Черное, алое, серебристое

Эпиграф  

Никого не нужно оправдывать, особенно тех, кто в оправдании не нуждается. грязь на снегу, грязь в душе, грязь на твоей черной форме. Сотри ее. Не стереть только одиночество с моей души. В этом бесконечно сером широком мире, где яркое пятно – только твоя черная форма СС – серебристые молнии, алая нарукавная повязка с черной свастикой.  

Глава 1.  

Грязный снег, смешанный с песком, на удивление не пристает к высоким начищенным сапогам. Мы идем по февральским улицам, он идет справа. Я опираюсь о его левую руку – левую, он военный, правая – чтоб отдавать честь встречным патрулям. Кайзерштрассе, грязный снег, февраль, больше года до капитуляции.  

Начищенные высокие сапоги, черные кожаные перчатки, черная фуражка с высокой тульей, длинный черный кожаный плащ, а под ним черная форма СС.  

Его лицо пересекает черная повязка. В одном из боев, еще в начале всей этой аферы, он лишился глаза. Это от чего-то не портит его. Мне хочется поцеловать его в висок, где край повязки.  

Я взглядываю – незаметно чуть поворачивая голову на его чеканный арийский профиль. Да – пошло, да – правда. Узкий рот, словно тонкие губы постоянно сжаты, я хочу поцеловать его жесткий рот. Я хочу чтобы он ответил на мой поцелуй. Я хочу не думать, что будет дальше.  

Серые ранние сумерки. Мы почти пришли. Эту маленькую квартирку с отдельным входом он снял для меня месяц назад. До этого я жила у Макса в его домике в Потсдаме.  

Этот месяц прошел в редких встречах и телефонных звонках почти каждый вечер. Сегодня он наконец-то сказал мне, что этот вечер мы проведем вместе. Я думаю про себя, что хочу с ним провести оставшуюся жизнь.  

Здравый смысл давно не пристает к моему сознанию, также как грязный снег не пристает к его высоким сапогам. Входная дверь, он поддерживает меня под локоть на ступеньках. Я роняю ключи, он их поднял и открывает сам. Он был здесь еще без меня, снял квартиру и сразу купил все необходимое – ну или почти все. Вот только шелковый халат мне не нравится. Он скользкий и холодный. Мой любимый халатик мягкий, фланелевый, подарок моего бывшего. Они работают вместе – Макс и Курт в шестом отделении и гестапо.  

Он помогает мне повесить пальто. Вешает свой черный плащ на вешалку. Туда же фуражку с высокой тульей. Чуть одергивает китель перед большим зеркалом в прихожей. Черная форма, серебристые молнии, алая нарукавная повязка с черной свастикой.  

Я предлагаю – пойдем на кухню. Ты купил чудесный кофе и есть коньяк. Коньяк мне купил Макс. Он сам его очень любит – и приучил меня. У меня получилось сварить кофе, не дав сбежать на плиту поднимающейся пенке. Это просто и сложно одновременно. Держа джезву за ручку, приподнять, покрутить, пенка чуть оседает, потом вновь приподнимается, опять отодвинуть от огня. Два раза, три раза. Все теперь достаточно.  

Кофе мы пьем из маленьких чашек – мейсенский фарфор, а коньячные рюмки – классические, похожие на тюльпаны. Курт разливает коньяк: "Прозит" за нас, он просит разрешение закурить. Трудно поверить, что рядом со мной – сдержанный, внешне спокойный Айсман. Тот самый Айсман, что недавно в допросной снова убил задержанного.  

Он нервно тушит сигарету в пепельнице, я одним глотком допиваю из рюмки коньяк и выдыхаю: "Курт, Курт, пожалуйста... ". Он все понял, не нужно больше подбирать слова. Он тихо шепчет: "Больше не могу ждать, хочу тебя. "  

Наконец-то, я тянусь к его рту, его губы чуть приоткрыты. Мы целуемся языками, едва уловимая горечь табака. Губы сухие и горячие. Провожу пальцами по скулам – как гладко выбрита кожа. Не резкий запах одеколона. Только у верхушки СД водится хороший одеколон. А приглашение в спальню не следует. Он просто подхватывает меня на руки. Я чувствую как он дрожит от желания. Его дыхание участилось и это сухое сглатывание – мне видно над тугим воротником его форменной сорочки.  

Он опускает меня на широкий диван и я раздеваюсь быстрее, чем он.  

Как же я хочу его. Он высокий, но не качок – скорее жилистый. Он опускается на диван, ложится на меня сверху. Его член входит в меня, я обнимаю его за шею и выдыхаю в ухо "я люблю тебя". Мне кажется, что его член разрывает меня. Неожиданно мощный оргазм стартует с места, как "мерседес" Макса. Я снова прижимаюсь ртом к его приоткрытым губам, ласкаю его язык "О, Курт, какой ты сладкий". Айсман резко выдыхает, он еще не кончил, он шепчет мне "Не так быстро". Резко и мощно всаживает в меня член, он рвется в меня- и нежно целует в висок. еще пара резких толчков внутри – и горячая волна затапливает меня изнутри "Я хочу сына" выдыхает мне в шею Курт.  

Айсман со вздохом облегчения переваливается на диван рядом со мной и ложится на спину закинув руки за голову. Он рассеянно улыбается. Лицо перечеркнутое черное повязкой, умиротворенное. Я поднимаюсь и иду в ванную, обратив внимание, что его черная форма не сброшена на пол, а аккуратно весит на стуле. Порядок, орднунг. Я глажу рукой алую повязку со свастикой.  

Решаю быстро принять душ. Стук в дверь "Да, Курт". Входит с зажженной сигаретой. Высокий, обнаженный, лицо перечеркнуто черной повязкой. Если бы меня спросили о моих чувствах к нему – я бы убила спросившего.  

Он стоит привалившись к стене, курит и чуть-чуть, только уголками губ, улыбается. Докурив расправляет пушистое желтое полотенце и помогает шагнуть через бортик ванной. Он спрашивает меня "Понравилось? ". Я отвечаю "Я больше никогда не смогу ходить прямо".  

Он улыбается, целует меня. И в свою очередь шагает в ванную, отбросив клеенчатую занавеску. Гудит колонка, душ бьет горячими струями по его подтянутому животу, рыжеватым завиткам внизу живота, сверкает фальшивыми бриллиантами на широкой груди. Я целую его живот, впадинку пупка, я говорю "Курт, какой же он у тебя большой". Айсман доволен "Нет, он средних размеров". Теперь моя очередь подать полотенце. Оно больше моего, зеленое. Курт, как мне приятно тебя трогать. Он снова подхватывает меня на руки и несет в спальню.