Дело на одну трубку

ДЕЛО НА ОДНУ ТРУБКУ  

Не плачь. Не лей напрасно слезы.  

Но пой! Пляши! За серебро.  

Ах, Коломбина! Слишком поздно...  

Нет Арлекина. Нет Пьеро.  

Рина Кова «Коломбине... »  

Жуткое представление собрало всех, кто остался на ночь в цирке. Берейторы, униформисты, дрессировщики, ассистенты, пушистые шпицы и стройные пудели в скорбном молчании толпились у манежа, на котором, раскинув руки, лежал мертвый клоун в белой блузе с воланами и жабо. Над ним склонился судмедэксперт с пинцетом и лупой в руках, обтянутых резиновыми перчатками, фотограф непрестанно щелкал затвором камеры, а следователь записывал что-то в блокнот.  

– Смерть наступила от удара острым предметом прямо в сердце, – указал эксперт на алое пятнышко на груди покойника.  

– У кого только рука поднялась на нашего доброго Пьеро! – сокрушался фотограф, выбирая ракурс для снимка. – Дети его так любили!  

Следователь закончил записывать и опустился на корточки перед телом.  

– Чем это его?  

– Думаю, чем-то вроде сапожного шила, – разжав мертвому клоуну окоченелые пальцы на правой руке, эксперт извлек из них пинцетом клок рыжих волос и направил на него лупу.  

– Белого клоуна убил рыжий! – воскликнул следователь и обернулся к двум полицейским, которые от нечего делать раскачивались на трапециях: – Немедленно перекройте все входы и выходы! Ищите Арлекина! И будьте осторожней, он может быть вооружен длинным шилом…  

***  

Адвокату Семёну Боеву пришлось изрядно повозиться с шурупами, прежде чем картонка с надписью «Адвокат Ракушкин Карп Игнатьевич» покинула входную дверь, а на ее месте начищенной бронзой засияла табличка «Адвокат Боев Семён Павлович».  

Перспектива до пенсии сидеть за крошечным столиком в городской коллегии стала так пугать Семёна, что, перешагнув гордыню, он выпросил у отца деньги и купил себе эту небольшую контору у ушедшего на покой адвоката. «Стулья из приемной надо выкинуть и поставить кушетки. Маленькая комнатка со столом и сейфом – отличное место для секретарши», – раздумывал он, прохаживаясь по своему новому пристанищу.  

В просторном кабинете с двумя массивными столами, высоким резным буфетом и шкафом, полным книг, Семёну особенно понравился кожаный диван.  

– Какое великолепие! – воскликнул он и упал на него плашмя. – Сбылась мечта адвоката! «Завтра же надо принять секретаршу, купить канцелярские принадлежности, завести бухгалтерию…» – в раздумьях он зажмурил глаза и тут же уснул.  

***  

Брякнула распахнувшаяся форточка, сверкнула молния, и раскаты грома разбудили Семёна.  

– Уже ночь! Хорошо я поспал… – адвокат сполз с дивана и, выставив руки в темноту, пошел искать выключатель. Вспышка молнии за окном осветила на буфете слегка початую бутылку отличного виски, забытую прежним хозяином, и Семён машинально схватил ее. Запрокинув голову и делая глоток, правым глазом он заметил какое-то движение, и, обернувшись, буквально оцепенел от ужаса. В дверях кабинета с огромным топором в руке стоял невысокий человек в плаще и шляпе, скрывающей лицо. Молния на мгновение осветила жуткого гостя, и стекла в окнах затряслись от раскатов грома. «Это конец! – застучала в висках страшная мысль. – Кому же я так помешал? »  

***  

Поборов паралич, Семён медленно опустил бутылку и, нащупав на стене кнопку, включил свет.  

– Вы кто? – прохрипел он.  

Человек снял головной убор, и у адвоката немного отлегло от сердца: гость с топором не был похож на разбойника. Грустное лицо с печальными глазами, под одним из которых красовался синяк, не вызывало опасений.  

– Кто вы такой? – уже уверенней спросил Семён.  

Гость тряхнул рыжей шевелюрой, и на его носу откуда ни возьмись появился красный шарик.  

– Цирковой артист, клоун, Матрацев Борис Борисович! – представился он и сделал реверанс.  

– А это вам зачем? – покосился Семён на топор и сделал из бутылки большой глоток.  

