наше не нравиться?  

–Пиво ваше дерьмо…, – парировал я. Но надо было быть готовым парировать не слова, а удар, который я пропустил. Я слетел со ступенек на обледенелый асфальт. Звон и хруст в голове. Потом ещё несколько ударов, от которых спёрло дыхание. Я понял, что бьют ногами.  

Отвесив мне несколько пинков, парни вернулись назад в бар. Я приподнялся. Сквозь застилающие глаза грязь и слёзы я увидел, как из окна бара смотрит довольная улыбающаяся барменша и несколько посетителей. Как только взгляд мой упал на половинку кирпича, с примёрзшей к ней льдинкой, валявшуюся рядом со мной на асфальте, решение пришло молниеносно.  

Я схватил кирпич, вскочил и со всей силы метнул его прямо в барменшу.  

–На, сука! – прохрипело что-то внутри меня.  

Зазвенело стекло. Стремглав я бросился бежать, поскальзываясь и охая от боли во всём теле. Завернул за угол дома. Потом через арку выскочил на проспект и, смешавшись со спешащими от метро пешеходами, пошёл быстрым шагом, куда глаза глядят. Время от времени я оглядывался. Погони не было. Видимо я сбил их со следа, когда заскочил во двор. А может, они, просто, не побежали за мной, хотя это вряд ли.  

Увидев подошедшую маршрутку, я прыгнул в неё, сунул водителю бумажку, получил сдачу. Газель дёрнулась и поехала. Тут через окно я увидел их. Они бежали по проспекту и вглядывались в лица прохожих. Мне повезло. Несказанно повезло, что я прыгнул в этот автобус.  

Проехав пару остановок, я вышел и пошёл в сторону дома, совершив большой круг.  

Проснулся я часа в четыре ночи. Подойдя к зеркалу в ванной, посмотрел на свою рожу. Да идти на работу было, навряд ли можно. Сушило. Каждый глоток воды, каждое движение отдавало болью в рёбрах. На полу в коридоре валялись грязные джинсы и куртка. Да почему же человек не может пойти и спокойно выпить пива в этом поганом городе!  

Я присел на корточки и беззвучно заплакал от нестерпимой жалости к себе.  

Страстно захотелось уехать. Начать всё сначала в своей жизни всё с чистого листа. Стряхнуть ненавистную работу, бывшую, Маринку, этот бар и всё что меня окружает. Сесть в машину и уехать. Ведь у меня открытая шенгенская виза. Я могу уехать прямо сейчас. Но потом виза кончится и придется вернуться. Всё равно вернуться. А я не хочу сюда возвращаться!  

Я провалялся до утра не сомкнув глаз. Болела голова, тошнило. Избитое тело тоже ныло.  

На моё счастье хоть не было ничего серьёзного. В десять я позвонил шефу и отпросился на пару дней, стараясь не слушать его реплики. Потом набрал полную ванну холодной воды и нырнул в неё с головой.  

Вынырнув, я собрался с мыслями и позвонил в агентство.  

===  

Меня встретил тот же риэлтор, в вельветовом пиджаке. На этот раз я запомнил, как его зовут. Андрей.  

–Здравствуйте, я, почему то, сразу решил, что вы к нам вернётесь, что у вас с лицом?  

Я лишь отмахнулся.  

Он представил мне ещё троих человек находящихся в кабинете.  

–Это Вадим Николаевич – наш директор, а это Лидия Яковлевна – специалист по оценке всей вашей недвижимости, которую вы готовы предоставить нам в счёт оплаты вашей будущей безмятежной, и я надеюсь счастливой жизни. Это руководитель проекта, Тимофей Борисович. С него мы и начнём, а после различные тесты, а на завтра мы вам выпишем направление в экспресс лабораторию на разные анализы, и ещё кардиограмку надо будет сделать. Вдобавок от нарколога и от психиатра справочки взять, от стоматолога, ну и из кожно-венерического.  

–А это зачем?  

