День рождения перевозчика. Глава 17. Герр майстер.

Глава 17. Герр майстер.  

Во вторник утром Боря отправился за машиной. Я ехать с ним отказался – мне было стыдно общаться с мастером, которого я вчера с таким жаром уговаривал пойти нам навстречу. Человек согласился, поменял свои планы, сдернул электрика, а потом получил отказ, причем, как я понял, без особого объяснения причин. О том, чтобы с ним без меня поехал Дима, даже думать было нелепо. Уверен, что и Боря этого особо не желал.  

Впрочем, наше присутствие было там не особо и нужно. Там будет брат Виктора и сам Виктор, ставший, после согласия Бори воспользоваться услугами его брата, необычайно любезным.  

Так что мы с Димой остались в отеле. Дима пришел ко мне в номер, и мы коротали время в неспешных разговорах. Дима травил свои байки, а я не переставал удивляться богатству его языка и фантазии. Каждый раз он рассказывал, зачастую знакомые мне уже истории, по-новому, щедро добавляя какие-то свежие факты и неожиданные подробности, порой мастерски привирая, так что слушал я его всегда с неподдельным интересом.  

В одиннадцатом часу появился Боря. Сухо доложил, что машину из сервиса вернули, и сейчас ею занимается брат Виктора – Павел.  

– Ну, что ж, – подал голос Дима, – с тебя Борюся, причитается. Смотри ты – и машину за полцены взял, не новую, но из-под знакомого немца – вы теперь с ним вроде молочных братьев, и сигнализацию дорогую приобрел и, что немаловажно, с «Пик-пик», да еще и триста дойчмарок сэкономил. Так что, Борух, с тебя поляна. Сегодня и проставишься.  

Боре эта тирада явно пришлась не по вкусу. Дело в том, что Боря был банально скуп. Неимоверно скуп. Приведу пример. В тех случаях, когда мы вместе ездили куда-то по делам, то, по установившейся традиции, мы не опускались до того, чтобы скрупулезно рассчитывать, что и сколько кто съел и выпил, или просить раздельные счета (что, в общем-то, было бы нормально и логично), но платили в ресторанах по очереди. И вот мы вдруг обнаружили, что в тех случаях, когда наступала Борина очередь оплачивать счет, он совершал нехитрый маневр. Под конец трапезы, чувствуя, что наступает момент оплаты, Боря ретировался в сортир, и оплачивать чек приходилось кому-то из нас. Мелочь, конечно, но ярко характеризующая нашего партнера. Заметив это, мы просто уходили, оставив на столе чек. А официанту говорили, что оплатит его наш приятель, который сейчас вернется. Таким образом, статус кво был восстановлен, и Боре ничего не оставалось, как справедливо платить по счетам.  

– Все бы тебе, Дима, на халяву. Любишь ты на дармовщинку. – отозвался Боря на Димино предложение.  

– Ха, а кто ж не любит? Может, ты, дитя Сиона? Так что, давай, дружище, обсудим, куда мы сегодня вечером пойдем. Я слышал, тут есть пара ресторанов с Мишленовскими звездами. Семен, ты был когда-нибудь в Мишленовском ресторане? – Обратился он уже ко мне.  

– Не, мне это не по карману. – Подыграл я Диме.  

– Во. И я не был. Борюсь, ты Михаэлю бы звякнул, поинтересовался б адресочком. Да и его с Виктором и их женами пригласил бы. Все ж, такое дело сделали.  

Боря, забормотав что-то неразборчивое, быстро убрался в свой номер.  

– Дим, вот нахрена ты его все время подкалываешь? А потом удивляешься, что он тебя терпеть не может?  

– Да, пошел он в задницу, хорек скрипучий. Он через свою хитрожопость еще хлебнет. Помяни мое слово, хлебнет. И нам еще достанется.  

Знал бы Дима, насколько пророческими станут его слова.  

Потянулись часы ожидания. В город мы не выходили, ожидая звонка Виктора или его брата.  

В три часа мы зашли в номер к Боре.  

– Борь, мы пойдем перекусим. Вернемся, ты сходишь, а мы подежурим. Ты сам-то Виктору звонить не пробовал?  

– Звонил. В офисе его нет.  

– Ясно. Ну жди. Мы недолго.  

Вернувшись часа в четыре, мы предложили Боре пойти пообедать, но тот отказался, сказал, что уже очень волнуется и ни о чем думать не может, и никакой кусок в горло ему не полезет.  

– Ну, если что в номер закажи пиццу, или бутербродов каких. – Посоветовал я ему. Тот только рукой махнул в ответ.  

