Созидающий башню

«Кружевом, камень, будь, »  

О. Э. Мандельштам, 1912  

ПЕРИОД РАННИХ СТИХОВ  

Появление в 1913 году первой книги стихов Осипа Мандельштама «Камень» стало одним из крупнейших событий русской поэзии начала XX века. Современниками масштаб явления был осознан не сразу. Но по прошествии значительного количества времени –особенно после возвращения в более полном виде наследия опального ранее поэта – в 90-е годы прошлого и начале нынешнего века – стало ясно, что счастливые в своём неведении предстоящего читатели последнего мирного года Российской Империи стали современниками начала творческого пути одного из самых больших «волшебников» поэтического слова.  

Творческое развитие человека «нрава… не лилейного» не отличалось ровной поступательностью. Эволюция голоса, стиля Мандельштама прошла путь от «классической ясности» «Камня» до «неизреченной красоты и мощи» (по словам Ахматовой) «Воронежских тетрадей» через непростые метания, паузы, зашифрованные, почти заумные строки.  

Известно несколько периодизаций творчества поэта. Л. Гинзбург в труде «О лирике» предложила трёхчастность: период «Камня», период «Тристий» – до конца 1920-х годов (поэтика ассоциаций), период 1930-х годов («метафорический шифр»). Н. Струве выделял шесть периодов творчества поэта: 1) «Запоздалый символист» (1908 – 1911 гг. ); 2) «Воинствующий акмеист» (1912 – 1915 гг. ); 3) «Глубинный акмеист» (1916 – 1921 гг. ); 4) «На распутье» (1922 – 1925 гг. ); 5) «На возврате дыхания» (1930 – 1934 гг. ); 6) «Воронежские тетради» (1935 – 1937 гг. ). Есть и периодизация М. Л. Гаспарова, основанная на изучении изменений мандельштамовской метрики. Но прибегнуть к ней, по моему мнению, уместнее «внутри» какого-либо периода, основанного на критерии особенности голоса и стиля.  

Рассмотрим некоторые произведения Осипа Эмильевича, первые из которых относятся к годам, предшествовавшим появлению первой книги, вторые вошли в «Камень», третьи относятся ко времени его второго, дополненного издания (1916 год), а также некоторые начальные стихотворения книги «Tristia», созданные в 1916-м и 1917-м годах.  

То, что начало появляться в 1916 году, приблизительно с «На розвальнях, уложенных соломой» – сначала наряду с прежними «плотными и вещественными» стихами, а потом всё более сменяя их – явно относится к следующему этапу творчества. Если в «Камне» автор – ремесленник, строитель, «созидающий башню» (из известного стихотворения Гумилёва), и слово для него – материал, то в большей части «Tristia» слово – живой «субъект», само выбирает себе воплощения. Во 2-й книге поэта начинается, по Ю. И. Минералову, известная «неадекватность мандельштамовского слова общеязыковому, «словарному», происходит резкое усложнение и расширение художественной ассоциативности».  

ДО «КАМНЯ»: ТЕМАТИКА СТИХОТВОРЕНИЙ  

Становление автора неотделимо от обстоятельств его биографии.  

Годы, в которые появились первые стихотворения Осипа Эмильевича – это его учёба. Сначала в престижном Тенишевском училище, которое он закончил в 1907-м, затем – в 1908 – 1910-м – в Сорбонне и Гейдельбергском университете. Не разорившийся ещё купец первой гильдии, перчаточник Эмилий Вениаминович Мандельштам имел возможность обеспечить европейское образование сына. Годы, проведённые в Петербурге с его классицизмом, а затем в западных столицах навсегда укоренили в будущем поэте верность европейской культуре, проявившуюся впоследствии в его стихах. С 1911 года – вновь Петербург, Университет, знакомство с Ахматовой, Гумилёвым, Блоком, вхождение в 1912 году в акмеистический «Цех поэтов».  

Несмотря на то, что еврейское происхождение О. Э. не закрывало ему совсем доступ к высокой русской и мировой культуре, определённые ограничения в процессе приобщения к ней он, несомненно, испытывал. И пытался тематикой творчества «прирасти» к ней.  