–Ну, как же, наше нравственное состояние неразрывно связанно с нашим физическим состоянием. Одного без другого не бывает, – Андрей улыбнулся и добавил: – А вдруг вы заразите всю долину каким-нибудь экзотическим сифилисом? К тому же, я может вам до этого не сказал, медицина ведь у нас там бесплатна, но мы должны быть уверены, что на нас не ляжет ответственность лечить вас от какого ни будь серьезного заболевания.  

–Прошу вас, – Тимофей Борисович встал и пригласил меня пройти в отдельный кабинет. Ему было примерно столько же, сколько мне, Его чёрные вьющиеся волосы были стянуты в хвост. Мы уселись напротив друг друга в кресла и начали. Позже к Тимофею Борисовичу подключилась ещё пара ассистентов.  

К вечеру я безумно устал. Собеседования. Тест из ста пятидесяти вопросов с подключенным мобильном, умещающимся в чемоданчик, детекторе лжи. Определение моего IQ. Они даже попросили меня проехать минут пятнадцать на велотренажёре, поднимать гирю, замеряли давление и уровень кислорода в крови. После этого снабдили меня целой кучей направлений на анализы, узи и кардиограммы, которые я должен был сдать в экспресс лаборатории завтра. Ну что ж, хоть в кои-то веки, анализы сдам.  

К вечеру в голове была каша от всего происходящего. Я устал как после самого тяжёлого трудового дня.  

Медленно проехал мимо бара. Он, как обычно, работал, только окно было заделано фанерой.  

Я усмехнулся. Перед тем как я уеду в долину, уеду отсюда навсегда, я обязательно ещё раз загляну в этот бар. С бейсбольной битой. У меня она есть. И обязательно размозжу головы этим двум ублюдкам.  

Если уеду. Если меня возьмут, ведь это всего лишь тест. Может я и сам, потом не захочу. Я ведь ещё ничего не решил. В конце концов, может просто уехать куда ни будь. В Германию, например, пропить там хорошего пива, погулять, посмотреть красивую европейскую жизнь, успокоится и снова вернутся сюда к рутине дел, может, работу сменить. Маринка ни на что не претендует. Всё вроде как ничего.  

Может все, и наладиться и без долины этой.  

Вечером позвонила бывшая.  

–Тебя просят подойти в школу  

–Меня? Что опять почитать стихи? – усмехнулся я.  

–Нет, это в рамках патриотического воспитания. С тобой хочет побеседовать наш директор и ещё там общественная организация одна.  

–Что за организация?  

–Ну, я не знаю. Военно-патриотический клуб. Они хотят, как бы, судить тебя, чтобы ты, как бы, покаялся.  

–Судить? Покаялся? В чём?  

–Ну, в том, что ты там стихи, эти свои антисоветские читал. Короче доигрался ты. Кольку из-за тебя не взяли на соревнования по стрельбе. Его из всех кружков вычеркнули и двойку по истории влепили. А ребята его дразнят педиком.  

–Слушай, ну это же дебилизм!  

–Это ты дебил! Ты нам всю жизнь испортил! Кто тебя просил это читать! Ты же там про природу что-то писал, про берёзку.  

–Ну, это же личное такое, это же я для тебя писал. Помнишь, там же про твою грудь, как я мог такое при детях читать. Да и двадцать третьего февраля надо про армию, про страну.  

Она бросила трубку. Да что же они все трубку-то бросают. Никто не может со мной нормально поговорить. Да нет же, надо бежать. Бежать от этой проклятой жизни. Господи да что же это такое? Судить они меня хотят. Да кто они такие, чёрт их дери. Смешно даже. Только грустно.  

Прошло несколько дней, после того как я сдал все анализы и осмотры. Каждый день с надеждой ждал звонка. Становилось навязчивой идеей: возьмут или нет? Мне и хотелось, чтобы меня взяли и, одновременно, я боялся этого.  

