Германия, а вот и мы! Глава 10. Странное место.

Глава 10. Странное место.  

Но, вернемся к Маргарет.  

– Дим, помнишь, ты уже как-то раз поражал русской доблестью греков? Херово закончилось. Угу?  

– Не нуди, вечно тебе надо под руку трындеть. У меня все под контролем.  

Дима в задумчивости уставился на парад лафитничков. Ткнул пальцем в один из стаканчиков в середине ряда, размером с нашу стопку. Надеюсь, это моё предупреждение повлияло на его достаточно скромный выбор.  

– Молодец!  

– Иди в жопу!  

Минут через десять Маргарет принесла графинчик со шнапсом, выбранные лафитники, закуски, приборы и еще по светлому пильсу. Сделала на бирдекелях еще по одной карандашной черточке. Такими пометками все немецкие официанты отмечают количество выпитых гостем кружек пива. Я слышал, что в Германии попытка как-то исправить, изменить эти заметки или подменить подставки наказывается так же, как подделка денег. Но, скорее всего, это байка. Но, согласитесь, интересная.  

– Ну вот, совсем другое дело. Давай, Семен, еще раз за приезд и за нас в Германии, и чтобы у нас было всё, кроме жалости к врагам. – Закончил он тост свой любимой странноватой присказкой.  

Чокнулись. Выпили. Потягивая пиво Димон, вдруг наклонился ко мне и, понизив голос, сказал:  

– Слышь, Семен, глянь-ка – а интересный контингент тут собрался. Все старпёры – давным-давно уж на лапоть ссут. И поглядывают на нас как-то не ласково.  

– Да ладно тебе. Всюду тебе враги мерещатся.  

Тем не менее, я уже более внимательно оглядел небольшой зал ресторанчика. Не скажу, что посетителей было очень уж много – человек десять-двенадцать. В основном мужчины, две-три женщины. Они сидели за столиками, негромко переговариваясь друг с другом. Было ясно – все они знают друг друга. Но объединяло их явно не просто знакомство. Дима был прав – все они были далеко не молоды – на вид лет по семьдесят пять-восемьдесят. Возраст европейских пенсионеров определить сложно – все они розовенькие, бодрые, блещут белозубыми фарфоровыми улыбками. Немного смущало то, что у многих из них имелись какие-то явные физические дефекты: у одного не было глаза – пустую глазницу закрывала черная повязка поперек лица, у другого не было руки, третий, тяжело поднявшись из-за стола, направился в туалет, сильно хромая. Было заметно, что они явно прислушиваются к нашему с Димой разговору, бросают в нашу сторону быстрые взгляды. Я сразу даже не смог охарактеризовать, что это были за взгляды. Не те, которыми завсегдатай заведения награждает обычного туриста, случайно забредшего сюда выпить кружку пива, осматривая достопримечательности города. В их взглядах было нечто большее, чем праздное любопытство. Это не были случайно брошенные взгляды, задерживающийся на тебе всего лишь какую-то секунду, лишенный всякого смысла. Это были какие-то изучающие, несколько удивленные, иногда казалось, настороженные взгляды. Наша, чужая для их слуха речь, явно привлекала внимание стариков.  

– Ну, а что тебя удивляет, Дим? Район здесь не то, чтобы очень уж туристический, от центра далеко. Да и русские, думаю, тут не частые гости. Ты бы тоже, я думаю, обратил внимание на каких-нибудь японцев в московском ресторанчике, где-нибудь в Орехово-Борисово.  

– Не, что-то тут не так. Не хорошо они как-то смотрят, неуютно как-то под этими взглядами.  

– Кажется тебе, наплюй. Перекрестись – вон у тебя крест какой большой, да выпей – всего и делов-то.  

– Ну да, ну да. Хорошо, что я спиной к ним не сел.  

– Наплюй, говорю, вечно тебе что-то мерещится. Давай лучше еще по одной – и вся недолга.  

Подошла Маргарет. Принесла горячее. Пока она расставляла перед нами тарелки и раскладывала приборы, я спросил ее:  

– Маргарет, как интересно у вас оформлен ресторан. Что это за награды и дипломы в витринах. И гости ваши, завсегдатаи, тоже занятные – все пожилые. Или это случайность?  

– Нет, не случайность. Вы правильно всё заметили. Наш ресторан одновременно является и охотничьим клубом Дюссельдорфа. В витринах – награды и дипломы членов клуба за много лет. Самая старая награда – с конца девятнадцатого века, ей уж больше ста лет. А старички – это ветераны второй мировой, тоже здесь регулярно собираются. Разговаривают, молодость вспоминают.  

– Я понял, очень интересно, спасибо, Маргарет. Я сейчас переведу все моему другу.  

Она отошла к соседнему столику, к которому ее взмахом руки подозвал пожилой немец с протезом в черной перчатке вместо правой кисти. Я только собрался все объяснить Диме, как меня словно током ударило. До меня только сейчас дошел смысл ее слов. Привычные и понятные для нас с детства слова – «ветераны войны» – звучали здесь в их новом, необычном для меня смысле. Ведь это же не наши привычные ветераны, которых иногда, перед днем Победы, приглашали в школы, чтобы они рассказали нам о своих военных годах. Это же ветераны вермахта, наших тогдашних врагов. Это с ними бились насмерть наши, это у нас где-нибудь под Смоленском, там, где остался лежать мой дед, они теряли свои глаза, руки, ноги, а зачастую и жизнь.  

– Ты прав, Димон. Не подвело тебя чутье. Интересное это место. Здесь, вишь ты, как сказала Маргарет, охотничий клуб, это всё награды его членов. А по совместительству – клуб ветеранов второй мировой. У них сейчас, как и у нас, вся фашистская символика под запретом. Но для них-то это жизнь, это их молодость, их воспоминания, переживания. Ветеранов своих немцы чтут, не в пример нам, гораздо больше и честнее, что ли. Они помнят о них не только, как у нас, к определенной дате, раз в году. Государство обеспечило им достойную старость и уважение. Молодые знают, конечно, что деды их служили неправому делу, но понимают также, что солдат есть солдат, он обязан выполнять приказ, даже если этот приказ далеко не самый мудрый.  

– Да-а-а. Понятно, почему они на нас так поглядывают. Они, поди ж ты, русскую речь вживую с войны не слышали. Мы с тобой сейчас, вроде как, парламентеры в чужом штабе. Кругом враги.  

– Ну, ну. Ты полегче, все-таки. Какие они уже враги? Знаю я тебя. Подвыпьешь ща, да не дай Бог, в рукопашную ещё полезешь. Нет здесь сейчас врагов – деды, да бабки сидят. Да еще покалеченные. С кем воевать собрался? – Я прекрасно знал отношение Димы к войне. Его отец дошел до Берлина. Точнее доехал. Командиром тридцать четверки. В одном он был прав – действительно – мы и наша русская речь вызывали сейчас неподдельный интерес и привлекали внимание этих бывших солдат вермахта. И ассоциации у них при этом, я думаю, были не из самых приятных. Ну, да ладно. Я всегда старался придерживаться принципа – веди себя прилично и уважительно по отношению к людям, проявляй к ним искренний интерес и чувства, и в ответ ты получишь то же самое.