– Не пугайтесь, он бутафорский.  

Клоун прислонил реквизит к стене и, прижав к груди мокрую шляпу, посмотрел на адвоката глазами потерявшегося спаниеля.  

– А можно и мне? – жалобно произнес он.  

Семён достал из буфета пару стаканов, наполнил их и устроился за одним из двух столов.  

– Присаживайтесь, – указал он на стул, – и извольте объяснить, зачем пожаловали на ночь глядя?  

Циркач сел, ловко метнул шляпу на вешалку у двери, опрокинул в рот содержимое стакана, и красный шарик куда-то исчез с его носа.  

– Меня обвиняют в убийстве Пьеро! – обижено произнес он. – А я его не убивал! ***  

Семён положил перед собой чистый лист, взял забытую Ракушкиным на столе перьевую ручку фирмы «Паркер» и приготовился записывать.  

– Расскажите, Борис Борисович, все по порядку… – только успел он сказать, как в прихожей хлопнула дверь и в кабинет ворвались два полицейских.  

– Всем оставаться на местах и предъявить документы! – скомандовал лейтенант, размахивая пистолетом, а сержант, державшийся за кобуру, встал у двери.  

– Это за мной! – простонал перепуганный Матрацев.  

Семён спокойно достал из кармана удостоверение адвоката и поднял руки.  

– Советую поступить так же! – приказал клоуну лейтенант.  

Пока тот нервно шарил по карманам плаща в поисках паспорта, в кабинете появился шапочно знакомый Семёну адвокат, фамилию которого он не сразу вспомнил.  

– Как вы тут оказались, господин Боев? – возмущенно спросил он с порога. – И откуда у вас ключи от этого помещения? «Точно, Пален его фамилия. Как у министра юстиции времен Александра II», – вспомнил Семён.  

– Это вы что тут делаете, господин Пален? – парировал он. – Мне продал это помещение Карп Игнатьевич. Теперь я здесь хозяин!  

– Как это продал? А почему мне не сказал? – Пален был заметно растерян, а полицейские удивленно переглянулись.  

– Почему он должен вам говорить? – ухмыльнулся Семён. – Это была его собственность: захотел и продал.  

– Да я и не спорю, дело, конечно, его... Но я работаю в этом кабинете уже двадцать лет, и вы сидите, кстати, за моим столом.  

Об адвокате Палене ходила слава глубокого теоретика права, а советоваться с теоретиками было любимым занятием Семёна, поэтому он покорно встал и освободил место коллеги. «Такой человек мне очень даже пригодится», – подумал он, устраиваясь за столом Карпа Игнатьевича.  

Полицейские переглядывались и пожимали плечами.  

– Так мы больше не нужны? – наконец спросил лейтенант у Палена.  

Тот вынул из кармана бумажник.  

– Недоразумение вышло. Извините, братцы. Думал, воры залезли, а это коллега просто припозднился, – лепетал он, отсчитывая купюры.  

– Вы что такое задумали? – нахмурился лейтенант. – Взятку офицеру хотите дать?! Вы за кого нас принимаете?! – перешел он на крик.  

Пален спокойно отсчитал несколько купюр и передал их Семёну.  

– Арендная плата за месяц!  

Лейтенант слегка стушевался, но лица не потерял.  

– Извините, Пален. Профессия у нас такая – всех подозревать, – объяснил он. – А этот товарищ, – полицейский строго посмотрел на съежившегося на стуле клоуна, – так нам свой паспорт и не предъявил…  

***  

– Это мой клиент, артист цирка Матрацев, – объяснил полицейским Семён. – Он находится на моей территории, не совершает никаких преступлений, и у вас нет никаких оснований проверять у него документы. Я призываю вас…  

– Ма-тра-цев!? – лейтенант, не дослушав, передернул затвор и направил пистолет на клоуна: – Руки вверх! Вы арестованы за убийство Пьеро! То есть Петра Васильевича Макушкина.  

Матрацев выпучил глаза и поднял руки.  

– Как ты посмел, мерзкий Арлекин? Его так любили дети! – процедил сквозь зубы сержант и достал из кобуры оружие.  

– Остановитесь! – крикнул Пален. – Если Матрацев арестован, он имеет право на свидание с адвокатом наедине, поэтому уберите оружие и подождите в приемной. Пока обвиняемый получает юридическую консультацию, забирать его вы не имеете права.  