Я не мог ходить на работу и думать о чём-то другом, кроме этого. Сам того не замечая, я выставил большую чёрную сумку на середину комнаты и стал складывать туда любимые вещи, книги, диски. С работы позвонили, постепенно всплывала история о недостаче. Я, успокоил шефа, как мог, обещал приехать через три–четыре дня и продолжал сидеть дома и собираться.  

Звонок на домашний телефон раздался неожиданно. Я схватил трубку. Голос был незнакомый. «Наверное, кто-то из агентства»- пронеслось в голове.  

–Здравствуйте, мы с вами виделись в школе, это преподаватель ОБЖ из школы, где учиться ваш сын. Возможно, ваша жена, к счастью для неё, бывшая, говорила вам, что вы пригашаетесь в следующий четверг на суд чести.  

–Да говорила, но я не понимаю… что за суд… к чему это всё… мне уезжать надо скоро.  

–Просто я хочу тебя предупредить, что, если ты не придёшь добровольно, суд заочно приговорит тебя к порке.  

–Что? Да как вы вообще смеете.  

–Ты слышал, что я сказал. Мы найдём тебя, привезём силой и выпорем прямо во дворе школы. В назидание подрастающему поколению и твоему сыну, в частности. Ты понял меня, извращенец несчастный.  

Ошарашенный я положил трубку. Да я всегда знал, что это чокнутая школа, напичканная какими-то эсэсовскими правилами: цветных рубашек и блузок детям не носить, дальше красной линии, начерченной на полу детям не заходить, зайти к классному руководителю без предварительной записи за неделю нельзя, звероподобный охранник не пустит, ребёнка ждать только на улице, невзирая на погоду, за беготню по коридорам школы, пересечение красной линии или громкий крик, ребенка ведут к школьному психологу и тот говорит, ребенку, что он невменяемый.  

Однако этот разговор о суде и угрозы, казались вовсе каким-то абсурдом. Есть же государство, законы!  

Андрей из агентства позвонил на следующий день.  

–Можно мы к вам зайдём через пару часов, вместе с коллегой, вы её видели с Лидией Яковлевной, Она хочет взглянуть на вашу квартиру, а у меня для вас новости.  

–Какие!... Какие новости, – я хотел казаться сдержанным, но у меня не получилось.  

–Хорошие. Хорошие.  

Когда они вошли, я бросился готовить им кофе.  

–Что же, вы приняты. Решение по вам положительное. Можно будет оговаривать все детали и вперёд. Хотя я вижу, что вы уже готовитесь, что у вас за сумка посередине комнаты? – спросил Андрей  

–Да так смотрел вот. Какие-то вещи любимые.  

–Вещи. Вещи это то, что вяжет нас по рукам и ногам. То, что вызывает слезливую ностальгию, непонятно почему. Представляете, у меня в детстве был пистолетик. Пластмассовый такой зелёного цвета. Я его в электричке из окна выбросил, случайно как-то. Ехали с бабушкой в электричке, и я как бы стрелял понарошку в открытое окно. Представлял, что отстреливался от индейцев, нападающих на поезд. А потом он как-то вылетел из рук. Я вот до сих пор это помню. Потому что тогда, даже спустя какое-то время плакал по нему навзрыд. Потом успокоился и сам для себя решил, что не буду больше так привязываться и любить какие-то вещи. Чтобы потом не плакать. Знаете, счастлив по-настоящему тот, кто способен за один-два часа сняться с места и куда-нибудь рвануть, не думая о том, вернётся он назад или нет.  

–Ну, наверное, не все так могут. Есть люди кочевники, а есть оседлые. Ведь в вашей долине оседлые. Иначе они бы не смогли оставаться там.  

–Да. Там настолько прекрасно, что даже кочевники становятся оседлыми, – улыбнулся Андрей.  

–А вы сами не хотите переехать туда?  

–У меня семья большая. И не все члены её захотят уехать, а некоторые, например, зять, никогда не пройдут тест. А если только мы вдвоём с женой, то нам придется оборвать все контакты с ними. Мы не готовы к этому. Так что сапожник без сапог.  

–Ну да, контактов никаких, – задумчиво повторил я.  