Главная «питательная среда», из которой выросла ранняя лирика Мандельштама – общеевропеская христианская и более ранняя античная культура. В верности ей он словно присягает в большинстве стихотворений первой книги («Европа», «С весёлым ржанием пасутся табуны…»). Да и во многих вещах, не вошедших в «Камень», тоже.  

Впрочем, самые первые из написанных поэтом стихотворений были не об этом.  

«Среди лесов, унылых и заброшенных», «Тянется лесом дороженька пыльная…» 1906 года очень похожи на «народническую», социальную поэзию. Почти на Некрасова. Особенно второе из названных стихотворений – с «дороженькой пыльной», «рабыней бессильной», «берёзами плакучими» и т. п. Всё же, большинство стихотворений 1908 – 11 годов, по определению Струве – «запоздалый символизм», а по определению Гаспарова, «верленовские «песни без слов»:  

«Истончается тонкий тлен –  

Фиолетовый гобелен.  

К нам на воды и на леса  

Опускаются небеса.  

Нерешительная рука  

Эти вывела облака,  

И печальный встречает взор  

Отуманенный их узор…».  

Сочетание лёгкости слога с многозначностью «слов-символов».  

Осип Эмильевич начал публиковаться с 1910 года – сначала в журнале «Аполлон», затем – «Гиперборей», «Новый сатирикон» и других.  

С точки зрения «состояния метрики» в произведениях поэта (а метрика является одним из ключевых показателей в определении поэтического творчества Мандельштама, в период с 1908 по 1911 годы) в стихах О. Э. преобладают ямбы, особенно четырёхстопные – «В безветрии моих садов…», «В просторах сумеречной залы…», «На влажный камень возведённый…» и т. п. Есть и хореи, которых, по мнению Гаспарова, около одной пятой – «Вечер нежный. Сумрак влажный…» и т. п.  

В 1913 году вышла, а в 1916-м была переиздана книга, утвердившая Мандельштама как акмеиста.  

«SILENTIUM»  

В одном из своих ранних стихотворений, не включённых в сборники (1908 год), поэт словно «программирует себя»: «сочетать суровость Тютчева с ребячеством Верлена». Такое сочетание характерно в целом для его первой книги стихов.  

«В непринужденности творящего обмена  

Суровость Тютчева – с ребячеством Верлена –  

Скажите – кто бы мог искусно сочетать…»  

«Суровость Тютчева» в «Камне» – это тематическая серьёзность мотивов стихотворений. «Ребячество Верлена» – лёгкость подачи этих тем, создание прекрасного из «недоброй тяжести». В целом же, несмотря на кажущуюся лёгкость, «Камень» характеризует классическая чёткость и ясность.  

Проиллюстрировать вышесказанное лучше всего, обратившись к одному из самых известных стихотворений сборника – «Silentium»:  

«Она еще не родилась,  

Она и музыка, и слово,  

И потому всего живого  

Ненарушаемая связь.  

Спокойно дышат моря груди,  

Но, как безумный, светел день.  

И пены бледная сирень  

В черно-лазоревом сосуде.  

Да обретут мои уста  

Первоначальную немоту,  

Как кристаллическую ноту,  

Что от рождения чиста!  

Останься пеной, Афродита,  

И, слово, в музыку вернись,  

И, сердце, сердца устыдись,  

С первоосновой жизни слито! »  

Стихотворение было впервые опубликовано в девятом номере журнала «Аполлон» за 1910 год. Впоследствии автор включил его в свою дебютную книгу.  

«Silentium» – конечно, отсылка к одноимённому стихотворению Тютчева. Этот автор упомянут в ранее процитированном стихотворении 1908 года не случайно. С его творчеством Мандельштам был хорошо знаком.  

Стихотворение небольшое – четыре катрена. При этом, оно одно из самых проблематичных в творчестве Мандельштама. Загадки начинаются с местоимения «она». Кто или что подразумевается под «она»? Наиболее известные версии: Афродита, музыка, нота, немота, красота…  

Разбору текста этого стихотворения посвятил немалую часть своей известной работы «О поэзии и поэтике» К. Ф. Тарановский. С его точки зрения, ключом к пониманию «Молчания» является двухчастная композиция стихотворения: каждая часть состоит из двух строф, части противопоставлены синтаксисом. «Первая часть – последовательность индикативных предложений, статичное описание; вторая – ряд императивных предложений, образующих риторическое обращение».  