Лейтенант немного подумал и убрал пистолет в кобуру.  

– Согласен. Закон есть закон, мы подождем. Но дверь не закрывать, если он вздумает бежать, пристрелю без всякого сожаления.  

Полицейские надели на руки растерянного клоуна наручники и вышли из кабинета, оставив его с адвокатами.  

***  

Борис Борисович Матрацев окончательно раскис.  

– Я не убива-а-а-ал! – рыдал он, размазывая по щекам сопли. – Помогите мне, пожалуйста-а-а-а, товарищи адвокаты! Я вам денег заплачу-у-у-у!  

– Успокойтесь! – стукнул ладонью по столу Семён. – Времени нет слушать ваши стенания. Рассказывайте как на духу, почему вас подозревают в убийстве этого Пьеро?  

– Ума не приложу, – клоун немного успокоился, достал из кармана платок и шумно высморкался. – Макушкин – мой друг и партнер, зачем мне убивать его?  

– А кто вам такой замечательный синяк поставил? – вмешался Пален.  

– Какой синяк? – неубедительно удивился Матрацев. – Ах, этот! – потер он подбитый глаз. – Это Макушкин. Но это не то, что вы подумали… Простое недоразумение…  

– Хватит юлить! – возмутился Семён. – Если вы не будете с нами откровенны, мы не сможем вам помочь.  

Пален достал из кармана курительную трубку и, чиркнув спичкой, закурил.  

– Рассказывайте. Мы ждем.  

Матрацев немного помялся и начал рассказывать.  

***  

– Это все из-за Коломбины, жены Макушкина. Она почему-то сказала ему, будто мы с ней любовники. Он не сдержался, и вот, – Матрацев показал пальцем на свой синяк.  

– А вы что, любовники? – спросил Семён.  

– Ну что вы! – покачал головой клоун. – Это чистой воды поклеп!  

– Странный поклеп, не находите? – Пален глубоко затянулся и выпустил в потолок струю табачного дыма. – Нечасто жены вот так, без причины, признаются своим мужьям в измене. Для этого должен быть повод. Расскажите-ка нам, Матрацев, как вы провели прошедший день. И как можно подробней: важной может оказаться любая мелочь. Начните прямо с утра.  

– С утра и до самого вечера я спал у себя в общежитии. Представления не было, и я решил хорошенько отдохнуть. Вечером пошел на работу: надо было с фордера в каскад порепетировать – это падение такое с выходом на змейку. Выхожу из партера, а на пустом манеже наша Коломбина – Клавдия Васильевна – с Макушкиным номер работают. И номер, доложу вам, мерзопакостный: Макушкин в злобной маске Чаки с бутафорским мачете гонялся по манежу за перепуганным униформистом, а Клавдия Васильевна, изображавшая его невесту – Тиффани, бегала вдоль пустых кресел с ножиком и притворялась, будто тыкает им зрителей! Меня от отвращения чуть не вывернуло! Как они посмели предать наши идеалы: из классических Пьеро и Коломбины превратились в каких-то злобных троллей!  

Я, конечно, все понимаю, с юмором у нынешнего зрителя совсем плохо. Над шутками не смеются, а как начну Пьеро палкой по манежу гонять да Коломбину за косы дергать, так хохочут, что уши закладывает. Комедия «дель арте» нынче не в моде! Чаки и Тиффани – вот новые герои! – с отвращением произнес клоун. – Тогда я как крикну им из партера: «Не позволю ужастиками детей смешить?!» Хотел и маску сдернуть с подлого притворщика, посмотреть на перепуганное лицо этого святоши, но передумал… А если честно, струсил. Крикнул и сбежал… Посидел в клетке у слона, успокоился и решил поговорить с Макушкиным. Хотел вразумить его… Он же добрый человек, его дети любят. Неужели, думаю, он способен ради бренной славы превратиться из доброго Пьеро в злобного Чаки?  