–И никаких контактов и никаких старых вещей. Никаких хвостов! – Андрей пнул ногой по моей сумке, – ничего в будущем не должно вызывать чувство жалости к прошлой жизни. Частенько ведь бывает трудно на новом месте. Возьмёте старый подсвечник станете вспоминать, как он стоял тут на вот этом комоде, с которого вечно не убиралась пыль, – Андрей провёл пальцем по комоду и на его пальце действительно появился серый кружок пыли, – Раскисните, вдохновение потеряете, а ведь вам надо стихи писать, да такие, чтобы у людей солнышко в душе было.  

–Откуда вы про стихи… Хотя, да, в тестах было…  

Андрей стал серьёзным и уже не улыбаясь, продолжил:  

–С собой берёте только деньги. В любой валюте. Перед отправкой мы обменяем их на коммунальные марки. Можете взять какие-либо книги. Ну, буквально несколько самых любимых, ну и свои, конечно же, записи, стихи, дневники. Интимное так сказать. Всё остальное оставляете.  

Если денег вам будет недостаточно, в коммуне вы всегда сможете работать. В котельной, на ферме, в поле, в магазине, в обслуживающей жилой фонд компании, вдобавок можно вырастить всё необходимое на личном участке, пишите и продавайте свои книги. В доме у вас будет всё необходимое на первое время.  

Я с грустью посмотрел на собранную сумку, но потом улыбнулся. А ведь он прав.  

Я налил кофе и поставил на столик перед диваном.  

–Лидию Яковлевну всё устроило. Давайте перейдём к деловой, основной части. Завтра мы ждём вас в офисе с российским и с загранпаспортами, документами на всю вашу недвижимость, у вас это: эта квартира, дом с земельным участком. Документы на машину не забудьте.  

«Дом, как громко сказано, видели бы они его», – подумал я.  

–Домик мы ваш посмотрели, – вставила Лидия Яковлевна, тут же. Я вздрогнул, хотя я слышал раньше о том, что опытный риэлтор читает мысли клиента, – Внутрь правда не заходили, но снаружи вроде выглядит крепким.  

-Вы оставите завтра доверенность на наших людей на право продажи вашей машины и всей недвижимости. С собой вы возьмёте деньги и самые необходимые книги, и записи. Можно диски или флэшки, но компьютер или мобильник нельзя. Там у вас будет новый прекрасный компьютер. А звонить, как я уже говорил там некуда. Золото, часы какие-то нательные украшения, конечно, можете взять с собой. Всё это сможете в любой момент поменять на коммунальные марки или оставить при себе.  

А вот старые подсвечники, – Андрей снова улыбнулся, – мы договорились оставить на старых пыльных комодах. После этого мы отправимся на аэродром.  

–Завтра? Уже завтра?  

–Да решайтесь. Рейс завтра.  

–Рейс? А следующий рейс? Куда рейс-то?  

Андрей улыбнулся.  

–Следующий рейс не скоро. Решайтесь.  

Они встали, не допив кофе.  

–Ждём вас утром. В одиннадцать, не позже, нам многое надо успеть  

Я закрыл за ними дверь. Посмотрел на часы. Почти девять. Через двенадцать часов я должен буду покинуть свою квартиру. Навсегда покинуть и устремиться в будущее. Неизвестное, но обещающее быть таким безмятежным и спокойным. Таким, каким я хочу его видеть. Я разволновался, налил полный стакан виски и залпом осушил половину. Вышел на лоджию со второй половиной и уставился вниз.  

«Что у меня здесь? Вечные крики пьяниц под окном по ночам, вонючий лифт, грязь, беременная Маринка, скандалы с бывшей, Колька, которому лучше было бы не иметь такого отца, патриоты из школы, желающие меня выпороть, бар, который теперь придется обходить стороной, постоянная боязнь увольнения и долг фирме из-за моих ошибок в работе, каждодневное сталкивание с грубостью, ненавидимыми мною хамством и агрессией. Что из этого может остановить меня?  

