Мизер

МИЗЕР  

Мизер – обязательство играющего не взять ни одной взятки.  

Словарь терминов преферанса.  

Мизер, являясь самым сильным соблазном и искушением  

преферанса, требует к себе самого пристального внимания.  

Ведь сыгранный мизер расценивается в шкале ценностей  

преферанса по самой высокой мере…  

Урбанович В. Е. Преферанс. «Секреты мастерства на основе анализа и расчетов».  

Глава 1  

Только что январское солнце согревало кабинет, как вдруг стемнело, будто наступила ночь, и в распахнутую форточку ворвался снежный вихрь. Адвокат Семён Боев встал из-за стола, закрыл дверцу на крючок и посмотрел на бушующую за окном пургу.  

– Апокалипсис! – задернул он шторы. – Мой «порше» занесло уже по фары. Еще немного, и нам отсюда не выбраться. Что делать будем, господа?  

– Может, пулечку распишем, если спешить больше некуда? – отозвалась с дивана секретарша Маруся.  

– Пуля до десяти, – поддержал ее, скучающий за столом адвокат Пален.  

– По рублику вист, – секретарша вскочила и достала из буфета три стакана.  

Семён обреченно вздохнул. Из ящика стола он нехотя извлек бутылку виски и, разлив дистиллят удобно устроился в кресле.  

– За что выпьем, друзья?  

– За конец света! – предложил Пален и тут же выпил.  

– Ну, за конец, так за конец, – согласилась Маруся, запрокинула голову и струйкой вылила содержимое стакана в рот. – Вкусненько! – цокнула она языком, достала из кармана колоду и, перетасовав, ловко раскидала ее по столу.  

Пален мельком взглянул на выпавшие ему карты и тут же их бросил.  

– Я пас.  

– Один, – задумчиво произнес Семён.  

Маруся выпучила глаза на веер своих карт и словно чихнула:  

– Мизер!  

– Мизер! – воскликнул Пален. – Вы помните, что по правилам вы не должны взять ни одной взятки?  

–Да все я знаю, не держите меня за дурочку, – секретарша схватила прикуп и откинула две лишние карты. – Я играю мизер. Ходите!  

Пален хмыкнул и перевернул рубашкой вверх семерку бубен.  

Маруся прикусила губу.  

– Бью восьмеркой, – она робко положила на стол карту и затравленно посмотрела на Семёна.  

– А у меня нет бубей, хоть в бубен бей, – тот сбросил туза треф. – Вот и все, Маруся. Плакал ваш мизер. Забирайте свою взятку, смелая вы наша… И еще пять в придачу!  

– Давайте переиграем? – взмолилась секретарша.  

– Что значит, переиграем! – накинулся на нее Пален. – Вы забыли, деточка, что мы играем на деньги.  

– Ну, оштрафуйте меня за это! – Маруся бросила карты и встала из-за стола.  

– За такое в приличной компании не штрафуют, а канделябром морду бьют…  

– Я так не играю! Вы, взрослые, умные мужчины, не можете сделать маленькую уступочку глупой девушке?  

– Не можем. Эта уступочка может нам с коллегой сотню стоить.  

– Ах так! – Маруся сгребла со стола карты и, обиженно покачивая бедрами, направилась в свой кабинет. – Гобсеки! Ни ума, ни сердца! Мелкие людишки! – выкрикивала она.  

В это время в дверь громко постучали.  

Боев подошел к окну и выглянул за штору. В снежных вихрях он разглядел очертания исполинского джипа, огромными колесами заехавшего на заметенную стоянку перед конторой.  

– Настоящий бигфут! Тысяч сто стоит, не меньше! – восхищенно воскликнул он. – Маруся, откройте…  

Секретарша отворила дверь и испуганно застыла с колодой карт в одной руке и стаканом с виски в другой. Впустив клубы снежной пыли, отряхивая тулуп шапкой-ушанкой и топая по полу валенками, в прихожей появился хозяин джипа. Гость из-под густых бровей строго посмотрел на секретаршу, оглядел помещение в поисках иконы и, не найдя, перекрестился на потолок.  

– Отец Кирилл! Какими судьбами? – Семён выскочил из-за стола и с распростертыми объятиями кинулся навстречу.  

– Мир тебе, сын мой, – монах протянул Боеву руку.  

***  

– Я к тебе по делу, – устроившись на стуле, начал отец Кирилл.  

– Вы пугаете меня, отче! Учитывая, по каким делам ко мне обычно обращаются…  

– Ну что ты, Семён! – рассмеялся монах. – Мы люди богобоязненные. Дело мое совсем не уголовное, а самое что ни на есть житейское. Надо на соседа сверху, – показал он пальцем на потолок, – в суд подать…  

– И чем вам, отче, – адвокат тоже показал пальцем на потолок, – сосед не угодил?  

– Я даже не знаю его. Это сосед трудника моего… Приживается у меня при церкви бедный художник. То роспись подмалюет, то иконку поправит, а так больше пьет беспробудно… Но в пьянстве мирный, да и душа чистая, потому и не гоню. А раньше, при Советах, маститым слыл. «Члена Союза художников Советского Союза» абы кому не давали…  

– А что, сейчас рисовать разучился?  

– Да он и не умел никогда, – усмехнулся монах. – Он был художником-плакатистом. Тогда спрос был на его творчество, а теперь иссяк…  

– Так случается, когда специализация слишком узкая.  

– Вот именно. И тебе, сын мой, не следует замыкаться только на уголовниках. Надо иногда и простым гражданам помогать…  

– Что же случилось с вашим бедным художником?  

– Сосед сверху промочил…  

– Но это совсем не мой профиль. Это если бы с насморком вы пошли лечиться к хирургу. Сколько ваш бедный художник планирует мне заплатить? – подумав, спросил адвокат.  

– Нисколько. У него совсем нет денег. Но ты можешь рассчитывать на процент от выигрыша.  

– И что у него такого ценного пострадало? Мебель времен Людовика, персидские ковры, дорогущий дизайнерский ремонт?  

– Да не-е-е-т. Побелка на потолке пожелтела, да обои отвалились…  

Семён задумался, закатив глаза.  

– Ведро известки и рулон обоев… – с тоской произнес он.  

– Ну вот и ладненько. Вот и договорились, – перекрестился монах и встал со стула. – Я к тебе завтра художника пришлю. Некодымкин Федул Амвросиевич его зовут.  

– Псевдоним, что-ли?  

– Да нет. Фамилия такая. Из староверов, наверное… – отец Кирилл нахлобучил на лохматую голову ушанку и протянул Боеву руку.  

Глава 2  

Снежные монстры бушевали до самой ночи. К полудню, когда снегоуборочная техника справилась с последствиями ночного бурана, Семён Боев добрался до работы на такси.  

На стоянке перед конторой, где вчера были оставлены «порше» Семёна и Марусин «мерседес», высился огромный снежный бархан. По нему в вязаном свитере и лыжных брюках с лопатой в руках ползала Маруся, пытаясь откопать свою машинку.  

– Бог в помощь! – поприветствовал ее начальник.  

– Здравствуйте, Семён! – замахала она с вершины, сияющей в солнечных лучах. – В кабинете вас дожидается гость. Не пугайтесь!  

Со свежего морозца в прихожей конторы Боеву ударила в нос смесь перегара и запаха окурков. В кабинете, он немедленно распахнул окна и, уже не сдерживая отвращения, зажал пальцами нос.  

– Как вы тут еще не задохнулись?! – обратился он к сосредоточенно работающему за своим столом Палену. – Откуда такая отвратительная вонь?!  

