Невероятные приключения липунов. СИНЕОКА

Глава 1. Главный герой.  

Знакомство с Синеокой, как типичным представителем домашних липунов.  

Липизм как явление. Взаимоотношения домашних липунов и доброчелов.  

Синеока был родом из большого древнейшего фамиля зверонарода, называемых домашними липунами. Он обладал всеми чертами характера типичных представителей этого многочисленного милейшего фамиля, который на протяжении длительного времени совершенствовался и преображался в целях достижения идеальной формы и содержания. Благодаря трудолюбию и себялюбию (в хорошем смысле этого слова), успехи липунов были значительные, конечно, не без помощи людинарода, который активно им в этом помогал.  

Дело в том, что домашние липуны «патологически» не умели жить отдельно от доброчелов, не умели, да, и не хотели. А доброчелы всячески поддерживали липунов, параллельно развиваясь и совершенствуясь. И все были довольны! В этом заключалась суть взаимоотношений между представителями двух народов, населяющих Землепланету.  

Чтобы стать настоящим липуном и с гордостью называться домашним, липун должен был найти себе доброчела и поселиться у него дома. Липун сам выбирал себе доброчела. Доброчел не мог влиять на липуна, а уж тем более насильно поселять и удерживать его в своем доме, т. е. на этапе выбора всё зависело исключительно от липуна. Когда липун достигал подходящего возраста он покидал родителей и отправлялся на поиски того самого единственного своего доброчела. Выбрав, он лип и лип к нему пока не достигал высшей степени липизма и не поселялся в доме избранного им доброчела. Постепенное прилипание занимало определенное время и считалось промежуточным этапом в деле достижения полноценного прилипания. Надо сказать, что липизм был делом двухсторонним. Доброчел, после выбора его липуном, тоже начинал прилипать к последнему. Со временем они настолько сильно слипались, что превращались, образно говоря, в единое целое, пронизанное душевным теплом, необычайной нежностью и необходимостью созерцать друг друга, прикасаться друг к другу и постоянно заботиться друг о друге. Находясь в доме доброчела, липуны могли образовывать свои фамили, заводить детусей-липунов. Доброчелы не препятствовали этому и с радостью принимали избранников липунов в своем доме, равно как и приветствовали появление маленьких детусей-липунчиков.  

Липизм был привычным явлением в отношениях двух народов Землепланеты. Механизм его был отработан временем и практически совершенен. Поэтому сбои происходили крайне редко, да и не несли каких-либо тяжелых последствий для обеих сторон. Доброчелы научились очень быстро выправлять ситуацию при необходимости. Всё было продумано до мелочей, предусмотрены пути отхода к начальной стадии процесса, утверждены методики, прописаны подробные пояснения к ним, разработаны инструкции, учитывающие практически все жизненные ситуации. Всё было под контролем. Обиженными, непонятыми, брошенными не должен был почувствовать себя никто, даже при самом нежелательном развитии событий.  

Для примера можно вспомнить следующий поучительный случай. Произошло это не так давно. Один липун ошибся в выборе доброчела. Ему показалось, что он нашел своего единственного. Он был принят в дом, поселился в нём и какое-то время счастливо жил с доброчелом. И только, спустя буквально несколько дней, липун заметил, что с ним происходит что-то странное. Он перестал активно прилипать к доброчелу. Он думал, что это временно и процесс липизма возобновится. Но вскоре со страхом он признался себе, что не испытывает к доброчелу никаких чувств и его снова влечет на поиски. Всё объяснялось просто – он поторопился при выборе, это был не его доброчел. Притворяться и обманывать доброчела было слишком неправильно и несправедливо. Пришлось признаваться. Это было тяжело и мучительно ведь доброчелы в данном двухстороннем процессе прилипали к своим липунам гораздо быстрее. Чем же всё завершилось? А вот чем. Липуна забрали от доброчела, чтобы прервать процесс дальнейшего прилипания последнего. Он прошел небольшой курс психолеча на базе липунопитомника, довольно быстро оправился. Чувство вины перед доброчелом заглушили специальными процедурами и упражнениями, а природное желание найти-таки своего доброчела победило остатки жалости к случайно обманутому. Говорят, он быстро нашел своего настоящего доброчела, на этот раз без промаха, и уже много лет живет в его доме. Оба счастливы. Так говорят.  

С пострадавшим доброчелом сложнее. Он до сих пор находится на реабилитации после неоднократного психолеча. Конечно, без сомнения, он поправится. Нужно только терпение и время. Просто у доброчелов слишком развито чувство доброты, любви к ближнему. Любое проявление недоброго, даже намерения сделать недоброе – это трагедия для доброчела, жуткий стресс!  

История эта тогда наделала много шума, вывела из равновесия всё планетарное сообщество. Угроза сообществу доброчелов возникла откуда её никто не ждал и требовала срочного устранения или усовершенствования уже имеющейся теории и практики. С этой целью дополнительно были созданы специальные службы по упорядочению взаимоотношений между люди- и зверонародами, которые в кратчайшие сроки разработали массу соответствующих документов и успешно внедрили их в обычную жизнь доброчелов.  

Но вернёмся к нашему герою Синеоке.  

Глава 2. Родители Синеоки учат детусю липизму.  

Первые проявления липизма у нашего героя.  

Синеока идет на поиски своего доброчела.  

До того, как подрос, наш липун Синеока жил с липунами родителями в доме добрейшей тётушки Пульхерии. Он просто «купался» в любви и заботе со стороны мамлипы Забавы и паплипы Космяты, тётушка Пульхерия вообще в нём души не чаяла. Да и было за что! Бесподобный окрас гладкого, блестящего шубеля: теневой от темно-бежевого на спине, переходящий через светлый беж по бокам в белый на пузиле, лапки – «белые носочки», ухили и хвостель – темные, почти черные. Забавный мордель был под стать тушилю: белая шеюшка продолжалась большим ровным белым пятном на морделе в районе ротуселя и носателя, дальше тональный беж от светлого к темному заканчивался черными бархатистыми ухилями. Но самыми впечатляющими на прелестном морделе были глазочи маленького липуна. Очень большие, открытые, с миндалевидным разрезом и необычного глубокого синего цвета. «Беллиссимо! », замирая, восклицала добрейшая тётушка Пульхерия, порой вытаскивая из самых дальних уголков своей памяти одной ей известные слова, но все понимали эту реакцию восхищенной тётушки на красоту глазочей Синеоки и знали, что это неоспоримая правда!  

Родители Синеоки были чУдными домашними липунами. Ласковая красавица Забава была липуном в десятом поколении. Бесподобная внешность детуси Синеоки – полностью её заслуга. Космята был не таким чистокровным липуном, как Забава. Один из его пра-пра-пра… был то ли буян, то ли шумило, не исключено, что и то, и другое. В Космяте было понамешано. Буяны и шумило – давно исчезнувшие фамили, немногочисленные остатки особей которых постепенно преобразовались в липунов. От буянов Космяте досталась широкая кость и повышенная лохматость, горячая кровь шумило проявлялась в излишней страсти липуна к шумным игрищам и озорству.  

Синеока уже подбирался к возрасту, когда ему предстояло покинуть родительский дом и отправиться на поиски своего личного доброчела. Это был процесс естественный в жизни липунов и не вызывал страха и каких-либо сомнений у родителей. Их задача была вовремя донести и обучить своего детусю-липуна технике липизма. Весь процесс начинался с зова сердца. Описать зов сердца словами невозможно, это сплошные личные, внутренние переживания каждого. А вот внешние проявления имели типичные признаки. Чаще и громче обычного хотелось мурчать, тереться обо всё, что попадалось на пути. Но самое главное – поведение хвостеля: он становился отдельным существом, превращался в тугое нЕчто, занявшее вертикальное положение, с мелко подрагивающим кончиком. Это нЕчто не подчинялось никаким командам, в это время оно существовало само по себе. «Это надо просто принять и пережить» – говорили родители, обучая Синеоку липизму.  

Зов сердца случился с нашим Синеокой в один самый будничный день. Сладостное, щемящее чувство, скорее предчувствие чего-то важнейшего охватило Синеоку с раннего утра. Бороться с этим чувством было бесполезно, оно назойливо толкалось в сердечко, заполнило каждую клеточку маленького организма. Походка стала винтообразная, хвостель напрягся и устремился вверх, громкое, учащенное мурчание разносилось по всему дому. Синеока не мог думать ни о чём, кроме ЭТОГО, даже не ел. Его непреодолимо тянуло куда-то. Час-пик настал! Перемахнув через низенький белый заборчик, Синеока отважно кинулся в незнакомый притягательный мир на поиски своего единственного доброчела.  

Глава 3. Доброчел найден. Бабуся Поликсения.  

Новый дом и его обитатели.  

Когда Синеока жил с родителями в доме тетушки Пульхерии, мамлипа часто рассказывала ему разные истории о том, как липуны находили и выбирали доброчелов, с которыми прочно связывали всю свою дальнейшую жизнь. У каждого липуна была своя неподрожаемая история. Но все истории и простые, и самые невероятные заканчивались одинаково красиво – липун выбирал своего доброчела, тот вводил его в свой дом и, они начинали жить вместе несказанно счастливо. Слушая все эти многочисленные примеры, Синеока верил, что с ним будет точно так же. Ведь так устроен мир на Землепланете – каждому липуну судьбой назначен свой доброчел и наоборот. Они обязательно отыщут друг друга!  

И вот уже не те липуны из мамлипиных историй, а сам Синеока вышел на поиски своего единственного. Бродил он долго, но пока безрезультатно. День склонялся к завершению. Уже опустились за горизонт два Ярилосвета. На небосклоне остался только Малый Ярилосвет. С наступлением вечера краски сгущались, запахи становились ярче, насыщеннее, звуки медленно стихали. Скоро на небе взойдут все семь Селен и, мир погрузится в тихую волшебную ночь.  

Синеока немного волновался, доброчелы стали реже попадаться на его пути. Но надежда не покидала ни на минуту. Это должно было случиться сегодня, сейчас! Он упорно продолжил поиски.  

Впереди на пути он заметил фигурку. Она медленно двигалась навстречу Синеоке. Ему даже показалось, что она плыла над землей. Вот Синеока уже мог разглядеть в приближающейся фигурке бабусю в широченном длинном платье нежно-розового цвета, всю в рюшках, оборках, кружевах и в белоснежном чепце на голове. Чепец тоже был украшен нежными кружевами, букетиками из цветов всех оттенков розового и завязан под подбородком огромным атласным бантом. Из-под чепца выбивались невесомые седенькие кудряшки, легким облачком обрамляя кругленькое личико бабуси. Личико улыбнулось, обнаружив милейшие ямочки на пухленьких щёчках, и просто засветилось сверхмерной добротой. Кругленькие серо-голубые глазки с мелкими лучиками морщинок, исходящими из внешних уголков, были переполнены неподдельной нежностью. Белорозовая ручка бабуси протянулась и, пальчики почти круглой формы пощекотали Синеоку за черненьким ухелем. «Беллиссимо!!! » – подумал Синеока. Теперь он понял, скорее ощутил, значение красивого слова, которое не раз слышал от тетушки Пульхерии.  

Да! Это была ОНА – его доброчел. Он не сомневался. Он её выбрал. Вдруг он почувствовал неприятный толчок в сердечко – разве ОН её выбрал? Сердечко бешено затрепетало – ТОЧНО ОН её выбрал!? Сердечко замерло…и…снова пошло, когда бабуся сладким, певучим и, одновременно, шаловливым голоском произнесла: «Ну, что, маленький, мы с тобой одной крови? Пошли-пошли, липунюшка, со мной».  

Синеока мелкими шажками бежал за плывущей по воздуху бабусей. Он назойливо путался в ворохе рюшек и оборок её пышного розового платья, спотыкался, семенил то впереди, то сбоку, но ничуть не боялся, что бабуся, ненароком, отдавит ему лапку или хвостель. Он просто хотел, чтобы белорозовая бабуся, вдруг, не забыла про него. Бабуся тихонечко посмеивалась, периодически наклонялась и ручкой подталкивала Синеоку вперед, направляя его в правильное русло.  

Синеока уже не забивал себе голову вопросом: «Кто же кого выбрал? ». Этот важнейший вопрос теории липизма сейчас был для него совсем неважным. Важно было одно – это его доброчел-бабуся и, дальше он без неё не сможет.  

Синеока достиг высшей степени липизма стремительно, минуя все промежуточные этапы прилипания к доброчелу. Так, простите, он и был липун не из простых, у него в крови помимо чистых липунов буяны, шумило и, возможно, кто-то ещё. Это всё от них! Выбор сделан, будем жить!  

Бабуся плавно подкатилась к калитке аккуратного садика, утопающего в зелени и цветах, подняла Синеоку, прижала его ручкой к груди и направилась по тропинке, протоптанной в изумрудной траве, к низенькому белому домику с мансардой под красной черепичной крышей. Застекленная веранда с резным крылечком была увита цветущими лианами и ползучим виноградом, которые, в своем чрезмерном буйстве, доползли уже до крыши и пытались дотянуться и уцепиться за трубу, чтобы быть ближе и купаться в лучах всех трех Ярилосветов.  

Всё на участке, и цветущий палисадник под окошками домика, и аккуратные клумбы среди травянистого газона, и шикарный розарий в пору своего буйного расцвета, и декоративные кустарники с шапками цветов вдоль тропинки, и сад с плодовыми деревьями в глубине – всё дышало свежестью, источало нежный вечерний аромат, было полно жизни, красивой, волшебной жизни.  

Сбоку из-за штакетника послышался весёлый голос: «Поликсюша, дорогуша, ты опять не одна? Может поделишься,? Куда тебе столько? » Синеока не прост замер, он окаменел. Хорошо хоть не подвела природная защитная реакция. Из мягких подушечек на лапках, как по команде, вылезли остренькие царапки и проникли вглубь дырочек на кружевах, украшавших лиф бабусиного платья. Теперь-то его никто не оторвет от бабуси! Бабуся засмеялась колокольчиком и ответила за штакетник спокойным, но твердым голосом: «Ну, что ты, что ты, душа моя! Мы с ним только что выбрали меня, нам теперь друг без друга никак! ». Потом, заглянув в испуганные глазочи Синеоки, бабуся прошептала ему в мякенький ухель: «Не надо бояться, липунюшка мой, этого никогда не будет…Пошли в дом знакомиться со всеми нашими». Синеоке вдруг сделалось тепло и уютно, слова бабуси погрузили его в мягчайшую вату. Он жутко захотел спать и непременно здесь, на чём-то пуховом и родном. Лапки со всё ещё торчащими из подушечек царапками непроизвольно стали месить это бабусино пуховое, дрёма окутала его. Но поспать на ручках у бабуси не удалось. Плавно покачиваясь бабуся проследовала к своему игрушечному домику и стала подниматься по ступенькам крылечка, на которых были установлены горшки с цветами. Подол розового пышного платья задевал цветы, они начинали кивать огромными соцветиями и сильно пахнуть, как-будто безмолвно признавались своей хозяйке в любви. Пухленькой ручкой бабуся осторожно придерживала Синеоку за спинку и напевала тоненьким голосом: «Ленточка моя финишная…Тира-рира-ра, тира-ра…Нам не жить друг без друга…». Она провела круглым пальчиком от кончика носеля вверх между бровулями, поёрзала по лобусю и довольненько захихикала. Синеоке очень хотелось, чтобы бабуся остановилась и повторила это чудо много-много раз.  

Но бабуся открыла дверь, зашла с Синеокой в домик, прошла через веранду, всю в легких занавесочках и вышитых скатерочках и салфеточках, и занесла липуна в комнату. Это была кухонька, небольшая, но милая – пышный диван с многочисленными подушечками мал-мала-меньше, камин, кресло-качалка, обеденный стол, накрытый ажурной вязаной скатертью, вокруг стола стулья в чехлах. Всё узнаваемо, как у тетушки Пульхерии когда-то давно-давно.  

Бабуся отцепила Синеоку от платья, аккуратно вынув каждую царапку из кружавчиков и медленно опустила на вышитую розочками мягкую подушечку на диване. Потом шутливым голо сом произнесла, разделяя слова паузой, типа скомандовала: «Объявляю вседомашний сбор. Явка обязательна. Место встречи – как всегда, время встречи – сейчас». И тут произошло невероятное. От двух диванных подушек вдруг отделились пушистые кусочки и превратились в симпатяг-липунов. Прогнув спинки, они продемонстрировали всю свою грацию, затем деловито расселись по стульям за столом. Ещё один липун выпрыгнул из-под клетчатого пледа на кресле-качалке перед камином, а другой с достоинством царской особы спустился по деревянной лестнице. Последние двое также заняли свои места на стульях. Бабуся устроилась во главе стола на деревянной лавочке с наброшенным сверху разноцветным вязанным ковриком, обвела всех игривым взглядом и сказала: «Вседомашний сбор открыт. Дорогуши мои, в нашей теплой фамили прибыло. Знакомьтесь – ваш новый дружочек Синеока (пухленькая ручка ладошкой вверх указала на лежащего на подушечке Синеоку). Знакомься и ты Синеока – это мои родные липуны Млада, Услада, Умила и Шуст – просто царь (та же ручка указала на каждого липуна по очереди)». Бабуся залилась смехом-колокольчиком, девчонки-липуны в унисон ей переливчато заурчали, Шуст раздул мордель, ротусель расплылся в широченной, довольной улыбке.  

Затем все четверо запрыгнули на диван и начали знакомиться с Синеокой по-своему, по-липунски. Каждый поводил своими уселями по уселям Синеоки, тщательно обнюхал от головы до хвостеля, Умила даже несколько раз лизнула Синеоку в лобусь. Знакомство состоялось, Синеока был принят в фамилю бабуси Поликсении. Вскоре Синеока крепко и спокойно спал на своей подушечке. Он даже не заметил, как сон сморил его. Ему было очень-преочень хорошо!  

Здесь необходимо сделать небольшое отступление от нашего повествования. Вы, наверное, заметили, что доброчелы и липуны понимают друг друга и вполне себе успешно общаются. Дело в том, что липуны понимают язык доброчелов, но не говорят на нем. В свою очередь, доброчелы прекрасно понимают липунов – и их язык, и даже некоторые мысли. Это стало возможным благодаря изобретению премудренных (ученых высшей степени учености). Я опускаю скучные подробности данной научной разработки, в результате которой появилось уникальное устройство – встроенный чип у липунов, позволившее в настоящее время без труда общаться представителям двух основных народов, населяющих Землепланету. Это другая история, а мы вернемся к нашим липунам.  

Глава 4. Темные мысли, коварные планы Шуста.  

Тайна лжелипуна под прикрытием.  

Синеока спал крепко и безмятежно. Сказывалась физическая усталость, в поисках своего доброчела ему пришлось протопать немало, а он был ещё достаточно маленький. Про эмоции я вообще молчу. В основном, они были положительные, но их было слишком много для нашего малыша-липуна. Синеока даже не слышал, как липуны затеяли шумную игру с бабусиным клубочком, который случайно выкатился из корзинки с вязанием. Это было так весело и азартно, что разыгравшиеся липуны порой не замечали, как налетают на стулья, многочисленные сундучки и корзинки, расставленные на полу. Самое интересное было гонять по кухне клубочек и не давать завладеть им Шусту. Девчонки-липуны старались ловко обвести Шуста и передать клубочек друг другу. Шуст метался межу Младой, Умилой и Усладой, пытаясь отнять заветную игрушку. Если это ему удавалось и, клубок оказывался у него, он вонзался в «телко» клубочка всеми царапками передних лапок, опрокидывался на спину, выпускал мощные царапки задних лап, и начинал что есть силы терзать якобы вырывающийся клубок. От таких игрищ клубочек быстро превратился в нечто бесформенное. Он уже не выглядел плотным клубком ниток, никуда «не убегал» и скоро перестал интересовать липунов. Бабуся для вида пожурила своих уставших липунюшек.  

Все стали готовиться ко сну. Бабуся попросила не трогать и не будить Синеоку, пусть отдыхает вволю на своей подушечке. Млада, Услада и Умила по очереди забрались в широкую, низкую корзину. Это было их излюбленное место, обустроенное бабусей специально для сна липунов. Для максимального комфорта рукодельная Поликсения пошила в корзинку стеганый матрасик и связала мягкий пледик. Девчонки укладывались в «сонную» корзину общим пушистым месивком, сплетая тушили, лапки и хвостели. Смотреть на этот уютный разношерстный комок было сплошным умилением.  

Шуст предпочитал спать один. У него тоже были свои любимые лёжки. Надо сказать, что в бабусином доме на каждом шагу попадались уютные местечки, приспособленные для отдыха и неги липунов. Уж об этом Поликсения позаботилась на славу! Добросердечная бабуся обожала своих липунюшек и считала, что в доме, в первую очередь, все должно соответствовать сладкой и беззаботной жизни питомцев, без особых запретов и ограничений.  

