Доверие

Полгода.  

Полгода едкой ненависти, тупого бессилия, грызущего ожидания. Если день – это маленькая жизнь, то я был убит уже двенадцать десятков раз. Стиль жизни провинциального города располагает либо к мерзотному отуплению, либо ко смерти – выбирать не из чего. В чёрной бездне, непроницаемом ничто и беспроглядном отчаянии у меня был один-единственный луч света…  

Прямо сейчас этот луч сидит напротив меня.  

— Я знаю, ты боишься… Все боятся неизвестности.  

Мой светловолосый ангел. Она именно такая, какой я только смел её представлять.  

— Но я с тобой. И буду рядом всё время. Ты увидишь, что бояться нечего.  

Она обхватывает мои плечи руками, её губы сливаются с моими, и в моей голове взрываются двенадцать крупных звёзд. Холодный ядерный синтез их нейтронного наследия пахнет вишнёвым соком с её губ. Мой ангел, моё спасение, мой апокатастасис…  

— Прости… Я отойду ненадолго? Я вернусь, милый.  

Конечно, солнышко. Мой ангел покидает комнату, прикрыв за собой дверь, и я оглядываюсь.  

Закатные солнечные лучи накладываются на стену нежным пастельным золотом. Советская обстановка создаёт атмосферу спокойствия и уюта. В кресле у двери тихо дремлет белая как облако кошка.  

На тумбочке возле кровати стоит початая бутылка Изабеллы. Я отпиваю из неё ещё немного и вздрагиваю. Странно, я выпил совсем немного, но тело уже не очень хорошо меня слушается. Вероятно, это из-за нервов.  

Ведь я, по сути, летел из ниоткуда в никуда. Разница лишь в том, что там я бы погиб в любом случае.  

А здесь со мной моя радость.  

В нежное золото вклиниваются рубиновые оттенки. Кошка сладко зевает и, сонная, топчется на месте, после чего сворачивается калачиком.  

Глаза закрываются сами по себе…  

Я вдруг думаю о том, что всё это – собирательный образ мечты любого молодого человека. Долгожданная встреча с любимой, с которой вас разделяло двенадцать сотен километров, – об этом мечтают тысячи людей, и вот это исполнилось у меня. Вероятно, мечты бы и вовсе не воплощались, если бы за них не умирали тысячи аналогичных мечт.  

Умиротворение…  

— Солнышко, ты что, уснул?  

Меня легонько расталкивает моё чудо, и я снова оказываюсь в раю. За окном сумерки, в комнате не горит свет, только её волосы.  

— Ты ж моя радость. Перенервничал?  

Я хочу что-то сказать в ответ, но язык меня не слушается, и я робко киваю. В ночи мой ангел ещё красивее.  

— Я уже всё приготовила… Выпьем ещё вина?  

Мне стоит ощутимых усилий встать, но я всё равно беру бутылку и прикладываюсь к ней. Затем передаю её моей радости, упав обратно на кровать. Краем глаза замечаю, что она не притрагивается к бутылке, изящным жестом поставив её обратно на тумбочку.  

— Ты когда-нибудь думал о том, что у жизни есть цена?  

Если я и думал о чём-то подобном, то точно не сейчас. Сейчас я лежу в одной кровати со своим ангелом, пьяный, бездумный и совершенно счастливый.  

— Легко отдать жизнь вхолостую. Ради выживания или в погоне за целями, которые тебе не нужны.  

Она сидит на краю кровати, а я вожу пальцами ей вверх-вниз по спине. По моему телу бегают мурашки – от макушки до кончиков пальцев. Сказал бы, что я в нирване, но моя нирвана сидит в полуметре от меня.  

— Я думаю, отдать жизнь ради искусства – это высшая цена, которую ей можно найти. Это благородно, это высоко… Искусство вечно.  

Она произносит слово "искусство" с таким томным придыханием... Проносится ленивая мысль: неужели она воспринимает как объект искусства и меня? Мысль эта тут же гаснет — мы с моим зайчиком друг для друга живые люди и никакие не объекты. Безусловно.  

— Более того, ты будешь жить, пока о тебе помнят, и этот рецепт бессмертия куда надежнее, чем любые христианские байки.  

Я слабо соображаю: мысли словно утопают в болоте. Шевелиться трудно. Но я безмерно рад, что кошмар последнего полугода наконец-то закончился. Что сегодня я усну в обнимку с любимой. Что я проснусь, и этот рай никуда не исчезнет.  

— Что может быть приятнее, чем понимание того, что ты обманываешь нерушимые законы, предписания, нормы? При помощи искусства можно обмануть саму смерть.  