– Вон, – качнул тот головой в сторону дивана, на котором, укутавшись стеганой фуфайкой, свернулся калачиком и сладко спал лохматый старичок.  

– Кто это такой?  

– Художник-плакатист Некодымкин Федул Амвросиевич собственной персоной.  

– Простите ради бога, коллега, за неудобства! Этого клиента мне отец Кирилл прислал. Вы же знаете, что я не могу ему отказать, – оправдывался Боев и одновременно трепал художника по плечу, – Некодымкин, проснитесь! – Не поверите, я взялся за его дело всего-то за ведро известки и рулон обоев. Проснитесь, Некодымкин!  

– Вы добрый человек, – не отрываясь от работы, недовольно пробурчал коллега Семёна.  

Федул Амвросиевич только спрятал голову под фуфайку и еще крепче поджал ноги в шерстяных носках.  

– Горим! – неожиданно громко крикнул Пален.  

Федул Амвросиевич выглянул одним глазом, оглядел кабинет и снова исчез.  

– Налейте сто грамм, господа адвокаты, – жалобно просипел он из-под фуфайки.  

– А вы тогда встанете? – спросил Семён.  

– Тогда встану.  

– Вставайте, – он достал из ящика стола бутылку дорогого виски и наполнил стакан.  

Отбросив телогрейку, Федул Амвросиевич резво вскочил с дивана и, схватив стакан двумя руками, жадно осушил его.  

– Перебрал вчера, – виновато произнес он, утираясь рукавом свитера. – Вот теперь я весь к вашим услугам.  

Семён сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и жестом пригласил Некодымкина сесть. Не выпуская из рук пустой стакан, тот присел на стул и изобразил на лице внимание.  

– Расскажите, Федул Амвросиевич, что у вас произошло?  

– Сосед сверху промочил, – начал художник-плакатист. – С потолка вся штукатурка осыпалась, обои свернулись, дверь так разбухла, что больше не закрывается…  

«Вот скукота, удавиться можно, – думал Семён. – За что мне такое наказание? »  

– Я сразу вызвал ЖКО, – продолжал Некодымкин. – Они акт составили. Переписали, как полагается, пострадавшее от потопа имущество. Помогли претензию соседу отписать. Потом ихняя юристка мне заявление на него в суд составила. Я его в суд снес и повестку на завтра получил.  

«Получается, что дело уже в суде, – порадовался про себя адвокат. – Это все существенно упрощает. Доказательства собраны, в суд переданы, заседание назначено… Осталось только в суд сходить».  

– Ваше дело очень хлопотное, – вслух сказал он. – Давайте посмотрим на документы, которые вы представили в суд.  

Некодымкин пошарил рукой под свитером, извлек сложенную пополам пачку потрепанных листков и протянул Семёну. Разложив на столе бумаги, тот внимательно изучил их.  

– Про потолок, стены и двери вы мне рассказали. А что это за диван, стол, ковер, картины и плакаты, они значатся в акте ЖКО?  

– Мусор всякий, – равнодушно махнул рукой художник. – Старый просиженный диван, стол без ножки, ковер после промочки даже лучше стал, а картины и плакаты я никак до помойки не донесу. Хлам один… Я не стал его в заявлении указывать.  

«Все это дело – сплошной мусор. Пустая трата времени и сил», – подумал Семён.  

– Сколько вы планируете потратить средств на решение вашей проблемы, – спросил он вслух.  

– Дело верное, да и несложное. Процентов десять вас устроит?  

«Какой кошмар! » – подумал Семён и закрыл глаза.  

– Вы выпили у меня виски стоимостью уже двух ведер известки. Работать за рулон обоев я не согласен. Шестьдесят – минимум.  

– Пятьдесят, – отрезал Некодымкин.  

– Хорошо, пятьдесят, – устало согласился адвокат.  

– Такой договор надо обмыть! – ехидно крикнул со своего места Пален.  

– Обязательно! – воскликнул Федул Амвросиевич и протянул Семёну пустой стакан.  

Семён грозно взглянул на коллегу, тяжело вздохнул и плеснул художнику из бутылки.  

– Вы бы воздержались, Федул Амвросиевич. Нам с вами завтра в суд идти.  

– Чисто в медицинских целях, – художник забрался со стаканом на диван и укрыл ноги фуфайкой. – Хорошо тут у вас… Только холодно.  

Семён встал, подошел к распахнутому окну и задумчиво посмотрел на карабкающуюся по снежному бархану секретаршу.  

«Вот бы спихнуть всю эту тряхомудину на Марусю, – подумал он. – Образование у нее юридическое…»  

Глава 3  

– Маруся! Долго копать собираетесь? – крикнул Семён в открытое окно.  

– Пока не откопаю! – помахала лопатой секретарша и продолжила упорно скрести слежавшийся снег.  

– Бросайте заниматься глупостями. Для вас дело есть.  

– У меня уже есть дело, Семён: я машину свою откапываю. Разве не видно?  

– Я просто хотел доверить вам работу в суде… – только успел произнести Семен, как Маруся, бросив лопату, съехала на спине с бархана и через мгновение стояла у его стола.  

– Что, мой хозяин, надо? – вытянулась она по струнке.  

– Университет вы окончили. Образование юридическое получили. Пора и практикой обзаводиться. И в этой связи я хотел бы спросить вас, Маруся, не возьметесь ли вы вместе со мной провести в суде гражданское дело о промочке?  

– С превеличайшим удовольствием, шеф!  

– Тогда ознакомьтесь, – он передал ей исковое заявление с актом жилищной конторы.  

– Так тут иск только на полторы тысячи! – брезгливо полистав бумажки, произнесла Маруся. – И сколько с этого заплатят нам?  

– Федул Амвросиевич, – Семён указал на свернувшегося калачиком на диване художника, – обещает нам в случае победы заплатить пятьдесят процентов от выигрыша.  

Новоиспеченный юрист задумалась.  

– А зарплата секретаря-бухгалтера на время, пока я вам помогаю, за мной сохранится? – наконец, спросила она.  

– Не только зарплата, но и все обязанности в придачу.  

– Тогда согласна!  

– За это надо выпить! – не отрываясь от работы, громко крикнул Пален.  

– Обязательно! – послышалось из-под фуфайки, и высунулась рука с пустым стаканом.  

Маруся взяла со стола шефа бутылку и без спроса плеснула в него.  

– Итак, к делу, – серьезным тоном произнес Семён. – Сейчас вы, Маруся, возьмите такси и отправляйтесь с Федулом Амвросиевичем к нотариусу. Оформите там судебные доверенности на меня и на себя. Потом найдите оценщика и поезжайте с ним в промоченную квартиру. Попросите, чтобы он составил заключение о стоимости ремонта, а то в исковом заявлении нашего клиента все цены взяты с потолка. Обратите внимание на плакаты и картины. Покопайтесь там в мусоре. Может быть, найдете хоть что-нибудь стоящее. И вечером жду вас с докладом.  

Глава 4  

Громкий удар в дверь заставил вздрогнуть Семёна и Палена, коротавших вечер за преферансом.  

Отложив карты, Семён встал из-за стола и вышел в прихожую.  

Там Маруся, кряхтя и пыхтя, пыталась пропихнуть большой холщовый мешок в распахнутую настежь входную дверь.  

– Помогите же мне, Семён, – не оставляя попыток, пропищала она.  

Семён ухватился за узел и уперся ногой в косяк.  

–Это что такое?  

– Картины.  

