Жрица. Начало

– Майя! Чёртово отродье! Где тебя носит?! – грозный женский голос доносился, казалось, со всех сторон.  

Девочка крепче прикусила губу, чтобы не плакать. Нельзя плакать. Плачут только дуры – так учила матушка. А Майя не дура, конечно же, нет! Она ни за что не покажет, что ей больно, как бы сильно матушка её не била. Обойдется, ведьма! Мысленно показав ведьме неприличный жест, который подглядела у соседских мальчишек, она скорчилась в углу сарая. Если сидеть тихо, никто не найдёт.  

– Маааайяяяяя! – ведьма приближалась, – Нет, ты посмотри на неё! Выходи, кому говорю! МАЙЯ!  

Последний окрик был настолько силен, что девочка невольно ахнула. Тихонько совсем. Тут же зажала рот рукой, но было слишком поздно.  

– Ах ты, тварь такая! Попалась!  

Дверь сарая с грохотом отворилась. Солнечный свет ослепил, на миг сбив с толку. Майя, скорчившись на полу, прикрыла глаза рукой. Она и не думала защищаться или оправдываться. Пока матушка в гневе, лучше просто молчать. И терпеть.  

– Чего здесь забыла, а?! – высокая, крупная женщина схватила её за волосы пухлой рукой, – Почему дома грязь?! – с выпученными глазами, брызгающая слюной, она напоминала бешеного быка, – Опять во дворе срач устроила, гадина?!  

Почему-то удары всегда заставали Майю врасплох. Так было и сейчас. Не успев подготовиться, она дернулась всем телом от удара по лицу, но мать крепко держала её за волосы. Второй, третий. Во рту уже соленый привкус.  

«Не плакать! », – скомандовала себе девочка.  

Откуда-то взялось веселье. С некоторых пор ей доставляли удовольствие такие игры с матерью. Чем больше ведьма орала и пучила глаза, тем пристальнее Майя смотрела в ответ. Молча, иногда улыбаясь. Это злило матушку еще больше, доводя до исступления.  

«На что ещё ты способна? », – будто спрашивала девочка в такие моменты.  

– И прекрати зенки свои пялить! – она швырнула Майю на пол и огляделась в поисках чего потяжелее, – Убью нахрен!  

– Эмма! – в сарай вошел невысокий смуглый мужчина, меньше матери раза в два.  

И сразу – разительные перемены. Мегера превращается в измученную жизнью жертву.  

– Ох, Гектор! Ты посмотри на неё! – картинно показывает на дочь, – Этого ребенка невозможно заставить работать! И она опять устроила свалку во дворе, она опять делает ЭТО! Гектор, сколько можно…  

– Ну-ну, не плачь, – обнимает жену, строго, но озадаченно смотря на Майю, – ты приляг, отдохни… Майя, в чём дело? Зачем расстраиваешь маму?  

«Что, простите?!».  

– Я не расстраиваю, это она…  

– Майя! – теперь пришла очередь отца повысить голос, – иди и убери там всё! И чтоб я больше не видел, что ты занимаешься такими вещами! Не маленькая уже!  

«Хочу, чтоб вы все умерли! Чтоб вас не было! », – яростно думала девочка, ковыляя во двор, чтобы убрать то, что родители называли «срачем».  

Сама Майя называла это своими игрушками. Мертвые насекомые. Обрывки птичьих перьев и тушки птиц. Несколько мышиных головок и хвостиков (один отобрала у кошки). Высохшие на солнце ящерки. Под жарким июльским солнцем всё это начинало знатно пованивать. Наверно, поэтому матушка так злилась. А, может, потому что соседи уже показывали пальцем на странную дочь Гектора, уважаемого зажиточного крестьянина. Девочка росла нелюдимой и пугливой, пряталась от незнакомцев и соседских ребятишек. Часто истошно кричала по ночам. А годам к четырем резко перестала плакать, начав разговаривать с собой и собирать всякую мертвечину.  

Вместо плача она, почему-то, стала много смеяться. Сейчас истерический хохот тоже рвался из груди, но надо сдерживаться. А то опять заметят и попадет. Было так смешно, что тряслись руки и хотелось в туалет.  