А что же наш липун Шуст? Мы оставили его в любимом кресле-качалке, отходящим ко сну. Подружки-липуны ещё возились в корзине, укладываясь поудобнее на ночь, когда Шуст сомкнул глазочи и сладко заснул. Особый случай с появлением Синеоки заставил его остаться на ночь в доме. Вообще-то, в теплый сезон, он обожал проводить ночь на улице в саду. Там тоже было куда приложить свое объемное мохнатое тушиво – почти на всех лавочках, на качельках, в гамаке были раскиданы забытые бабусей самовязанные шалки и палантинчики. В них очень любил кутаться и спать наш сентиментальный Шуст. Была и еще одна веская причина оставаться ночью в садике в одиночестве, но об этом позже.  

Итак, спящий Шуст лежал в кресле-качалке. Но он не спал, он умело притворялся спящим. Глазочи были закрыты, вернее подпредзакрыты. Через узенькие щелочки Шуст внимательно следил за девчонками-липунами. Сегодня его жутко раздражала их бесконечная возня. Они никак не могли угомониться после активной игры с клубком, бешенный темп которой специально задал он, Шуст. Липун терпеливо выжидал, ведя наблюдение через щелочки глазочей. Изредка он переводил взгляд на мирно спящего новенького. И ждал, ждал. Бабуся уже давно почивала в своих перинах, подушках и одеялах. Из спаленки доносились её ровное посапывание и сладкое причмокивание.  

Шусту надо было, чтобы все в доме заснули, в полнейшей тишине без каких-либо внешних раздражителей он сможет всё хорошенько обдумать. Поразмыслить было над чем.  

Дело в том, что наш Шуст не был настоящим домашним липуном. Вся его прежняя жизнь до прилипания к бабусе Поликсении была выдумкой, искусно придуманной легендой. Шуст был лжелипуном и жил под прикрытием.  

Красивая история его жизни до прилипания к бабусе, где были чистокровные мамлипа и паплипа с малышом Шустом, была придумана его дружбаном Буслаем. Цель – оставить Шуста на Землепланете в качестве временно «замороженного» агента, внедрить его в сообщество доброчелов в статусе домашнего липуна. Такой, до поры, до времени «замороженный» агент мог, ой, как пригодиться в перспективе для великих свершений.  

Глава 5. Немного истории – случай из недалекого прошлого.  

«Великое переселение» на прелестную планету.  

Шуст знакомится с Буслаем. Буслай вербует Шуста.  

В этом месте нашего повествования необходимо провести небольшой экскурс в недалекое прошлое Землепланеты. Речь пойдет о периоде из истории доброчелов, населяющих нашу планету, всего несколько лет назад.  

Не секрет, что в истории любой Галактики, отдельно взятой планеты или даже территориальной единицы какой-либо планеты имеются моменты поразительные, которые, с точки зрения современности, трудно представить и осознать. Но, они действительно имели место быть, и просто так их не выкинешь из цепочки исторических событий. Об одном из таких поразительных моментов и следует упомянуть в контексте нашего повествования. Сразу оговорюсь, этот исторический момент был довольно болезненный, правда, ныне, к счастью, подзабытый и уже не оказывающий столь сильное впечатление на нынешних обитателей нашей любимой планеты.  

Вкратце, по сути упомянутого момента. Известно, что на Землепланете не всегда было тихо да смирно, а во взаимоотношениях между народами (люди-, зверо- и птиценародами) не всегда все было сладко да гладко. Это сейчас основная часть людинарода составляют доброчелы, а большая часть группы котаусей из зверонарода – это домашние липуны, или липуны, близкие к одомашниванию. В те времена, когда произошел тот самый поразительный случай котауси (они же кошки, коты, кОти, котЭ и другие производные от этих слов – так называли их в прошлом) включали множество различных семейств, групп и подгрупп. Самой многочисленной всегда были липуны, это была основа, скажем, «костяк» котауси. Но существовали и занимали свое определенное место и сравнительно малочисленные группки. Например, самопосебеи, липуны дикие, гулёны, шлёндры дичайшие, противноорущие, вреднюганы, ночные форточники, живоеды и прочие-прочие.  

Среди других в отдельную группу выделялись липуны ложные. Речь пойдет именно о них. Кто же такие эти ложные липуны? Они появились позже других как следствие преобразования представителей уже существующих групп котауси в особи, близкие к домашним липунам. Ведь людинарод в ходе своей истории непрерывно развивался и совершенствовался. Всеобъемлящая любовь и доброта охватывала Землепланету все больше и больше. Грани между тремя народорасами Земли (предыдущее, старое название Землепланеты) практически стерлись, а именно: исчезли различия в цвете кожи и языке, т. е. не стало основных признаков, которые указывали на принадлежность человеческой особи к той или иной расе. Результатом всех эволюционных преобразований стал единый великий планетарный народ, который назвал себя гордым именем доброчелы. Народ доброчелы имел очень красивый цвет кожи золотистого светло-светло-коричневого оттенка и говорил на одном изысканном певучем языке. Причем доброчелы постарались наполнить свой лексикон самыми разными словами из имеющегося языкового запаса каждой расы, и слова эти были самыми привлекательными по произношению. Получилось истинное языковое совершенство.  

Параллельно доброчелы активно усовершенствовали живущих рядом зверо- и птиценароды. Совершенство котаусей началось по инициативе обеих сторон. Основная масса котаусей изъявила желание добровольно преобразоваться в липунов с последующим переходом в высшую категорию липунов домашних. Это было крайне разумно, т. к. доброчелы уже не умели жить вне любви, вне добра, вне ежеминутной заботы о ближнем. Непроизвольное столкновение с проявлениями зла, насилия, несправедливости в окружающем мире могло не просто негативно, а губительно отразиться на дальнейшем существовании доброчелов. Были известны случаи, когда доброчелы становились свидетелями того, как по своей природной сути какой-нибудь живоед ловил и тут же на глазах у доброчела съедал несчастного, например, пернатика. С ошеломленным доброчелом случался шок, стресс, от которого он не мог оправиться самостоятельно. Ему, конечно, оказывалась всесторонняя психологическая помощь. Это был продолжительный, изнурительный период. Иногда все курсы лечения и последующей реабилитации не давали стопроцентного положительного результата. В некоторых, особо сложных случаях впечатлительные доброчелы частично лишались речи или сна, впадали в прострацию, длительную печальную задумчивость, уходили в себя, отдалялись ото всех или вообще прекращали общение.  

Вопрос встал, что называется, «ребром» – жизнедеятельность доброчелов была под серьёзнейшей угрозой. Ученые всех степеней учености и всех направлений научной деятельности бились над разрешением этой непростой проблемы. Приходилось признать, те методы преобразования котаусей в домашних липунов, которые были разработаны ранее и уже применялись на практике, оказались недостаточными, а то и бесполезными для некоторых групп котауси. То ли слишком сильны были генетические связи с предыдущими поколениями, то ли какие-то другие, пока невыясненные причины, но что-то явно мешало и данные методы здесь не срабатывали. А ждать было нельзя, промедление было подобно смерти. Выход, как не странно, предложили историки. Копаясь в материалах прошлых лет, один из них обнаружил любопытнейший документик, в котором описывалась очень похожая ситуация. Правда, документик (он назывался печатная книга) имел статус фантастической художественной литературы, т. е. являлся оригинальной выдумкой какого-то писателя. Описанные в той книге события к науке не имели никакого отношения, но изложены были так жизненно правдоподобно, что при чтении создавалась полнейшая иллюзия того, что всё случившееся с героями книги действительно происходило наяву. Самое примечательное заключалось в том, что в конце книги автор с подробностями описал, как герои придумали и благополучно выпутались из, казалось, неразрешимой ситуации. Описанный в книге метод избавления от аналогичной проблемы было решено взять за основу и попробовать привязать его к настоящей действительности.  

После всестороннего рассмотрения, анализа, просчета всевозможных рисков рядовыми учеными, мудрыми и премудрейшими был составлен проект нового Планетарного Закона. Проект был вынесен на обсуждение, голосование и утверждение Чрезвычайным Планетарным Слётом. Впервые внеплановый Слёт доброчелов был таким многочисленным и представительным. Проблема была всеобщая, неординарная, требовала сверхсрочного решения и ошибиться в этом решении было нельзя. Слёт заслушал десятки докладов, замечаний и дополнений к ним. Не обошлось без жарких споров и дискуссий, но быстро находились точки соприкосновения и, разгоряченные спорящие приходили к общему мнению. Наконец, уже глубокой ночью, сформировался новый Планетарный Закон «О чрезвычайных мерах по урегулированию взаимоотношений между основными народами Землепланеты с целью обеспечения их благополучия и процветания» №2112-ПЗ. Кроме того, Слёт утвердил и принял к немедленному исполнению несколько подзаконных актов конкретно для каждого исполнительного органа, а также Регламент проведения добровольного переселения отдельных групп зверонарода.  

Что же придумали наши доброчелы на своём замечательном Слёте? В связи с возникшей необходимостью, решено было провести переселение некоторых групп котауси на одну из ближайших планет. Данная процедура должна была осуществляться строго в рамках вновь принятых на чрезвычайном Слёте документов.  

Процесс пошел. Срочно была сформирована экспедиционная группа, которая уже рано утром погрузилась на космолет и помчалась мониторить планеты, предположительно пригодные для проживания будущих переселяемых. Из трех планет, наиболее полно отвечающих требованиям для размещения переселенцев, авторитетной экспедицией была признана небольшая планета под названием Прелестница. Расположена она была в доступной близости от Земли, так что организовать регулярное сообщение между планетами с помощью космолетов не составило бы никакого труда. Космомежпландеп (Департамент по космическим межпланетным перелетам) тут же приступил к составлению расписания перелетов с Земли на Прелестницу и назад. Далее, по качественным характеристикам атмосфера Прелестницы была полным аналогом земной, в плане экологической обстановки – настоящий эталон: свежайший воздух, чистейшая вода, богатая незагрязненная почва. Природа планеты завораживала своей красотой, пышностью и первозданной прелестью (отсюда и название планеты). Заключение прибывшей экспедиции было однозначным – это то, что надо!  

Наверное, у многих сейчас возникает правомерный вопрос: зачем отдавать такую прелесть, ну, если не на «поругание и растерзание», то уж точно, на изменение в худшую сторону. Объяснялось это двумя важными обстоятельствами. Первое, люди страшно боялись обидеть переселяемых, ущемить их в правах, сделать изгоями. Второе, люди торопились и на тот момент они морально были готовы пожертвовать одной из прелестных планет ради сохранения гармоничной жизни обитателей на собственной планете. Иными словами, цель оправдывала средства. Опять же никто не мог знать, к каким последствиям приведет переселение ограниченного контингента котауси. Возможно, не произойдет ничего негативного, а даже, наоборот, красота прелестной планеты спасет мир, волшебным образом подействует на переселенцев, естественным путем приведя их к перевоплощению и совершенству. В конце концов, бытие определяет сознание. Скорее всего, многим эти рассуждения тогдашних доброчелов покажутся слишком наивными, но доброчелы истинно в это верили и надеялись, что так и будет.  

А сейчас они решали ещё один немаловажный вопрос – чем будут питаться переселенцы, которые по большей части были прирожденными охотниками и не могли обходиться без живого мяска. Тут пригодились секретные материалы в области давно ведущихся разработок параллельных видов белковых продуктов. Фактически это были перспективные разработки по клонированию животных с целью обеспечения достаточных запасов белковой пищи на Землепланете. Данные научные материалы широко не освещались, были доступны небольшому сообществу ученых и хранились в спецархивах с грифом «Сверх секретно», где ожидали своего практического применения в случае крайней необходимости.  

Задача состояла в том, чтобы «наклонировать» достаточное количество мелких животных, подселить их в дикую природную среду Прелестницы и обеспечить обильное питание переселенцам, которые, попав на другую планету, ни на миг не почувствовали бы себя отвергнутыми и брошенными на произвол судьбы, бедными и голодными отщепенцами. И все же моральная сторона вопроса мучила доброчелов. Поэтому было решено применить технологию, разработанную на самых начальных этапах науки о клонировании. Это было производство живых существ (зверушек и птах), по облику ничем не отличающихся от оригинала в природе, но по внутреннему наполнению внешней оболочки, состоящих из синтетических материалов, идентичных натуральным. По сути, предлагалось наладить изготовление копий-муляжей, которые по вкусовым и питательным свойствам не уступали бы настоящим.  

Ферма по производству заменителей белкового питания (эрзацбелка) была давно построена и пущена в эксплуатацию, был даже произведен выпуск единичной пробной партии в виде мелких зверушек серии грызунов (типа мышки, хомячки). Опытные образцы испытаны на лабораторных котауси с большим успехом. Ученые, причастные к данным экспериментам, были представлены к высоким правительственным наградам, разумеется в обстановке повышенной секретности. Затем ферма была законсервирована до поры, до времени, документация тщательно запоролена и передана в секретный спецархив.  

И вот момент для использования фермы настал. Была отобрана группа компетентных специалистов, командированных на планету «Проминженира». Планета была не пригодна для постоянного проживания, и тем более для любителей путешествовать. Природные красоты на планете отсутствовали – монотонный каменистый, только местами песчаный ландшафт, скудная однообразная растительность, холодные ветры, дующие все время года в разных направлениях и постоянная полутьма. А вот для размещения секретного подземного инженерного объекта, каковым являлась упомянутая выше ферма, она как раз подходила. Прибывшие с Землепланеты специалисты провели расконсервирование, запустили оборудование и массовое производство белковой еды для переселенцев началось.  

Тем временем продолжалась перепись котауси, планируемых к переселению. Намечались начальные списки переселенцев. В процессе составления базы персональных данных предполагалась возможность корректировки. Причины могли быть самые разные. Например, потенциальный переселенец из противноорущих мог заявить, что хочет остаться на Землепланете и добровольно преобразоваться в липуна, у него есть к этому склонность, живое мяско ему по большому счету «до лампочки», а привычку противно орать, особливо по ночам в марте, он запросто в себе заглушит. Он клялся, что с радостью пройдет курс перевоспитания и преобразования в липуна. А при добрейшей бабусе или дедусе он досрочно станет домашним. Доброчелы принимали во внимание такие заверения котауси и шли им навстречу, исключая их из списков переселенцев. Сомнениям и тщательной проверке подвергались котауси только «особо опасных» для доброчелов групп, таких как самопосебеи, дичайшие, вреднюганы, живоеды и другие. Честно говоря, особи данных групп предприняли попытку остаться и жить с доброчелами только три раза, и не один не прошел проверку. Глубоко въевшийся инстинкт охотника за живым двигающимся мяском проявлялся и брал своё уже на первых этапах тестирования. Повторюсь, было зарегистрировано всего три таких случая, остальная братия «особо опасных» не сопротивлялась и, похоже, даже радовалась переселению подальше от хлипких обморочных доброчелов, предвкушая безконтрольную сытую житуху в родной дикой природной среде.  

Первая партия переселенцев была сформирована и дожидалась отправки на Прелестницу. Оставалось дозагрузить транспортный космолет с кормами. И вот два космолета, грузовой и пассажирский, взмыли в воздух и плавно ушли ввысь, взяв курс на Прелестницу. Группа провожающих доброчелов дружно зааплодировала. Дежурное рукопожатие и взаимные поздравления завершили важное мероприятие, но без особой радости. Доброчелы все еще сомневались, что поступали правильно, надо было дождаться первых результатов переселения, сделать выводы, извлечь уроки и потом уже или радоваться, или… А сейчас надо было формировать новые партии переселенцев.  

Теперь вернемся к нашим героям и посмотрим какова их роль в этой беспрецедентной истории. И Буслай, и Шуст сразу попали в первоначальные списки потенциальных переселенцев, т. к. оба были выходцами из опасных для доброчелов групп котауси.  

Буслай строил из себя обиженного, хотя переселение, продуманное доброчелами «от и до», не предвещало каких-либо даже мельчайших неудобств в процессе проживания на прелестной планете. Обижался он исключительно из-за своей природной злобливости и гадливости характера, присущих живоедам из диких котауси. Скажу больше, Буслай был не просто живоедом, он был живодёром – это самые жестокие, циничные и извращенные живоеды. В природе живодёры живут обособленно, не образуют постоянных пар, т. к боятся даже самих себя, при удобном случае могут напасть на себе подобных. Кроме того, Буслай был чрезвычайно хитер, скрытен и осторожен, охо тился тайно, по ночам. Однако, его не раз заставали за охотой и поеданием зверушек и птах. Буслая неоднократно судили, но изворотливый дикарь умудрялся выпутаться из самых сложных ситуаций. В суде он плакал горючими слезами, стонал, ныл, жалобно и мерзко мяучил, уверял, что просто не справился с «этим дурацким природным инстинктом», т. е. пускал в ход всё свое актерское мастерство, которое он отточил практически до совершенства. Каждый раз Буслай клялся, что это был последний раз, и каждый раз наивные мягкосердечные доброчелы верили ему и прощали. Он проходил курс психолеча, делал вид, что поправился мозгами, а, попав в свою дикую среду, принимался за старое. Буслай был неисправим и подлежал безоговорочному переселению. И всё бы ничего, но вредность Буслая зашкаливала, ему приспичило отомстить доброчелам. Это стало навязчивой идеей, смыслом жизни. Буслай ни на минуту не прекращал строить планы мести, но пока ни один план его не устраивал. Во-первых, Буслай прекрасно понимал, что трудно осуществить свой мстительный план, находясь на другой планете. Во-вторых, хитрюга не хотел гадить доброчелам своими лапами. Пока пазлы общей картины мести у Буслая никак не складывались.  

Правда, вскоре он дожал-таки свой «гениальный» план. Всем можно умело и эффективно руководить и с Прелестницы, оставаясь в тени, да еще по горло сытым. Нужно срочно найти подельника, исполнителя его буслайской воли тут на Землепланете. Шуста он заприметил на начальном тестировании. Хороший психолог Буслай сразу оценил растерянного трусливого котауси из диких липунов. Теперь надо было только втереться в доверие. Для Буслая это было плёвое дело. Он стал отираться возле Шуста, выжидая случай для знакомства. И, когда, по его мнению, выгодный момент настал, Буслай вкрадчиво прогундел Шусту в ухель: «А молодцы доброчелы, неплохо придумали с переселением». Шуст дернулся от неожиданности и обернулся. Перед ним стоял красавец-котауси с широченной добрейшей улыбкой на мохнатом морделе. Буслай ждал ответа, чтобы определиться с позицией Шуста по вопросу переселения, а на её основе строить свою дальнейшую стратегию обработки будущего исполнителя его коварных планов. Заворожено глядя в честные лучистые глаза незнакомца, Шуст слабо улыбнулся и кивнул. Для Буслая этого было достаточно, он понял, что не промахнулся в выборе. Обработка началась с забивания мозгов вербуемого всякой самой невероятной чушью. Главное в этом деле было без остановки трепать языком, заполняя голову Шуста информацией, не имеющей никакого смысла и значения. По сути это был набор слов ни о чем, словесный поток забубенных витиеватых фраз, стандартных выражений, перемежающихся удачно вставляемыми восклицаниями и вопросами, не требующими ответов от собеседника. Шуст, как под гипнозом, внимал всей этой болтовне. Никто с ним раньше не разговаривал так много и так красиво. Он выхватывал из нескончаемой реки слов отдельные куски, даже не пытаясь понять их подлинный смысл. Шуст почувствовал себя умным, равным тому, кто с ним так замечательно общался. Буслай притормозил своё словесное извержение и констатировал: «Как хорошо, что мы встретились. Счастье, что я нашел родственную душу. Нам непременно надо видеться чаще, будем мечтать, делиться разными историями и говорить-говорить…Ты такой прекрасный собеседник! » Шуст чуть не лопнул от гордости, то, что он не вставил ни единого слова, его как-то не волновало и не заботило. Они расстались до вечера и разошлись лучшими друзьями. Шуст побрел в садик своего дедуси Пахомыча. Колдовской голос Буслая все ещё звучал у него в ухилях, он уже скучал по нему и думал только о вечернем рандеву. Буслай был неимоверно доволен собой. Он направился в парк, забрался на любимое дерево, вытянулся вдоль толстой ветки, расслабился, спустил безвольные лапы и начал думать. До вечера ему надо было много чего насочинять, чтобы целиком завладеть Шустом. Завтра предстояло очередное тестирование, послезавтра окончательное и, Буслай летит на Прелестницу. Шуст, по его планам, должен остаться на Землепланете, но уже в новом статусе «замороженного» агента. Но для этого Буслаю надо было постараться, прибегнув к самым ловким средствам убеждения.  