Мешок немного поупирался и наконец ввалился в коридор. Следом с улицы два мужчины втащили мертвецки пьяного Некодымкина. Пронеся его в кабинет мимо остолбеневшего Семёна, они бережно уложили тело на диван и накрыли фуфайкой.  

– У него в квартире все промокло. Попросился у нас пожить, – объяснила Маруся.  

Мужчина постарше, вынул из-за пазухи портмоне и отсчитал тому, что моложе, нескольку купюр.  

– Спасибо, что не отказали, – он виновато пожал плечами.  

– Бывает, – махнул рукой тот и вышел из кабинета.  

– Давайте знакомиться, – обратился пожилой гость к адвокатам. – Меня зовут Захар Павлович Колобков. Я близкий друг этого великого человека, – показал он на Некодымкина. – Тридцать лет я возглавляю городской Союз художников и могу вам ответственно заявить, что в пленэрной живописи равного ему нет. То, как Федул писал воздух, воду, свет, настроение, бесконечность перспективы, не сможет повторить никто. А теперь даже и он сам не сможет, – гость грустно взглянул на художника и тяжело вздохнул. – Когда узнал, что его пейзажи уничтожил сосед-герострат, я заплакал. Правда… Спросите у вашей замечательной Маруси. Она мне и рассказала об этой трагедии. Я плакал и думал: кто еще вступится за бедного художника, кто поможет бедолаге, как не председатель Союза художников?  

– Адвокат Боев, – учтиво представился Семён.  

– Адвокат Пален, – коллега Боева вскочил и предложил Захару Павловичу стул. – Может, чайку с мороза? Или чего-нибудь крепкого?  

– Я бы выпил с морозца чего-нибудь крепкого, – щелкнул пальцами Колобков и скинул пальто на спинку стула. – Так чем же я могу помочь вам, господа?  

Семён вздохнул, открыл ящик стола и достал непочатую бутылку виски.  

– Скажите, Захар Павлович, вы сможете нам помочь в оценке испорченных картин? – спросил он и передал председателю стакан.  

– А кто еще может вам помочь? – ответил вопросом на вопрос Колобков. –Конечно, я. В нашем городе только я закупаю картины для музеев и галерей, поэтому опыт оценки предметов искусства только у меня. Я бы сказал, исключительно у меня…  

– Правильно ли мы поняли, Захар Павлович, – вмешался Пален, – что эти картины стоят ровно столько, сколько скажете вы?  

– Правильно, – председатель залпом выпил.  

Дело о промочке перестало казаться Семёну скучным. Он встал и вышел в прихожую, где Маруся таскала с улицы мешки, коробки и свертки, укладывая их на полу.  

– Это вы сами придумали оценить мусор по цене предметов искусства? – спросил он.  

– Да это вы, Семён. Вы же просили меня обратить внимание на картины. Вот я и обратила. Заехала в Союз художников и рассказала там о нашей беде. Кто еще за художника вступится, как не…  

– Союз художников, – закончил фразу адвокат. – Разложите картинки на полу, столах, развесьте, где получится. Сейчас мы будем оценку производить.  

Вернувшись за свой стол, Семён убрал бутылку, которая в его отсутствие еще больше опустела и, обратившись к Колобкову, спросил:  

– В каком численном соотношении находится гонорар, который мы должны будем заплатить вам за услуги, со стоимостью испорченных пейзажей?  

Колобков задумался ненадолго и торопливо ответил:  

– Одна тысяча гонорара к десяти тысячам ущерба, я полагаю… И деньги вперед!  

– Разумно.  

***  

Всю ночь напролет, пока Пален и Семён вели карточное сражение, Маруся переписывала названия пейзажей, а Колобков вносил в списки цену каждой картины и ставил напротив свою подпись.  

Под утро юридическая консультация походила на странный музей. На столах, стульях и стенах были развешаны, расставлены и разложены облезлые и полинялые картонки, холсты и листочки. И, как результат ночных бдений Маруси, на столе Семёна лежали исковое заявление с новыми требованиями и свежеотпечатанная экспертиза авторитетного специалиста в области изобразительного искусства Колобкова Захара Павловича.  

Из экспертизы следовало, что все работы кисти Некодымкина до того, как они попали под горячую воду, представляли художественную ценность, являлись достойными образцами своего вида искусства и обладали немалой стоимостью. По мнению Колобкова, все сто пять испорченных картин стоили по десять тысяч рублей каждая. Таким образом, сумма ущерба составила один миллион пятьдесят тысяч рублей.  

– Пятьдесят процентов, за такое плевое дело – очень даже неплохой гонорар! – пролистав заключение Колобкова, сказал Семён. – Теперь, Маруся, все зависит от вас. На судебном заседании новое исковое заявление предъявлять не спешите. Не раскрывайтесь раньше времени. Дайте сначала высказаться ответчику по иску на полторы тысячи. Возможно, он поленится оспаривать такое пустяковое требование и посчитает, что проще пасануть, признать вину и заплатить ущерб. Вот тогда вы и предъявите суду новый иск с увеличенными требованиями и заключение нашего уважаемого эксперта. Это будет наш первый заход, – напутствовал он.  

Проводив Марусю и Колобкова в суд, Семён растолкал Некодымкина:  

– Вставайте, граф, вас ждут великие дела!  

Вручив художнику лопату, он выпроводил его на улицу откапывать автомобили, а сам продолжил с Паленом неоконченную партию.  

***  

Не прошло и часа, как на крыльях восторга в контору влетела счастливая Маруся. Пропорхав по кабинету, она присела к столу, за которым Семён и Пален увлеченно разыгрывали распасы.  

– Удачно сходили? – спросил, не отрываясь от игры, Семён.  

– Наипревосходнейше! – радостно защебетала Маруся. – Я такая счастливая! Мне кажется, что я нашла свое призвание…  

– Ближе к делу, – перебил Пален.  

– Я по порядку. На судебное заседание пришли мы с экспертом Колобковым, ответчик и в качестве соответчика судья вызвала представителя станкостроительного завода…  

– Причем тут завод? – Семён приподнял бровь.  

– Дом, в подвале которого у Некодымкина комната, принадлежит этому заводу, – объяснила Маруся и продолжила: – Соседа-герострата зовут Бочкин. Он частный предприниматель. Над комнатой Федула Амвросиевича у него офис. Иск он категорически не признает. Говорит, что у него в офисе все трубы в порядке. Он провел обследование с помощью сантехника и пришел к выводу, что прорвало между этажами.  

Представитель станкостроительного завода Балагина тоже иск не признала. Она согласилась, что дом, где произошел прорыв трубы, принадлежит их предприятию и что за его техническое состояние отвечают они. Но категорически не согласилась с тем, что Некодымкину причинен хоть какой-нибудь ущерб. Она зачем-то рассказала суду, что наш клиент когда-то давно получил эту комнату только благодаря их директору. По ее мнению, Некодымкин должен руки ему целовать, а не в судах ябедничать.  

Одну тысячу пятьсот рублей Балагина посчитала чрезмерно высокой ценой за ремонт и предложила отремонтировать его каморку силами завода.  

– О как! Значит, фактически станкостроительный завод признал свою вину в аварии. Это очень хорошо, – перемешивая колоду, произнес Боев.  

– А вы что на это сказали? – вмешался Пален.  

– А я и говорю: «Ваша честь!.. »  

– И тут же вы неправы, – прервал ее Семён. –В гражданском процессе принято обращаться к судье «Уважаемый суд».  

– Приму к сведению, – махнула рукой Маруся. – «Прошу приобщить к материалам дела заключение эксперта о стоимости ущерба и новое исковое заявление с увеличенными до одного миллиона пятидесяти одной тысячи пятисот рублей! » – сказала я. Надо было видеть их лица, Семён. Они буквально оцепенели…  

– Приняла судья заявление?  