Кое-как подавив истерические позывы, она собрала тушки в мешок. Собралась уже выбросить за забор, на дорогу, но тут сзади раздался голос матушки.  

– А ну, стой, – уже не так грозно сказала женщина, вытирая заплаканные глаза, – куда понесла?  

«Она, что, ревела? », – Майя ощутила укол вины.  

– На дорогу…  

– Хочешь еще больше нас перед соседями опозорить? – теперь тихо, но жестко, – Быстро отнесла к реке, да чтоб никто не видел, поняла? И сразу домой!  

Уже второе лето в Золотых землях выдалось необычно жарким. Каждый шаг поднимал на дороге облачко пыли. В блеклой траве оглушительно стрекотали кузнечики. Черная облезлая кошка перебежала дорогу, держа в зубах ящерицу и опасливо косясь на Майю. Животные ее не любили.  

Возле реки хорошо. Можно окунуться и на время забыть про беспощадное солнце. Матушка велела быстро вернуться, но пошла эта мегера куда подальше. Майе уже 10 лет, её научили считать в школе при храме. Она даже умеет маленько читать, может написать свое имя. И знает наизусть имена всех Богов. Некоторые в деревне и этого не могут, вот!  

От размышлений о Богах опять захотелось поиграть. Как всегда, непреодолимое желание, почти зуд где-то внизу живота. Собственно, чтобы облегчить это беспокойство, Майя и начала собирать свою коллекцию. Вытряхнув содержимое мешка, она погрузилась в выдуманный мир. Мир, в котором она решает, кому жить, а кому умереть. Здесь она может воскрешать кого угодно. Две птичьи тушки – пусть это будут её родители. А она – мышиный хвостик. Теперь можно оторвать им крылья и головы, они ведь это заслужили? Отлииично, стало полегче, но хочется ещё. Дальше…  

– Майя…  

Она оглянулась. Холод пробежал мурашками по спине. На берегу она была одна.  

«Фух, показалось… Речка, наверно, шумит».  

Так-с, продолжим. Есть прекрасная и милосердная богиня Природы, её все девчонки обожают. Дуры тупые. Как и эта богиня, тоже красивая и тупая. Пусть это будет мертвая бабочка…  

– Майя.  

–А?  

Непонятно, откуда голос. Не разобрать, чей. Чувство, будто кто-то смотрит. Страшно. Не хочется играть. Надо бы идти уже, а то матушка…  

Шорох из мешка. Из пустого мешка. Там что-то шевелится. Ноги враз ослабели.  

«Может, змея заползла?.. ».  

Речка журчит громче. На берегу она совсем одна. Надо взять мешок и бегом домой. На всякий случай подняла камень и бросила на мешок. Шорохи затихли. Оттуда никто не выполз.  

— Значит, там никого нет. – громко вздохнула Майя, чтобы отогнать страх, и заглянула в мешок.  

Он был пуст.  

– Ну всё, а теперь можно и домой, – чем громче она говорила, тем спокойнее становилось, – ладно, птички-ящерки, остава…  

– МАЙЯ!  

Она понеслась к дому без оглядки. Быстрее, быстрее, пока он не догнал! Запнулась, ободрала руки. Выронила мешок. Плевать, быстрее!  

В деревне стало спокойнее. Пошла шагом, почти с благодарностью провожая взглядом ободранную кошку и вслушиваясь в крики мальчишек. Солнце не палит, а приятно согревает после того ужаса у реки. Матушка будет кричать, но это уже не страшно.  

– Чего так долго? Иди, в сенках подмети.  

Майя почти счастлива от материнского голоса.  

«Что же это было? Точно! Кто-то из этих придурков, братьев Френки! Они в меня позавчера камнями кидались, а теперь, наверно, орали из кустов».  

Теперь пришла злость.  

– Идиоты! – шептала Майя, взметая веником клубы пыли, – Сволочи! Чтоб вы сдо…  

– Мааайяяя. – пропел кто-то ей в ухо.  

– А!  

Она выронила веник, оборачиваясь. Сзади никого не было. Опять тихо, почему-то не слышно копошения матушки на кухне. Солнце освещает тесные пыльные сени. Пустые сени. Машинально Майя провожает глазами пылинки, оседающие в солнечном луче.