Только откуда тогда такое щемящее чувство, такое ощущение жалости ко всему, что придётся оставить, жалости к самому себе? »  

Я проглотил вторые пол стакана. Подошёл к холодильнику, достал холодную сосиску и начал жевать. В нос ударил привкус хлорки. Ну и гадость. Из чего их делают?  

В голове пронеслась мысль, надо хоть что-то успеть продать. Компьютер, тот же холодильник, телевизор, хотя… кому это всё теперь надо? Что я за это выручу? Три коммунальные марки, а свой имидж в глазах агентства потеряю. Всё-таки нет, так делать нельзя. Но может просто занять у кого-то денег? Назанимать много. Миллион.  

У кого? Я горько усмехнулся. Я прожил в этом городе почти сорок лет, а ведь не у кого занять даже несколько тысяч рублей. Хотя я сам, кому дам взаймы?  

Я проглотил ещё несколько порций виски и сам не заметил, как рухнул на диван.  

Очнулся я около семи утра. Во рту пересохло.  

–Ну и хорош же я. Начинать новую жизнь с такого похмелья. Вот свинья. – Я отправился в ледяной душ, потом выпил крепкого чаю. По пути я решил заехать в одно место, попытать счастья, в голове засела навязчивая идея.  

Ещё раз, обойдя всю квартиру, я закрыл окна, выключил везде свет, как я всегда делал перед дальней поездкой. Только на этот раз я уезжаю отсюда навсегда.  

С такого похмелья садиться за руль я бы раньше не стал, но чего мне теперь бояться? То, что отнимут права?  

Я подъехал к офису строителей, которым я отпустил в долг кабель. Фирма располагалась во дворе, по соседству с авторемонтом, в маленьком двухэтажном столетнем домике, покрытом жёлтой штукатуркой.  

Они начинали в девять. Сейчас без десяти. Я остановился метрах в двадцати от их входа и начал ждать. Когда-то этот район был пригородом, а теперь он ближе к центру, чем к окраинам. Как бешено, растёт эта махина. Растёт и подминает всё под себя.  

«Здесь некогда смотреть по сторонам.  

Ни нам тут некогда, ни вам…»  

А мне надо было внимательно следить за входом, чтобы не пропустить их шефа.  

Он подъехал в начале десятого. Я вышел из машины и уверенно направился к нему. В карман куртки я положил газовый пистолет, точную копию настоящего, если ничего не получиться я просто выстрелю ему в голову несколько раз. Просто выстрелю, чтобы отомстить, чтобы отлегло за те бессонные часы, когда меня точила и душила обида от того, что меня просто нагло кинули, обворовали. Его это конечно не убьет, но напугает крепко.  

–О, – он слегка вздрогнул, увидев меня. Ему было, наверное, столько же сколько мне. Чёрное пальто, отутюженные брюки, ботинки. Как людям удаётся оставаться такими чистыми в этом грязном, слякотном городе, тут даже снег уже выпадает грязным. Я вечно мажусь о собственную машину, ещё обо что-то. Всюду у меня следы грязи на джинсах, туфлях.  

–Здорово, Геннадий, как дела с деньгами? – я начал довольно резко.  

–О, – повторил он и протянул руку для рукопожатия, я пожал его руку левой.  

Он невольно бросил взгляд на мою правую руку, которая была в кармане куртки.  

–Да как раз уже сегодня, можно сказать, решаем. На днях переведём…  

–Нет, мне надо сегодня, причём сейчас, столько сколько есть. Остальное переведёте потом. Ситуация просто критическая. Мой шеф готовит заявление о мошенничестве. И мне не хотелось бы фигурировать в этом деле, да и вам я думаю это не нужно.  

–Да нам не платят тоже. Мы ставим электрику в коттеджном посёлке. Они нам уже миллионы должны…  

–Слушай, деньги нужны сейчас. В десять я их должен вернуть.  