– Приняла и объявила перерыв до завтра.  

Боев отложил карты.  

– Друзья мои, а не кажется ли вам, что наше дело очень смахивает на разыгрывание мизера в преферансе? Нам выпали совсем никудышные картишки, а сорвать мы надумали очень немалый куш.  

– А мне это дело напоминает большой мыльный пузырь, который может лопнуть в любой момент, – задумчиво произнес Пален. – Эти никчемные картинки приобрели такую цену только вашими стараниями. Пока их не уничтожил потоп, они ровным счетом ничего не стоили и место им было на помойке.  

– Да что вы носы повесили? – воскликнула Маруся. – Все у нас получится! Играем мизер, ребята!  

– И еще, – Семён изобразил на лице строгость. – Я предлагаю, коллеги, не сообщать Некодымкину о том, что на кону миллион. А то он человек впечатлительный, может тронуться от счастья. Потом расскажем, когда дело выиграем.  

Хлопнула входная дверь, и в кабинет ввалился облепленный комьями снега Некодымкин с лопатой в руках.  

– Откопали? – посмотрела на него Маруся с надеждой.  

– Не имеет никакого смысла, – махнул тот рукой. – Там опять пурга началась… Налейте мне на пару пальцев. А то заболею и помру, тогда плакали ваши денежки.  

– Какие денежки, Некодымкин?! Вы уже нашего виски выпили больше, чем на полторы тысячи. Имейте наконец совесть! – Семен достал из стола бутылку, наполнил стакан до краев и передал художнику. Тот принял стакан двумя пальцами и, поежившись, выпил.  

– Еще? – предложил адвокат.  

– Обязательно, – на выдохе произнес тот.  

Допив второй стакан, покачиваясь, Некодымкин подошел к дивану и рухнул на него плашмя.  

– Так он не помешает нам сыграть мизер, – объяснил Семен коллегам.  

– Дорого, но эффективно, – кивнул Пален. – Продолжим? – показал он Боеву на разложенные карты.  

Глава 5  

Федул Амвросиевич сладко спал под фуфайкой на диване, Семён сражался с Паленом в «гусарика», Маруся с серьезным лицом что-то писала за столом, когда в дверь конторы постучали.  

– Кого еще черт принес?! – из-под фуфайки показалась лохматая голова художника.  

– Налейте Федулу полный стакан, – распорядился Семён и пошел открывать.  

За дверью в свистящих вихрях по колено в снегу стоял странно одетый гость.  

– Художник Алекс Васильевич Полунин к вашим услугам, – представился обмотанный большим розовым шарфом господин в белой широкополой фетровой шляпе, длинном бежевом пальто и с кожаным портфелем в руке.  

«Большой стаканчик мороженого», – подумалось Семёну.  

– Адвокат Семён Боев, – представился он. – Чем могу быть полезен?  

– Я очень надеялся быть полезным вам, господин адвокат, – ухмыльнулся гость. – Можно войти?  

Семён отошел от двери и пропустил гостя в прихожую.  

– Мне сказали, что пострадали картины великого художника Федула Некодымкина, – войдя, начал Полунин. – Председатель местного Союза художников господин Колобков рассказал мне, что пейзажи он уже оценил, но остались еще плакаты… Он не силен в графике и декоративно-прикладном искусстве и посчитал, что требуется моя помощь…  

– Ну, что мы в дверях заговорили? – подхватив пальто гостя, Семён провел его в кабинет.  

– Оу… у вас тут как в морге! – художник обвел испуганным взглядом развешанные по стенам убитые картины, снял шляпу и размотал шарф.  

– Я член Международной гильдии оценщиков предметов искусства и помочь вам считаю своим долгом, – присев на стул, Полунин закинул ногу на ногу и закурил сигарету в длинном мундштуке. – Видите ли, художника обидеть может каждый, а вот защитить его могут немногие. Колобков так мне и сказал по телефону: «Кто, если не мы? ». Я тут же приехал. Остановился в Доме художника, там сейчас моя персональная выставка проходит… С большим успехом, надо сказать. Приходите завтра же.  

– Да, вы по адресу, – перебил Полунина Семён. – Действительно, ко мне обратился Федул Амвросиевич за юридической помощью.  

– Некодымкин Федул Амвросиевич обратился к вам? – восхищенно воскликнул художник. – Разве он еще живой? Я почему-то был уверен, что он умер… Я так давно живу в столице, что растерял из виду всех земляков…  

– Не думаю, что его сильно ждут на том свете. Невыносимый старик. Вон он дрыхнет на моем диване.  

– Вы так просто говорите о Некодымкине! – возмутился художник, недоверчиво разглядывая старичка, свернувшегося под фуфайкой. – Не гневите богов, Семён! Вы должны гордиться, что судьба свела вас с таким человеком.  

Художник на цыпочках подошел к Некодымкину и заглянул под фуфайку.  

Вернувшись за стол, он открыл кожаный портфель с золотой пряжкой и извлек из него толстый фолиант.  

– В этом каталоге собраны самые знаменитые произведения классиков политического плаката двадцатого века, – он положил его на стол перед Семёном и бережно открыл на закладке.  

Заголовок гласил «Nokodimking Fidool – Rassian artist hungry for freedom». За ним следовала черно-белая фотография молодого Некодымкина в усах с вздернутыми кверху кончиками и с беретом на лохматой голове.  

– А вот плакат, который сделал Федула Амвросиевича знаменитым, – художник осторожно двумя пальцами перевернул страницу.  

На переднем плане репродукции были изображены белые шахматные фигуры всех сословий. Склонив свои круглые головки, они виновато толпились перед королевским троном, на котором важно восседала черная пешка с белой короной набекрень.  

– Интересная аллегория, – глубокомысленно произнес Семён.  

– Этот плакат по тем временам был очень смелым выпадом в сторону Советов. Прямое указание на узурпацию власти в европейской стране… Тогда в СССР такое каралось жесточайшим образом. А сейчас, в современных реалиях, этот плакат опять обрел у нас актуальность, – художник глубоко затянулся и выпустил в потолок струю сизого дыма.  

– Маруся, посмотрите, среди мусора не было, случайно, такого плаката? – подвинул Семён каталог.  

Маруся подскочила к столу, взглянула на репродукцию и запрыгала, хлопая в ладоши:  

– Есть такой! Есть такой! Я его из мешка даже не доставала.  

Она сбегала в прихожую и вернулась с большим мятым рулоном бумаги в грязных разводах.  

– Вот он! – Маруся бережно развернула рулон на полу. – Смотрите, это точно он!  

Полунин осторожно пристроил мундштук с сигаретой на край стола, встал и склонился над истерзанным кипятком плакатом.  

– Все смертно. Искусство – вечно! – с пафосом изрек он.  

– Да, действительно… Плаката больше нет, а стоимость его осталась, – усмехнулся Пален.  

– И немалая, доложу я вам, стоимость, – кивнул Полунин. – Не меньше пяти миллионов, на первый взгляд…  

– Я в восхищении, Алекс. Подобно Мидасу, вы способны превратить в золото любую фигню.  

– Скажите, Алекс, – перешел к главному Семён, – в каком численном соотношении находится гонорар, который мы должны будем заплатить вам за услуги эксперта, со стоимостью испорченного плаката?  

– Я работаю, как и Колобков, один к десяти.  