Вечер приближался, Буслай вышел из расслабленного состояния, уселся на ветке поудобнее и стал пристально смотреть вниз, направив туда же локаторы ухилей с кисточками, дабы не пропустить Шуста. Встреча была назначена здесь в старинном природном парке у огромного раскидистого дерева, которое должно было послужить ориентиром для Шуста. Шуст появился заранее, ещё не наступили сумерки. Видно ему не терпелось, это был хороший признак. Сначала он присел под деревом, потом беспокойно стал нарезать круги. Буслай спрыгнул, испугав Шуста, который от неожиданности прижался к земле, буквально безжизненно распластавшись по траве. Буслай сделал это преднамеренно, чтобы, пока Шуст не опомнился, начать разговор в нужном ему направлении и сразу захватить инициативу. «Я ждал. Скучал. Прогуляемся? » – вкрадчиво предложил он и направился в заросли акации, в большом количестве произрастающей в парке. Шуст со всё ещё вылупленными глазочами и на дрожащих лапах двинулся за ним. Буслай шел, демонстрируя всю мощь своего экстерьера, накаченные постоянными упражнениями в дикой охоте мышцы играли под пятнистой, не очень опрятной, но густой, набитой шерстью. Это тоже должно было воздействовать на Шуста. Большой, физически крепкий котауси, по мнению Буслая, внушает уверенность в правильности совершаемых действий. Буслай пробрался под куст, это была одна из его потаенных лёжек, скрытых от посторонних глаз. Туда же влез Шуст. «Здорово тут, пыльненько, спокойненько» – проурчал Буслай. «Ага» – ответил Шуст. Завязка разговора была сделана, Шуст по-прежнему во всём безропотно соглашался. «Вот ты говоришь, доброчелы молодцы, что придумали переселение» – издалека философски начал Буслай. Шуст не помнил, когда он это говорил, наоборот, это сам Буслай вчера так сказал, но возражать не стал. «Ты, конечно, всё правильно говоришь, я очень уважаю твое мнение, – начал развивать разговор Буслай, – но позволь кое в чём с тобой не согласиться». Буслай пристально взглянул на Шуста, и тот слабо пролепетал: «В чём? ». «Ну ты, как очень умный котауси, не можешь не заметить, как, под маркой якобы доброго дела, нарушаются наши права» – опять быстрый внимательный взгляд вонзился в Шуста. Буслай специально выжидал паузу, не отводя взгляда. Шуст оторопел, мысли заметались, он решил, что, если он – «очень умный», то не должен был не заметить про какие-то права. Он ответил: «Конечно». Буслай приосанился и заговорил уже быстро, уверенно, наращивая темп речи: «Давай порассуждаем. По сути дела, затеянное доброчелами отселение нас, добропорядочных котауси – это позорная акция, попирающая наши, итак ущемлённые, права. Выселяя нас с насиженных мест, над нами совершают грубое, бессовестное надругательство. Да! Мы – слабые, беззащитные существа, но у нас есть гордость, нас не поставить на колени в угоду непомерным амбициям кучки разгулявшегося народца. Они возомнили себя венцом, решающим всё и за всех. Но нас не сломить, мы будем отстаивать свои права! Мы будем требовать продолжения бан…». Тут Буслай осёкся и замолчал. Он чуть не прокололся, употребив по инерции не понятно откуда и от кого подхваченное выражение про «продолжение банкета». Въедливым, изучающим взглядом он смотрел на Шуста и пытался оценить его реакцию. Шуст был близок к панике, он мало что понял из пафосной речи Буслая, но вызывающий тон речи и обилие незнакомых слов произвели на него неизгладимое впечатление. Буслай сразу понял, что взял верное направление, обрабатывать малыша Шуста надо было только таким наглым напористым методом, не давая передохнуть. «Трибуна подана, аудитория под колпаком, дерзай Буслай! » – подумал новоявленный оратор и продолжил, но уже более спокойно в виде высказывания закадычному другу наболевшего: «Знал бы ты, душа моя, что мне пришлось пережить». Буслай стал раскачиваться из стороны в сторону, глазочи наполнились слезами: «Ох, и натерпелся я, ох и настрадался я! ». Сердце Шуста сжалось от жалости, он преданно взглянул на Буслая и прошептал: «А ты расскажи, полегчает». Всё ещё изображая страдальца, Буслай хриплым голосом продолжил: «Только тебе и могу открыться, вижу в тебе другана настоящего, пацана реального, прикипел я к тебе Шустушка». Шуст провел своими уселями по морделю Буслая, выражая одобрение. Буслая снова понесло: «Вот ведь жил я с маманей и папаней, в смысле с маменькой и папенькой, жил-не тужил, никого не трогал. Так нет, оговорили языки злобные, завистники подлые. Донесли доброчелам, что фамиля наша только прикидывается добропорядочной, а на самом деле рода живодёрского и только и делает, что охотится по-дикому, рвёт на части, да жрёт меленьких. А ещё, что мы гнёздышки пернатиков разоряем и яички их сладенькие поедаем. Представляешь, такое наговорить, такое навыдумывать? Ответьте мне, где совесть, где честь!? Даже представить себе не могу, как можно обидеть такую кроху-птаху или малыша-грызунчика, – Буслай недоуменно пожал плечами, – гуляешь, бывало, по парку, увидишь гнездышко, пристроенное заботливым пернатиком в травке или кустиках, подойдёшь, заглянешь, всё ль в порядке, ничего не грозит пока мамка с папкой за вкусняшками отлетели. А там, представляешь, или яички масенькие, бывают такие в пятнушки, ох, и вкусненькие, или птенчики-желторотики, ещё неоперенные, лёгким пушком покрытые, мяско нежнейшее (Буслай с шумом втянул предательскую слюну, облизнулся, принял печальный вид). Ну, скажи, скажи, Шуст, как их не съе…, в смысле, как их можно задрать? Как разрушить счастье с такой любовью созданной ячейки общества? Ни спать, ни жрать, в смысле кушать, потом не станешь, да что там, жить не сможешь! И вот наша фамиля порядочных котауси, по злобному навету, предстала в роли убийц, истребителей всяко-разно няшечек и мимишечек. Невероятно, мой дорогой Шуст, но доброчелы этому поверили, затеяли судебные разбирательства, следственные эксперименты, допросы свидетелей. В общем опись, прОтокол, отпечатки пальцев. Всё пришлось пережить…». Шуст отважился вклиниться: «Но, ведь всё оказалось неправдой, так ведь Буслаюшка? Доброчелы доказали вашу невиновность? » Буслай развалился и зло ответил: «А то б там! Дождешься от них справедливости! Продажные судьи сфабриковали дело, подтасовали факты и засудили! Провались пропадом этот ваш самый гуманный и справедливый суд в мире! Трудно, ох, как трудно вспоминать. А позору-то, позору! ». Буслай обхватил лапами буйную головушку, протяжно застонал, понурые плечи затряслись, изображая безудержные рыдания. Смотреть на горе такого сильного, но доведенного до отчаяния, котауси было невыносимо. Шуст аккуратненько дотронулся до Буслая лапой и спросил «А что дальше? ». «А дальше разыграли меня, друг Шустило, как разменную монету…». «Какую, какую монету? », – не понял Шуст. «Не отвлекайся, неважно, – быстро произнес Буслай, – Суд был настоящим фарсом с надуманным обвинением, подставными свидетелями, продажными судьями, а приговор – просто жесть! Несчастных, опозоренных маменьку с папенькой осудили к пожизненному заключению с высылкой на планету Зиндон. Тама у наших хвалёных доброчелов есть такая миленькая тюряжечкака, такого строгенького режимчика, с такими добренькими надзирателями. Назад из неё дороги нет. Да-да, мой друг, трудно поверить, но лицемерные доброчелы способны на такое». Буслай опять, типа безутешно, зарыдал. Шуст не выдержал всей трагедии момента и тоже всплакнул. «А как же ты? », – произнес он сквозь слезы. «Я осиротел. Маленьким и беспомощным я был выброшен на задворки истории и вынужден был заботиться о себе сам, вести скрытный полуголодный образ жизни, полный опасностей. Шустрило, друг! Это были ужасные времена, но, как видишь, я выжил! И «пепел Клааса» стучит в моё сердце! Ты понял о чём я? » «Неа», – признался Шуст, который действительно ничего не понял про Клааса и пепел. Буслай поднялся на задние лапы, положил правую лапу на сердце, подчеркивая торжественность момента, и выдал: «Месть, только месть! Я должен вернуть моей фамили честное имя, несправедливо запятнанное и поруганное мерзкими доброчелами». «Но как?!», – вылупил глазочи Шуст, – через день мы летим на другую планету. И всё! » Буслай вкрадчиво заговорил: «Не торопись, дружище, «торописа не надо». Он положил лапы на плечи Шусту, заглянул умело состроенным подобострастным взглядом ему в расширенные глазочи и промурлыкал: «Скажи мне, Шуст, мой справедливый неподкупный (здесь он усилил акцент) Шуст, ты мне друг, настоящий ДРУГ с большой буквы? Друг, который пойдет на всё ради дружбы? ». Прямой, не мигающий взгляд Буслая гипнотизировал, проникал в самую душу. Шуст не смог выдавить из себя ни единого слова, в знак согласия он кинулся Буслаю на грудь и громко заурчал, скрывая обильные слезы. «Ну-ну, не надо уж так-то…», – Буслай снисходительно похлопал Шуста по спине. Он не ожидал такой бурной ответной реакции. «Мой преданный Шустрик, соберись с мыслями и послушай внимательно. Мы должны придумать, как оставить тебя здесь на Землепланете». «А зачем мне оставаться здесь? », – всё ещё горько всхлипывая, спросил Шуст. Буслай изобразил на морделе крайнее удивление: «Как?! Ты ещё не понял?! Ты – ИЗБРАН выполнить почетную миссию! Теперь всё зависит от ТЕБЯ! Ты – готов? ». Шуст не понимал кем он избран, что такое миссия, да ещё почетная, что зависит от него и к чему он готов. Из возвышенной тирады Буслая он вынес одно – он, Шуст, без сомнения, особенный, не такой, как все, и только он, в силу своей исключительности, может всё сделать правильно. Гордость охватила всё его существо, особенно ему понравилось слово ИЗБРАН, уж очень оно было весомое и значительное. Он быстро закивал: «Готов-готов, Буслаюшка! »  

Дело сделано, Шуст был полностью во власти коварного котауси Буслая! Он готов был беспрекословно выполнять его волю! Буслай добился своей цели, Шуст завербован!  

Буслай сказал уже твердым, властным голосом: «Вот план твоего великого подвига, малыш! Тебе необходимо остаться на Землепланете. Для этого, завтра на тестировании ты заявишь, что испытываешь потребность преобразоваться в липуна. Тебя проверят, но это несложное испытание, я научу, как обвести экспертов вокруг пальца. Прошлое у тебя довольно приличное, без пятен, опыт общаешься с доброчелом дедом Пахомычем у тебя есть, это большой плюс. Я думаю, тебя вычеркнут из списка переселенцев. Тебя направят в первичную школу преобразования, где ты пройдешь стандартный курс. Главное, сдать экзамен и убедить комиссию, что ты преобразовался. У нас с тобой есть время для прохождения уже моей школы, я называю её «Великая сила искусства». Следуя моим инструкциям, ты без труда убедишь доброчелов, что перевоспитался. Затем тебя выпустят в прекрасный мир на поиски своего единственного. Забудь деда Пахомыча, да в общем ты же к нему и не прилипал, согласись. А вот выбрать ты должен бабусю Поликсению, непременно её. Это основная часть нашего с тобой грандиозного плана, Шустрило. Прилипнешь к ней, войдешь в дом и, как говорится «спи-отдыхай». Бабуська классная, всеми любимая и уважаемая, она нам очень подходит для конечного результата». Буслай самодовольно улыбался, начало его мерзопакостному плану было положено, и начало было о-о-очень удачным! Он поразился самому себе, с какой лёгкостью он провел обработку Шуста, который не просто согласился стать его агентом на Землепланете, не просёк, «дурилка картонная», всей опасности для себя в этой затее, ещё и в ножки готов был покланяться Буслаю за доверие.  

«Всё же, я – великий актер! – думал про себя Буслай, – а, уж какой вербовщик! Мастер высшего класса! Даже план Б не пришлось применять». Поясню, буслаевский запасной план Б состоял в том, чтобы, при необходимости, использовать шантаж. Например, пригрозить рассказать доброчелам, что задумал вербуемый, сперев всю вину на него, а в отдельных случаях прибегнуть и к более серьезным мерам убеждения – ужасающим воплям и ору, побоям, кровопусканию из носопыры и т. п. Тут он расхохотался, мысленно обращаясь к доброчелам: «Вот, вам наглядный пример, как надо перевоспитывать! Учитесь у славного парня Буслая! Мерзкие, самонадеянные, напыженные доброчелцы! »  

«Ну, что, дружище, давай «по куреням». Завтра утром встречаемся на тестировании, днем и вечером у нас уроки «театра одного актера». Ты шпарь к своему Пахомычу, а у меня ещё дела – составить тебе правдоподобную «легенду прошлой жизни», подходящую для окучивания сердобольной бабуси», – так завершал Буслай рандеву двух котауси. Распрощались, разошлись.  

Да-да, дорогой читатель, тут я вас огорчу, жуткий Буслай выбрал нашу знакомую бабусю Поликсению своей жертвой. Руководствовался он следующим. Бабуся была добрейшей души человек, круг её общения распространялся далеко за пределы улочки, на которой она жила. Со всеми она ладила, всем помогала, всех привечала. Вывод бабуси из равновесия мог не слабо отразиться на её многочисленных друзьях и близких, произвести небывалый по мощи удар по доброчелам, заставить их надолго погрузиться в состояние депрессии, ужаса и горя от невосполнимой потери. Такова была конечная цель премерзкого плана живодёра Буслая. Правда, некоторые моменты в этом плане не были четко продуманы и, пока, имели смутное очертание. Буслай предполагал дотянуть свой план до логического завершения уже на Прелестнице. Главное, на данный момент, было внедрить Шуста в жизнь бабуси Поликсении, сделать бабусю основным действующим лицом разыгранного Буслаем спектакля, написанной им «маленькой трагедии». Затем действовать по обстановке с учетом предлагаемых жизнью обстоятельств. Буслай был уверен в себе, он не сомневался, что с честью разыграет эту жизненную драму по «внов утвержденному плану». Месть будет ужасна! Вы хотели войны? Так вы её получите!  

В этом месте хочу сделать совсем небольшое отступление от нашего повествования. Вы, наверное, заметили, что Буслай, при всей омерзительности характера, довольно опытный оратор, умеющий убеждать собеседника. Речь его насыщена словами и даже целыми фразами, ему не принадлежащими, взятыми как бы извне (у меня они выделены кавычками).  

Открою секрет, чтобы всё стало на свои места. Вы помните, что обитался Буслай в старинном парке. Сколько помнят себя доброчелы, парк был на этом месте всегда. Парк был большой с пышной растительностью и массой укромных и, даже, глухих уголков, образованных сенью раскидистых кустарников. В глубине парка находилось старое здание, казалось, оно было ровесником самого парка, но выглядело как-то уместно и уютно среди окружающего его лесного массива. К зданию вела довольно широкая тропа. Скорее всего, раньше она была дорогой, а теперь практически заросла травой, в которой были протоптаны дорожки. Здание не было заброшенным. Доброчелы разместили в нем библиотеку, фонотеку и кинотеку из архивов прошлого. Здесь можно было полистать старые книги, послушать музыку и посмотреть фильмы прошлых лет. Сюда любили заглянуть пожилые доброчелы, нагулявшись вволю по парку. Вход был свободный, время для посещения не ограничивалось. Облюбовал зданьице и наш знакомый Буслай. Очень нравились ему тайные пыльные уголки, за диванами, креслами и шторами, пахнущие мелкими грызушками, где он мог спокойно наслаждаться состоянием дрёмы, при этом быть никем не замеченным. Самым привлекательным для Буслая был кинозал. Он укладывался под любым креслом и внимательно следил за событиями, происходящими в фильмах. Ещё Буслай частенько посещал зал «громких читок», где собирались любители почитать вслух, а потом обсудить какую-нибудь книгу. Память у Буслая была превосходная, он без труда запоминал полюбившиеся словечки и выражения. Буслай обожал втискивать в свою речь крылатые фразы, штампы, декламировать строчки из стихов, напевать отрывки из песен. Он заметил, что, применяя такой приём, он частенько сбивает собеседников с толку, уводит от темы, затуманивает мозги. Буслай стал активно использовать разработанный метод, с помощью которого, в сочетании с природным хитроумием, он добивался потрясающих успехов, когда ему это было нужно. Порой Буслай так забалтывал собеседника, что тот практически впадал в состояние гипнотического сна, а особо слабонервные были близки опрокинуться в обморок. Причем, в последствии, «жертвы разговоров» с Буслаем не могли вспомнить с чего начался разговор, чем закончился и, собственно, зачем надо было разговаривать с таким умнющим котауси, только дурилой на его фоне себя выставил. Буслай обожал проводить такие «промывания мозгов» иногда для дела, иногда «для хохмы», потешить свое самолюбие, лишний раз убедиться в своей гениальности. Вспомним, как он проделал этот свой коронный финт с Шустом и полностью завладел им.  

Глава 6. Буслай начинает осуществлять свой план мести.  

Шуста оставляют на Землепланете.  

Уроки актерского мастерства от Буслая, последние инструкции лжелипуну Шусту.  

Переселенец Буслай летит на Прелестницу.  

На следующий день новоиспеченные друзья встретились на тестировании. Буслай не отходил от Шуста, так и отирался возле него, всем своим поведением демонстрируя дружеские и доверительные отношения между ними. Частенько, прислоняясь к Шусту и приобняв его за плечи, Буслай привлекал всеобщее внимание восторженными вскриками, типа: «А, помнишь ты сказал? », или «Помнишь, ты предложил? », или «Вспомни, я возразил, а ты настоял на своем» и т. п. Глупенький Шуст был в диком восторге от того, что все оборачивались и видели, какой у него сильный, красивый друг, он прислушивается к нему, ценит его Шустово мнение. Буслай же просто пытался, на всякий пожарный, создать у потенциальных свидетелей впечатление, что он в их союзе с Шустом не главный, он невинная игрушка в руках коварного Шуста. Хитрюга Буслай заранее готовил для себя пути отступления, только Шуст этого не осознавал и продолжал находиться в эйфории.  

К концу второго дня тестирования Буслай напомнил Шусту, что заявить о желании остаться и преобразоваться в липуна. Шусту было не по себе, но Буслай не отставал, настырно подталкивая его к устроителям. При этом, он без перерыва бубнил ему в ухель про избранного и сверх почетную миссию по спасению мира. Всё оказалось очень просто. Шуст подошел к доброчелам и, смущаясь, попросился остаться. Его тут же вычеркнули из списка переселяемых, трудно было поверить, что этот скромный котауси может представлять опасность для доброчелов. Его записали в школу преобразования, занятия начинались завтра.  

Когда они шли домой Буслай довольным тоном сказал: «Ну, вот, ты уже почти стопроцентный лжелипун. Вечером встречаемся на прежнем месте в парке. Я научу тебя, Шустряк, как окучить бабусю».  

День угасал, когда друзья встретились в парке. Буслай преподал Шусту урок, как выйти на бабусю, как привлечь её внимание, как состроить глазочи, какие позы необходимо принимать и как производить нужные виляния хвостелем. Всё это Буслай демонстрировал сам и заставлял повторять Шуста до тех пор, пока не убеждался в полнейшей правдоподобности. Затем он наговорил Шусту выдуманную легенду, изобилующую жалостливыми моментами, и заставил Шуста несколько раз повторить её, заучить наизусть. Применить уроки Буслая на практике Шуст должен был по окончании школы преобразования в липуна. Друзья расстались поздней ночью до завтра.  

День они провели порознь, Буслай на окончательном тестировании, Шуст – на первых уроках в школе преобразования. Вечером у них заранее была назначена прощальная встреча в парке. Буслай выдал последние инструкции. Они были просты – Шуст прилепендивался к бабусе Поликсении, втирался к ней в дом и в доверие и начинал ждать. Ждать надо было особого случая, о котором тут же доложить Буслаю, прибыв с визитом на Прелестницу. А, уж Буслай разберется, как эту ситуацию развернуть и выгодно использовать для осуществления «наших с тобой совместных планов». Стали прощаться. «Быренько-быренько, – торопил Буслай, – долгие проводы – лишние слёзы». Шуст всплакнул по-честному, Буслай сделал вид, что расставание для него «маленькая смерть».  

Утром Буслай в составе группы переселенцев отправился на космолете на прелестную планету. Шуст продолжил занятия в школе преобразования. Он был рассеян, друг Буслай не выходил у него из головы. Он уже сильно тосковал по их тайным встречам в старом парке, долгим умным разговорам.  

Глава 7. Шуст заканчивает школу преобразования и получает звание липуна.  

Шуст отправляется на поиски своей бабуси.  

Знакомство с Поликсенией состоялось.  

Шуст поселяется в доме бабуси.  

