Мне он не нравится

МНЕ ОН НЕ НРАВИТСЯ  

Нике было 4 года. Она жила у бабушки в Тбилиси. Папа учился в Ленинграде. Мама только уехала к нему, и пока они сами не устроились с жильём, не могли забрать ребёнка.  

Бабушку Ника обожала. Бабуля Маня была добрая, ласковая и такая уютная, что можно было уткнуться ей личиком в передник и сладко заснуть. Ника чувствовала, что её любят и главное – она была защищена от внешнего мира.  

А мир этот был суров. Времена были тяжёлые, послевоенные. Шёл 1947 год.  

Еды было мало, было голодно. Но бабушка находила чем любимицу покормить, хотя в основном это была кукурузная каша, изредка картошка.  

А самое вкусное лакомство было на вечер – чай с самодельными конфетками из сахарина. Ника любила смотреть, как бабушка колет красивые гроздья сахарина маленькими щипчиками. Ей щипчики в руки не давали, чтобы она не порезалась. А как Нике хотелось самой раскромсать этот красивый прозрачный кристалл! Прозрачные гроздья сахарина так и остались каким -то волшебством и врезались в память ей на всю жизнь.  

И ещё у неё была  

печка-буржуйка, в которой весело светились ярким огоньком поленья, и бабушка время от времени подкладывала дровишки, а печка жадно и быстро их съедала. Было уютно сидеть у бабушки на коленях, слушать, как потрескивают дрова в печке. Изредка падают на пол маленькие искорки и тут же исчезают. Успевай только заметить. А бабушка рассказывает, как и положено бабушке, сказки. Сказки эти Ника запомнила на всю жизнь, потом рассказывала своим детям и внукам.  

Они были о добре и зле, и заканчивались словами: " С неба упало 3 яблока: одно мне, другое тебе" А вот кому третье Ника не запомнила. Главное, что ей и бабушке оно досталось, хоть и понарошку.  

Яблоко ведь тоже было редкостью и она спрашивала: " А где они эти яблоки? "  

–Будут – отвечала бабушка.  

А когда яблоко появлялось, это было настоящим праздником. Ника никогда не видела, чтобы бабушка ела яблоки. Бабушка говорила, что своё яблоко уже съела, когда Ника спала. Ника пыталась с бабушкой поделиться, но тщетно.  

Позже, когда Ника поехала к маме с папой в Ленинград настоящим сокровищем был крохотный шоколадный шарик в золотой фольге, который ей мама купила в Елисеевском гастрономе. Послевоенный Ленинград после блокады хорошо снабжался продуктами. Сколько красивых и больших шариков там было в разноцветной фольге!  

Но мама смогла позволить купить только такой маленький. Это было баснословно дорого, ведь он не был полый, как сейчас продают шоколадные фигурки Снегурок, Дедов Морозов, зайчиков. В последнее время и разноцветные шарики шоколадные появились. И их можно вешать на ёлку и не разберёшь, где игрушка, а где шоколадка, но они полые.  

Мамы и папы снова стали вешать на ёлку шоколадные шарики и конфеты. Дети стали тут же лакомиться ими, но вот особой радости у них нет. И мандаринок и шоколадок теперь полно везде. Ведь это всё доступно, лишь бы деньги были.  

А в те послевоенные времена это такой редкостью, что запомнилось навсегда.  

Запомнился и Дед Мороз, на самом деле это была единственная у Ники гуттаперчивая кукла Катя. Её одели в ватную шубку и она была самым лучшим Дедом Морозом.  

Тогда электрических гирлянд не было, ёлку украшали свечами. Однажды одна свеча упала и шубка Деда Мороза загорелась. Кукла получила травму, образовалась на ножке дырка, напоминающая о происшествии. Но Ника всё равно любила свою куклу, ведь она была у неё единственная. Как-то раз Никин дядя подарил ей настоящее сокровище – фарфоровую куклу, у которой была красивая причёска, платье, глазки открывались и закрывались, а главное она говорила"мама". На то время ни у кого такой куклы не было.  

Ника вышла во двор, хотела поделиться своей радостью с подружками. Тут за ней погнались мальчишки, чтобы отобрать куклу. Ника упала и кукла разбилась. Это была настоящая трагедия для девочки. Она горько плакала. Так что Катя осталась её подружкой до самой школы. Других кукол да и игрушек не было. Настоящей находкой считались фантики от конфет, а уж если попадалась фольга на конфетке, то это была большая радость.  

Когда они жили в Тбилиси в один вечер кто-то постучался в дверь.  

Бабушка открыла. На пороге стоял какой-то чужой дядя. Нике он не понравился сразу. Кепка у него была надвинута на самые глаза так, что их не было видно. Воротник пальто приподнят так, чтобы часть лица его была скрыта.  

Он уселся на стул, взял с полки без разрешения семейный альбом и начал Нику расспрашивать о том, кто на фото, как их зовут. Ника отвечала правду до тех пор, пока тот неприятный тип не ткнул своим обуглевшим и, пахнущим дешёвым табаком пальцем, в фотографию красивой, молодой женщины.  

Ника привыкла заглядывать маме в глаза и свои глазки показывать. Мама учила говорить всегда правду и проверяла смотрят глазки прямо или ""шатаются", как говорила мама. Ника смотрела не моргая маме в глаза и говорила: " Видишь мамочка, "не ташаются", я правду говорю.  

В это вечер ей пришлось соврать, уж очень не понравился этот дядя ей.  

"Не знаю" – сказала Ника. Она видела, как бабушка напряглась и вся замерла.  

Ребёнок соврал первый раз. Она своим детским чутьём поняла, что нельзя этому дяде говорит про эту тётю.  

Потом, когда Ника подросла как-то раз разглядывала этот альбом, увидела ту самую фотографию и спросила у бабушки "А где Злата? " И тут бабушка ей рассказала, что Злата умерла в советском лагере для политических заключённых. И вся вина её была в том, что её родители были родом из Чехии, а значит шпионка. В детстве она знала Злату, и помнила её такой весёлой и доброй. Девушка была с золотыми, как солнце, волосами, и имя Злата ей очень подходило. И ещё Ника слышала, как взрослые шепотом рассказывали, что Злату посадили, но куда и как ребёнок не понимал. Но одно было ей понятно: произошло что-то неладное и об этом лучше никому не рассказывать.  

И как же надо было так не понравится четырёхлетнему ребёнку, чтобы он соврал первый раз и интуитивно не выдал семейную тайну агенту НКВД,  

Такие вот были времена!.