Я лежу и просто жду, когда прелюдия закончится. Мой ангел в ночи так прекрасен…  

— Искусство – вот за что не жалко жизни. – Она молчит, затем резко поднимает меня за руку, заставив сесть. – Иди сюда, моя радость…  

Мы целуемся, в моей голове кисель из редких мыслей, благодарности и счастья. Время и пространство остановились и сжались в этой точке, крохотной комнате где-то на окраине пока чужого для меня мегаполиса. Я не хочу, чтобы это когда-либо заканчивалось.  

Я чувствую, что на моём плече что-то затягивается.  

— Тихо-тихо, не бойся…  

Моё чудо отстраняется от меня, чтобы заняться плечом. Она туго затягивает на нём жгут, и я уже чувствую, как моя рука немеет.  

— Солнышко моё, скажи… Ты мне доверяешь?  

Я доверяю тебе больше, чем себе, мой ангел. Я киваю, глядя на свою красоту. Раньше такую недосягаемую, а теперь только руку протяни…  

— Я хочу попробовать кое-что. Это не страшно… тебе понравится.  

Снова зашевелились сладострастные позывы, но я мысленно от них отмахнулся. Нет, всё же, мне сейчас этого совсем не хочется.  

Моё сокровище… Как же она прекрасна.  

— Я с тобой и никуда от тебя не денусь.  

Во мраке почти ничего не видно, но я чувствую, как она вкалывает мне что-то в запястье, предплечье, локтевой сгиб. Рука полностью немеет и по ощущениям становится похожа на студень. Во мне было просыпается тревога, но она тут же глушится опьянением.  

И беспредельной любовью.  

— Ты у меня такой молодец.  

Сквозь пелену я слышу мяуканье кошки. Моя радость что-то делает с моей рукой, которую я совсем не чувствую.  

— Я с тобой…  

Какая же она у меня замечательная.  

Я лежу и смотрю в потолок. К нам на кровать запрыгнула кошка. Мой ангел шепчет мне слова и периодически целует в лоб.  

Кошка деловито мяукает и очень громко урчит.  

Я опускаю глаза и вижу, что у меня больше нет правой руки.  

Какая она у меня заботливая.  

Знает ведь, что я левша.  

Кошка утробно урчит, пока мой ангел зашивает мне обрубок.  

— Я особенно нежно, чтобы быстрее зажило…  

Спасибо, моё сокровище.  

Проходит всего только двенадцать сотен мгновений, когда моё чудо вслух произносит «зелёнка». Я присматриваюсь и нащупываю банку с зелёнкой на тумбочке, после чего сам её подаю оставшейся рукой.  

— Я люблю тебя.  

И я тебя люблю, моё счастье.  

***  

В голове фиолетовым дымом клубится дурман. Мне дико хочется пить.  

Моё чудо пока куда-то отошло, закрыв дверь на ключ. Знает же, что не сбегу, и всё равно заботится. Мой ангел.  

Я опираюсь на изголовье кровати. В комнате светло: хоть снаружи и пасмурно, солнечные лучи пробиваются сквозь облачную завесу. Тепло и уютно.  

Я не могу больше уснуть, но и бодрствованием это состояние не назвать. Дурман постепенно растворяется, и остаётся стерильная пустота.  

Я вспоминаю, что было вчера, и понимаю, что моя жизнь больше не будет прежней. Возможно, только сейчас я начинаю жить.  

Ведь теперь мы с моим сокровищем всегда будем вместе.  

В луже крови около кровати лежат мои конечности. Кошка довольно мурчит и, хлюпая, вгрызается в бедро одной из ног. Неподалёку сиротливо валяются руки, уже обглоданные в нескольких местах.  

Я не чувствую никакой боли. Моя радость хорошо постаралась. Ради меня. Ради нас.  

Кошка, тихонько мурлыкая, разрывает очередное моё сухожилие. Снаружи начинает мягко шелестеть дождь.  

Часы пробивают двенадцать.  

Скоро моя радость вернётся, и мы снова будем рядом. Уже сейчас я безумно скучаю и злюсь, что не могу сам удовлетворить свою жажду, но это такие ничтожные мелочи. Всё это.  

Ведь она обязательно вернётся.  

Я слышу, как снаружи завывает полицейская сирена.  

Слышу звуки на лестнице. Крики.  

— Вы слышите меня? Вы живы? Ответьте, я помогу вам.  

Голос. Незнакомый. Чей-то.  

Пожалуйста, не помогайте.