Мы зашли к Диме в номер.  

– Слышь, Дим. Вечер перестает быть томным. Мне вся эта музыка уже не нравится. Время пятый час, а от братьев ни слуху, ни духу.  

– Да я сам об этом думаю. Помяни мое слово, скоро Ильич истерить начнет. Ну, ждем. Что еще делать?  

Тихая истерика началась у Бори часам к девяти, когда после его бесчисленных и бесполезных звонков в офис, он понял, что Михаэль давно дома, офис пуст, а Виктор с братом и, самое главное, с машиной, бесследно пропали.  

Начиная с одиннадцати вечера, я, по просьбе Бори, находился у него в номере, выслушивая его стенания и упреки судьбе. Дима сказав, что он «этого мудака успокаивать не намерен и сопли его вытирать не станет», удалился к себе.  

Впрочем, в первом часу ночи, он все же зашел к нам. Отчаяние Бори достигло своего апогея. Он сидел на стуле посреди гостиничного номера, освещенного каким-то, как казалось, очень уж ярким, почти слепящим светом потолочной лампы и раскачивался взад-вперед.  

О, – воскликнул Дима, входя в номер, – он что, молится, что ли? Правильно, самое время выбрал.  

Я укоризненно посмотрел на него. Дима не обратил на мой взгляд никакого внимания.  

– Эй, рэбе! Азохенвей! Ты в порядке? Где твой штраймл?  

Боря не обратил на него никакого внимания, продолжая монотонно раскачиваться.  

– Семен, пиз…ец, у него кукуха поехала, гадом буду. Че делать-то станем? Ты не знаешь, сколько тут стоит эвакуация умалишенных на Родину?  

– Погоди ты, Дим, зубоскалить. Ситуация правда говенная. Я не понимаю, что происходит. У нас завтра вечером паром из Травемюнде, туда почти пятьсот километров еще пилить, визы заканчиваются, что с машиной – не известно, у Бори фляга засвистела. Что делать-то будем?  

– Не ссы. Придумается что-нибудь. – Ответил Дима любимым своим выражением.  

Как бы в подтверждение его слов, дверь распахнулась. На пороге стоял Виктор с какой-то глуповатой улыбкой на лице. Из-за его спины выглядывал прыщавый долговязый юнец с бегающими по сторонам глазками.  

– О! Добрый вам вечерок, – приветствовал их Дима, – а это, я понимаю, сам герр майстер?  

Он за рукав выволок из-за спины Виктора юнца лет двадцати – двадцати двух.  

– Стало быть, герр Винтик. А где же герр Шпунтик? Или природная немецкая скромность не позволила ему нанести нам визит в столь поздний час?  

Боря, к нашему удивлению, вообще никак не прореагировал на их появление, продолжая молча раскачиваться, сидя на стуле.  

– Ну что ж, Витюш, доложи нам, что происходит. – Продолжил Дима.  

Витя мгновенно отработал задний ход.  

– Я не причем. Я вообще не знаю, что там случилось. Пусть Паша все объяснит.  

Боря внезапно перестал раскачиваться и взглянул на прибывших. Молча.  

Паша, заикаясь и взревывая, зачастил:  

– Мы все сделали, все сделали, господин Борис. Как Вы и просили. Сигнализация работает четко. Очень четко. Двери открывает, закрывает. Зажигание отрубает. Топливо перекрывает. Как Вы особенно просили – «Пик-пик» делает…  

– Судя по твоей интонации, – перебил его Дима, – в твоем повествовании должно появиться «но», и что-то мне подсказывает, что самое главное будет после этого самого «но». Переходи к главному, не томи дитю. Что там у тебя после «но»? Ну, сука, живо!  

Малый шмыгнул носом и сказал чуть слышно:  

– Машина не заводится.  

В комнате повисло гробовое молчание. Боря на мгновение замер, затем вновь принялся раскачиваться, с ещё большей частотой и амплитудой. Дима кошачьей походкой, приблизился к горе-мастеру. На губах его играла отеческая улыбка.  

– Ты что же, гаденыш, шутки шутить надумал? – Ласково обратился он к нему.  

Малый икнул, по лицу его разлилась мертвенная бледность.  

– Вы чего натворили? – Продолжал Дима. – Вы ж не только машину угробили, вы еще и хозяина до дурки довели.  

Дима указал большим пальцем через плечо на раскачивающегося с безучастным лицом Борю.  

– М-мы, м-мы можем скидку сделать. Хорошую. Не ч-четыреста, две-двести марок можем взять. – Всхлипнув, пролепетал малый.  

