ПОПУГАЙ

ПОПУГАЙ  

Валерий Николаенко  

“Ох, снег, снежок, белая метелица, – негромко напевал Славик Третьяков, возвращаясь со школы домой. Он с удовольствием подставлял курносое лицо под пролетающие белые хлопья, которые сыпало на город стальное декабрьское небо. В парке стояла тишина. Сюда не долетали скрежет трамваев, студеный звон цепей на колесах грузовиков и неумолчный гул большого портового города. Строгими шеренгами вдоль аллей выстроились акации, каштаны и тополя, вершины которых, казалось, причесывали низкие лохматые тучи. Несмотря на полуденный час, в парке был полумрак, который подчеркивал торжественность тишины безлюдных заснеженных аллей.  

“Ох, снег, снежок, белая метелица”, – мелодично скрипел под ногами пушистый снег и в такт этому скрипу весело размахивал портфелем Славик. Еще немного, он дойдет до детского городка, свернет вправо, выйдет из парка и, наконец, будет дома. Мальчик представил, как вспыхнут радостью глаза мамы, она оторвется от бесчисленных пеленок и, наверное, скажет: ”Значит, можешь? Давно бы так. ” А вечером дрогнет и разойдется в улыбке всегда строгое, даже суровое лицо отца. Шутка ли? Четверка по диктанту! Первая четверка после бесчисленных нудных троек! А мог бы даже пятерку получить, если бы не огарод и не вилосипед. Ничего… Поднажму на правила и будет пятерка.  

“Ох, снег, снежок, белая метелица. ” Славик свернул на аллею, уводящую к детскому городку и справа, недалеко от себя, увидел высокого толстого мужчину. Несмотря на падающий снег, на мужчине не было ни пальто, ни пиджака. Но особенно поразила мальчика поза, в которой стоял незнакомец. “Молится он, что ли?, – с недоумением подумал Славик, вспомнив, что видел в одном фильме точно так же сложенные – ладонь к ладони – руки, обращенные к иконе. Но мужчина не молился. Подняв облепленную снегом голову, он смотрел на верхушку акации. Славик тоже посмотрел туда, но ничего кроме заснеженной кроны, не увидел. Это усилило его любопытство. Подойдя ближе, он услышал, как мужчина взмахнул руками и воскликнул: “Все! Пропал! – Кто пропал? ” Мужчина молча взглянул на Славика, затем снова протянул к дереву руки: “Боря. Боренька. Иди сюда. На плечо. – Мужчина даже выдвинул правое плечо и похлопал по нему синей от холода рукой. – Боренька. Иди сюда. На плечо. ” Это – На плечо – незнакомец произносил все более отчаянным голосом. Птица, наверное. Третьяков до рези в глазах всматривался в верхушку дерева, но ничего необычного там не увидел. Он скользнул взглядом ниже и его внимание привлек большой ком снега на нижней ветви. Ком этот покачивался вперед – назад, вперед – назад. “Дядя, – Славик, чтобы обратить на себя внимание, слегка толкнул мужчину в бок, – ее снять надо – замерзнет’’. Мужчина прекратил взывать к дереву и хотел было прогнать назойливого мальчишку, но, услышав его слова, раздраженно крикнул: ”Снять?! Какой умный нашелся! Ясно, что снять. Попробуй доберись до него! ” Славик оценивающе посмотрел на корявый ствол, на могучую ветвь, на которой, борясь за жизнь, продолжал раскачиваться снежный ком. Летом бы он за минуту был бы на самой верхушке, но в декабрьский мороз… Ничего. Если снять пальто… Больше он не думал. Положив портфель на землю, а сверху пальто, он подошел к дереву. “ А если разобьешься? ” – мужчина проворно присел на корточки, подставляя Славику широкую толстую спину. “Не маленький”, – авторитетно буркнул Третьяков и, подпрыгнув, крепко обхватил руками и ногами ствол. “Еще немного, еще”, – подбадривал он себя, забираясь все выше и выше. На высоте дерево раскачивалось и мальчик, изо всех сил, прижимаясь грудью к его коре, слышал, как неистово стучит сердце. А птица? Бьется ли у нее сердце? Но снежный ком, до которого осталось не больше полутора-двух метров, продолжал раскачиваться. Жива! Сейчас я тебя сниму, глупенькую! Только ты не улетай, пожалуйста. Когда мальчик, осторожно ступая по ветви, добрался до птицы, та вздрогнула, с головы ее осыпался снег и ослепительно засияли морскими волнами синие перышки. Быстрым движением мальчик схватил птицу, сунул за борт пиджака, с трудом застегнул его на верхнюю пуговицу и почувствовал, как на груди ледяной лужицей распускается талый снег и острые коготки царапнули по шее. “Царапается еще”, – с удивлением и радостью подумал он и отправился в свой обратный опасный путь. “Мальчик, осторожней. Осторожней. Не придави Борьку! ” – Толстый мужчина от возбуждения и холода притопывал на снегу и, когда Славику до земли осталось не более метра, схватил его сильными руками.  