Нашел я его в гримерке. Сидит, угрюмый, в одиночестве водку пьет. Я его таким никогда не видел. Переживает, думаю, не совсем еще скурвился! Не успел я рта открыть, а он как вскочит – и прямо мне в глаз! «Ты что творишь, – кричу, – совсем спятил? » А он схватил меня за грудки и говорит: «Мне Клавочка во всем призналась! Я простил ей, но не тебе! Как мог ты, подлый соблазнитель, разбить мне сердце и семью! »  

Я возражал, но он не слушал. Наконец Макушкин дал мне пощечину и вызвал на клоунскую дуэль на зонтиках. Тут уж я возмутился: на клоунскую дуэль может вызвать только клоун клоуна. «Ты больше не клоун, ты злобная кукла! – сказал я. – И драться на зонтиках я с тобой не буду! » Тогда он предложил драться по-настоящему, на настоящих шпагах – в полночь за цирком, в сквере у памятника Фрунзе! Я согласился на кураже, а потом посидел в клетке со слоном и передумал.  

В сквер пошел, но не для того, чтобы драться с Макушкиным. Хотел только посмотреть, придет ли он сам. Вдруг он просто хорохорился. Долго я сидел в кустах, но так его и не дождался. Погулял немного и решил все-таки порепетировать. Смотрю, у входа стоит «скорая помощь» и полицейская машина, а рядом два служивых болтают. Один и говорит: «Матрацев – тварь бессердечная. Как он мог зарезать бедного Пьеро! »  

– Это были мы с сержантом! – раздался голос лейтенанта из прихожей. – Вас поджидали…  

– Я так и понял, поэтому и сбежал, – откликнулся клоун. – Вот вроде и все…  

– Подслушивать нехорошо! – пожурил полицейских Пален.  

В кабинет вошел лейтенант и присел на краешек дивана.  

– Позвольте спросить, – обратился он к Матрацеву, – а зачем кому-то убивать Пьеро?  

– А мне зачем? – вопросом на вопрос ответил тот.  

– Вы каждый день колошматили его на манеже, могли и на этот раз не сдержаться.  

Семён удивленно хмыкнул:  

– Интересная версия, но, возможно, у кого-то был мотив повесомей.  

Лейтенант только ухмыльнулся:  

– Не корчите из себя невинность, Матрацев. На месте преступления вы оставили неопровержимую улику: в правой руке Пьеро сжимал клок ваших волос.  

– Вы уверены, что в правой? – удивился клоун. – Макушкин был левшой! Весь цирк об этом знает.  

– Точно в правой, – подтвердил полицейский, – эксперт при мне осматривал его тело.  

– А может, вам известно, каким оружием был убит Пьеро? – деловито спросил Пален у разболтавшегося служаки.  

– Его проткнули чем-то вроде шила! – крикнул из приемной сержант, опередив лейтенанта.  

– Идите к нам! – позвал его Боев.  

Полицейский вошел и устроился на диване рядом со своим начальством.  

– У него на груди была ранка не больше горошины, – сказал он.  

– Подумайте хорошенько, кто в цирке пользуется шилом? – спросил у клоуна Семён.  

– Слоновод! – не задумываясь, ответил тот. – Чтобы управлять слоном, он легонько тыкает его шилом за ухом. Но убить им никак не получится. Коротковато оно для этого…  

***  

Пален встал из-за стола, глубоко затянулся, выпустил в потолок струю сизого дыма и, хмуря брови, заходил по кабинету.  

– Как говаривал Шерлок Холмс: «Это дело на одну трубку»! – наконец произнес он. – Убил тот, кто не знал, что Макушкин левша, и знал, что Пьеро вызвал на дуэль Арлекина.  

– Кто это мог быть? – спросил у клоуна Семён.  

Матрацев съежился и обхватил скованными руками рыжую голову.  

– Когда у нас с Пьеро случилась ссора, мы были одни, – простонал он, потом встрепенулся: – Вспомнил! Когда я выбежал из гримерки, Макушкин бежал за мной и кричал: «Дуэль! Только дуэль! В полночь у Фрунзе! »  

– И кто его мог слышать, кроме вас?  

– В коридоре я видел только одного Фарятьева, шпагоглотателя. Недавно у нас работает…  

– Фарятьев! – радостно воскликнул лейтенант. – Не тот ли это Фарятьев по кличке Артист, осужденный за жестокое обращение с животными? Сейчас он уже отсидел, а в тюрьме известным артистом был: ложки да вилки глотал.  

– Это что за номер? – удивленно вскинул брови Матрацев.  

– Тот еще номер, он так в больничку хотел попасть. Надзирателей ему разжалобить не удалось, а вот сокамерники громко хлопали в ладоши, пока он завывал над унитазом. Тут кличка «Артист» к нему и приклеилась.  