Диму прорвало:  

– Ты, бл…дь, совсем дебил? Или издеваешься тут над нами? – Он приблизился к парню вплотную. – Ты что тут мелешь? Взять он еще надумал, рожа твоя наглая. Ты знаешь сколько эта тачка стоит? Твоих не только почек, всего твоего гнилого ливера не хватит с нами расплатиться. Я тебе сейчас кадык вырву, паскуда. – Дима все больше входил в роль бандита. И надо признаться, это ему удавалось неплохо. Даже мне стало не по себе.  

От страха парень был в полуобморочном состоянии. Я заметил, как под шумок, за дверь в коридор незаметно выскользнул Виктор – собственно, автор всего случившегося.  

Все правильно – брат братом, а своя шкура дороже.  

Дима ненадолго отвлекся от экзекуции и обернулся к Боре.  

– Слышь, экономный ты наш. Кончай свою панихиду – Яхве тебе сейчас вряд ли поможет. Кадык рвать этому недоноску дело, конечно, веселое, но что делать-то станем? Надо ж как-то выбираться теперь из неметчины!  

Боря, как будто, не слышал обращенных к нему слов. Он продолжал раскачиваться, только при этом стал еще мотать своей большой лысой головой из стороны в сторону, как будто отказывался что-то делать или во что-то верить.  

– О, Семен, глянь на этого пижона! А я и не знал, что у шизиков координация улучшается. Ты попробуй так – одновременно качаться и башкой мотать. Хер у тебя получится, а этот, смотри ты, как нехрен делать. Слышь, Борь, а ты можешь еще при этом одной рукой себя по лысине похлопывать, а другой своё пузо гладить? Вообще высший пилотаж будет.  

– Дим, кончай. Видишь, он не в себе. Надо, правда, что-то решать. Не до шуток сейчас. – Одернул я его.  

– Ладно. Боря! Бо-ря-я-я! Отвлекись! Скажи что-нибудь.  

Боря, не прекращая своих манипуляций промычал:  

– Н-н-н! Н-н-н-не-е-е!  

– О! Начал хорошо, – похвалил его Дима, – не разменивайся на мелочи, давай дальше. Чего «не»?  

– Н-н-не х-х-хо-чу… – Выдавил он из себя.  

– Пи…дец ты разговорчивый. Чего ты не хочешь то?  

– Н-н-не х-х-хо-чу… н-н-ни…ч-ч-чего… н-н-не-хочу…  

Было понятно, что Боря сейчас мало что соображает и ждать от него какого-то рационального решения не приходится.  

– Ну, что, Семен, пипец. Отыгрался педик на рояле. Что, гад, доволен? Ты, сука, еще за его лечение в дурдоме заплатишь. – Вновь повернулся Дима к малому, который сам был сейчас недалек от обморока. – Значит, так. Сервис когда открывается? В восемь? Оч хорошо. В семь тридцать ты со своим говнюком-напарником, и главное с машиной, стоите перед воротами сервиса. Как вы его туда доставите – ваши проблемы. Хотите на буксире тягайте, хотите эвакуатор вызывайте, хоть на закукорках своих несите – мне насрать, но чтоб в полвосьмого там были. И не дай вам Бог… И это не самое главное. Главное – что хотите, как хотите – уговаривайте, чтобы мастер взялся ваши рукожопые художества исправить. И не просто взялся, а чтоб сделано все было до двенадцати завтрашнего дня. Хоть задницы ему свои немытые обещайте, мне по барабану, но чтобы самое позднее к двенадцати тачка была готова. Всосал?  

Парень, сообразив, что на сегодня разборки с ним закончились, мелко-мелко закивал головой и попятился к двери.  

– Пшел вон, недоносок. – Пожелал ему Дима доброй ночи.  

Дверь за ночным посетителем закрылась. Боря продолжал изображать ленинградский блокадный метроном. Какое-то время спустя частота его колебаний начала меняться. От «presto» он плавно переходил к «andante». Похоже, до него постепенно дошло, что решение за него принято и появилась хотя бы тень надежды. Наконец он перестал мотать головой и остановился. Его прорвало. Минут пятнадцать мы выслушивали его причитания и жалобы на несправедливость судьбы. Наконец Дима прервал поток его излияний.  

– Так, Боря. Хорош. Вечер воспоминаний объявляется закрытым. Сам виноват. Не судьба, а жадность твоя тебя наказывает. Пошли спать, Семен. Завтра… Нет, уже сегодня будет трудный день.  

Мы разошлись по номерам.