– Думаю, что довести стоимость плаката до пяти миллионов нам будет по карману, – согласился Семён. – Но скажите, чем мы обоснуем в суде такую высокую цену этого рулона грязной бумаги?  

–Легко! – Полунин сел на стул и снова закурил. – Это не простой транспарант «Повысим надои! » или «Дадим стране угля! ». Этот плакат – участник бурных исторических событий. В 1968 году он стал символом борьбы чешского народа за свободу от коммунистов. В том году летом Некодымкина пустили в Чехословакию на Международную выставку антивоенного плаката с баннером, на котором он нарисовал руку негра, сжатую в кулак и разбивающую надвое ядерную бомбу.  

А тут начались уличные беспорядки, демонстрации, протесты. И так случилось, что гостиница, в которую поселили Федула и где проходила эта выставка, оказалась занята демонстрантами. На три дня он стал душой этой протестной компании. Пел им песни под гитару, рисовал транспаранты, печатал листовки. Там же он и нарисовал свой знаменитый плакат с пешкой. Он выставил его вместо «руки негра» на конкурс и занял первое место. Потом, как вы знаете, восстание жестоко подавили танками.  

– Времена были суровые, за подобные художества запросто могли посадить в тюрьму или в психушку, – покачал головой Пален.  

– И Некодымкина посадили в психушку? – спросил Семён.  

– Да нет, – ухмыльнулся Полунин. – Вернулся он в Союз как ни в чем не бывало. А вот устроителей выставки чешские коммунисты посадили в тюрьму. Прошли годы. И так бы все и кануло в Лету, но в конце восьмидесятых годов, когда в Чехословакии началась «бархатная» революция, этот случай с выставкой вспомнили как яркий пример преступлений кровавого режима. Тут и плакат с пешкой чехам пригодился. Внесли его во все мировые каталоги в качестве предмета искусства, представляющего свою эпоху и особую художественную ценность. Хотели даже под охрану Юнеско взять как исторический памятник… Так что сосед уничтожил не просто плакат, а настоящее, я не побоюсь сказать, достояние человечества!  

– Вон куда вы махнули! – восхитился Семён.  

– А вы как хотели? – Полунин надел шляпу, намотал на шею шарф, накинул пальто и протянул руку для пожатия. – Платите гонорар, и завтра с утра у вас будет заключение о стоимости плаката.  

– Маруся, рассчитайтесь с экспертом, – распорядился Боев и крепко пожал художнику руку.  

– Не дорого за бумажку? – скривилась начинающая юристка. – Может, мы проиграем это дело, а пятьсот тысяч уже отдаем…  

– Чем выше ставка, сударыня, тем больше выигрыш, – ухмыльнулся Пален.  

Попрощавшись с Полуниным, Семён вернулся к карточной игре, а Маруся, подталкивая художника перед собой, увела его в свой кабинет.  

***  

– Мизер, – спокойно сообщил Пален, взял прикуп и отбросил лишние карты. – Ставки растут… Шесть миллионов – это совсем уже не шутки. За такие деньги могут и голову пробить в темном переулке.  

– Пускай Некодымкин до окончания дела у нас поживет. Целей будет… – согласился Семён. – Какой еще мизер? Вы совсем страх потеряли? Я по своим картам вижу, что не играется ваш мизер. А впрочем, что я вас отговариваю?  

Пален взял чистый листок и переписал на него свои карты. Толкаясь и споря, склонившись над таблицей, коллеги бурно обсуждали варианты розыгрыша, как вдруг в прихожей хлопнула входная дверь.  

– Маруся, кто там?! – крикнул Пален.  

– Там никого, – растерянно произнесла вошедшая в кабинет Маруся. – А где наш художник Федул?  

Некодымкин бесследно исчез с дивана, прихватив со стола початую бутылку дорогого виски.  

Семён вытер пот с бледного лба:  

– Не уберегли. Исчез чертов человек-никодимка… И вискарь унес!  

– Все пропало? – спокойно спросил Пален, снимая карту с болвана.  

– Не совсем. Хорошо, что я в доверенностях всегда закрепляю за собой право получать деньги за своего клиента. Поэтому мы можем с его делом справиться и без него.  

– Значит, завтра я снова иду в суд? – облегченно вздохнула Маруся. – А я испугалась, что все старания насмарку…  

– Пока клиент официально не отказался от наших услуг, мы обязаны выполнять его поручение, хочет он этого или нет. Игра продолжается. Завтра с утра заберете заключение у эксперта Полунина и предъявите его судье с новым исковым заявлением. Теперь просите суд взыскать со Станкостроительного завода шесть миллионов пятьдесят одну тысячу пятьсот рублей. После заседания жду вас с докладом… Будем надеяться, что с Некодымкиным ничего не случится и он вернется. Я его здесь подожду, а вы – по домам, – распорядился Семён и рухнул на освободившийся диван.  

– Завтра мизер доиграем, – Пален переписал партию и спрятал карты в стол.  

Глава 6  

На следующий день Пален сидел за столом с двумя картами в руках и зажмуренными от страха глазами, в тревожном ожидании, с какой масти решит сходить Семён.  

Тот не спеша раздумывал, берясь то за одну, то за другую карту и наконец выложил девятку пик.  

Пален приоткрыл один глаз и радостно воскликнул:  

– Такого не бывает, Семён! Признаюсь вам честно, когда я объявил мизер, у меня на руках были три туза...  

– Да вы наглец!  

– Два из них я откинул как лишние, а бубновый остался подлой картой. Скажите, чудо! – Пален положил поверх девятки пик бубнового туза.  

Мизер сыграл, что называется, вчистую. Поверженный Семён отложил карты и тяжело вздохнул:  

– Что-то сердце у меня не на месте. Некодымкин пропал: телефон отключил, у отца Кирилла не появлялся…  

– Художник – самая подлая карта в вашем раскладе, как мой бубновый туз.  

– Но я не могу, как вы, полагаться на удачу. Пойду-ка схожу в суд. Проконтролирую Марусю… Участвовать не стану, чтобы не задевать ее достоинства, а просто посижу как обычный посетитель.  

***  

Семен догнал Марусю в коридоре суда.  

– Забрали у Полунина заключение? – засеменил он за ней.  

– Все со мной. Это не заключение, а целая научная работа. Иск я изменила, сторонам разослала, – на ходу отчитывалась она.  

– Когда начнется суд, не спешите озвучивать нашу позицию. Сначала послушаем, что скажет представитель завода, а потом предъявим…  

Семён осекся и крепко ухватил Марусю за локоть. На скамье у кабинета судьи рядом с адвокатессой Балагиной сидел искусствовед Полунин и непринужденно о чем-то с ней беседовал.  

– Что он тут делает? – прошептал Боев.  

– Понятия не имею. Я его сюда не приглашала.  

Тем временем Полунин заметил Семёна и украдкой подал знак рукой.  

«Вы меня не знаете! » – прочитал в его глазах адвокат.  

– Сделаем вид, что Полунина мы видим в первый раз, – опять прошептал он Марусе.  

Дверь кабинета судьи распахнулась, и секретарь крикнула в коридор:  

– Входите, кто пришел. Свидетели и эксперты ожидают в коридоре.  

Пропустив вперед Балагину, Семён и Маруся вошли в кабинет судьи.  

– Здравствуйте, Боев, – поприветствовала Семёна судья Иванова. – Чьи интересы вы будете представлять?  

– Сегодня я простой посетитель суда, Наталья Петровна. Пришел посмотреть на работу своей ученицы.  

– Маруся Капралова – ваша ученица? Очень способная девочка.  

Маруся покраснела, скривила недовольно рот и уселась за стол.  