Потом они бежали по парку. Впереди – хозяин птицы, в руках пальто и портфель Славика, за ним сам Славик, одной рукой придерживая беспокойную мокрую птицу. “Ох, снег, снежок, белая метелица”. Выбежав из парка, они юркнули в тускло освещенную парадную и по деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Мужчина долго возился у двери и, когда открыл ее, из прихожей полился мягкий голубоватый свет. В квартире Славик расстегнул пиджак и… замер. У него в руках был настоящий попугай: маленькая синяя голова с изогнутым дугой желтым клювом и белой звездочкой на лбу, малиновая грудь, темно-зеленая, цвета травы, спина. А хвост! О, чудо! Все перышки разного цвета: синие и желтые, зеленые и голубые, красные и фиолетовые. Славик хотел погладить попугая, но тот, угрожающе зашипев, вырвался из рук, взмахнул крыльями и сел на плечо хозяина. Он искоса смотрел на мальчика, как бы говоря: “Это тебе не дерево. Тут я – хозяин”. – “Прошу”, – сказал мужчина, приглашая Славика в комнату, а сам, все еще не веря в неожиданное спасение Борьки, любовно поглаживал его. В детской комнате, куда они вошли, попугай вспорхнул на книжный шкаф, важно прошествовал по дверце и, преисполненный собственного достоинства, не спеша забрался в высокую просторную клетку. “Садись, мальчик, – мужчина подошел к окну, с силой захлопнул фортку, повернулся к Славику. – Давай знакомиться, герой”, – и протянул широкую холодную ладонь. Мальчик встал со стула и, вспомнив, как это делают взрослые, хлестанул по ней своей ладошкой: “Третьяков! – Ого, – протянул он, – Третьяков? А зовут как? – Славик. – А я – Геннадий Петрович. Можешь называть меня дядя Гена, – и вдруг раскатисто захохотал, – Только не зови крокодилом Геной. – Не буду, – улыбнулся Славик. – Тогда дружба. – Геннадий Петрович снял рубашку, набросил пижаму. – Считай Славик, что тебе повезло. Я для тебя наинужнейший человек. Не догадываешься? – Как это наинжу…наижну, – хотел переспросить мальчик, но, так и не выговорив трудного слова, смутился и покраснел. – А так, – Геннадий Петрович сел на стул и похлопал мальчику по плечу, – Игрушки любишь? Ясное дело – любишь. А я на фабрике игрушек работаю. Смекнул? – Здорово, – невольно вырвалось у Славика, и он сконфуженно замолчал. – Так что, братец, не теряй шанса. Ты мне – я тебе. Называй любую игрушку, и она твоя”. – Махнув рукой в сторону детской кровати, Геннадий Петрович сказал: “Колька мой и дня без попугая не может. Так что не стесняйся, выбирай”. Но мальчик не отрывал взгляда от попугая, который важно прогуливался по перекладине в клетке. Впервые в жизни ему предлагали все, что он пожелает. И за что?! Борьку с дерева снял! Подумаешь. Конечно, у него тоже есть мечта.  