Я жестко смотрел на Геннадия, хотя и не был уверен смогу ли я сейчас достать пистолет и выстрелить, тем более что двор уже не был пустынным, подъезжали машины, ходили люди.  

Не знаю с чем это связанно, с моим решительным видом и рукой в кармане или просто как-то само собой получилось, но Геннадий повернулся к своей машине, взял свёрток с пассажирского сиденья и отдал его мне.  

–Тут семьсот. Я приготовил их для расчета с рабочими. Не представляю, что я им скажу. Остальное я отправлю. Ну, буквально завтра.  

Почему то не решавшийся месяцами вопрос, вдруг решился, до удивительного, просто.  

Семьсот тысяч рублей. Не много конечно, ну хоть что-то. То, что это деньги, не мои, меня на данный момент не волновало. То, что подумают про меня в моей фирме, тоже.  

Да и когда всё это вскроется, я буду уже далеко. Никто меня не найдёт. Да и сумма не такая уж и большая для фирмы. А мне пригодиться на первое время.  

Я подъехал к офису агентства. Сердце колотилось от ожидания чего-то необычного или просто от выпитого накануне.  

Андрей встретил меня, как всегда, с улыбкой.  

–Посидите немного, время у нас ещё есть. Мы уточним только кое-что.  

Я уселся на диван и, прихлёбывая, предложенный им на этот раз кофе, стал листать рекламные буклеты.  

Ожидание затянулось. Андрей кому-то звонил. Выходил из офиса. С кем-то разговаривал по телефону в коридоре. Щёлкал клавиатурой компьютера. Лицо его при этом становилось всё более озабоченным. Появился Тимофей, которого я видел раньше, появился их директор, который знакомился со мной на тестах кажется его зовут Вадим. В соседнюю комнату приходили люди. Какая-то женщина, молодая пара, мужчина. Потом ещё один. В руках у них были бумаги, они все сновали туда-сюда, да так, что у меня закружилась голова.  

«Так это тоже отъезжающие! », – осенило меня. Ну конечно! А тот дядька в очках и девица рядом с ним -это же нотариус и его помощница. А бумаги в руках у людей – это же свидетельства о собственности. Свидетельства на всё что они передают в агентство. Они все уже, что-то делают. Кто-то пишет, кто-то понёс бумаги к нотариусу, только у меня никто ничего не спрашивает. Чего я жду?  

Андрей вышел от нотариуса и посмотрел на меня. Что-то мне не понравилось в его взгляде. Он присел в кресло напротив, я протянул ему папку с документами на всю свою собственность и положил на стол связку ключей.  

–Вы знаете, мне очень жаль, но мы вынуждены вам отказать, – медленно произнес он.  

Меня прошиб холодный пот.  

–Почему? Вы же ещё вчера…  

–Вчера, вчера…, – Андрей грустно улыбнулся, – Вчера да, но сегодня служба безопасности порекомендовала нам не брать вас. Сегодня вы получили деньги, деньги, не принадлежащие вам. Они принадлежат, фирме, в которой вы работаете. Фирма может начать вас искать. А нам это не надо, да и не только в этом дело. Я ведь говорил: коммуна-это сообщество честных и чистых людей, а не рай для желающих скрыться махинаторов…  

–Да что вы такое говорите, – перебил я его, – За этими деньгами никто не будет охотиться. Да и сумма в общем небольшая. Копейки, по сути дела по нынешним временам.  

–Но не ваши копейки.  

–Да, практически, мои. Если бы не я, эти деньги до сих пор были бы кабелем на складе.  

–Факт есть факт. Вы присвоили деньги фирмы, в которой работаете, работали. Мне наплевать на эту фирму, на эти деньги, мне не наплевать на коммуну. Ведь там, помимо всего прочего нужна и честность, сегодня вы взяли эти деньги, а завтра… поймите ведь там никто не запирает дверей.  

–Как вы можете так думать? Я никогда ничего не украл бы в коммуне. Да я и эти-то деньги не украл, просто они мои по праву.  