Семён присел неподалеку.  

– Вчера мы остановились на том, что представитель истца Некодымкина увеличила исковые требования до одного миллиона пятидесяти одной тысячи пятисот рублей, – начала заседание судья. – Теперь хотелось бы услышать мнение представителя Станкостроительного объединения – адвоката Балагиной. Татьяна Фёдоровна, вы готовы высказаться?  

Адвокатесса встала и взяла в руки исписанный ручкой листок.  

– Мы иск по-прежнему не признаем. Мой доверитель считает, что художник Некодымкин решил просто обогатиться за счет незначительной промочки. Признаем, что за прорыв трубы мы должны ответить, поэтому готовы произвести ремонт. Но платить за картины, которых никто не видел, мы не согласны. Мало ли что там написал этот эксперт за деньги истца. Мы хотим своими глазами убедиться, что эти картины действительно существуют… И сочли необходимым показать их более опытному эксперту. Господин Колобков, который оценивал пейзажи, не является членом Гильдии оценщиков предметов искусства и вообще доверия не заслуживает.  

Мы обратились в Союз художников, и по счастливой случайности в нашем городе проездом оказался член Гильдии оценщиков господин Полунин. У него в Доме художника проходит персональная выставка. Сходите, кстати, не пожалеете. Так вот, он великодушно согласился осмотреть картины Некодымкина и сделать авторитетное заключение об их стоимости. Мы полностью доверяем его познаниям в области искусства и полагаем, что и у суда не будет никаких возражений против его участия в заседании в качестве эксперта. На основании изложенного я прошу допустить в качестве эксперта господина Полунина. Он сейчас ожидает вызова в помещении суда.  

– У вас есть возражения? – обратилась судья к Марусе.  

Та встала и посмотрела на Семёна.  

– Нет никаких возражений. Мы также доверяем эксперту Полунину.  

Боев одобрительно качнул головой.  

– Зовите его сюда, – распорядилась судья.  

Балагина вышла из кабинета.  

– Неужели Полунин продался? – прошептала Маруся Семёну на ухо.  

– Надеюсь, что нет…  

Распахнулась дверь, и в кабинет уверенно вошел Полунин.  

– Художник Полунин Алекс Васильевич к вашим услугам, – представился он судье.  

– Скажите, Александр Васильевич, можете ли вы произвести оценку произведений истца? – спросила та.  

– Кто же, как не я? – ухмыльнулся художник. – Я действительный член Международной гильдии оценщиков предметов искусства с тысяча девятьсот…  

– Понятно, – перебила его судья. – Сколько вам понадобится времени, чтобы осмотреть около сотни картин и составить заключение?  

– И один плакат! – вмешалась Маруся.  

– Если мне предоставят все необходимое, часа два.  

– Перерыв до четырнадцати часов, – сказала судья. – Во время перерыва предъявите эксперту картины для осмотра и компьютер для составления заключения.  

Глава 7  

Выйдя из здания суда, Семён с Марусей и Полунин уселись на заднее сиденье автомобиля адвокатессы Балагиной и отправились осматривать картины. Провезя их по городу, она вырулила на улицу, где стоял дом Некодымкина.  

– А куда вы нас привезли? – спросила Маруся.  

– В комнату Некодымкина. Осмотрим картины и поедем ко мне в контору. Там эксперт напечатает свое заключение и оттуда…  

– А картин там уже… – начала было Маруся, и тут дорогу автомобилю преградил молодой пожарный.  

– Дальше нельзя, – сказал он.  

– А что случилось? – обворожительно улыбнулась ему Маруся.  

– Вон у того дома, – молодой человек указал на двухэтажный особняк, вокруг которого суетилась команда брандмейстеров, собиравших разбросанные повсюду пожарные рукава, – сегодня под утро весь подвал выгорел.  

– Так там же каморка Никодымкина! – воскликнул Полунин.  

– Спасти что-нибудь удалось? – поинтересовалась у пожарного Балагина. – Мебель, ковры, картины…?  

– Ничего, – покачал тот головой. – Все сгорело дотла.  

– Ну вот и все! – адвокатесса с радостной улыбкой обернулась к Семёну с Марусей. – Сгорели все ваши картинки дотла. Осматривать эксперту больше нечего, значит, и делу конец. Вы сами откажетесь от иска или будете настаивать на судебном решении?  

– Будем настаивать на решении суда, – твердо заявил Семён.  

– Ну и глупо. Если не откажетесь от иска сами, я на вашего клиента повешу такие судебные издержки, что вовек не расплатится.  

– А с чего вы взяли, коллега, что картины находились в комнате Некодымкина?  

– А где же еще? – Балагина вскинула тонкие брови.  

– Мы вывезли их вчера отсюда в нашу консультацию, чтобы показать эксперту Колобкову, – вмешалась Маруся. – Вот так-то.  

Балагина грязно выругалась, завела двигатель и помчалась к конторе Боева.  

«Несомненно, что это директор завода спалил квартиру художника, – дорогой размышлял Семён. – Конечно, не сам, попросил кого-то… Это же самый простой способ выиграть: уничтожить предмет спора – и делу конец… Но и на старуху бывает…»  

Подъехав к консультации, Балагина припарковала автомобиль рядом со снежным барханом, под которым покоились две дорогие машины.  

***  

Семён открыл ключами дверь, вошел сам и впустил гостей. Крутя на пальце ключи от машины, вошла Балагина. За ней, придерживая на голове шляпу, зашел Полунин.  

– Ну, показывайте ваши картины! – встав посреди кабинета, потребовала адвокатесса.  

– Смотрите, пожалуйста. У нас здесь второй день проходит персональная выставка художника Некодымкина, – Семён показал на стены кабинета и уселся в кресло за столом.  

– И где здесь картины? Мусор какой-то по стенам развесили… Кого вы хотите обмануть, Боев. Сейчас вам эксперт все скажет.  

Полунин с важным видом прошелся по конторе, разглядывая развешанные по стенам ошпаренные пейзажи так, будто видит их впервые, и остановился в раздумье у разложенных на полу останков плаката с пешкой в королевской короне.  

– М-да, – глубокомысленно произнес он, почесывая подбородок.  

– Таким картинам цена пять копеек в базарный день! – громко сообщила ему Балагина. – Мазня какая-то. У меня внучка в детском садике лучше нарисует.  

– Да-да-да, – задумчиво произнес эксперт, – несомненно, нарисует… если вашу внучку зовут Фрида Кало или Катерина ван Хемессен…  

– Что-то я вас сейчас не поняла. Вы что, Полунин, хотите оценивать этот хлам? Вы что, с ума сошли? И сколько это все стоит?  

– Что касается пейзажей, то тут я полностью согласен с экспертным заключением Колобкова. Полагаю, что десять тысяч за одну картину – это вполне справедливая цена. А плакат, голубушка, я оцениваю… – Полунин задумался.  

– Ну!.. Режьте, предатель! – грозно произнесла Балагина.  

– Шесть миллионов рублей! – резанул Полунин.  

– Что-о-о-о?! – завопила адвокатесса. – Что вы творите?! Мы вам заплатили бешеные деньги за то, чтобы вы помогли. А вы, подлец, топите нас?  

– Вы действительно заплатили мне деньги, Татьяна Федоровна. И хорошие деньги, надо признать… Но договаривались мы совсем не о такой помощи. Вы мне обещали, что никаких картин не будет. Помните, вы даже сказали, что это не мое дело, как это случится. Теперь мы все знаем, как вы собирались уничтожить вещдоки, Татьяна Федоровна… Ситуация сильно изменилась. Картины, несмотря на ваши старания, мне представлены, и по поручению суда я теперь обязан дать честное и обоснованное экспертное заключение…  

– Сволочь! – заорала Балагина и, громко топая каблуками, вышла из кабинета.  