В течение двенадцати дней Шуст примерно посещал занятия в школе, где прошел курс преобразования в липуна. Он успешно сдал экзамены и был выпущен настоящим липуном в мир на поиски своего доброчела. Он чётко знал, в каком направлении ему двигаться, Буслай показал ему домик бабуси, основные маршруты и наиболее часто посещаемые бабусей места. Для начала Шуст начал фланировать по улице, на которой жила бабуся. Долго ждать не пришлось, бабуся появилась пышным сиреневым облаком в первое утро. Шуст пристроился к ней и начал отрабатывать на бабусе все приёмы, которым обучил его Буслай. Сказались, видимо, и знания, полученные в школе преобразования. Шусту по-настоящему приглянулась сиреневая бабуся, сердечко извещало, что это его доброчел. Шусту совсем не трудно было очаровывать такого милого доброчела. Конечно, вскоре бабуся обратила на него внимание, наклонилась с добрейшим выражением на лице, стала щекотать за ухелем. «Ты меня клеишь, липунюшка? » – произнесла она веселым, ласковым голосом. Шуст вложил всю нежность в тоненькое протяжное мурчание. Бабуся аккуратно подняла его, посадила в корзиночку и поплыла к своему домику, приговаривая: «Одним больше, одним меньше».  

Тут надо сказать, что, на момент описываемых событий, Поликсения была обладателем трёх чУдных липунов-девочек, уже знакомых нам из первых глав. Услада и Умила были сестры и прилипли к бабусе первыми, писаная красавица Млада вошла в дом чуть позже. Три девчонки-липуны и бабуся образовали отличную дружную семейку.  

В то солнечное утро бабуся вернулась с прогулки с Шустом. Она собрала домашний совет – это было правило, и представила Шуста другим липунам. Те приветствовали его громким урчанием, вертикально поднятыми хвостелями, что означало, Шуст принят.  

Жизнь у бабуси в окружении симпатяг девчонок-липунов задалась. Поликсения нравилась Шусту – всегда приветлива, улыбчива, внимательна, много и сытно кормит, разрешает вволю играться и спать, даже в домике, даже на диване. Иногда, где-то глубоко в подсознании у Шуста возникали непрошенные сомнения, зачем обижать такую бабусю. Но влияние Буслая было слишком велико и крепко держало в своих когтистых лапах. Следуя указаниям Буслая, Шуст гнал позорные мысли, недостойные избранного, и начинал искусственно накручивать себя против бабуси, выискивая недостатки во всём. Пока это получалось. Чтобы не рисковать и совсем не размазаться от вида бабуси, он уходил в садик, где обнаружил для себя много уютных местечек для отдыха. Сытая, беззаботная жизнь потекла своим чередом.  

Но, вернемся к нашему герою Синеоке, которого мы оставили спящим на замечательной вышитой подушечке на диване под пристальным взглядом Шуста.  

Глава 8. «Особый случай» настал. Шусту пора на доклад к Буслаю.  

Синеока осваивается в доме бабуси Поликсении.  

Новый день. Жизнь прекрасна!  

Шуст никак не мог отделаться от назойливой мысли, что тот самый «особый случай» настал. В доме бабуси появилось новое синеглазое существо, и бабуся явно вела себя необычно. Это чувствовалось во всём. Утром она встретила всех милым сюсюканием. Затем рассыпала каждому липуну в мисочку вкусненький завтрак. Уселась сама кофейничать с аппетитным, духовитым печеньем. Вроде, как всегда, да не совсем. Сегодня свои обычные домашние дела бабуся делала с каким-то особым настроением. Она постоянно напевала себе под нос и пританцовывала, перемещаясь легким шариком по кухне. Каждый раз, вальсируя мимо Синеоки, она обязательно дотрагивалась до него и тихонечко хихикала, как маленькая девочка.  

Это заметил не только Шуст, но девчонки-липуны. Шутливое бабусино настроение передалось всем. Они молча следили за Поликсенией, многозначительно переглядывались и подмигивали друг другу. Всем явно нравилась эта атмосфера.  

Шуст сделал однозначный вывод. Причиной приподнятого настроения бабуси был никто иной, как Синеока. Он же был для Шуста – тот самый «особый случай», о котором надо было сообщить Буслаю, как и договаривались.  

Решено, Шуст летит на прелестную планету к Буслаю с докладом. Сделать это было не трудно. На Прелестницу, со времен переселения, был открыт свободный доступ для желающих с Землепланеты. Никто не препятствовал периодическим встречам бывших знакомых по Землепланете. Доброчелы считали, что так будет достаточно гуманно по отношению к переселенным, которые не могли появляться на Землепланенте до особых указаний. Честно говоря, особо никто и не рвался назад и не страдал по прошлому, всё на Прелестнице было устроено ответственными доброчелами наилучшим образом.  

После завтрака Шуст продемонстрировал всем домочадцам, что жаждет отдохнуть в одиночестве на природе и вырулил в сад. Своими заветными тропами в высоких цветах и траве он двинулся в дальний угол сада, вышел на улицу и быстро помчался к космодрому.  

Никто не обратил на это никакого внимания. Все были заняты проснувшимся малышом Синеокой. Бабуся, увидев, что тот открыл глазочи, склонилась над ним и стала что-то долго лопотать, потом взяла на ручки и понесла к мисочке, аккуратно опустила на пол и сказала: «Ешь, липунюшка, вволю! ». Пахло из мисочки очень и очень. Синеока с завидным аппетитом навернул завтрак. Потом неожиданно прыгнул на шевелящийся подол пышного бабусиного платья, зацепился коготками и начал раскачиваться. Бабуся просто закатилась от смеха и, не снимая с подола, понесла Синеоку в сад.  

А в саду разгорелось чУдное утро. Было ещё не жарко. Газоны и цветники орошались разбрызгивателями мелким дождиком. В перекрещивающихся струях вспыхивали радуги. Было очевидно, растениям хорошо! Они были умыты, чисты, свежи и тянулись к Ярилосветам.  

Подружки-липуны затеяли игру, прихватив Синеоку. Бесились, гоняли, попадали под струи поливалок, стряхивали капельки прохладной воды и снова летели, сломя голову, подпрыгивая, резвясь, специально задевая друг друга. Синеока не отставал. Ему было невообразимо весело и хорошо. Он всех любил, всему радовался. Восторженное чувство, что и дальше впереди будет только счастье с бабусей и другими липунами, переполняло всё его маленькое пушистое существо. Жизнь была прекрасна!  

А в это время…  

Глава 9. Шуст на Прелестнице. Встреча с Буслаем. Серьезный разговор.  

Шуст награждается ответственным заданием.  

В это время Шуст прибыл на Прелестницу и углубился в заросли прелестного леса. Быстрым шагом он направился к условному месту, которое Буслай называл «явка». Ему не терпелось доложить Буслаю про Синеоку. Шуст волновался, вдруг Буслай не сочтет появление маленького Синеоки в доме бабуси Поликсении за «особый случай» и, он опозорится. А Шусту так хотелось дождаться похвалы от Буслая. Шуст увидел Буслая издалека. Тот возлежал на широченной спине кверху лапами. Томление от сытости растеклось по всем членчикам огромного телка. Изредка Буслай лениво переворачивался с боку на бок, перетаскивая набитый пузель как шерстяной мешок. Буслай млел.  

Шуст окликнул друга: «Привет, это я! » Масляные глазочи Буслая мгновенно раскрылись, напряженно впились в Шуста. В них уже не было ни грамма сна, который только что одолевал его с непреодолимой силой. «Шуст, родной! Как я тебя ждал, как скучал по тебе, дружок! » – запричитал Буслай. Они потерлись друг об друга морделями. «А, я к тебе с новостями…» – начал Шуст. «Надеюсь, с хорошими? – повел одной бровью Буслай, – выкладывай, Шустрило! ».  

Буслай устроился поудобнее, слушал очень внимательно, не перебивая. Шуст был так поглощен собственным рассказом, что даже не замечал, как вспыхивали зелеными изумрудами глазочи Буслая. Он не просто следил за повествованием Шуста, он по ходу намечал план действий, который окончательно сформировался у него, как только Шуст закончил свой рассказ.  

Шуст ждал вопросов, уточнений, подробностей, но Буслаю, похоже, было всё предельно ясно. Информация была действительно важная, стоящая, поэтому, по итогам доклада, Буслай решил осчастливить Шуста. Напустив восторженности в глазочи, он начал заливать: «Ну, брат Шуст, ты дал! Вот это хватка! Другой бы не заметил, не предал значения. Подумаешь, новый липунчик в доме. Но (многозначительная пауза)! Это не мой самый верный друг Шуст! Вот они – профессионализм, чутьё, интуиция! Браво! Ученик превзошел учителя! ». Буслай встал и начал бешено аплодировать. Шуст был вне себя от столь лестной похвалы. Он весь расправился, расфуфырился, стал выше и толще. Он был чрезвычайно горд собою.  

Буслай продолжил: «Теперь давай рассуждать конкретно, дорогой дружище! Что мы можем со всего этого поиметь? ». Буслай понизил голос, перешел на прононс и начал напевать Шусту в ухель: «Что, если ты уговоришь Синеоку прогуляться как-нибудь с тобой на Прелестницу. Познакомишь меня с ним, потолкуем и, ты вернешься вечерком домой. Это будет твое ответственное задание. А? Что скажешь, о, умнейший из умнейших? » Шуст всё ещё был под впечатлением хвалебной песни, исполненной Буслаем в его честь. Он поверхностно оценил суть предлагаемого задания. Нет ничего страшного, прокатить Синеоку на Прелестницу, познакомить со своим лучшим другом. Он как-то не задумывался над фразой «вернешься вечерком домой», не задавался вопросом, почему «вернешься», а не «вернетесь»? Что Синеока может не вернуться вечерком к бабусе домой?  

До него долетел голос Буслая: «Алле, гараж! ». Буслай пощелкал перед носелем Шуста несколько раз пальцами правой передней лапы, возвращая в действительность. Шуст начал вникать в то, что говорил сейчас Буслай: «Однако, нормальненько ты все придумал, дружище! Дня эдак через три привози новенького знакомиться. Буду ждать с нетерпением. А теперь, повторим. Как ты тама говоришь?  

Через три дня усиленного завязывания закадычной дружбы берешь мальца Синеоку за шкибот, в смысле, приглашаешь его на дальнюю прогулку. Скажешь, что «край, как надо» навестить брательника родную кровь. Ну, что мне тебя учить, ты лучше меня сообразишь, как замануть липунчика. Ты же – профи! Дуете сюда, сразу ко мне, а тут…дело техники! Лады? » Шуст задумчиво ответил «Лады, лады…». Буслай продолжал: «Да, Шуст, вот ещё что…Надеюсь, ты помнишь про конспирацию. Ни одна душа заранее не должна знать, куда вы ненадолго отлучитесь с Синеокой. Зачем, к примеру, трем болтушкам и бабусяке знать про это. Растрещатся только не по делу. Этот ваш Синеока сам потом всё им расскажет. Ох, и хохоту будет! Я де могу! ». Буслай смахнул якобы выступившие от смеха слезы. Он пытался представить всю затею с Синеокой невинной шуткой-розыгрышем, которая вызовет всеобщее умиление.  

Итак, следующая встреча была назначена через три дня. За это время Шуст должен был как следует подружиться с Синеокой, заинтересовать его, войти в доверие, сочинить более-менее подходящую историю о любимом брате-переселенце. Скорее всего, это будет не сложно, ведь Синеока был ещё совсем маленький и доверчивый.  

Стали прощаться. Буслай продолжал нахваливать Шуста и делать вид, что своей прозорливостью тот искренне удивил его, заставил смотреть на него совсем по-другому.  

Глава 10. Подготовка к похищению продолжается.  

Планы всё коварнее, мысли всё злобнее  

Проводив Шуста на космодром, Буслай занялся важным делом – необходимо было оборудовать тайное место для содержания пленника.  

Вы, друзья, наверное, догадались, что коварный Буслай собирался похитить маленького Синеоку и удерживать его в плену. Тем самым он мог здорово досадить доброчелам. По замыслу Буслая, узнав о похищении липунчика, сначала «опрокинется» бабуся Поликсения, потом слухи начнут расползаться и, волна уныния и горя захлестнет ближайших соседей, улочку, а там, смотришь, и весь городок доброчелов.  

Копая мощными лапами пещерку под тюрьму, Буслай не переставал соображать, как получше донести информацию о похищении до доброчелов. Передать устно через Шуста было слишком просто. Тут нужен был масштаб посерьезнее, хорошо бы устроить эффектное зрелище, шоу одновременно для большой массы народа. Что-то крутилось в его башке, но он никак не мог уловить это что-то. Буслай устал, решил отдохнуть в лесной прохладе, подремать. Он успеет всё доделать, время есть. Котище примостился в ажурной тени дерева и начал сладко погружаться сон.  

Вдруг его осенило. Буслай вскочил. Мысли метались, то мчались вперед, то возвращались назад, пока не выстроились в логическую цепочку. Кино, кино, кино, страшное кино! Надо заснять уже похищенного и плененного детусю-липунчика на видео и продемонстрировать это кинцо впечатлительным доброчелцам. Видео можно снять с помощью, например, обычного фотоаппарата. Где взять фотик? «Так он-таки есть у меня! » – вспомнил Буслай. Он взвился от радости и помчался к своему маленькому сарайчику. Старенький, но «на ходу», фотоаппарат достался ему случайно после просмотра очередного фильма в кинозале дома культуры. Его забыл мальчик в кресле, под которым примостился на том просмотре Буслай. Тогда Буслай не погребовал находкой и правильно сделал.  

Фотик был на месте в сараюшке. Не было ничего сложного в том, чтобы запустить видеокамеру, такой пройдоха, как Буслай, быстро догадался, как это делается: одним нажатием когтя на небольшую пимпочку. Пробная съемка получилась замечательно. Есть! Теперь он полностью готов к встрече дорогого гостя. Немного доделать пещерку, встроить затвор – это плёвое дело. Можно поспать.  

Глава 11. Шуст набивается Синеоке в лучшие друзья.  

Наивный липунчик попался «на удочку».  

Шуст тайно увозит Синеоку на Прелестницу.  

С космодрома Шуст той же дорогой вернулся в сад своей бабуси. Во время перелета и по дороге домой он усиленно мозговал, как ему беспрепятственно замануть Синеоку на Прелестницу.  

Всё надо было обстряпать в лучшем виде. От этого зависел исход предприятия, а также мнение Буслая о нем, что для Шуста было, пожалуй, самым важным в этой затее. Меньше всего он задумывался о последствиях «игры». Буслай сумел навязать ему мысль о невинной шутке, которая только всех повеселит и порадует. Шуст представил, как будет выглядеть концовка их с Буслаем комедийного спектакля.  

Вот, после всяческих переживаний по поводу исчезновения Синеоки, оказывается, что всё происходящее – просто розыгрыш, Синеока нашелся, он совершенно невредим. Домашние начинают медленно осознавать, что их разыграли. Это шутка такая! Жутко интересно за всем этим будет наблюдать. Шуст начал представлять недоуменное, затем счастливое личико бабуси. Перед ним по очереди проплывали мордочки девчонок-липунов, немного удивленные, но уже смеющиеся. Он мысленно задержался на точеной мордочке Млады. Из тумана его воображения она смотрела на него необыкновенными красивыми глазочами. У Шуста что-то ёкнуло внутри. Он надолго запомнил взгляд этих ни с чем не сравнимых глаз Млады. Да-да, всё началось с мимолетных взглядов…Шуст целых три раза ловил их на себе. Он может и не придал бы этому факту такого значения, но… Шуст хорошо помнил, каждый раз, когда он случайно ловил эти взгляды, Млада дико смущалась, как будто её заставали врасплох на месте преступления. Шуст боялся в это верить, но подозревал, что Млада украдкой разглядывает его. Неужели он ей нравится? Сам Шуст давненько заприметил шикарную Младу. Ему нравилось в ней всё. Но, ведь, она «голубых кровей», как любил говаривать Буслай, а он ей совсем не пара. И всё же, думать про это было до щемящей боли приятственно. Так бы целыми днями валялся в садочке и думал про кокетку Младу.  

Шуст еле оторвал себя от образа несравненной Млады и вернулся в реальность. Опростоволоситься перед стоумовым гуру ему, ой, как не хотелось. Он вытянулся на травке под большушим кустом цветущего нивяника. Пчелки суетились, трудились в поте лица, воздух звенел от взмахов прозрачных крылышек всяко-разно мушек-козявок. Нега окутывала садик в этот полуденный час.  

Но спать Шуст не собирался, ему надо было хорошенечко обдумать, как задружиться с Синеокой, а, главное, уговорить его прокатиться на Прелестницу, да так, чтобы никто не заметил. Для этого нужны были веские основания, Шуст начал их обдумывать. Канва истории про несчастного заблудшего брата, который попал под дурное влияние, ввязался в нехорошую историю и был переселен на Прелестницу, была готова. Теперь надо было завернуть её в обертку из разных мелочей, на которых можно было запросто проколоться. Шуст мысленно задавал себе возможные вопросы от Синеоки и сам строил ответы на них. Он пытался предусмотреть любые повороты в разговоре с Синеокой. Для Шуста легче было подготовиться заранее, чем импровизировать по ходу разговора. Он понимал, что по части импровизации ему ещё далеко до Буслая.  

Он решил усилить историю с братом жалостливыми моментами. Они были неразлучны с братом с самого рождения, жизнь вдали друг от друга стала невыносима, тоска по брату отравляла всё его существование. Образ одинокого родного существа на чужой планете не могли затмить ни веселые каждодневные игры с девчонками, ни заботливая бабуся, ни прекрасный окружающий мир. Шуст чуть не всплакнул от самого себя и решил, что этого будет достаточно, чтобы обработать малыша Синеоку. Надо было начинать задруживаться. Он направился к домику, искать Синеоку.  

У всех без исключения было время сиесты. Спать вместе, что обожали делать девчонки, в это время суток было бы слишком жарко. Поэтому растеклись по разным уголкам, раскинулись во благе, не мешая друг другу. Бабуся кимарила с вязанием в руках в уютном кресле под черешней. Синеока лежал рядом в корзинке с клубочками, но не спал. Он вылупил синие любопытные глазёнки на Шуста, когда тот проходил мимо. Шуст решил, что момент подвернулся. Он улыбнулся Синеоке и тихонечко зазывно мяукнул, чтобы не разбудить всю «спячку». Синеока неуклюже вылез из груды разноцветных клубочков и поспешил к Шусту. Они вошли в домик. Шуст после дальней утренней прогулки проголодался и направился к своей миске, где всегда было чем полакомиться. Уж бабуся знала толк по части угощения для своих липунюшек. Синеока есть не хотел, но поиграть с Шустом он бы не отказался. Он сел рядышком и начал ждать, когда тот насытится.  

Чтобы как то завязать разговор, Шуст предложил: «Попробуй моего, тебе, наверняка, понравится». Синеока вытянул шеюшку, понюхал корм и съел два кусочка. Было, правда, очень вкусно, он съел ещё. Они попили чистенькой водички. «Прогуляемся? » – предложил Шуст и они весело выбежали в сад. Шуст скакал впереди, за ним еле поспевал Синеока. Начали гонять мушек и бабочек. В траве было достаточно подозрительных шорохов от не менее подозрительных существ. Было очень весело их ловить, сидеть в засаде, выслеживать какую-нибудь травинку или листик. Наглые бабочки, которые могли сесть прямо на лобусь или на кончик торчащего из травы хвостеля, вообще отдельная история.  

Вволю накувыркавшись, нарезвившись, котауси в изнеможении распластались на прохладной травке. «Надо начинать», – подумал Шуст. «Скажи мне, Синеока, до того, как ты прилип к бабусе Поликсении, в вашей фамили были ещё детуси, кроме тебя? » «Нет, я у родителей был всегда один», – ответил Синеока. «А у меня был…», – как можно печальнее и задумчивее произнес Шуст. «Да? И кто он? » – почти безразлично спросил Синеока, провожая синим взглядом очередную букашку. Он был явно не настроен на минорный лад и продолжал, лёжа на пузике, вылавливать из травы мелкие веточки и цветочки. «Мой родной брат», – заунывно поведал Шуст, – представь, его отправили на очень далекую плане…». Шуст не успел закончить. Синеока сорвался с места и помчался за пролетающей мимо яркой разноцветной мушкой.  

Шуст почувствовал себя на грани провала. Он не способен даже на это – просто завести с обрабатываемым разговор! В отчаянии он рванул за Синеокой с его, такой неуместной сейчас, радужной мушкой. Встал на пути беззаботно скачущего Синеоки и выпалил сходу: «Нам надо слетать на другую планету, это понятно? » Синеока не мигая смотрел на Шуста огромными лучистыми глазочами. Вдруг они брызнули синими искрами и Синеока с визгом замяучил: «Ура! Мы летим на другую планету! ». Неугомонный малыш сорвался с места и полетел делиться со всеми радостным известием. У Шуста отнялись ноги. Оказывается, вот он – настоящий провал! Он сделал над собой усилие и бросился вдогонку за Синеокой, надеясь спасти положение. Маленький липун часто притормаживал в пути, отвлекался на разные интересные штучки, которыми был полон окружающий мир. Поэтому Шусту удалось легко догнать Синеоку в три широких прыжка. Стараясь подавить злобу и не напугать Синеоку, Шуст, как можно мягче, скомандовал: «Стоять! Стоять, малыш! ». Легонько подталкивая Синеоку в нужном направлении, он снова увёл липунчика в глубь сада. «Послушай, давай не будем посвящать в наш маленький секретик больше никого. Ты, я и наш секретик…Быстренько слетаем туда-сюда и домоюшки…Потом всем расскажем…Лады? ». Магическое слово «секретик» подействовало, это было таинственно и заманчиво. Шуст думал отложить полет до утра, но понял, что это очень рискованно. Синеока в своей безудержной радости мог запросто проговориться и всё испортить. Надо было лететь сейчас. Он повел проторенным путем маленького озорника на космодром.  