Однажды он был в гостях у Витальки, своего двоюродного брата, и тот показал ему н а с т о я щ у ю подводную лодку. Маленькую, конечно, но настоящую. Вначале он, даже, не поверил – крохотная, не больше книги, и… подводная лодка. Виталик повел его в ванную комнату, и он увидел чудо. Торжествующий Виталька нажимал разноцветные кнопки пульта управления, и лодка опускалась под воду, разворачивалась вправо и влево, всплывала и, даже, давала задний ход. Славик долго ходил после этого, как зачарованный, и, даже, видел эту лодку во сне, а когда просыпался, чуть не плакал от обиды. Однажды он пошел на хитрость. Возвращаясь с отцом домой с бани, они проходили мимо магазина “Детский мир”. И Славик не выдержал. Он, как бы невзначай, завел отца в отдел игрушек. На витрине, на самом видном месте, под тонким стеклом, была она: его мечта и сон. Славик начал рассказывать отцу об удивительных качествах этой лодки, но тот, равнодушно взглянув на нее, молча подошел к кассе и выбил чек на две погремушки для Светочки и Ирочки. Очень было обидно ему тогда, но он понимал, что сестрички совсем маленькие, им надо в первую очередь, а он может подождать – лодка, наверняка, дорогая. Вот заработает отец много денег, сделает и ему подарок. И вот сейчас… Стоит ему только сказать и у него б у д е т она, настоящая подводная лодка. Не сон ли это?  

“Ну что, надумал? – хриплый голос Геннадия Петровича вернул Славика к действительности. – Э, так не годится: сидеть и молчать. Иди сюда, сам выберешь”. – Мужчина взял мальчика за руку, подвел к шкафу, открыл его и… Славик не поверил глазам: на всех полках, за исключением верхних, где были видны переплеты школьных учебников, лежали яркие красивые игрушки: железная дорога и баскетбол, кланяющийся Мишка и хоккей, реактивные самолеты и космические корабли, а в самом углу, рядом с какими-то осликами и матрешками, призывно желтела она, настоящая подводная лодка. “Хочешь, бери футбол, – Геннадий Петрович снял с полки зеленое поле с металлическими фигурками футболистов. – Или луноход. Смотри”. – Он положил аппарат на пол и включил пульт. Луноход развернулся, вскарабкался через его ногу в тапочке и уверенно поехал дальше. “Как? – мужчина повернулся к Славику. Тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел в глубь шкафа. – Ну что ты там увидел? А…, – сказал он. – Молодец, не продешевишь. – Хозяин квартиры ободряюще потрепал мальчика по голове. – Ладно. За Борьку ничего не жалко. Бери”. И он достал ее: маленькую, но настоящую подводную лодку. Она опускалась под воду, плавно разворачивалась вправо и влево, всплывала и, даже, давала задний ход. Славик прижал ее к груди и боялся сделать малейшее движение. Ему казалось, что сделай он сейчас хоть шаг и все. Закончится сон и ему снова захочется плакать. “Смелее, Славик. По деревьям лазаешь, как Тарзан, а тут оробел. Пошли испытывать, чтобы рекламаций не было. ” И, когда они выходили из комнаты, раздался – Славик не поверил своим ушам – тяжелый с одышкой женский голос: “Сережа, вста-вай”.  

Мальчик с изумлением посмотрел на клетку и Борька, будто в подтверждение его догадки вытянул вперед головку и снова протянул: “Сережа, вста-вай”. – “Жив курилка, отогрелся, – улыбнулся Геннадий Петрович и открыл дверь ванной, – а я думал, что уже все. Жаль, конечно, стало. Думаю, что же это такое? Так удачно достался и конец? Спасибо, ты подоспел”. – Вы его из Индии привезли, дядя Гена? “, – Славику очень хотелось услышать подтверждение своей догадки. Он, даже, представил Геннадия Петровича на капитанском мостике: на плече у него Борька, а за бортом судна перекатывает бирюзовые волны бескрайний океан.  