Как только за адвокатессой захлопнулась входная дверь, грохнули аплодисменты.  

– Браво!.. Брависсимо!.. – Семён, Пален и Маруся стоя аплодировали Полунину, а тот, сорвав с головы белую широкополую шляпу, непрестанно раскланивался.  

Глава 8  

Положившись на Марусю и сообразительного Полунина, Боев не пошел в суд, а продолжил игру в преферанс.  

У него перехватило дух. Расклад (от семерки до десятки – трефы, от семерки до девятки – черви и валет пик) предвещал чистый мизер.  

– Мизер! – выкрикнул он, открыл свои карты с прикупом и скинул лишние.  

– Так-так-так. Пики вы вполне могли снести, – глубокомысленно изрек Пален и сделал ход.  

– Ага! – радостно воскликнул Семён. – Пики снес, ну так бубна осталась.  

– Две взяточки я все равно вам всучу. Две – это как минимум… Бац! Бац! Бац! Бац! – влепил он четыре взятки побледневшему от ужаса коллеге.  

Боев вынул из ящика стола бутылку виски, сделал из горлышка крупный глоток и уставился в одну точку остекленевшими глазами.  

– Не расстраивайтесь так, Семён, – сказал Пален. – Это всего лишь игра… Слушайте лучше анекдот… Умер как-то старый преферансист. Скончался он, надо сказать, от инфаркта, получив четыре взятки на мизере, как вы, Семён. Играет похоронная музыка, за гробом идут его партнеры по пульке. Один говорит другому: «А знаете, Николай Иванович, если бы вы тогда бубну не зажали, покойный бы все шесть взял…» «Не мелочитесь, Иван Петрович, – отвечает другой. – И так все неплохо получилось! »  

– В семнадцатый раз уже не так смешно…  

Зазвонил телефон. Семен снял трубку и, выслушав, еще больше побледнел.  

– Некодымкин умер, – произнес он, повесив трубку.  

– Как это умер? Он же еще с вами не расплатился! Вот мерзавец… – Пален театрально покривлялся и уже серьезно добавил: – Как уж его угораздило?  

– Звонил Колобков. Говорит, что его обгоревший труп обнаружили пожарные, когда разбирали подвал после пожара…  

– Это точно Некодымкин? Ошибки быть не может?  

– Его жена опознала…  

– Если у покойного имеется жена, значит, еще не все потеряно, – произнес Пален. – Наследники имеют право вступить в судебное разбирательство вместо умерших. Вам надо поговорить с вдовой. Предлагайте ей свои услуги. Другого выхода у вас нет.  

– А если у нее есть свой адвокат? Плакали мои шестьсот тысяч, потраченные на экспертов?  

– Без риска ничего не бывает. Это игра… Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.  

Семен достал смартфон и, переключив его на видеосвязь, набрал номер.  

– Еще раз здравствуйте, Захар Павлович, – поздоровался он с Колобковым, появившимся на экране в черном смокинге и с бокалом мартини. – Поскольку Некодымкин умер, я решил попробовать предложить свои услуги его вдове. Она, как наследник, имеет право занять в суде его место.  

– Чем я могу вам помочь? – учтиво произнес Колобков.  

– Не могли бы вы устроить мне встречу с безутешной. И рекомендовать меня, конечно…  

– Ирина Аркадьевна! – позвал художник. – Она у меня. Мы тут покойного поминаем…  

На экране появилась пожилая дама в черном декольтированном платье с бокалом в руке.  

– Здравствуйте, Семён! – сверкнула вдова белозубой улыбкой. – Мне Захар рассказывал о вас. Приношу вам свои соболезнования… Я слышала, Федул подвел вас?  

– Некоторым образом. Умер он не вовремя. Дело в суде в самом разгаре, и тут…  

– Как это на него похоже, – Ирина Аркадьевна отпила из бокала. – Все портить – это было его призвание… Умер, не расплатившись?  

– Не совсем так…  

– Так чем же я могу вам помочь?  

– Вот если бы вы выписали на мое имя судебную доверенность, – жалобно произнес Семён, – я мог бы продолжить это дело. А вы могли бы получить неплохую компенсацию. Деньги помогли бы вам пережить утрату близкого человека.  

– Мы были не так уж близки, господин адвокат. Я не видела его лет десять. А доверенность я вам выпишу. Заезжайте завтра с утра.  

– Вы не пожалеете! – заверил Семён.  

– Не думаю, что картины этого алкаша чего-то стоят… Но с паршивой овцы хоть шерсти клок.  

Попрощавшись с вдовой, Семен облегченно выдохнул.  

– Не все еще потеряно, коллега! Возможно, я еще отыграюсь. Сдавайте. Я готов.  

Пален раскидал колоду на три стороны и отложил прикуп.  

В прихожей хлопнула дверь, и в кабинет впорхнула Маруся.  

– Все в карты дуетесь? – весело защебетала она. – Вы контору свою еще Палену не проиграли, Семён?..  

– Есть такой анекдот, – уткнувшись в карты, произнес Пален. – Как-то супруга решила выгнать засидевшихся за преферансом шумных гостей своего благоверного. «Что ты расшумелась, дорогая, – робко упрекнул ее муж. – Разве можно так вести себя в гостях…»  

– Что там, в суде? – спросил Семен у Маруси, раздумывая над раскладом.  

– Пасуйте! – посоветовала она, заглянув в его карты. – Все прошло как нельзя лучше! Балагина после перерыва в суд не явилась. Поэтому судья допросила Полунина, приняла экспертизу и отложила слушание до завтра, до десяти утра… А что вы какой невеселый, Семён? Проигрались в прах?  

– Некодымкин умер, – ответил тот. – Я пас, – и бросил карты.  

– Как умер? – Маруся опустилась на стул. – Завтра же судебное заседание! Вот сволочь!.. Что же делать, Семён?  

– Успокойтесь, Маруся. Завтра вы пойдете в суд. Заявите там, что у покойного есть вдова, которая хочет вступить в дело, и попросите приостановить производство по делу, пока Ирина Аркадьевна будет оформлять наследство.  

– Фу-у! – Маруся облегченно вздохнула. – А что с ним такое стряслось?  

– Сгорел в своей каморке.  

– Ну и сука эта Балагина!  

– Убийца, – согласился Пален с Марусей, и бросил карты на стол. – Я тоже пас…  

Глава 9  

Утром следующего дня Семён заехал к вдове Некодымкиной, взял у нее доверенность на ведение дела в суде и приехал в консультацию к одиннадцати.  

– Продолжим? – спросил он у Палена, не успев войти.  

– Не думаю, что это хорошая идея. Все слишком далеко зашло. Вам надо остановиться, Семён. Мне не хотелось бы оставлять вас совсем без штанов. Давайте подведем итог, и вы сами поймете, что продолжать не имеет никакого смысла.  

Пален взял листок с таблицей, поставил рядом калькулятор и погрузился в расчеты.  

Хлопнула дверь, и в кабинет вошла Маруся. Она встала в дверях и трагическим голосом объявила:  

– Некодымкин жив!  

– Как жив? – воскликнул Семен.  

– Вот сволочь! – воскликнул Пален.  

– Самым настоящим образом! Вместо него похоронили какого-то бомжа, который заночевал на свою беду в его подвале. А сам Некодымкин живой, здоровый и в зюзю пьяный явился в суд.  