– А наш Фарятьев кошек не любит!  

– Точно он! – Пален сел за стол, отложил потухшую трубку и, помолчав, произнес: – Все ясно. Фарятьев работает в цирке недавно, значит, мог и не знать, что Пьеро – левша. Фарятьев знал о предстоящей дуэли, и опыт у него имеется: хоть и животных, но убивать ему уже приходилось. Фарятьев умеет управляться со шпагой, а рана от нее такая же, как от шила. И самое главное – Фарятьев не любит кошек.  

– Непонятно только, зачем ему убивать Пьеро? – усомнился в умозаключениях Палена сержант. – Мотив пока не ясен.  

– А вот сейчас все и выясним! – лейтенант поднялся с дивана и, передернув затвор, убрал пистолет в кобуру. – Поедемте в цирк!  

***  

У главного входа в городской цирк адвокаты Боев и Пален, два полицейских и закованный в наручники Матрацев застыли в изумлении перед огромной афишей, закрывающей весь фасад. С нее окровавленным мачете им грозил злобный Чаки, а из-за его спины глумливо ухмылялась щекастая физиономия его невесты Тиффани.  

Текст на баннере гласил: «Сегодня и каждый день на арене цирка с премьерной программой свирепые куклы – Тиффани и Чаки».  

– Как он посмел! Убить его за это мало! – простонал Матрацев.  

– Вы про кого? – спросил Семён.  

– Про Василия Борисовича! Директора нашего цирка. Сейчас я ему устрою! ***  

Матрацев пнул дверь с табличкой «Директор», и компания вошла в кабинет, по которому бегали маленькие пушистые собачки, везде, куда ни взглянешь, валялся цирковой инвентарь, а в центре, за обширным столом, сидел в кресле лысый старичок в пенсне с рыжим котом на руках.  

Он встретил гостей приветливой улыбкой, но клоун немедленно ее сбил.  

– Как вы могли такое допустить! – заорал он с порога, потрясая закованными в наручники руками. – Это же форменная пошлятина! Разве можно маньяков и убийц к детям подпускать?  

– Про каких убийц вы говорите? – спокойно спросил директор, поглаживая кота. – Не вы ли, Матрацев, нынче ночью зарезали Пьеро?  

– Я не виноват! Меня подставили, – буркнул тот.  

– Рассказывайте другим, а я-то вас знаю. Дуэль Пьеро и Арлекина – простой классический сюжет…  

– Полиция разберется! – прервал директора клоун. – Расскажите лучше, как вам в голову такое пришло – выпустить на манеж Чаки и Тиффани?  

– А что мне оставалось? – вздохнул старичок. – Пьеро убит, Арлекин в бега подался. Мне что, из-за вас представление отменять? Слава Талии: остались еще в цирке настоящие артисты! Ангел наш спаситель, Клавдия Васильевна выручила. У нее такое горе: мужа убили, а она, между прочим, сейчас будет играть Тиффани на манеже. Настоящий профессионал!  

– А кто играет Чаки? – вмешался Пален. – Случайно, не Фарятьев?  

– Он самый! – подтвердил директор. – Прекрасный артист. Он у нас шпагоглотателем служит, а мечтал всю жизнь о клоунаде, втайне номер Чаки репетировал…  

– Вот и мотив! – воскликнул Семён. – На убийство Фарятьев пошел ради мечты. Глотать шпаги – дело скучное и не почетное, у многих такие фокусы вообще отвращение вызывают. Другое дело – клоун. Слава, любовь зрителей и, конечно, деньги – вот о чем мечтал бывший заключенный.  

– А я всю жизнь мечтал быть слоноводом… – печально произнес Матрацев.  

– У вас еще все впереди, – Пален ободряюще потрепал клоуна по плечу и развил догадку Семёна: – Вчера, когда вы, Матрацев, застали тайную репетицию, под маской Чаки скрывался вовсе не Макушкин, как вы подумали, а шпагоглотатель Фарятьев. Он сразу понял, что вы этого просто так не оставите, и решил столкнуть лбами вас и Пьеро. Думаю, с его подачи Коломбина наврала мужу, что вы любовники. По задумке Чаки, ваше традиционное трио должно было накрыться медным тазом, а на его месте появиться их уродливый дуэт. Может, он и не хотел никого убивать: рассчитывал, что вы сами перебьете друг друга, а когда услышал, что Пьеро вызвал вас на дуэль, наверняка обрадовался. Но наступила полночь, а Пьеро ни на какую дуэль даже не собирался. Тогда он и решил убить его самостоятельно и свалить все на вас.  