С точки зрения тематики вещь очень неоднородна. Первая же строфа – несколько определений, связанных местоимением «она»: «еще не родилась»; «и музыка и слово», «всего живого ненарушаемая связь». В одном ряду перечислены и определения, относящиеся к творчеству («музыка и слово»), и к натурфилософии («связь всего живого»).  

В четвёртой строфе, возможно, даётся «разгадка» объединяющей сущности – Афродита. В композиции произведения налицо тематическая связь между первой и четвёртой строфой, а также между второй и третьей, которые являются более подробным раскрытием соответственно первой и четвёртой: во второй строфе – античный мифа о рождении Афродиты из моря, в третьей – мысль о рождении слова из музыки.  

При этом, композиция всего стихотворения воспроизводит использованную в нём схему рифмовки: АВВА!  

Что есть «первооснова жизни»? Скорее всего, автор отсылает читателя к натурфилософии. Со времён древних греков последняя учит о наличии двух сил, организующих Космос: Эрос и Танатос. Следует помнить, что Афродита, в первую очередь – богиня любви, а уже потом – красоты.  

Похожий образный ряд читатель находит в ещё одном не менее знаменитом стихотворении из «Камня»: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…». Там – всё та же античность: море, молчание, «божественная пена». Наконец, «и море, и Гомер – всё движется любовью».  

Как и Тютчев, Мандельштам в своём «Молчании» осознает неприспособленность человеческой речи для выражения сокровенного, но не может обойтись без речи. Поэтому он использует фигуру умолчания, которая одна может помочь «сердцу высказать себя».  

Несмотря на всю приверженность культурным формам, для Мандельштама характерно стремление преодолеть их условность, пробиться к самой «жизненной основе».  

Стихотворение написано четырёхстопным классическим ямбом. При этом, в 1-й и 3-й строфах идёт сочетание «мужских» окончаний в 1-й и 4-й строке с «женскими» во 2-й и 3-й. А во 2-й и 4-й строфах наоборот – «женские» окончания в 1-й и 4-й строке и «мужские» во 2-й и 3-й. Это подчёркивает заданную «охватную» схему рифмовки: «АВВА».  

То есть, на уровне сочетания «мужских» и женских» рифм по строфам получается следующая картина:  

«aBBa  

CddC  

eFFe  

GhhG».  

Видим некую «перекрёстную схему», что, вероятно, сделано для лучшего «цементирования» восприятия стихотворения как единого целого при разной тематике 2-й и 3-й строф, тяготеющих, соответственно, к 1-й и 4-й.  

Римфы в ранних стихах Мандельштама точные и простые («родилась» – «связь», «слово» – «живого» и т. д. ). Надо, кстати, помнить, что рифма для Осипа Эмильевича – не главное художественное средство. В одном из его самых совершенных и часто цитируемых стихотворений 1917 года – «Золотистого мёда струя из бутылки текла…» – все рифмы в 1-й строфе и частично во второй – глагольные (! ). Так что, далеко не всегда в них дело.  

Возвращаясь к смыслу и символике «Silentium», видим, что автор в отличие от евангелиста Иоанна предполагает вначале не Слово, а Тишину («да обретут мои уста первоначальную немоту»). Из Тишины возникают и музыка, и слово. Возможно, автор выражает мысль о том, что замысел всегда лучше и глубже его возможного воплощения.  

ИМПРОВИЗИРУЮЩИЙ АЭД  

Мандельштам считал своё ремесло похожим на ремесло музыканта-исполнителя.  

В «Камне» не менее десяти стихотворений, либо прямо посвящённых музыкальному исполнительству, либо содержащих упоминание о нём, отождествляющих автора с музыкантом – «Звук осторожный и глухой…», «Silentum», «Раковина», «Я вздрагиваю от холода…», «Мы напряжённого молчанья не выносим…», «Бах», «Летают Валькирии, поют смычки…», «Я не слыхал рассказов Оссиана…», «Ода Бетховену».  

В начале «Tristia» – «В разноголосице девического хора…», «Эта ночь непоправима…», «В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа…» и т. д.  

Позиция нашего автора заключалась в том, что музыка древнее и совершеннее слова, а молчание древнее и совершеннее музыки.  