– И где он все это время пропадал? – спросил Семён.  

– В этом вся загвоздка, – Маруся всплеснула руками. – Он где-то отыскал директора завода Власова. Оказалось, что они давние приятели… Не знаю, о чем они там договорились, но теперь он решил от всего отказаться. Я еле уговорила судью перерыв объявить на час. Соврала ей, что помогу Некодымкину правильно составить заявление, а сама к вам…  

– Правильно сделали, – Семён, схватил со стола доверенность Ирины Аркадьевны и, накинув пальто, выбежал из кабинета. – За мной, Маруся! – крикнул он из прихожей.  

***  

Надевая на ходу пальто, Семён кинулся к снежному кургану, где был погребен его «порше». Двумя руками, как собака, он мгновенно откопал ручку водительской двери и с силой дернул ее на себя. Свалив кусок сугроба ему на голову, дверь с трудом отворилась.  

– Полезайте! – приказал он Марусе.  

Перебравшись через сугроб, та нырнула в темноту салона и мигом перебралась на пассажирское сиденье, освободив водительское место.  

Автомобиль яростно взвыл трехлитровым дизелем и, разорвав на исполинские глыбы снежный бархан, выкатился на дорогу.  

Пока, буксуя в снежной каше и уходя в занос на поворотах, Семён мчал свой «порше» сквозь пургу в городской суд, Маруся шумно возмущалась коварством Балагиной и глупой подлостью поступка Некодымкина:  

– Разве так можно поступать с людьми, которые тебе помогают? Мы так много для него сделали, а он, неблагодарная скотина, взял и от всего отказался. Вы знаете, что он сказал мне, когда я спросила, за сколько он продался?  

– Ну, и что? – жал на педаль газа Боев.  

– Он сказал, что дружба дороже любых денег, – Маруся покрутила пальцем у виска. – А самое обидное, что вспомнил он о дружбе в тот самый момент, когда победа была уже у нас в кармане.  

– С ним не поспоришь, – Семен всматривался в беспросветную пургу за лобовым стеклом, – дружба действительно дороже любых денег. Некодымкин – хороший человек. Для него дружба не просто слово, он готов приносить ей жертвы. Наверное, поэтому он на старости лет приживается в монастыре, а не блистает на персональных выставках. Директор помог ему получить комнату от завода наверняка бескорыстно, из братских чувств. Теперь по законам дружбы Федул не может пойти против него. Давайте, Маруся, оставим его в покое…  

–Что значит, в покое!? Мы уже шестьсот тысяч выложили за экспертизы, вы три литра виски дорогущего на него извели… Кто нам вернет эти деньги?  

– Я придумал кто, – Семен припарковал машину на расчищенной от снега стоянке перед судом.  

Глава 10  

Подходя к кабинету судьи, около которого сидели Балагина с воскресшим Некодымкиным, Семён вежливо улыбнулся.  

– Здравствуйте, Федул Амвросиевич. Куда вы так неожиданно пропали? Мы уже стали волноваться.  

– Никуда я не пропал… – начал объяснять художник.  

– Здравствуйте, Татьяна Федоровна, – перебил его Семён. – Вас можно поздравить? Истец отказывается от иска в шесть миллионов… И всего-то один погибший. Это успех.  

В ответ адвокатесса Балагина только оскалилась.  

– Но не спешите радоваться, – Боев прошел в кабинет судьи.  

– А вы-то зачем пожаловали? – настороженно спросила судья присевшего к ее столу адвоката. – Вы же не участник процесса.  

–Я к вам не как участник процесса, Наталья Петровна, а как бедный адвокат, которого хотят оставить без гонорара, – печально произнес Семён и уронил голову.  

– Ах вот как? – усмехнулась судья. – Некодымкин посмел отказаться от иска, не расплатившись с вами?  

– Именно так. Поэтому я намерен не позволить ему сделать это.  

– И как это у вас получится? – Наталья Петровна удивленно вскинула бровь. – Насколько мне известно, Некодымкин свободный человек и волен поступать, как ему вздумается.  

– Не такой он уж вольный, – ухмыльнулся Семён. – У него жена имеется. По закону она такая же собственница картин, как и сам Некодымкин. Узнав, что ее непутевый муженек решил разбазарить семейное имущество, она выдала мне доверенность на представление ее интересов в этом суде. Закон запрещает судье принимать у истца отказ от иска, если он нарушает права других людей. Сейчас я выну из портфеля доверенность от Ирины Аркадьевны, и мы продолжим судебное разбирательство.  

– Какой вы все-таки вредный, Семён, – грустно сказала судья. – Вы же сами хорошо знаете, что эти картины ничего не стоят. То, что это дело – мыльный пузырь, понятно не только вам, и от этого еще обидней. Мало того, что вы вынуждаете меня вынести совершенно несправедливое решение, вы еще ставите в глупое положение уважаемых людей. Представьте, как будут потешаться в городе над директором Власовым, если он заплатит Некодымкину шесть миллионов рублей за два мешка испачканной бумаги? А все так было ладненько, пока вы не пришли, – вздохнула она. – Люди помирились, решили прекратить этот спор… Я уже домой собралась… Что вам надо, чтобы вы не вынимали из портфеля эту свою доверенность?  

– Я хочу, чтобы Станкостроительный завод заплатил мне гонорар за Некодымыкина. А чтобы никто не выглядел глупо, я согласен получить эти деньги тайно.  

– Позови сюда Балагину, – перешла на «ты» судья, – а сам подожди в коридоре.  

***  

Не прошло и пяти минут ожидания, как из кабинета судьи с перекошенным лицом вышла Балагина. Протянув Семену включенный телефон, скрипя зубами, она произнесла:  

– С вами хочет поговорить директор производственного объединения «Станкостроительный завод» Власов Дмитрий Львович.  

Семен взял трубку и отошел в сторонку.  

– Адвокат Боев у телефона.  

– Сколько вам должен Некодымкин? – спросил Дмитрий Львович.  

– Три миллиона наличными.  

Наступило долгое молчание.  

– Приезжайте. Я с вами расплачусь, – наконец произнес директор.  

Семен вернул телефон Балагиной и подошел к мирно дремлющему на скамейке Некодымкину. Растолкав его за плечо, он достал из кармана пальто портмоне, вынул из него несколько купюр и положил ему в карман.  

– Это на побелку потолка и обои. Вам должно хватить…  

ЭПИЛОГ  

Вернувшись в контору, Семен выложил на стол шесть брикетов в банковской упаковке и разделил их на три равные части. Одну он подвинул Марусе, другую Палену, а третью придвинул к себе.  

– Этот миллион мы отдадим Ирине Аркадьевне. Если бы не она, не видать нам выигрыша, – сказал он.  

– А за что Палену миллион? Он же ничего не делал! – возмутилась Маруся.  

Зазвонил телефон.  

– Адвокатский кабинет Боева! Это вас, – передала она трубку Семену и накинулась на мирно пересчитывающего выигрыш Палена: – А вы, что притихли? Если бы не я, у Семена не было чем с вами расплатиться!  

– Куда бы он делся? Дом в Княжеве бы продал, – отмахнулся Пален.  

Пока коллеги шумно обсуждали принципы справедливости, Боев переключил звонок на свой смартфон и вышел из кабинета.  

– Отче! Как я рад вас слышать! Хотелось бы, но увы проигрался в прах. Четыре взятки на мизере поймал… Ах вон вы о чем? А я все о своем, о грешном. Дело Некодымкина я выиграл. Да, да, да. Обязательно отметим: добро кутит, порок наказан! И вам всего доброго.