Мужчина запахнул пижаму, сел на табуретку у ванны, наполненной водой, удивленно посмотрел на мальчика: “Почему из Индии? На базаре купил по случаю у одной чокнутой бабки. – Он опустил лодку в ванну и продолжал, – До сих удивляюсь, что повезло так. Самого кубинского амазона, которому цены нет, с клеткой, почти даром… А ларчик открывался просто: суеверие и больше ничего. – Славик с нетерпением ждал, когда хозяин квартиры нажмет кнопку пульта управления и Она пойдет. Но тот, казалось, забыв о лодке, продолжал рассказывать:, – Случилось у них, Славик, горе в семье: дочка ее со своим мужем в аварию попали, разбились. А вскоре внук тяжело заболел, Сережа…” И тут же, перебивая его, Борька позвал: “Сережа, вста-вай..” – “Слышишь? Это попугай бабкиным голосом мальчика этого будит. Короче, растерялась она, а тут соседка ей подсказала: “Продайте скорее попугая. Это он беду в дом несет”. – “А что бабка? Старая, вот и поверила. За попугая и на базар. Такого красавца можно сказать даром, да еще и просит: – Возьмите, пожалуйста. – И плачет: “Ой, как же мой Сереженька перенесет? Ведь и вырос с ним, с попугаем этим! ” Я успокоил, конечно, старую женщину. Говорю: свыкнется внучек ваш, выздоровеет. – Денежки ей на руки и домой. – Геннадий Петрович взял в руки пульт, – вот такая, брат, мне удача выпала. А теперь смотри. ” Лодка опускалась под воду, плавно разворачивалась вправо и влево, всплывала и, даже, давала задний ход. Но странное дело. Славик не испытывал никакой радости. Перед глазами шумел базар, плакала старушка, на которую через прутья клетки смотрел печальный Борька и торопливо отсчитывал деньги Геннадий Петрович. На лице счастливая улыбка. Но почему он не сказал ей, как мне, что все это – суеверие, что попугай не виноват в случившемся горе, что больного мальчика нельзя разлучать с любимой птицей. Бабушка бы поняла. Обязательно поняла. И Сережа увидел бы снова своего Борьку. А так? Как же он без него? Постой… А что, если попугай летел к своему другу? На улице устал, сел отдохнуть… и тут я. Значит, это я помог этому Геннадию Петровичу разлучить больного Сережу с другом! И за это лодку?! От такого человека?! “А теперь мой Борька, – Геннадий Петрович встал, положил пульт управления на табуретку, – и здравствуйте знает и добрый вечер. Или, например, это. – Он сильно несколько раз ударил кулаком в дверь и из детской Борька спросил: – Кто там? – Как? Моя метода. Только все не могу отучить его от бабулиного голоса… Да ты куда? ” Славик, не глядя на хозяина квартиры, толкнул дверь ванной комнаты и вышел в прихожую. Когда он одевался, Геннадий Петрович, держа лодку в руке, недоумевал: “Да что с тобой? Обиделся на что? А… понимаю. Борька ведь дорогой оказался. Ну ты – хват. – Он быстро вбежал в детскую и вернулся с хоккеем, – На, бери и его. Чтобы без обид. ” Славик с трудом потянул на себя тяжелую входную дверь, взял портфель: “Ничего мне от вас не надо. Я уже не маленький. ” Толстый мужчина застыл в мертвенно-голубом свете прихожей с прижатыми к животу игрушками, и Славик, в последний раз взглянув на его вытянутое от удивления лицо, с облегчением прикрыл дверь за собой.  

На улице по-прежнему сыпал легкий снег, торопились прохожие, вдали, возможно, на повороте, долго звонил трамвай. Славик медленно шел по аллее, портфель тяжело оттягивал руку и больно бил по колену. Он смотрел вперед и в мельтешащих снежинках отчетливо видел больного мальчика. Тот смотрел туда, где стояла раньше клетка с попугаем, который уже никогда не вернется и не крикнет бабушкиным голосом: “Сережа, вста-вай”.