– Фарятьев заколол Макушкина шпагой – привычным для себя инструментом, – продолжил мысль Палена Семён, – взял из расчески клок волос Арлекина и вложил его покойнику в правую руку: не знал, что Пьеро – левша.  

– Что вы такое говорите? – возмутился директор. – Разве Макушкина убил не Матрацев?  

– Убийца – Фарятьев! Вы еще не поняли? – пояснил ему лейтенант, достал из кобуры пистолет и передернул затвор. – Его надо срочно арестовать, пока он еще бед не натворил.  

Директор цирка посмотрел на настенные часы и, выронив кота, схватился за лысую голову:  

– Он уже на арене! Детей надо спасать! – закричал он.  

***  

Из партера Семён, Пален и их клиент Матрацев наблюдали, как под дружный хохот и аплодисменты публики лейтенант и сержант гонялись за Чаки, а тот, кувыркаясь и кривляясь, прыгал по проходам между кресел. Дети ставили полицейским подножки и хватали за рукава, а преступнику всячески пытались помочь, одобрительно улюлюкали и давали ему полезные советы.  

– Беги, Чаки! Слева, Чаки! Берегись, Чаки! – кричали они наперебой, но как ни старался разбойник убежать, полиция следовала по пятам.  

Наконец загнанный злодей сделал сальто-мортале и, распугав униформистов, выскочил на манеж. Под гомерический хохот публики он раскорячился в причудливом реверансе и, подпрыгнув на месте, кинулся к кулисам. До свободы оставалась пара прыжков, но на его пути встал сержант и погрозил пистолетом. Чаки попятился, вскинул руки, но, сделав два шага, закрутил кувырок назад и снова попытался скрыться. На этот раз ему навстречу вышел лейтенант, и, будто смирившись с неизбежным пленением, беглец устало присел на опущенный край подкидной доски.  

Держа пистолеты наготове, полицейские медленно обступили Чаки, и в это мгновение из оркестра раздалась барабанная дробь, а на высоком пилоне в свете софитов возникла толстоногая Тиффани. Раскинув полные руки, она сделала подскок и смело ухнула вниз на поднятый край доски.  

– Алле-гоп! – крикнул Чаки.  

Кувыркаясь, он взлетел под купол цирка, и, зацепившись там за трапецию, беспомощно повис.  

– Спускайтесь, Фарятьев! Вы арестованы за убийство Пьеро! – кричал лейтенант, размахивая оружием.  

– Держись! Держись! – скандировали дети и их родители.  

Поболтав ногами над ликующей от восторга толпой, Чаки истошно завопил с высоты:  

– В тюрьму я не вернусь! – и выпустил из рук перекладину.  

Зал умолк. Где-то тихо захныкал ребенок. Лейтенант тяжело вздохнул и убрал в кобуру пистолет.  

– Финита ля комедия, – печально произнес он.  

В центре манежа, будто сломанная кукла, валялся мертвый Чаки, а над ним скорбно склонилась его верная подружка – Тиффани.  

Занавес!  

ДА КАПО*  

Пока Семён выходил из оцепенения от увиденного, Пален вынул из кармана трубку и, чиркнув спичкой, раскурил ее.  

– Страшный конец, – задумчиво произнес он и глубоко затянулся.  

– Так ему и надо! – радостно кричал Матрацев с красным шариком на носу. Каким-то образом он освободился от наручников и хлопал в ладоши. – Вы мне очень помогли, господа адвокаты! Спасибо вам большое! Сколько я вам должен за консультацию?  

– Сколько не жалко, – не подумав ответил Пален.  

Покопавшись в кармане, клоун извлек скомканную бумажку, сунул ее в руку растерянному Семёну и тут же исчез. Семён развернул купюру и тяжело вздохнул.  

– Сколько стоит ваш табак, Пален?  

– Пятьсот рублей за унцию.  

– Получайте на табак, – сунул Боев пятисотрублевку коллеге в карман. – Дело на одну трубку, как вы и говорили.  

ДА КАПО (итал. da capo – повторение). Трюк или реприза, которые артист исполняет после выхода на аплодисменты.