Глава 12. Прибытие на Прелестницу. Встреча с Буслаем.  

Синеока становится пленником и остается на Прелестнице.  

Шуст возвращается с ужасным заданием на Землепланету.  

Как всегда, по прибытии, Шуст двинулся в лес на «явку» к Буслаю. Сегодня они были вдвоем с Синеокой. Тот прекрасно перенес полет и теперь был в восторге от вида новой планеты. Синеока впервые видел столько больших деревьев, неведомых цветущих растений, одно краше другого. Он даже примолк от избытка чувств, только таращил свои синие глазоньки, полные восхищения.  

Буслай издалека заметил приближающуюся парочку. Он только закончил с «темничкой для дурика» (так он её назвал). «Оперативно! » – подумал он с одобрением. Шуст издалека крикнул, приветствуя: «Буслаюшка, мы прибыли! ». Широченная улыба просияла на морделе Буслая. С неподдельным восторгом он ответил: «Наше вам с кисточкой! (загнул и помахал кисточкой на ухеле) Подгребайте сюда! ».  

Синеока вдруг жутко оробел, природное чутьё глубоко внутри предупреждало его об опасности, исходящей от огромного лохматого существа. Он сделался мягким, лапки подкосились. Всё его телко вместе с ухилями и хвостелем захотело распластаться, слиться с землей, сделаться невидимым. Буслай переглянулся с Шустом и подмигнул ему. Он сам двинулся навстречу гостям. По мере того, как тень от Буслаевой туши наползала на них, Синеока все сильнее и сильнее вжимался в землю. Затем не удержался, накрыл голову передними лапами и замер, зажмурив глазочи.  

Буслай одобрительно похлопал Шуста по спине и сказал: «Ценю, ценю! Ты супер, Шустрило! ». Потом наклонился к пластилиновому Синеоке: «Открой личико, гюль! ». Он взял Синеоку двумя когтями за шиворот шкурки и поднял до уровня своих глазищ. Притворно замурлыкал: «А, хтой-то это у нас тут? Напугали малыша, а мы им ата-ташки, ата-ташки! » Ласковый голос с вкрадчивыми мурлыкающими переливами, как ни странно, успокоил Синеоку, он открыл глазки. Он тут же хотел их снова закрыть, но реакция была непредсказуемой. Глазочи Синеоки вдруг сами по себе вылезли из орбит и неподвижно уставились в глазищи напротив.  

Буслай картинно отпрянул, прикрыв глаза свободной лапой: «Вот это синь-синева! Опалил, опалил! Ну, будя таращиться, а то бесценные топазики со стуком упадут на пол! Давай знакомиться. Я – дяденька Буслай, а ты, как зовут тебя? ». Синеока беззвучно произнес: «Синеока». На самом деле он не произнес ничего, просто слегка приоткрыл розовый ротик. Буслай продолжил сюсюкать: «А, хошь, я сам догодаюсь, как тебя зовут? Тебя зовууут…Си-не-о-ка! »  

Шуст молча наблюдал за всей этой сценой и чувство необъяснимой тревоги начинало заполнять его изнутри. Предчувствие большой беды перебивало и похвалу Буслая, и сладкие речи котищи. Но, дело было сделано. Теперь Шуст мог только ждать разворота дальнейших событий.  

Тем временем Буслай понес Синеоку в глубину леса. Шуст поплелся за ним. Что-то у него совсем испортилось настроение. Буслай выбрал наиболее освещенное местечко, опять зацепил Синеоку когтями за шиворот, вытянул лапу с безвольно висящим липунчиком и начал снимать видео. «Подержи-ка…», – Буслай сунул Синеоку Шусту в лапы, как какую-то тряпку, начал смотреть, что получилось. «Не то, Марта, не то…Усилим эффект! » – он снова подхватил когтями тряпочку Синеоку.  

Шуст отвернулся, совсем расхотелось смотреть на эту, вовсе даже не комедию, но возражать Буслаю у него не повернулся язык. Жутко ныло в груди от жалости к ничего не понимающему маленькому Синеоке. Шуст пытался заглушить эти чувства, а что, собственно, произошло страшного? Да, малыш напуган, но сейчас Буслай закончит снимать свое дурацкое «кидо» и всё закончится. Но сердце подсказывало другое – ничего не закончится, а только начнется самое страшное. Шуст не видел, как Буслай на втором дубле своей отвратительной «фильмы» резко встряхнул Синеоку, от чего глазёнки липунчика выпучились с неимоверной силой и превратились в огромные синие озера на несчастной, до смерти напуганной мордочке. Шуст только слышал, как Буслай что-то наговаривал на камеру и как весомо выкрикнул: «Снято! Всем спасибо! ». Почему-то сегодня ему противно было на всё это смотреть и прислушиваться к словесам Буслая.  

Он упустил самое главное, пока переживал сам с собой. Когда Буслай окликнул Шуста, Синеока исчез из его лап. Шуст не заметил, куда Буслай засунул липунчика.  

Буслай протянул Шусту фотоаппарат с записью видео и начал деловито давать инструкции: «Надо торопиться, Шустрило. Доставишь видео на Землепланету и донесешь до сведения доброчелов. Пойдешь в старый парк в дом культуры и передашь тётке, которая киношку крутит этот фотик, скажешь «архиважно», просмотреть «срочно, без отлагательств», дело жизни или смерти. Короче, нашарохай её посильнее. Главное, чтобы тётка посмотрела. Потом само пойдет! ».  

Буслай с удивлением уставился на Шуста, который не двигался с места. «Шустрик, тебе пора! Цигель-цигель, бай лю-лю1 Дуй на космодром. Вотрёшь видео, резко сматывайся назад, потом всё обсудим». Шуст заметил, что Буслай начинает нервничать. Он очень хотел спросить, что с Синеокой, но не рискнул. Решил выполнить задание Буслая и тут же вернуться назад, чтобы узнать судьбу маленького липуна. В полете он дико ругал себя за то, что слишком поддался личным эмоциям и упустил момент, когда Буслай запрятывал Синеоку. От возмущения он вцепился сам себе когтями в лапу, разодрал до крови и громко мяукнул от боли. Зато привел себя в чувство. Быстрее, быстрее, быстрее! Сделать всё, как велел Буслай и вернуться на Прелестницу. Надо быть рядом с Синеокой. Он вспомнил, как злился, когда Синеока скакал, играл, кувыркался…Это было совсем недавно, малыш был веселый, счастливый…живой…Наивные, распахнутые глазёнки липунчика заняли пространство перед Шустом и он чуть не лишился чувств.  

С космодрома Шуст кинулся в старый парк. Прошмыгнул в дом культуры, нашел кинозал, покрутился в поисках главной тётки-киношницы. Быстро узнал её среди других присутствующих. У тётки было умное, доброе лицо, она всем улыбалась приветливой улыбкой, многих называла по имени, видимо завсегдатаев кинозала, заботливо рассаживала гостей по местам. Шуст подошел к ней, потерся об ноги, привлекая внимание. Тётка наклонилась к нему, протянула руку, чтобы погладить, и Шуст вложил ей в руку фотик. Потом невнятно забормотал набор слов, которые должны были нашарохать тётку. Невероятно, но умная догадливая тётка сумела вычленить из этого сумбура главное – надо срочно просмотреть видеозапись из фотоаппарата.  

Пока тётка рылась и разбиралась в фотоаппарате, Шуст спрятался под кресло подальше, откуда просматривались ноги тётки. Он слышал, как зашуршал фотик, включился звук с буслаевской речью, видео пошло. Вдруг Шуст увидел, что ноги тётки подогнулись и она уселась прямо на пол прохода между креслами. Тётка сидела на ковровой дорожке и не сводила глаз с дисплея фотоаппарата. Вокруг стали собираться другие ноги, всё больше и больше. Шуст уже не видел тётку, многочисленные ноги закрыли её, но зато он слышал. По залу носились волны «ахов-охов». Кто-то выкрикнул: «Это же Синеока бабуси Поликсении. Срочно за ней, здесь недалеко».  

Шуст понимал, надо рвать когти, как учил его Буслай. Промедление чревато, он может не улететь на Прелестницу и, тогда Синеока останется на ночь один на один с этим чудовищем. Шуст впервые назвал своего кумира чудовищем и сам испугался этого. У него как будто пелена упала с глаз, он прозрел. Все события последнего времени предстали перед ним в ином, новом свете. Шуст вдруг понял всё четко и ясно. Буслай с самого начала затевал всё не как розыгрыш, а по настоящему. И, его, Шуста, он сразу выбрал орудием исполнения своего подлейшего плана. Он с самого начала мерзко врал Шусту во всем, одурачил его по всем статьям. А он, слабак, повелся! Шусту хотелось рычать и драть кресла. Он рискнул дождаться бабуси, не мог не дождаться.  

Глава 13. Удар Буслая. Всеобщий ужас, охвативший городок.  

Страшное горе в доме бабуси Поликсении.  

Девчонки-липуны срочно решают спасти Синеоку.  

Спасательная миссия летит на Прелестницу.  

Жутчайшая новость из дома культуры мгновенно разлетелась по городку. Власти города, посмотрев страшную запись, собрали срочное совещание. Утаить от доброчелов неординарное известие, попросту обмануть жителей, вверенного им городка, было бы сверх аморально. Поэтому, как бы не выглядело это жестоко, решено было дать «добро» всем СМИ осветить случившееся.  

В кинозал старенького дома культуры стекался народ. Запись была выведена на широкий экран, её прокручивали раз за разом. Толпы народа сменяли друг друга в кинозале. Все хотели увидеть ЭТО лично. Удар Буслая был выполнен хладнокровно и точно, в «десятку». Вот, что увидели доброчелы. С большого экрана на них смотрела наглая, мохнатая морда с кривой улыбочкой. Морда притворно изобразила скуку и сделала широченный зевок, обнажив мощные, острые сабли клыков. Кривляясь, морда произнесла: «Дратути! ». Морда взяла паузу. Ожидание было гнетущим и пауза не предвещала ничего хорошего. Все понимали, впереди грядет нечто страшное. И это страшное не заставило себя долго ждать. Морда Буслая очередной раз перекосорылилась и начала вещать нараспев, изображая горький плач: «Люди добрыя, сами мы не местныя. Место наше тута, кудысь загнали нас силою на планету чуждую, ня любую, хотя с виду чистенькую, да красивенькую. Так сказать, твердой рукой в счастье задвинули». Тут Буслай расшаркался, театрально исполнил несколько реверансов и продолжил: «Спасибочки, доброчельчики! ».  

Вдруг Буслай сменил клоунское выражение морды на свое обычное – насупленные брови, тяжелый неласковый взгляд, опущенные вниз усищи. И эта по-дикому зверская рожа заговорила совсем по-другому, мерзко и грубо: «Слухайте сюды и не говорите, что не слышали, лупитесь сюды и не говорите, что не видели! ». Буслай нагнулся и что-то медленно достал из небольшого ящичка.  

Ужас охватил народ, все напряженно вглядывались в экран, пытаясь рассмотреть маленький предмет в огромной лапе Буслая. Котяра медленно протянул лапу с предметом в сторону камеры и, на экране крупным планом возник Синеока. Его бездыханная тушка с вытянутыми вдоль телка вялыми лапками напоминала лопнувший воздушный шарик. Кинозал огласился единым вздохом ужаса. А изверг продолжал. Он придвинул мордочку маленького липуна к камере и все увидели на экране огромные глазушки, полные синевы, несчастья и вопроса «за что? ».  

Толпа была парализована, не издала ни звука, в зале воцарилась неправдоподобная тишина. В полнейшей пугающей тишине доброчелы, стоящие в проходе кинозала расступились, пропуская бабусю Поликсению. Не отрываясь от экрана, она пыталась толчками на непослушных ногах двигаться вперед. Получалось плохо. Бабуся остановилась и протянула к экрану руки, беззвучно шевеля губами. Как раз в этот момент Буслай несколько раз встряхнул малыша, тот то ли икнул, то ли мяукнул и снова безжизненно свесился тряпочкой.  

Бабуся стала медленно оседать в пышную юбку нарядного платья. Сознание покинуло её. Стоящие рядом подхватили бабусю, а подоспевшая скорая отвезла домой, где её уложили в постель и начали приводить в чувство.  

Видео Буслая уже транслировали по всем телеканалам, было просмотрено практически каждым жителем. Весь город обсуждал только эту чудовищную новость. Доброчелы, воспринимающие произошедшее как личное горе, не могли избавиться от нарастающего ужаса, усиливающегося чувством вины перед маленьким детусей-липунчиком, которому пока никто не знал, как помочь. Власти призвали доброчелов не предпринимать каких-либо необдуманных и несогласованных действий, дабы не навредить Синеоке. Это было правильно, и это понимали все. Надо было найти единственно верный выход. Город замер, но не спал.  

Вернемся к убитой горем бабусе Поликсении. Бабусю уложили в постель. Какое-то время над ней колдовали врачи и к бубусе никого не пускали. Её вывели из обморочного состояния. Бабуся пришла в сознание, но впала в полнейшую прострацию. Поликсения лежала без движения в своей кружевной постельке и напоминала одну из окружающих её подушечек. Глаза смотрели в одну точку, казалось, в них не было ни одной мысли. Бабуся не произнесла ни единого слова после увиденного. Она не плакала. Она даже не замечала, как девчонки-липуны обложили её со всех сторон, стараясь обласкать и согреть своими пушистыми тельцами. Соседки, которые не отходили от Поликсении, пытались прогнать липунов из постели, боялись, что бабусе не комфортно выдерживать их тяжесть на себе, но это была бесполезная затея. Услада, Умила и Млада прилипли к своей бабусе крепко-накрепко.  

Примчалась лучшая бабусина подружка Добродея. Она была уверена, что растормошит Поликсению и выведет её из прострации, вернет к жизни. Но увидев бабусю, Добродея только и смогла произнести: «Поликсюша…», упала на грудь подруги и зашлась горькими рыданиями.  

Ближе к вечеру Поликсении стало хуже, дыхание участилось и превратилось в мелкие поверхностные вздохи, руки и ноги холодели. Врачи старались, как могли. Процедуры поиогали слабо и не надолго. Не спасала даже интенсивная кототерапия со стороны липунов. Страшно было признавать, но бабуся угасала на глазах.  

Первой встрепенулась Услада. Пока врачи вершили свои медицинские ритуалы, она упорно думала, как помочь своей ненаглядной бабусе. И, кажется, придумала.  

Она спрыгнула на пол и подала знак Умиле с Младой мелодичным мурлыканием. Вышли в сад. Было закатное время, так любимое всеми домочадцами. Малый Ярилосвет опускался за горизонт вслед за Большим и Средним, низко на небосклоне уже обозначились четыре Селены, пока бледные и едва заметные, но скоро ночь вступит в свои права и, они будут пялиться на Землепланету своими широко открытыми глазами, полными таинственности и волшебства. Ласково и нежно дул теплый ветерок, кущи цветов источали ароматы. Всё было прекрасно, но совершенно неуместно на фоне случившегося.  

Липуны уселись на столе под раскидистой яблоней. Услада поведала свои мысли: «Мы точно знаем, что омерзительное видео на Землепланету доставил Шуст. Назад он не улетал, на космодроме его бы точно задержали. Значит, сейчас он находится где-то здесь, но где, где он может быть? ». Умила возмущенно произнесла: «Вот уж меньше всего меня заботит, где сейчас этот мерзкий предатель! Видеть его не желаю, зрить не хочу! Встречу, не удержусь и царапну больно! Или пинка ему залеплю со всей силы! А лучше веником…». Умила разошлась не на шутку и готова была ещё долго воображать различные наказания для Шуста, но Услада прервала её: «Стоп, стоп, стоп! Давайте-ка без чрезмерных эмоций. Согласитесь, единственное, что может спасти нашу бабусю (на слове «бабуся» голос Услады дрогнул, на глаза навернулись слезы) – это возвращение в наш дом Синеоки. Его необходимо вырвать из лап гигантского котяры». Умила с Младой оживились и затараторили наперебой: «Точно, мы полетим на Прелестницу, сразимся с этим живодером и отобъем у него нашего липунчика! Утром – на битву! ». «Похвально, дорогие подружки, что ради счастья бабуси, вам ни по чем даже такой отъявленный живодер и опаснейший враг, как Буслай, но давайте рассуждать реально. А реальность заключается в том, дорогуши, что нам не справиться с Буслаем. Он сильнее десятерых таких, как мы. Это надо признать». Услада тяжело вздохнула и продолжала: «Предположим такой ход событий. Доброчелы организуют группу по захвату Буслая и освобождению Синеоки. Группа летит на Прелестницу. Весь театр военных действий разворачивается в диком, почти непроходимом лесу, которыми так славится прелестная планета. Вы следите за ходом моих мыслей, подруги? На операцию нужно время. Допустим, что доброчелам удалось поймать Буслая. Предстоит нелегкая задача, выбить из него признание, где находится место заточения Синеоки. На это тоже потребуется время. Да, мои дорогие, время, время, время…». «А у нас его нет! » – одновременно констатировали Умила с Младой, – и, если завтра мы не вернем Синеоку, бабуся может не выдержвать». Троица тихонечко замяукала. Поплакали, сев в тесный кружок.  

Услада первая взяла себя в лапы и вернула остальных к действительности: «Подруги, надо что-то решать. Похоже, нам не обойтись без Шуста, надо его найти». Подруги согласились, как бы не было противно, но с Шустом был хотя бы какой-то вариант, что что-то получится.  

Для начала решено было прочесать бабусин сад, в случае неудачи, взять сектор пошире. Возможно, им повезет и, они обнаружат Шуста. Приступили немедленно, разойдясь веером в трех направлениях. Быстро, но внимательно осматривали все уголки, наиболее тщательно приглядывались к любимым укромным местечкам отдыха Шуста.  

Услада с самого начала чувствовала, что Шуст где-то рядом, у неё очень сильна была природная интуиция. И она не подвела! Шуст действительно прятался в бабусином саду.  

Первая его реакция, когда он начал осознавать, что натворил под руководством великого Буслая, была зарыться поглубже, сравняться с землей, запрятаться так, чтобы ни одна живая душа…А, уж, когда на его глазах «опрокинулась» бабуся, он вовсе решил расстаться с жизнью. Он ощутил себя подло обманутым дураком, идиотом и растяпой. Шуст прокручивал, как кинопленку, все последние события и удивлялся, как он ничего не замечал, ведь всё было так очевидно! Теперь у него нет ни заветного друга, ни родных липунов. Его будут презирать, гнать ото всюду, его будут сторониться! Ему нет места на Землепланете! Зачем же цепляться за такую жизнь? Надо всё быстренько закруглить – разбежаться и, со всего маху, сигануть прямо на середину пруда в старом парке! Он двинулся к пруду, который избавил бы его сразу от всех переживаний и позора. Улегся по кустом, морально уничтоженный и раздавленный, ему жутко хотелось спать. Шуст пристроил башонку на вытянутые передние лапы, прикрыл глазочи. Сами собой навязывались мысли, что он добьется своим уходом из жизни? Оставит о себе воспоминания, как о трусливом пособнике Буслая, с которым они «угробили» малыша Синеоку и надолго вывели из строя полгорода добпрочелов. «Ну, уж нет! » – подскочил Шуст, забыв про осторожность, – я взгляну в эти лживые глазенки Буслая, вызову его на смертный бой, выручу Синеоку из беды, верну его моей бабусе, а уж потом буду самоубиваться! ».  

Шуст стал потихоньку двигаться к бабусиному дому. Спрятался в саду, залег под шикарным кустом розовой гортензии, где его надежно прикрывали ниспадающие до земли ветки с огромными шапками соцветий. Из своего укрытия Шуст внимательно наблюдал за происходящим. Он видел, как бездыханную бабусю занесли в дом, как суетливо сновали соседи, периодически до него доносились плач и причитания. Потом он видел, как из дома вырулили девчонки-липуны и стали о чем-то совещаться, иногда, спорить. Шуст тянул до боли шею, направлял локаторы ухилей в их сторону, чтобы уловить хоть какие-то отрывки слов, из которых понять, что подружки затевают.  

Потом девчонки стали что-то искать в саду. Млада и Умила удалились в направлении, противоположном его месту дислокации. Услада же двинулась строго на него. Она усиленно что-то вынюхивала носелем с растопыренными напряженными уселями. Вот она приблизилась к кусту, под которым скрывался Шуст и стала пристально вглядываться внутрь. Шуст не выдержал. Не отдавая отчета в своих действиях, он, распластавшись на пузеле, пополз из куста навстречу Усладе. В такой виноватой, даже рабской позе, он уткнулся морделем в лапы Усладе.  