О том, как протекал творческий процесс у Мандельштама, рассказывает в воспоминаниях его жена, Надежда Яковлевна: «Стихи начинаются так: в ушах звучит назойливая, сначала неоформленная, а потом точная, но еще бессловесная музыкальная фраза. Мне не раз приходилось видеть, как О. М. пытается избавиться от погудки, стряхнуть ее, уйти. Он мотал головой, словно её можно выплеснуть, как каплю воды, попавшую в ухо во время купания. Но ничто не заглушало её – ни шум, ни радио, ни разговоры в той же комнате… У меня создалось такое ощущение, что стихи существуют до того, как написаны. Весь процесс сочинения состоит в напряженном улавливании и проявлении уже существующего и неизвестно откуда транслирующегося гармонического и смыслового единства, постепенно воплощающегося в слова».  

Итак, по Мандельштаму, письменная фиксация сочиненного – самая незначительная часть работы. Главное – это проба голоса и шевеление губ в процессе сочинения. Обязательное условие понять, вышло или нет – прочитать созданное, исполнить. В «Разговоре о Данте», десять лет спустя после своего дебюта, Мандельштам утверждал, что поэтическая материя «постигается лишь через исполнительство, лишь через дирижерский полет» и говорил об авторе «Божественной комедии»: «До чего у него развито концертное чувство, виртуозность! ».  

Но надо помнить, что музыка как отдельный, самостоятельный вид звукового искусства и музыка стиха – это две совершенно разные музыки!  

Небольшое отступление, чтобы проиллюстрировать. Указанное обстоятельство хорошо понимал в своё время, например, известный венгерский композитор-романтик XIX века Ференц Лист. В одной из своих статей он прямо советует начинающим композиторам выбирать для своих романсов и песен не самые «сильные» поэтические тексты (! ) Потому что сильные самодостаточны. Их не надо дополнять и «поддерживать» звуковым композиторским искусством.  

Другое дело – искусство исполнения эпических произведений аэдами, бардами, кифаредами древности. Доказано, что они пели свои вещи. Но это пение существенно отличалось от того, что мы слушаем в наши дни – не было привычного мелодизма голосом под гомофонно-гармонический аккомпанемент (гитары, фортепиано, оркестра). Их музыка была заложена в самом языке, в фонетике, её не надо было «сочинять» – только воспроизвести голосом и не мешать ей. Это напевание стихов времён Орфея было неразрывной связью музыки и слова, естественным единством, той «водой», которая ещё не «разложилась» на «водород»-слово и «кислород»-звуковое искусство.  

Мандельштам жаждал обратного синтеза этих элементов. Для него музыка уже существует, а автор – «раковина», волен не более, чем впустить в свои «тонкие стены» «шёпоты пены, туман, ветер и дождь». Родство поэта и музыканта Мандельштам видит не в композиторстве, а в исполнительстве – т. е., в актуализации звуковой материи, в конкретном воспроизведении интонационно-ритмической структуры, в реальном наполнении пространства звучанием.  

Все, кто слышали чтение Мандельштамом своих стихов, вспоминая об этом, использовали в описании процесса музыкальные ассоциации. Он исполнял стихи, меняя громкость, с повышениями и понижениями, читал энергично, без слащавости, подчёркивая ритмическую сторону.  

ТОСКА ПО МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ  

На вопрос, что такое акмеизм, Осип Эмильевич как-то ответил: «Тоска по мировой культуре».  

В его ранних стихах – огромное количество реминисценций из истории культуры – причём, не обязательно литературы – есть отсылки и к несловесным искусствам. О музыке уже было сказано, особая роль также – у архитектуры. С 1912 года он – акмеист, зодчий, «созидающий башню»! (излюбленный образ "вождя" акмеистов Гумилёва в рассуждениях о роли творца):  

"Я ненавижу свет  

Однообразных звёзд.  

Здравствуй, мой давний бред –  

Башни стрельчатый рост!  

Кружевом, камень, будь,  

И паутиной стань:  

Неба пустую грудь  

Тонкой иглою рань".  

Хотел бы обратить внимание на большое количество образов и мотивов европейских городов в стихах Мандельштама. Причём, Россия, Германия, Франция, Италия пока что равновелики в количестве обращений к их образам.  