–А ваш директор тоже так считает? Вы решили, что может быть две жизни, одна здесь, где можно нагадить и уехать в ту новую чистую, но так не бывает, тот, кто гадил тут, рано или поздно нагадит и там. Мы очень пристально следим за нашими будущими поселенцами именно перед отъездом. Именно в этот момент, когда человек рвёт со своим прошлым, он показывает себя. Проявляет. Кто-то вдруг захочет отомстить, даже убить кого-то, кто-то назанимать кучу денег, кто-то украсть, кто-то решит изнасиловать соседку. Да, представьте, был и такой тип.  

–Но ведь я никого не убивал и не насиловал, то, что я взял это ерунда, мелочь. Кроме этого ведь я чист.  

–Ну не знаю, не знаю. Теперь уже не знаю. Иногда ведь и мелочи какой-то бывает достаточно, чтобы перечеркнуть всё хорошее. Просто этим поступком вы показали, что легко можете переступить грань. Понимаете, грань. А для нас это важно. Важно не переступить грань, подчас маленькую и незаметную, но грань. В этом и смысл коммуны. Сообщества новых людей. Должен попросить у вас прощения. Мы торопимся закончить оформления и нам надо на аэродром.  

–В аэропорт, – усмехнулся я, – Но я тоже хочу с вами. Хочу в аэропорт! Я тоже хочу!  

–На аэродром. Вылет с военного аэродрома.  

Я вскочил, Андрей тоже встал, и я с размаху ударил его в лицо. Он пошатнулся и рухнул назад в кресло.  

–А вы, значит, честные все!  

Я распахнул дверь в соседний кабинет, где сидели клиенты и Тимофей Борисович, что-то им объяснявший.  

–Вы все честные! У вас ничего за спиной! Вы новые люди!!! Дерьмо вы все! – заорал я.  

–Вы хоть знаете куда едете! Куда вас везут! На аэродром! Да вас, может, перестреляют всех там. Или сбросят в море с этого самолёта. И следов никаких! Дураки! Отдали свою недвижимость. Всё что заработали за все годы! Идиоты! Куда едете? Зачем?  

В разговор включился директор Вадим:  

–Ну, если все, так как вы рассказываете, почему же мы не взяли вас? Какой нам смысл…  

Я выхватил газовый револьвер и выстрелил в него. Потом начал палить во все стороны, пока не кончились патроны. Дышать было нечем. Все кинулись в рассыпную. Кто-то схватился за лицо. У меня у самого закололо в глазах и начался кашель. В поисках воздуха и от страха, что натворил, я выскочил из кабинета, потом из бизнес-центра, помчался по Лиговке, пытаясь отдышаться.  

Я запрыгнул в машину, и как только воспаленные глаза смогли снова видеть я погнал, на огромной скорости. Прочь из города, прочь ото всех. Прочь. Прочь. Прочь.  

…Шеф обрадовался свёртку с наличностью. Даже выплатил мне премиальные из этих денег. Через пару дней я позвонил в агентство, хотел извиниться, но там никто не брал трубку. Я перезвонил на мобильный Андрею, но он тоже оказался выключен.  

Может все улетели и занимаются обустройством партии вновь прибывших, а может они преступники и просто скрылись, провернув эту операцию, а может они вообще мне привиделись?  

В школу, ни на какой суд я не пошел, и с поркой как-то обошлось, может, забыли они про меня у них ведь столько важных дел. С Колькой по выходным снова гуляем. Бывшая как-то пообещала, что даже отпустит нас вместе на дачу, теперь я туда Маринку с собой беру, ведь ей сейчас полезно на воздухе бывать. А тетрадки со стихами своими, все, все, я там, на даче в печку засунул.  

Помню вышел, я тогда во двор, посмотрел на трубу. Летит дымок, а вместе с ним и мои рифмованные строчки, думы, бессонные хмельные ночи. Долетят они до неба, примкнут к облаку и полетят далеко-далеко. Может это облако и до долины долетит когда-нибудь, если только есть она где-то вообще, эта долина?  

08. 03. 13