Оба молчали. Затем Услада промолвила: «Нашелся! Поднимайся, пошли скорее, не время для упреков и обвинений! Надо шустрить, Шуст! ». Услада окликнула Умилу с Младой и все четверо двинулись к столу переговоров под яблоней.  

Умила все-таки сделала попытку царапнуть Шуста за мордель и издала злобный рык, но Услада пресекла этот акт возмездия. Слишком было дорого время.  

Шуста быстро допросили, он не перечил, старался давать исчерпывающую информацию. Пытались не отвлекаться на мелочи, выяснять самое главное и уже вскоре стала вырисовываться следующая картина:  

1. Буслай настроен очень решительно, у него имеется план мести доброчелам, от которого, однозначно, он не собирается отступать. Договориться мирно с озлобленным Буслаем вряд ли получится.  

2. Буслай не выдвигает никаких требований, не просит ничего в обмен на Синеоку, ему важен сам факт мести и, как результат, тотальная дезорганизация доброчелов, паника, страх и смута в городе. Освободить Синеоку можно только организовав побег. Для этого надо знать место заточения маленького липуна. Шуст ничего не знает о тайной тюрьме, где содержится пленник. Это придется выяснять по месту.  

3. Операцию по спасению Синеоки надо разработать и исполнить собственными силами липунов до того, как подключатся доброчелы. Их присутствие на Прелестнице будет очень трудно скрыть, а, если Буслай заподозрит что-то…страшно даже подумать, как он поведет себя и что сделает с Синеокой. Роковых ошибок надо было избежать.  

Основная миссия возлагалась на Шуста, с этим не поспоришь. Только он мог беспрепятственно проникнуть к Буслаю, до конца прикидываясь подчиненным, исполняющим его буслаеву волю. Строить разговор в нужном русле, выяснять, куда Буслай заключил Синеоку, дальнейшие планы котяры Шуст должен был на месте, соблюдая крайнюю осторожность. Шусту нужно переиграть Буслая, задача не из легких, но выбора не было. Конечная цель операции заключалась в том, чтобы вывести Буслая на разговор о месте заточения Синеоки, улучить момент и добраться до тайного места, потом… Никто не знал, что будет потом…всё по месту, исходя из реальной обстановки.  

Была и ещё одна сложность. Регулярный космолет, курсирующий между планетами в данной ситуации не годился как средство доставки. Нужен был не мастодонт-космолет, а мобильный летательный аппарат, готовый взлететь и улизнуть с прелестницы в любой момент. Только маленький аппарат мог опуститься на прелестную планету инкогнито, минуя действующий космопорт, дабы не привлекать внимание службы охраны доброчелов, которые могли быстренько наделать ненужного шума и преждевременно насторожить Буслая.  

Да, задача становилась всё сложнее и сложнее, обрастая со всех сторон проблемами, казалось, неразрешимыми. А время, меду тем, шло! В головах липунов, так жаждущих выручить Синеоку и спасти бабусю, лихорадочно метались мысли.  

Вдруг Шуст вспомнил, что у дедуси Пахомыча есть, не сказать, чтобы друг, но хороший приятель. Он, задыхаясь от возбуждения, рассказал девчонкам-липунам. Зовут приятеля Пахомыча Самуил Аркадьевич. Он из очень ученых доброчелов, сейчас на заслуженном отдыхе. Иногда он приходил к Пахомычу в гости и, два дедуськи подолгу о чем-нибудь увлеченно разговаривали, спорили, смеялись. Ещё они частенько играли в какую-то странную, очень скучную игру. Пахомыч доставал из ящика замысловатые фигурки, затем разворачивал ящичек и, он становился плоской клетчатой доской. На эту доску устанавливали фигурки и, дедуси поочередно перемещали их по клеточкам на доске, пока кто-нибудь один торжественно не произносил слова «шах и мат». Это был конец игры, жутко тягомотной, по мнению Шуста. Единственное, чего всегда хотелось Шусту, это кинуться в гущу фигурок, раскидать их и погонять как следует.  

Услада вернула Шуста в нужное русло: «Шуст, ты к чему приплел Самуила Аркадьевича? Быстро сосредоточься! ». Шуст перешел к главному: «Несколько раз Самуил Аркадьевич рассказывал, что изобрел летательный аппарат». «Так, так, так…, – подзадорила Шуста Услада, – отсюда прошу поподробнее! ». Все липуны насторожились, приняли напряженные позы, развернули локаторы ухилей строго в направлении Шуста и приготовились внимательно слушать.  

А сведения были действительно важнейшие, оставалось только выудить из Шуста максимум информации. Оказывается, Самуил Аркадьевич увлекался историей авиации (так в прошлом называли деятельность, связанную с перемещением тогдашних обитателей планеты по воздуху). Он не просто отдавал любимому занятию все свободное время, рылся в архивах, нахлдил и подробно изучал исторические документы, касающиеся этой самой авиации, но и сам занимался изобретательством различных аппаратов для полетов и устройств к ним. Последнее изобретение Самуила Аркадьевича – компактный космолет, который бывший ученый сконструировал, собрал по своим чертежам и, даже, удачно испытал, испробовал на практике. Будучи заядлым путешественником Самуил Аркадьевич посетил на своем личном космолете почти все ближайшие планеты. Шуст слышал, как Самуил Аркадьевич неоднократно предлагал Пахомычу вместе с ним испытать радость полета и познания других планет.  

Что следовало из рассказа Шуста? Маломестный космолет Самуила Аркадьевича был просто находкой для осуществления дерзкого плана липунов. Оставалось связаться с ученым и уговорить его принять участие в секретной операции по спасению Синеоки. Добраться до изобретателя можно было только через дедусю Пахомыча. Получалось, что в тайну операции необходимо было посвятить дополнительно двух доброчелов. Это не особо устраивало липунов, но других вариантов не было, без космолета и пилота к нему – никак!  

Взбудораженные липуны во главе с Шустом помчались к домику Пахомыча. Каково же было их счастье, когда они обнаружили дедусю в компании Самуила Аркадьевича. Дедуськи засиделись допоздна за партейкой любимой игры. Сосредоточенно уставившись на доску с фигурками, они не сразу заметили приближающегося Шуста. Шуст быстро подошел и настойчиво потерся о ногу Пахомыча. Увидев котауси Шуста, который внезапно покинул его садик, а теперь вернулся, Пахомыч подпрыгнул от радости и чуть не перевернул доску с фигурками. Он усадил Шуста на колени и начал осторожно гладить его. Шуст издал характерное призывное урчание и, из кустов появилась троица девчонок-липунов. Мягкой бесшумной походкой Услада, Умила и Млада подошли к дедусям и уселись напротив изящными статуэтками. Природная грация и певучее мурчание красавиц-котауси завораживали. Дедуси, не отрываясь, смотрели на них. Пахомыч было подумал, что Шуст решил прилипнуть к нему всей своей фамилей.  

Первым начал говорить Шуст, остальные липуны дополняли его рассказ подробностями и пояснениями. Самуил Аркадьевич быстро ухватил суть, на то он и ученый. План был открыт доброчелам и, теперь липуны напряженно ждали вердикт Самуила Аркадьевича. Тот растерянно произнес, покручивая фигурку ферзя в пальцах: «Но, как?.. Это – чистой воды авантюра, друзья мои…Миссия невыполнима – раз и, миссия невыполнима – два…». Прокручивая в голове предложение липунов, он случайно взглянул на котауси и, сердце его сжалось до боли. Безупречные по форме статуэтки превратились в жалких понурых существ. «Я согласен! » – твердо произнес он, понимая, что подписывает себе и, скорее всего, другим смертный приговор.  

Дальше Самуил Аркадьевич продолжил спокойным уверенным голосом командира, которым только что сам себя назначил: «Обсудим детали операции. Я бывал на Прелестнице, у меня даже есть карта этой планеты. Там имеется несколько подходящих мест для сравнительно безопасной посадки моего космолета. Полетят, кроме меня, еще двое, решайте кто».  

Он поднялся, выкинул руку, указуя направление и призвал: «Вперед, к ангару, друзья мои! ». Все устремились за Самуилом Аркадьевичем. В ангаре ученого под брезентовым пологом стояло что-то очень маленькое. Липуны удивленно переглянулись и вопросительно воззрились на командира. Тот отбросил брезент и все увидели супер компактный аккуратненький космолетик, больше похожий на игрушечный. Самуил Аркадьевич с любовью и нескрываемой гордостью погладил свое детище по фюзеляжу. Оказалось, в космолете всего два полноценных места – место пилота за приборной доской и место для одного пассажира. Быстро обсудили, кто летит пассажирами: естественно, Шуст как необходимый участник и основной исполнитель операции; другим пассажиром выбрали Усладу. Она была самым опытным липуном, быстро соображала, быстро двигалась и прекрасно ориентировалась на местности, даже самой пересеченной. Услада могла стать незаменимой помощницей в самой непредвиденной ситуации. С этим согласились все.  

Самуил Аркадьевич удалил пассажирское кресло, образовавшегося пространства вполне хватало для размещения двух не очень крупных котауси. На обратном пути липунов предполагалось трое, включая спасенного Синеоку, но, как грустно пошутил Самуил Аркадьевич, он практически ничего не весил и не занимал места.  

Итак, всё было готово к отлету. Группа погрузилась в космолет и, он почти бесшумно ушел в темное ночное небо. Оставшиеся ещё долго смотрели вслед удаляющейся светящейся точке. Что ждет их друзей на Прелестнице? Как развернутся события? Да и как поведет себя Шуст, встретившись с Буслаем, который совсем недавно был его кумиром, непререкаемым авторитетом?  

Точного ответа не знал никто. Все хорошо понимали лишь одно – затеянная операция была не просто опасной, а смертельно опасной. Оставалось надеяться и ждать…Ждать!  

Глава 14. Тревожный полет. Прибытие на Прелестницу.  

Друзья расстаются, Шуст отправляется в логово зверя.  

Шуст играет трудную роль, но выясняет место нахождения Синеоки.  

Космолет Самуила Аркадьевича летел к Прелестнице, плавно закладывая виражи в бесконечном космическом пространстве. Услада сидела, прижавшись тепленьким бочком к Шусту. Оба молчали. Маленький корабль нес их в большую неизвестность. Услада молчала не потому, что не хотела разговаривать с проштрафившимся Шустом, она просто не знала, что сказать. Тайком Услада скосилась на Шуста. Она увидела незнакомую сосредоточенную мордочку «просто царя», вдруг, осознала, что, возможно, видит Шуста последний раз. Ей стало до боли жаль его, захотелось подбодрить его по-свойски, по-дружески. Она сделала вид, что космолет занесло на вираже и её случайно прижало к Шусту. Шуст не отпрянул, а тоже, как бы случайно, теснее прижался к Усладе. «У тебя точно всё получится, «Царь»! – промурлыкала Услада. «Я знаю, – ответил Шуст, – спасибо! » Как он был благодарен Усладе в этот момент. Они еще плотнее притулились друг к другу и продолжали путь одним единым теплым комочком.  

«Прямо по курсу наблюдаю Прелестницу, – известил Самуил Аркадьевич, – так-так-так…Ага! Кажется, вот здесь есть удобное местечко. Будем садиться. » Космолет ненадолго завис и плавно опустился на уютную полянку в прелестном лесу. Все выбрались из космолета на воздух. Самуил Аркадьевич разложил на траве свою карту и, они с Шустом склонились над ней. Шуст показал свой обычный путь с космодрома до ареала обитания Буслая. «А, мы сейчас – здесь, – Самуил Аркадьевич ткнул пальцем в карту, – в общем-то неплохо мы приземлились, отсюда ты практически повторишь свой нахоженный путь. Давай, выберем ориентир, который послужит тебе, как бы, маяком». Он забрался на пригорок и начал осматривать окрестности. «Да вот же он! – радостно воскликнул ученый, – что может быть ещё лучше?!» Огромное дерево, значительно выше остальных, возвышалось над бескрайним лесным массивом. Крона дерева-маяка была плоской формы, что выгодно выделяло его из общей зеленой массы. «Думаю, ты увидишь его из любой точки, куда бы тебя не занесло, – продолжал давать наставления Самуил Аркадьевич, – двигайся на это дерево и выйдешь к нашему космолету».  

Что касается роли Услады, она должна была подстраховывать Шуста, оставаясь незамеченной до поры-до времени, а нужный момент прийти на помощь. На Самуила Аркадьевича была возложена техническая часть – обеспечение полной боевой готовности космолета, который, при необходимости должен был беспрепятственно взлететь и улизнуть с планеты.  

Присели перед дорогой, помолчали, ударили «по рукам», прощаясь с Шустом. В последнюю минуту Самуил Аркадьевич вынул из кармана легкой куртки небольшой пузыречек коричневого стекла, протянул Шусту: «Держи, «секретное оружие. Это на самый крайний случай. Достаточно одной капли. Применяй с особой осторожностью, смотри, сам не попадись». Шуст зажал пузыречек в лапке, предварительно прочитав надпись на этикетке «Корень валерианы. Настойка».  

Над Прелестницей занималось свежее румяное утро. Пора выдвигаться. Шуст встал, ещё раз попрощался с друзьями взглядом. Самуил Аркадьевич потыкал указательным пальцем вверх в направлении дерева-маяка, призывая не забывать про ориентир. Шуст кивнул, что помнит, и быстро зашагал в тень леса, двигаясь в направлении тропы, по которой обычно ходил к Буслаю.  

Услада осторожно, прячась в высокой траве, двигалась за ним, не упуская из вида. Она видела, как Шуст вышел на свою тропу, обернулся и поднял скрещенные лапы кверху. Это был сигнал, что дальше Усладе идти не стоит, слишком опасно, здесь начиналась территория Буслая. Услада заняла позицию и приготовилась просто ждать.  

Знакомая тропка быстро привела Шуста к месту постоянных встреч с Буслаем. Котище появился внезапно на тропе прямо перед Шустом. «Шустрило?! – удивленно воскликнул он, – Откуда ты, прелестное дитя? » «Оттуда, – неожиданно для себя развязным нагловатым тоном ответил Шуст и небркежно указал за спину в никуда, – не вижу радости! » «Рад, рад, дружище! – Буслай пристально разглядывал Шуста, пялясь ему прямо в глаза, – рассказывай как там на родной планете? Навели мы шороху? Как бабка Поликсюха и иже с ей? ». Шуст очень боялся встретиться с Буслаем взглядом. Он думал, что проницательный котище сразу раскусит его, выведет на чистую воду и тогда…конец! Знал бы хитрющий котяра, что сейчас творилось в душе Шуста. Но Буслай сам был немного в замешательстве. Он пытался понять, догадался Шуст про его обман и если да, то какова его реакция на это. Так что оба исподтишка изучали друг друга и, кое-какие мелочи прошли незамеченными.  

Шуст видел, как Буслай изучает его. Он постоянно чувствовал на себе внимательный взгляд темно агатовых глазищ. Сердце уходило в пятки и сбивалось с ритма. Шуст боялся не справиться и выдать себя учащенным дыханием. Он решил отвлечь Буслая разговорами, пока тот действительно не заметил что-нибудь подозрительное в поведении Шуста.  

«Бабуська «опрокинулась» почти сразу, а сейчас полгорода «в отпаде», – начал он как можно небрежнее, – Все получилось, Буслай! Хохма удалась! ». Шуст улыбнулся сквозь силу. «Рассказывай, рассказывай! » – настаивал Буслай – Не тяни кота за все подробности! ». Пришлось рассказывать историю в красках. Буслай был о-о-очень доволен, на некоторых моментах он ржал и даже вопил от восторга, оглашая прелестный лес мерзким мяуканьем.  

После троекратного повторения рассказа Шуст отважился спросить: «Когда будем заканчивать комедию? ». Буслай застыл, перестал смеяться. «Вот щас не понял! – произнес он, – ты щас о чём ета? ». Шуст включил «дурака»: «Ну, когда будем признаваться, что это розыгрыш? Ты же сам говорил…». «Да-а-а…, – протянул Буслай, – дорогой мой Шустрило, ты желаешь знать, когда «финита ля комедия? А, как ты посмотришь на то, что «финиты» не предвидется? А, совсем даже наоборот «шоу маст гоу он? ». Здесь Шусту даже прикидываться дураком не пришлось, он, и правда, ничего сейчас не понял. Но он исправно изобразил высшую меру удивления и перешел на шепот: «Буслай, ты хочешь сказать, что это все – не розыгрыш??? Не шутка??? »  

Буслай, пританцовывая, закружился по полянке, весело припевая: «Нет-нет, это – не шутка, нет-нет, это – всерьез! ». Он заграбастал Шуста и закружился с ним в дикой пляске. Наконец, Буслай устал и рухнул на землю, выпустив из объятий Шуста. Он продолжал смеяться и всё повторял: «Ой, я де могу! Де могу! Повеселил ты меня, Шустрик! Видел бы ты свою дебильн…в смысле, удивленную рожицу! Уморил! » Буслай опрокинулся на спину и хохотал, сотрясаясь жирным лохматым телом. Шуст под шумок решил ковырнуть поглубже: «И что, не будем возвращать Синеоку бабуське? Кстати, где он, наш синеглазенький? ». Шуст попытался спросить это, как можно безразличнее и, тут же якобы занялся пробегающей мимо изумрудной ящеркой, всем видом показывая, что ответ его вовсе не волнует. За спиной он услышал хриплый, совершенно не смеющийся голос: «А, ты что, не знаешь, где липуська? ». «Неа, не знаю, откуда? » – пытаясь не выходить из безразличного тона, сказал Шуст и прямо взглянул на Буслая. Взгляд буслаевых глазищ пронзил его до мозга костей, Шуст готов был сорваться от страха. Не спуская с Шуста глаз, Буслай взгромоздил на него неподъемную лапищу, придавив к земле, и произнес: «Ну, и зачем тебе знать синеглазик, Шуст? ». Надо было как-то выкручиваться, желательно, до того, как опрокинуться в обморок.  

Превозмогая оцепенение, Шуст игриво заявил: «А, и правда, зачем мне это знать? Ещё расплАчусь, когда увижу, ха-ха-ха…Да, ну его! Ссориться что ли будем из-за малявки? Не стоит, Буслаюшка! ». «Ладно, пошли, покажу, – вроде успокоился Буслай, – сродственник тебе он все же, в одном доме, чай, жили! ».  

Они пробрались через хитросплетения травянистого плюща. Под выгнутыми оголенными корнями могучего дерева Шуст увидел лаз, заваленный большим камнем. Буслай отвалил каменюку и Шуст увидел Синеоку. Тот лежал, свернувшись колечком, дрожал всем тельцем и беззвучно открывал ротик. Синеока увидел Шуста и в грустных глазенках промелькнула надежда. Он интуитивно пополз к выходу. В следующую минуту «каменная дверь» была водворена Буслаем на прежнее место. «Ах, тюряга, ты тюряга, я живу без марафета…- промурлыкал под нос Буслай, – как тебе местечко? » «Надежно! – похвалил Шуст – есть хочется! ». Буслай оживился: «Дорогуня, чего, чего, а этого добра тут навалом. Сейчас перекусим слегонца, вечерком на ужин Синеоку можем поджарить. Укусный нябось! » Буслай увидел, что припечатал Шуста этой фразой и заржал, радуясь очередной «удачной» шутке. Шуст тихонечко напряженно подхихикнул ему. Он держался из последних сил, его мутило, болела и кружилась голова. А, главное, он совершенно не знал, как устроить побег.  

Глава 15. Побег свершился, Шуст вытаскивает Синеоку из плена.  

Погоня Буслая за липунами. Вынужденный ночлег в незнакомом лесу.  

Шуст и Синеока снова в плену у Буслая.  

«Друзья» плотненько закусили, вернее жрал Буслай, Шуст делал вид, что ест, а сам потихому выбрасывал еду в кусты. Он не мог даже думать о еде, его дико тошнило. Сытый Буслай находился в благостном состоянии. Выковыривая остатки пищи из зубов и обсасывая когти, он стал мечтательно посвящать Шуста в свои планы: «Понимаешь, дружище Шустрило! Хочу, чтобы на коленях приползли. Чтобы встали на колени на Землепланете, летели в космолете, стоя на коленях и тут от космодрома до меня – на коленях! А я еще подумаю, поизмываюсь насчет вернуть им синеглазика. Боюсь только, не протянет он долго. Не жрет ничего, отказывается. Гордый говнюшка! Потом там темно и сыровато…Боюсь, не выдержит! ». Язык у Буслая стал заплетаться, огромное тело совсем расслабилось и растеклось по мураве, потеряв очертания. Он засыпал, бормоча что-то невнятное.  