Получивший крещение в протестантской церкви, подданный православной России, знаток Рима, тонко чувствующий эстетику и дух католицизма – Мандельштам создаёт в стихах образы и Святой Софии, и Нотр Дама, и протестантских готических храмов – как такой своеобразный «равнобедренный треугольник», не в силах отдать предпочтение какой-либо одной конфессии и не считающий нужным это делать. С радостью воспевает сходство изящного Казанского собора Воронихина («лёгкий крестовик-паук») с Собором Св. Петра в Риме.  

Автор «Камня» в одном стихотворении проклинает «готический приют, где потолком входящий обморочен», в другом – признаёт правоту и достоинство лютеранства («Лютеранин»), в третьем воспевает «мудрое сферическое зданье» Айя-Софии, которое «народы и века переживёт», в четвёртом – допускает вместе с аббатом, что «умрёт католиком».  

И как «подкладка» всему – без раздела – христианству – эллинская и римская культура. «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», «С весёлым ржанием пасутся табуны…».  

Иудейство Мандельштама пока «придавлено», он словно пытается от него откреститься, изжить. Но оно «прорвётся» позднее с новой силой.  

Хотя, так ли уж глубоки противоречия между самой древней авраамической религией и христианством? Та же культурная преемственность, «кровь царей и псалмопевцев».  

Окончание раннего периода творчества О. Э. ознаменовалось его переходом к ассоциативной поэзии.  

Примерно со времени второго издания «Камня» (1916-й год) он стремится уйти от плотности ранних стихов, сделать поэтическую речь метафорически насыщенной и свободно ассоциативной.  

В следующем периоде его творчества звуковой стороне придаётся намного большее значение, чем в первой.  

Пример такого (уже нового типа) стихотворения – «На розвальнях, уложенных соломой…» 1916 года. Сложное сцепление ассоциаций связывает московские прогулки Мандельштама и Цветаевой, а также историю царевича Димитрия и все дальнейшие события Смутного времени (Цветаева отождествляется с Мнишек – Марина! ), поддерживаемое и стихами Цветаевой). Вместе с тем, другая тема из другой эпохи – увоз царевича Алексея Петровича из Москвы в Петербург. И все эти темы, внешне отстоящие далеко в историческом времени, определяющиеся только по отдельным словам и ситуациям, скрепляются центральной строфой стихотворения:  

«…Не три свечи горечи, а три встречи. –  

Одну из них сам бог благословил.  

Четвертой не бывать, а Рим далече, -  

И никогда он Рима не любил».  

В ней известная формула средневекового Московского царства: «Два Рима пали, третий – Москва – стоит, а четвертому Риму не бывать», – соединилась с представлением о Москве как аналоге Италии».  

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА  

1. Лекманов О. Мандельштам: Жизнь поэта // М. : Молодая гвардия (ЖЗЛ), 2004.  

2. Мандельштам Н. Я. Воспоминания. В 2-х томах. – М. : Вагриус, 2006.  

3. Мандельштам О. Э. Сочинения. В 2 т. Т. 1. Стихотворения; Переводы / Сост. О. Дорофеева. – Тула: Филин, 1994. – 383с.  

4. Минералов Ю. И. История русской литературы XX века (1900 – 1920-е годы): учеб. пособие / Ю. И. Минералов, И. Г. Минералова. – М. : Высш. шк., 2004 – 43- с.  

5. Рассадин С. Б. Русская литература: от Фонвизина до Бродского. – А. : СЛОВО / SLOVO, 2001. – 288 с.  

6. Тарановский К. О поэзии и поэтике / Сост. М. Л. Гаспаров. – М. : Языки русской культуры, 2000. – 432 с. – (Studia poetica).  

7. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. пособие/вступ. статья Н. Д. Тамарченко; комм. С. Н. Бройтмана при участии Н. Д. Тамарченко – М. : Аспект Пресс, 2002 – 334с.  

8. Холшевников В. Е. Основы стиховедения: Русское стихосложение: Учеб. пособие для студ. Филол. Фак. Вузов. – 5-е изд. – СПб. : Филологический факультет СПбГУ; М. : Издательский центр «Академия», 2004 –208 с.