Шуст не стал затягивать дальше. Он встал и осторожно двинулся к пещерке. Вскоре он вышел из поля зрения спящего Буслая и приблизился к заветной пещерке, где томился маленький Синеока. Шуст ни разу не обернулся, чтобы не усиливать страх видом котяры. Спина итак непроизвольно ёжилась, ноги были ватными и не слушались, но Шуст упорно продирался сквозь кущи, пока не увидел арку из выгнутых корней и камень на входе. Подбежал и начал отваливать камень и тут только заметил, что ему что-то мешает действовать. Ну, конечно, в лапе зажат пузыречек с «секретным оружием». Он положил пузыречек на мягкую травку и снова принялся за камень. Когда появилась узенькая щель, Шуст прильнул к ней и тихонечко сказал внутрь пещерки: «Синеока, не бойся! Это я – Шуст! Я спасу тебя, маленький, потерпи немного! »  

Вдруг за спиной, как гром с ясного неба, прозвучал сиплый голос: «Вот и прокололся ты, Шуст! Прокололся, мразь продажная! ». Шуст стоял, как вкопанный. Он бросил заниматься камнем и начал медленно разгибаться, прихватив пузыречек с травы. Не поворачиваясь к Буслаю, он механически открутил винтовую пробку и бросил открытый пузырек с содержимым за спину наугад. В воздухе разлился какой-то странный аромат. Сначала за спиной воцарилась тишина, потом Шуст услышал шуршание и сопение, которое перемежалось чуть ли не с похрюкиванием. Так показалось Шусту с перепугу.  

Шуст скосился, пытаясь понять, почему его до сих пор не схватили и не растерзали. Боковым зрением он увидел какое-то движение, сопровождающееся непонятными звуками. Он рискнул посмотреть, что происходит. То что он увидел, ошеломило его. Зрелище было не для слабонервных. Буслай закатил глаза и медленно вращал одними белками. Огромная туша Буслая каталась по земле, извиваясь и принимая самые невероятные позы. При это Буслай с силой терся о траву всем своим толстым телом, сопел, фырчал, мяукал с подвыванием и издавал ещё массу совершенно непонятных звуков, не свойственных котауси. Периодически Буслай начинал с остервенением облизывать себя и траву, на которой катался. Пустые глазницы таращились на Шуста, но, похоже, не видели его. Шуст понял, это эффект от содержимого пузыречка и Буслай вытворял свои фортели как раз на том месте, где разлилась настойка валерианы. Сам Шуст устоял от действия «секретного оружия», наверное, потому, что слишком перенервничал и, все чувства как бы притупились, окаменели на фоне страха.  

Шуст рванулся к пещерке, разом отбросил камень, сломав при этом два когтя. Это было уже не важно. Синеока уже подполз к выходу. Шуст помог ему выбраться из импровизированной тюремной камеры и крикнул: «Рвём когти, малыш! ». Он кинулся в лес, не выбирая направление, лишь бы побыстрее и подальше от зверюги Буслая. Оглянулся, увидел, что Синеока совсем не может идти, просто пытается ползти за ним. Шуст вернулся, забросил Синеоку себе на спину и велел впиться всеми коготками, запустив их в шерсть, а то и в кожу, держаться что есть сил. Коготки были хоть и маленькие, но очень остренькие и впились довольно чувствительно. Но Шусту было не до боли, он улепётывал в лес с Синеокой на загривке.  

Когда Шуст совсем выбился из сил и просто рухнул в изнеможении, он заметил, что стало темно. Незнакомый лес густой стеной обступил их с Синеокой со всех сторон. Шуст вспомнил про ориентир и понял, что потерял его. Не понятно было, куда двигаться дальше. Да, и собственно двигаться он уже не мог, последние силы покинули его. Шуст решил ждать утро. Вернее, хоть какие-то проблески света. Конечно, это было крайне опасно. Буслай мог появиться откуда угодно, нюх у дикаря был ого-го! Надо было найти хотя бы какое-то подобие укрытия. Шуст стал наощупь исследовать место, где они притормозили. Глаза привыкали к темноте и он пытался рассмотреть окружающую обстановку. В одном месте Шуст нащупал подобие стены из нагромождения валунов. Он поднапряг зрение и различил ходы между отдельными камнями, затем увидел узенький лаз, через который можно было проникнуть в небольшую пещеру. Он позвал Синеоку. Маленький юркий липун пролез в узкую щель без особого труда, Шусту пришлось постараться. Он буквально раскатал себя по земле, как пласт теста скалкой и, помогая всеми четырьмя лапами, залез в пещеру. Липуны прижались друг к другу. Синеока, наконец-то, перестал дрожать мелкой дрожью и плакать. Шусту самому хотелось взвыть от отчаяния, биться в истерике. Но сейчас он никак не мог себе этого позволить. Ведь малыш Синеока полностью доверился ему, возложил на него все свои надежды на спасение. Шусту надо было во что бы то ни стало держаться. Он должен был быть старшим, взрослым и сильным!  

Шуст обернулся своим телком вокруг маленького тельца Синеоки и применил все свои навыки по вырабатыванию дополнительного тепла. Так одним общим мохнатым комочком липуны провалились в глубокий сон.  

Шуст вздрогнул и очнулся. Сначала, ничего не понимая, он таращился на каменистые стены своего укрытия. Затем сознание медленно возвратило его в настоящую реальность. Он аккуратно развернул телко, которым обвивал и согревал маленького Синеоку. Размял затекшие мышцы. Взгляд его упал на светлую полоску щели, через которую они заползли в пещерку. Шуст в ужасе отпрянул. В узком проеме щели торчали треугольники большущих ухилей с кисточками. Сомнений не было – это были ухили Буслая!  

Глава 16. Снова побег, снова погоня.  

Услада спешит на помощь липунам и проигрывает битву с Буслаем.  

Шуст прощается с жизнью.  

Буслай услышал звук осыпающихся камешков в пещерке. Это Шуст отпрянул от щели, оступился, упал и наделал шума. В щели появились злые настороженные глазищи Буслая. «Доброе утро, дурик! Пора сбривать усы! » – с издевкой сказал Буслай.  

Шуст оценил обстановку – щель была настолько узка, что в неё не пролезла бы даже лапа Буслая, иначе их с Синеокой давно бы не было в живых. Но, им тоже отсюда не выбраться. Буслай как настоящий охотник за добычей способен высиживать и выжидать часами. Ясно, что он будет сторожить выход до последнего. Как же обидно и глупо, что Буслай просто уморит их голодом в этой маленькой дурацкой пещерке! Шуст совершенно растерялся, он не знал, что делать и запаниковал. А в узкую щель на него, не мигая, смотрели враждебные глазищи.  

Проснулся Синеока, тоже увидел страшные глаза и начал плакать, тоненько мяуча. Время шло, мыслей по спасению не прибавлялось. У Шуста мелькнула надежда, что может их начнет искать Услада. Но, что она сделает одна против огромного хищника? Потом, Шуст понятия не имел куда и как далеко их занесло, когда он ночью удирал, бежал, лишь бы бежать…  

Сидеть в ограниченном пространстве под пристальным взглядом хищного зверя, жаждущего кровавой мести, становилось невыносимо. Буслай видел это и предпринял ещё одну психологическую атаку. Он просунул когтищи в щель и начал скоблить ими по камню, приговаривая: «Федька Крюгер пришел!!! У-у-у!!! ». Это было ужасно!  

Вдруг Синеока схватил камешек, запустил его по когтям Буслая и, ведь, попал! Котяра отдернул когтищи и прорычал: «Тварь поганая! Больно же! Ну-ка вылезай маленькая козявка! ». Он ещё долго изрыгал ругательства и проклятья, но когти больше не совал.  

Шуста клонило в сон, скорее в забытьё, которое тут же превращалось в кошмар с надвигающейся тушей Буслая, огромными лапищами с загнутыми когтями и висящим на этих когтях окровавленным Синеокой. Он вздрагивал, сердце замирало, готовое вот-вот остановиться.  

Обстановка становилась всё напряженнее. Хорошо хоть Синеока немного отвлекал сам себя. Он перебирал камешки за спиной Шуста, игрался с ними. Даже в такой дикой обстановке он оставался наивным детусей. Вдруг малыш увидел в дальнем уголке пещерки настоящее живое существо, серенькое с тонким длинным хвостиком и с глазками-бусинками на острой мордочке. Это был грызунчик-мышонок. Он бесстрашно уселся рядом с Синеокой, встал на малюсенькие задние лапки, понюхал воздух и начал смешно начищать мордочку, совершенно не смущаясь близостью котауси. Синеока осторожно потрогал мышонка лапкой, тот юркнул в дырочку между камешками и исчез. Синеока стал искать милейшее существо, разбирая камешек за камешком и, наконец, увидел тоненький хвостик. Он подцепил его коготком и легонечко потянул к себе. Хвостик вытягивался из-под камешков и становился всё длиннее и длиннее. Синеока сильно озадачился и начал расчищать от камешков место, куда у него на глазах смылся мышонок, а теперь торчал один хвостик, причем, удлинившийся невероятным образом. «Интересно, – думал любопытный липунчик, – этот хвостик бесконечный? ». Хорошо, что спина Шуста надежно закрывала его от глаз Буслая. Мышкин хвостик, наконец, закончился и оказался вовсе не хвостиком, а веревочкой, привязанной к небольшому металлическому колечку. Колечко же было укреплено на крышечке-лючке. Надо было срочно показать всю эту замысловатую конструкцию Шусту. Синеока сообразил, что ни в коем случае нельзя, чтобы это увидел Буслай. Малыш стал выжидать момент и, этот момент вскоре случился.  

Прожора Буслай проголодался и решил, не упуская из вида вход в пещерку, где прятались липуны, поискать в округе обед. На какое-то время наблюдательная щель осталась без «всевидящего ока». Малыш-липун кинулся к пребывающему в оцепенении Шусту. Молча, одними глазами показал на веревочку с колечком на лючке. Шуст потянул за веревочку, крышечка откинулась, открывая ход в подземелье. Ход был узкий, но вполне достаточный, чтобы пролезть в него.  

Медлить было нельзя, это была единственная надежда вырваться из заточения. Хотя нырять опять пришлось в неизвестность. Но размышлять и прикидывать было некогда, Буслай в любую минуту мог вернуться на свой пост.  

Синеока нырнул первым, Шуст протиснулся через узкое «горло» подземного хода и попал в свободное пространство. Здесь уже можно было вполне прилично двигаться и, беглецы устремились по подземному тоннелю, пытаясь найти долгожданный выход. Вот потянуло свежим воздухом и вскоре липуны выбрались наружу.  

Первое, что сделал Шуст, он вскарабкался на высокое дерево и внимательно осмотрел окрестности. Есть! Он заметил плоскую крону дерева-маяка. Направление движения было определено. Шуст также отметил, что заветное дерево находится довольно далеко от того места, где они сейчас находились. Это означало, что не все ещё закончено. Нельзя было терять ни минуты. Синеоку опять прицепили на загривок Шусту и липуны рванули прочь от злосчастного места.  

В это время Буслай вернулся с обеда, вернее со третьего завтрака. Он так сытно перекусил, что не удосужился сразу заглянуть в щель на пленников. Это дало ещё небольшую фору удирающим.  

Буслай разомлел, развалившись на шелковистой травке в тенёчке. Через некоторое время он как-то заволновался, что-то его забеспокоило, что-то было не так. Его настораживала тишина, из пещерки не доносилось ни звука. Лень было раздирать осоловевшие глазья, но годами выработанная настороженность, не давала покоя. В своей дрёме Буслай не мог достигнуть высшего предела сладости. Он с трудом заставил себя подняться и направился к пещерке. Заглянув через щель внутрь, он не поверил своим глазам – пещерка была пуста! Ещё не веря в то, что случилось, Буслай стал ощупывать недоумевающим взглядом каждый камешек пещерки, закатывал глаза кверху, чтобы исследовать потолок. Липунов не было, точно не было!  

Вдруг он заметил дыру и откинутый лючок. Пазл сложился – его провели, подлые везунчики-липуны «сдрыстнули»! Буслай шустро обежал вокруг, стараясь найти тайный выход из пещерки. Выхода не было. Он взял радиус побольше, потом ещё побольше и, наконец, обнаружил выход, через который удалось улизнуть пленникам. Буслай был отличный следопыт. Он быстро взял верное направление и пустился в погоню за беглецами.  

А, что же наши удирающие липуны? Шуст старался, как только мог, но силы иссякали. Измученный физически и особенно морально, он двигался всё медленнее, и медленнее. Липкий, пронизывающий насквозь страх ещё сильнее ослаблял его. Шусту казалось, что он топчется на месте. Вместо того, чтобы реализовать неожиданно подаренную судьбой фору, он практически не продвигался вперед. Малыш Синеока, прилипившийся на закорках казался неимоверно тяжелым. Шуст решил передохнуть, иначе лёгкие могли вот-вот разорваться от боли. Сейчас они находились на небольшой полянке, впереди на пути следования – подъем по каменистой тропке. Без отдыха Шусту не преодолеть даже такой пологий подъем. Синеока слез со спины Шуста, примостился рядышком. Шуст оперся о гладкий валун и пытался привести срывающееся дыхание в норму. Сейчас он отдохнет и с новыми силами рванет по тропке вверх, а там…Он очень надеялся, что за подъемом он вы вырулит на знакомую тропу, которая быстро приведет их к космолету Самуила Аркадьевича. Это был бы идеальный вариант, о котором так мечтал совершенно измотанный Шуст. Надо было только немножко отдохнуть…  

Вдруг Шуст услышал хруст ломающихся веток, на поляну из леса выскочил Буслай. За время погони он окончательно озверел, ему даже не хотелось придуряться. Буслай сделал мощный прыжок в центр поляны и издал дикий торжествующий рык зверя, настигшего свою добычу.  

Шуст увидел, как Синеока рухнул на землю, зарывшись испуганной мордочкой в траву. Наруже торчала только пушистая попка с треугольным хвостиком, дрожащим мелкой дрожью. Шуст механически схватил малыша, подсадил его повыше, спрятав за камень, и крикнул: «Синеока, беги, чеши, ползи, удирай, улепетывай, родной! Ори, зови на помощь! Наши близко! »  

Шуст четко осознавал, что сам он находится всего в одном прыжке от разъяренного чудовища, и он, Шуст – на данный момент его главный враг. Потом настанет темнота, небытие, конец! Почему-то он перестал бояться за себя. Ужас пронзал его при мысли, что вместе с ним гибель ожидает и маленького, всеми любимого липунчика. Он так и не смог ему помочь. Хуже того, это он, Шуст, фактически отдал его на растерзание дикому зверюге. «Когда же всё закончится? » – Шуст уже торопил конец, который избавил бы его от невыносимых терзаний совести.  

Буслай сиганул на Шуста. Шуст наблюдал, как в рапиде, вытянулось в воздухе мощное тело котяры и торпедой двинулось в его направлении. Однако, одновременно в прыжком Буслая не менее мощный прыжок совершил ещё кто-то. Это была Услада, примчавшаяся на оглушительный рык. Подобно снаряду она врезалась в летящую тушу Буслая. Удар о железные мышцы Буслая был сродни удару о бетонную тумбу. Услада вовремя выпустила когти и вцепилась им в подвернувшееся бедро. Буслай взвыл от неожиданности и боли и рухнул на землю, не долетев до очумевшего Шуста буквально несколько сантиметров. Услада еле успела отскочить, рискуя быть раздавленной. Тут же подпрыгнула и напала ещё раз. Второй бросок получился крайне неудачным. Буслай огромной лапой, как битой, с неимоверной силой отбил летящую на него Усладу. Та, кувыркаясь в воздухе, отлетела, ударилась о ствол дерева и шмякнулась на землю.  

Шуст окаменевшим столбиком наблюдал за бойней. Страшнее всего было видеть, как Услада, поторопилась и ошиблась в прыжке, попала под лапень Буслая, полетела кувырком, врезалась в дерево и плашмя рухнула на камни уже без чувств. Бедная, побитая Услада лежала в неестественной позе с вывернутыми лапками и разодранным в кровь боком. Из ноздрей и полуоткрытого рта пузырилась кровавая пена. Шуст с горечью подумал, что его подруга мертва. Вряд ли можно было выжить от такого удара. Красавица Услада, отважно вступившая в неравный бой со страшным экзальтированным зверем, погибла…  

Шуст устремил прямой решительный взгляд на Буслая. Он не даст просто разорвать себя на куски, он примет смертный бой и, хотя бы одной раной на теле котяры, отомстит за Усладу! Буслай был готов к очередному прыжку. Дикий неуправляемый зверь победил в нем остатки сарказма и злой шутливости. Сейчас перед Шустом в напряженной стоял «чистой воды» Зверь, который жаждал кровавого убийства.  

Буслай издал рык, огласивший окрестности далеко вокруг поляны и заставивший замолчать всё живое. В повисшей над поляной смерти тишине не было слышно ни единого звука. От мощного рыка осыпались листья с ближайших деревьев. Шусту показалось, что он оглох и, он очень удивился, когда услышал ритмичный звук. Это Буслай начал рыть землю всеми четырьмя лапами. Клочья выдранной травы с комьями земли летели в разные стороны. И без того злой котяра ещё больше разжигал себя, готовясь к последнему прыжку. Шуст понял, это – конец, реальный конец! Через мгновение и он превратится в такие же клочья и разлетится по поляне отдельными окровавленными частями своего бренного тела, не успевшего вволю пожить. Он перейдет в состояние больших и маленьких кусочков шерсти и мяса.  

«А, как же вся жизнь, как кинопленка? » – глупо подумал он. Кинопленка его молодой жизни не хотела мелькать перед глазами, как положено в таких случаях. Перед затуманенным взором всё время вставали огромные зеленые глаза с миндалевидным разрезом, её глаза, любимые глаза Млады. Только Млада никогда не узнает, что была последним видением в жизни Шуста, грустно! Она всё смотрела и смотрела на него зелеными огоньками, закрывая своим милым образом разъяренного Буслая и, на душе у Шуста становилось спокойно и легко…  

Глава 17. Вовремя подоспевшая помощь. Буслай обезврежен доброчелами.  

Долгожданное спасение липунов. Скорее домой на Землепланету.  

Вдруг на поляну легла огромная тень и что-то, что отбрасывало эту тень, начало опускаться с неба. Шуст почему-то подумал, что это Самуил Аркадьевич на своем космолете решил пойти на таран Буслая и погубить себя и чудовище во имя спасения друзей-липунов. «Неужели всем перед смертью лезет в башку такая бредятина? » – вяло подумал он.  

Нечто с неба шлепнулось прямо на застывшего Буслая. Это оказалась огромная сеть из мощного каната, которую набросили на котяру подоспевшие доброчелы из спасательного спецотряда. Самуил Аркадьевич не выдержал длительного ожидания возвращения липунов, а когда несколько раз услышал разрывающий душу рык, сообщил по рации на Землепланету о предпринятой секретной операции с участием бабусиных липунов. Отряд незамедлительно кинулся на выручку, Теперь, как мы знаем, отряд появился очень вовремя.  

Буслай забился в сетке. Он рвал её когтями и зубами, но сеть была сделана из надежного прочного каната и выдержала. На поляну со всех сторон выскочили десять «вежливых» спасателей и окружили бившегося в бессильной злобе и орущего на все лады Буслая, предотвращая, на всякий случай, побег зверюги. Всё происходило четко и быстро. Один из спасателей, самый высокий, статный спецназовец кинулся к Усладе, стал на колени, сделал укол, наложил стерильную повязку на рану. Затем завернул Усладу в плед и держал на руках. Шуст сквозь туман увидел Самуила Аркадьевича с Синеокой на руках. Силы совсем оставили его, он, как бы, полетел в бездонную пропасть, теряя сознание.  

Остатки фраз он слышал через вату, говорившие почему-то сильно растягивали слова. Сам соображал также медленно и по слогам. Странное ощущение… «Жива…», – произнес доброчел, который держал Усладу на руках. «Хо-ро-шо…», – мысленно произнес Шуст, – это они про Усладу. Ему казалось, что он улыбнулся. «Пакуем…», – скомандовал, наверное, самый главный спецназовец. «Хо-ро-шо…», – опять подумал Шуст, – это они про Буслая. «Ребята, кто-нибудь, главного липуна на руки и ходу к космолету. Срочно вылетайте на Землепланету! Мы – на грузовом с «чудо-юдищем следом. ». «От-лич-но…, подумал Шуст, – главный липун – это Я…». Он улыбался своим спасателям широкой благодарной улыбкой. Дальше Шуст ничего не видел и не слышал, он был без сознания. Он никому не улыбался, была просто невероятно измученная, искривленная рожица…и всё! Часть команды спасателей, а также Самуил Аркадьевич с Синеокой, которого ученый заботливо прижимал к себе, как самое драгоценное в мире, во весь опор неслись к космолету, чтобы вылететь на родную планету и оказать уже квалифицированную помощь раненым.  

Шуст очнулся от резкого запаха, ударившего в нос. Он, конечно, не знал, это спецназовец, который держал его на руках в теплом пледике, сунул ему в носель ватку с нашатырным спиртом. Шуст осмотрелся, понял – они летят. Рядом огромный по своим габаритам дяденька-спасатель держал на руках Усладу, которую специально не выводили из комы. Неизвестно, что там с позвоночником и головой, как бы хуже не сделать. Усладин спасатель ритмично гладил её по безучастной мордочке и силился не плакать. Ему это плохо удавалось, слезы непроизвольно катились из добрых глаз и капали на Усладу. Спецназовец дико стеснялся своей невольно нахлынувшей слабости. Другие понимали это и делали вид, что ничего не замечают. Напротив сидел Самуил Аркадьевич с притулившимся Синеокой. Решено было перегнать его маленький космолет на территорию космодрома, садиться за штурвал в качестве пилота для Самуила Аркадьевича было очень рискованно. Слишком много было пережито вчера и сегодня. А космолет можно было забрать в любое время в более спокойной обстановке.  

От резкого запаха какой-то «хрени» (так окрестил нашатырь липун) Шуст начал отчаянно чихать, подряд раз двадцать. На десятом чихе доброчелы не выдержали и начали хохотать. Уж очень комично исполнял свои чихи Шуст. Наконец, он прочихался. «Спецы» уже перестали смеяться, а Самуил Аркадьевич всё никак не мог остановиться, хохотал всё сильнее и сильнее. Спасатели тревожно переглянулись. Истерика, с ученым дедусей приключилась истерика! Самуил Аркадьевич заметил тревогу спецназовцев и взял себя в руки. Он пробормотал: «Я в порядке, друзья мои, не волнуйтесь». И смущенно потупился. Но как только его взгляд поймал удивленный взгляд Синеоки, ученого постигла другая беда. Он безудержно зарыдал. Сидевший рядом спасатель потихоньку сунул Самуилу Аркадьевичу клетчатый носовой платок, которым ученый начал утирать бежавшие потоком слезы. «Я сейчас…я справлюсь…», – виновато бормотал он весь оставшийся путь и, всем было невыносимо жаль расклеившегося дедусю.  

Глава 18. Возвращение. Городок рукоплещет своим героям!  

Домой к любимой бабусе!  

Долгожданная встреча. Всё – хорошо!  

Космолет плавно опустился. На космодроме прибывших с Прелестницы уже ожидали врачи экстренной помощи на «мобильной реанимации». Были тут и серьезные дяди – представители властей и крутые чины Службы спасения. Утаить от простых доброчелов – жителей городка то, что ожидается прилет героев-липунов, не удалось-таки. Радостная весть разнеслась по городку мгновенно и, толпы доброчелов, жаждущих первыми лицезреть героев, кинулись к космодрому. Близко их не подпустили, т. к. надо было организовать срочный вывоз тяжело раненой Услады и, посторонние непроизвольно могли стать серьезным препятствием. Пришедшие на встречу не могли видеть, что происходит на поле космодрома, но их восторженные, ликующие крики разносились по всему городку.  

Мамонт, такой позывной был у спецназовца, который держал на руках Усладу, ни под каким видом не хотел расставаться с раненой котауси. Еле-еле уговорили врачей разрешить упёртому Мамонту быть рядом с Усладой до передачи её в руки врачей-хирургов. Уже в реанимобиле Усладе поставили капельницу и как следует обработали рану на бедре. Когда бедную Усладу доставили в лучшую доброчелскую клинику, там всё было готово к операции и, лучшие врачи срочно приступили к спасению отважной котауси.  

Мамонту разрешили обождать окончания операции. Он остался, хотя валился с ног от переживаний, примостился на диванчике и стал ждать. Странное прозвище Мамонт один из лучших спецназовцев спасательного отряда получил отчасти по своей фамилии (его звали Захар Мамонтов), отчасти его так прозвали друзья за огромные габариты (под два метра росту и сто тридцать килограммов живого веса) и кажущуюся внешнюю медлительность. Это было обманчивое впечатление. Когда было надо Захар Мамонт проявлял завидную подвижность, был невероятно чёток и быстр в своих движениях, рассчитанных до сантиметра. Мамонта любили друзья-спецназовцы и уважали старшие по званию. Несомненно, он был стОящий спасатель. И вот этот большой, мужественный доброчел вдруг расклеился из-за котауси, чужого липуна. Его поразили мужество и самоотверженность Услады, которая, ни минуты не сомневаясь, бросилась на защиту своих родных липунов, зная почти наверняка, что погибнет в неравной схватке. И всё же бросилась без раздумий! Сейчас врачи боролись за её жизнь и, Мамонт так надеялся, что Услада выживет! При малейшем движении за матовыми стеклами операционной Захар вздрагивал, сердце замирало, а вдруг?.. Он боялся думать, что вдруг…  

Операция длилась уже около трёх часов. Повреждения оказались серьезными: треснули два ребра, ранено легкое, множественные ушибы головы и внутренних органов. Открытая зияющая рана на бедре от когтищ Буслая тоже внушала серьезные опасения. Наконец, из дверей операционной появился оперирующий хирург. Он подошел к Мамонту, присел рядом, приобнял, как близкого друга, устало улыбнулся и сказал: «Будет жить! Она сильная, выкарабкается». Мамонт кинулся к врачу на шею, сжал его в своих мощных объятьях, чуть не задушив. «Спасибо! » – прохрипел он сдавленным от нахлынувших чувств голосом и мелко-мелко заморгал длинными ресницами. Фу, отлегло! Но Мамонт не ушел и провел ночь в клинике. Утром узнал, что состояние Услады стабильное, хотя всё ещё тяжелое. Чуть позже Услада пришла в сознание и ей даже разрешили несколько раз в день при перевязках самостоятельно зализывать рану, т. к. не секрет, что слюна котауси – самое действенное лекарство для заживления всяческих ран.  

Только тогда Захар успокоился и покинул клинику. Он вышел на ступеньки больничного корпуса, с удовольствием потянулся, разминая огромное тело. В глаза брызнул яркий утренний свет. Прекрасное утро прекрасного дня!  

Его тут же окружила беспокойная толпа, жителям городка не терпелось узнать, как дела у Услады, которая мгновенно стала всеобщей любимицей. Мамонт молча сложил большой и указательный пальцы колечком и показал доброчелам, подняв руку высоко над головой. Толпа народа дружно зашумела, раздался радостный смех и общее веселье охватило доброчелов. Жива!!! Мамонт бодро зашагал на службу, настроение у него было чудесным!  

Давайте-ка, оставим на время нашу героиню Усладу, пусть она выздоровливает под присмотром опытных медиков и набирается сил. Скоро она вернется в дом любимой бабуси.  

А, мы посмотрим, что же происходит сейчас в сказочном домике бабуси Поликсении.  

Вы помните, что мы оставили нашу бабусю в жутчайшем состоянии? Она, конечно, ничего не знала о задумке липунов, которые отважились на операцию по спасению Синеоки.  

По прилёте с Прелестницы на Землепланету Шуста и Синеоку на спецтранспорте лихо доставили домой. Шуст категорически отказался от госпитализации, он утверждал, что в совершейнейшем порядке. Надо было срочно порадовать бабусю её маленьким липунчиком и, Шуст с Синеокой рвались домой.  

И вот, наши липуны с волнением и тревогой вошли в родной дом. Соседка бабуся Добродея, которая не отходила от своей подруги, всплеснула руками, громко ахнула и кинулась навстречу липунам. За ней попрыгали из бабусиной постели Умила и Млада. Все обнялись и слились в кружок. Радости не было предела! Добродея подхватила Синеоку на руки и быстренько сунула его в постельку к бабусе. Липунчик неуклюже заспешил, путаясь в рыхлом одеяле, уткнулся мохнатой мордочкой в подбородок бабуси и начал тереться об него лобиком, громко урча. Закрытые веки Поликсении дрогнули, глаза слегка приоткрылись и тут же широко распахнулись. Похоже, до бабуси дошло, что Синеока – не сон. Вот он, живой и невредимый! Бабуся схватила Синеоку двумя пухленькими ручками, прижала к щеке. Синеока пискнул. Бабуся принялась целовать его в мордочку, ушки, грудку. Добродея и липуны молча наблюдали эту трогательную сцену возвращения бабуси к жизни и не смели прерывать. Вволю натискав и совершенно зацеловав Синеоку, бабуся легко приподнялась на подушках, прижала малыша к груди и сказала: «Есть-то как хочется! Добродеюшка, дай чего-нибудь вкусненького. ». Добродея кинулась к столу, схватила тарелочку с пирожками, протянула Поликсении. Бабуся с превеликим аппетитом навернула три пирожка, запив их сладким травяным чаем. Глаза у неё заблестели, румянчик, правда, еще слабенький, заиграл на бледных щечках. Без конца наглаживая и челомкая Синеоку, она взглянула на Шуста, который скромно сидел около постели и боялся поднять на бабусю глазочи. Бабуся опустила руку и погладила Шуста по лобику. Он прижался к родной мягкой ручке мордочкой и издал виноватое протяжное урчание. Бабуся ласково сказала: «Иди ко мне, мой липунюшка. Настрадался, милый. Иди-иди скорее ко мне, будем обнимашки-целовашки». Шуст запрыгнул к бабусе и примостился у неё на плече. Было до ужаса сладко! И как-то очень спокойно. Он уткнулся ещё глубже в рукав батистовой бабусиной сорочки и тихонько промяукал: «Прости меня…». Бабуся нежно прижала его, поглаживая по головке: «Ну, ну, ну…Всё позади, забудь, не вспоминай…Мой славный герой, мой «просто царь». Шуст получил нежнейший поцелуйчик в лобик.  

Спали мирно и сладко всеми в одной постельке. Как же хорошо!  

Утром бабуся поднялась, нарядилась в нежно салатовый с мелкими цветочками пышный сарафанчик. Под сарафанчик бабуся надела белоснежную кружевную блузочку. Как же она была хороша! Легким облачком бабуся порхала по кухне, тискала по очереди каждого липунюшку, она явно ожила всем на радость! Прекрасное настроение передалось липунам. Они прыгали, скакали, резвились. Было замечательно!  

В домик бабуси почти вернулась прежняя радость. Почти потому, что пока в семье не доставало одного члена – Услады. Часиков в одиннадцать заехал Захар Мамонт и, все отправились навестить Усладу. Встреча была шумной, с радостными мяуканьями, повизгиваниями котауси и причитаниями бабуськи, символизирующими всеобщую любовь и преданную дружбу. Бабуся с блаженной улыбкой взирала на весь этот гвалт и думала: «Какая у меня замечательная семья! Они все – моя прелесть! ».  

С большим трудом уговорили Усладу остаться в клинике ещё на несколоко дней. Она взгрустнула, но осталась, недомогание давало себя знать. Захар Мамонт тоже остался с Усладой. Ему нравилось общаться с милой котауси, к тому же у него был выходной. Мамонт читал Усладе книжки, в основном одну старую под названием «Дорогами сказок». Уж очень она нравилась Усладе. Друзья много разговаривали ни о чём и обо всём. Время для Услады в клинике летело незаметно.  

А в домике бабуси всё встало на свои места. Жизнь потекла своим чередом, как обычно, а ничего другого никому и не надо было.  

Пожелаем им, мои друзья-читатели, этого простого, но такого необходимого счастья!  

Послесловие.  

Конечно, вам интересно узнать, как сложились судьбы моих героев.  

Вкратце. Более подробно я собираюсь описать истории липунов в своих новых книжках.  

Сначала поведаю про основных моих героев.  

Синеока заметно подрастал, он пребывал во всеобщей любви и теплой заботе. Что вы думаете, любовь к маленькому забавному липунчику была в прямом смысле всеобщей. Городок буквально «сходил с ума» по избранному любимцу. Музыканты сочиняли и пели на каждом углу песни про Синеоку, мультики с героем Синеокой били все рекорды по просмотрам. Я не говорю уже про одежду с символикой синеглазого липуси, а также игрушки в виде Синеоки. Маленький бабусин липунюшка старался не зазнаваться и, как предостерегала бабуся, не подхватить «звездную болезнь». Но, по секрету, Синеока очень гордился собой. Вся эта шумиха вокруг его персоны была ой, как приятна, до сладкого замирания сердечка!  

Шуст с Усладой (она уже вернулась в бабусин домик к своим) тоже «отхватили» свой момент заслуженной славы. Их чествовали по-взрослому в огромном концертном зале, до отказа заполненном доброчелами. Солидные дяди вручили нашим липунам высокие награды за мужество. Они были зачислены в отряд специального назначения как почетные спасатели. Поаплодируем и мы им, заслужили!  

Но самое важное событие случилось в домике самой бабуси Поликсении. Уже ни для кого не было секретом, что между Шустом и Младой возникла Любовь. Романтичная парочка была полна счастья, на которое только были способны котауси. Наши замечательные по уши влюбленные липуны ожидали потомство. Млада была трогательно мила и очаровательна со своим округлившимся пузком, а Шуст иногда просто смешон в своей чрезмерной заботе о любимой. Бабуся насмотреться на них не могла. Поликсения очень гордилась собой, т. к. в истории любви Шуста и Млады она сыграла очень даже не последнюю «скрипку».  

Но…оставим наших молодых влюбленных липунов. Эта довольно заманчивая темка будет хороша для моей будущей книги о приключениях липунов. Договорились?  

Кстати, к соседке Добродее совсем недавно прилипли два братца-близнеца. Теперь каждый вечер соседи совершали визиты друг к другу. Липуны Поликсении и Добродеии очень подружились и обожали эти совместные вечера. Востренький, намётанный глаз Поликсении уже кое-что заприметил в отношениях добродееных братцев и своих девчонок-липунов. «Ох, Добродееюшка, – говорила она, потягивая чаёк из блюдечка тончайшего фарфору, – чувствую, породнимся мы скоро! ». Обе заливались звонким смехом.  

Ну, и немного про других героев моего повествования, как без них?  

Что Буслай, спросите вы? Буслая доставили на Землепланету в грузовом космолете под присмотром спецназовцев. Его погрузили прямо в сетке-ловушке, не рискнули переправлять без «сдерживающего фактора». Буслай ещё долго бился и бешено орал на все лады, разрывая на части сердца сопровождавших опасный груз спецов. Потом вроде затих на время, престал дёргаться, лежал под сеткой, сверкал агатовыми глазищами и пел, скорее «молотил» по мозгам речитативом, набор едва понятных фраз: «Идет охота на волков, идет охота, на серых хищников…». Сделав небольшую паузу, принимался вновь: «Идет охота…И лают псы до рвоты…Кровь на снегу и капли красные флажков…». Один из спецназовцев молодой парень спросил у другого прерывающимся шепотом: «А, кто такие Псыдо Рвоты, ты знаешь? Это на кого он намекает? ». «Не знаю, – таким же шепотом с хрипотцой ответил спасатель, – зовут так, похоже, каких-то чудовищ. Страшные звери! Смотри внимательней, глаз с него не спускай! ».  

Дальнейшую судьбу Буслая решил «закрытый» суд – выселить котяру как особо-особо опасного на далёкую планету Зиндон, вернуться оттуда он не сможет уже никогда. Планета Зиндон было очень удалена от Землепланеты. Добраться до неё можно было только дозаправившись на промежуточной станции на планете ТЗС-1.  

Шуст случайно узнал от Захара Мамонта, что завтра Буслая погрузят в спецкосмолет и навсегда выселят с Землепланеты, обитателям которой котище причинил столько вреда и горя. Шуст не понимал самого себя. Ему приспичило увидеть Буслая. Да, что там хитрить. Он хотел попрощаться с Буслаем, бывшим кумиром, учителем и «другом». Странно, после всего содеянного, Шусту очень хотелось перекинуться с Буслаем хотя бы парой слов.  

Он уговорил Мамонта посодействовать ему в необъяснимой затее. Отправка Буслая была назначена в ночь. Для этого организовали спецрейс. Преступника посадили в металлический контейнер в небольшими окошками для подачи еды и дырочками в стенках для проникновения воздуха. Когда контейнер с Буслаем был закрыт на мощные засовы, Шусту разрешили подойти и пообщаться с ним буквально несколько минут. Шуст прильнул к одному из окошек, высматривая Буслая. Тот медленно подошел, посмотрел на Шуста серьёзно, без обычных идиотских ломаний и спокойно сказал: «Шустрило, прощай. А, знаешь я много думал о нас, вспоминал…Я так скучаю по нашим встречам в парке…Помнишь? ». «Помню, – не удержался и ответил Шуст, – Буслай, а зачем ты меня обманул? ». «А, зачем ты меня предал? » – грустно вопросом на вопрос ответил Буслай. Вдруг в глазищах Буслая вспыхнули желтые огоньки, он на мгновение превратился в знакомого Бкслая, который любил грубо пошутить и попоясничать. «Есть в старом парке черный пруд, – запел Буслай неожиданно красивым, правильным баритоном, – там лилии растут…там лилии растут…А, что, Шуст, посади в мою честь в нашем парке у пруда лилию…одну лилию, Шустрило. Она вырастет и будет напоминать тебе обо мне…». Буслай резко отпрыгнул вглубь в самое темное место. Больше он ничего не сказал и не посмотрел в сторону Шуста. Космолет ушёл в ночь, унося большую часть прошлого Шуста.  

Бедный Шуст не спал всю ночь, думал про себя и Буслая. Как всё было неоднозначно! Он ворочался, крутился, глубоко и часто вздыхал, пока Млада не пнула его в бок, давая понять, что ей мешают спать. Шуст притих, а под утро ушел в сад, задремал под любимым кустом розовой гортензии. Ему виделись огромные агатовые глаза Буслая, те глаза, которыми Буслай смотрел на него в последние минуты прощания. Сны были тягостными, под их впечатлением Шуст находился потом целый день. Страдал он и после ещё долго. Правда, никто никогда этого не заметил ни сейчас, ни потом. Это была боль сугубо личная, боль глубокая и никак не проходящая, боль была с Шустом всегда…  

Тоска и боль прошли только после того, как у Млады появились три детуси-липунчика. Появление слепых, беспомощных малышей кардинально изменило жизнь молодого папаши-липуна и заставило забыть такое тяжкое расставание с Буслаем, по крайней мере, на данный момент.  

Захар Мамонт очень подружился с семьей бабуси Поликсении. Надо сказать, его очень жаловали у бабуси. Он был частый гость в домике, засиживался допоздна. Бабуся не боялась отпускать всю ватагу своих липунов с Мамонтом на дальние прогулки. Открою секретик. Мамонт мечтал, что полюбившаяся ему Услада переприлипнет от бабуси к нему, но безнадежно. Поэтому он молчал, маялся, но молчал, не мог по другому. Не положено!  

А, что наши приятели дедуси? Самуил Аркадьевич шибко прославился. Его изобретением заинтересовался ни один солидный институт. Его затаскали по семинарам, тематическим лекциям. Самуила Аркадьевича включали в разные авторитетные комиссии, он писал бесконечные рецензии на всяко-разно изобретения. Он жутко уставал от такого активного образа жизни. Самуилу Аркадьевичу выделили солидный грант на разработку нового проекта в сфере малых летательных аппаратов и, ему не терпелось целиком погрузиться в любимое дело. Оставим его за эти занятием.  

Дедуся Пахомыч мечтает о тихих вечерах за партейкой в шахматы с приятелем ученым. Только уж дюже занят сейчас наш ученый, жутко устает от многочисленных заседаний и рано засыпает прямо в кресле. А ещё Пахомыч не перестает мечтать о Шусте. Ведь котауси долго жил у него в саду, хотя так и не прилип. Пахомыч сейчас страшно жалеет, что в свое время не поднарушил закончик и не настрополил Шуста на прилипание к себе. Он продолжает надеяться. Зачастил в дом к бабусе Поликсении. Аккуратненькая веселая бабуська страсть как нравится ему, и, кажется, флиртует с ним немного. Во всяком случае, Пахомыч получает от встреч с Поликсенией и её липунами массу удовольствия. Он стал веселым, любит красиво одеться, когда идет в гости и, вообще, ему хорошо живется.  

Неплохо зажил и весь городок, который изрядно тряхнул случай с похищением Синеоки. Постепенно стираются в памяти жителей-доброчелов те страшные дни. Выводы были сделаны – нельзя слишком предаваться праздности и безмятежности. Беда может шляться где-то рядом и «выстрелить в спину» в самый неподходящий момент. Надо быть бдительнее и тщательнее, уделить особое внимание профилактике. С этой целью по городку развесили плакаты предупреждающего содержания. Плакаты обнаружили в старом собрании в библиотеке знакомого нам дома культуры. Были там плакатики, что называется «в темку», а были неуместные и, порой, не понятные. Но их все равно решили применить, уж очень суровые и страшные лица глядели с них и строго взывали или вопрошали, например:  

Плакаты развесили по городку на видных местах и не снимали месяц. Власти решили, что это будет хорошим уроком для доброчелов.  

Сейчас плакаты сняли, городок живет радостно и дружно. Три Ярилосвета согревают Землепланету в своих ласковых лучах. Пусть красота планеты и доброта её обитателей спасают это большой МИР!  

А, я, на правах хозяйки книги, объявляю «гаме овер», как сказали бы предки наших теперешних героев.  

Ну, а, я скажу просто: «СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ! »